Не тот маркиз

Пролог

Англия, 1810

Съежившись под голыми ветвями дуплистого серого вяза, Элоди Пэрриш уставилась на грязь на своей руке. Раньше ей никогда не позволяли пачкаться. Но на этот раз ее тети сами на этом настояли.

— Давай, Элоди, дорогая, — сказала ей тетя Мэйв, и одинокая серебристая слезинка скатилась по ее измученной заботами щеке на черную шерстяную шаль.

— Возьми пригоршню и брось вниз. Никто не поднимет шума, я обещаю.

Тетя Миртл ободряюще кивнула, ее черное креповое платье зашуршало, когда она опустилась на колени, а глаза ее были похожи на васильки в воде.

— Тебе станет легче, если ты поможешь ему в его новом путешествии.

Несмотря на то, что в свои семь лет Элоди была почти взрослой, она не понимала, почему было так важно вернуть папу в землю или почему она должна была принимать в этом участие. Она вообще не хотела, чтобы его хоронили под землей. Он не мог там дышать. Она хотела, чтобы он вернулся в свою постель и лежал на горе подушек. Хотела, чтобы он похлопывал по покрывалу, подзывая ее поближе, и рассказывал истории своим тихим, скрипучим голосом.

Их соседи и несколько жителей деревни, те, кто последовал за процессией черных лошадей, везущей задрапированный бархатом гроб в стеклянной карете, все смотрели на Элоди с ожиданием. Она знала, что они ждали, когда она совершит эту ужасную вещь, чтобы они наконец могли пойти в дом и отведать поминальный ужин, который готовила кухарка. Хотя, как кто-то мог есть в такое время, она никогда не поймет.

Но она сделала так, как ей сказали. Она обещала папе, что будет слушаться своих тетушек, пока его не будет.

Теперь, сколько бы раз она ни вытирала ладонь о вызывающее зуд черное платье, в которое ее облачила горничная, грязь оставалась. В крошечных складочках и расщелинах ее ладони виднелись грязные следы. Они выглядели как реки на одной из папиных карт. И грязь под ее ногтями на вкус напоминала сырую картошку.

Они еще надели кольцо ей на палец. На обратной стороне были выгравированы слова "Любимый отец, ушедший, но не забытый". Сверху было изображение облаков и небесной арки со стеклянным колпаком наверху. Это кольцо напомнило ей соверены, которые они положили на глаза спящему папе. Тетушки сказали, что это для того, чтобы заплатить паромщику за его спокойную переправу.

Но если ему так сильно нужна была помощь, чтобы уйти, тогда почему он просто не мог остаться? И как он мог дышать в этой коробке? В конце концов, иногда он подолгу не дышал. Но он всегда начинал дышать снова, после того как несколько раз кашлял в свой носовой платок в красных пятнах. Откуда они знали, что на этот раз он не сделает то же самое?

Эта мысль преследовала ее, когда она смотрела на холмик блестящей черной земли рядом с могилой своего отца.

Из зияющей дыры дул влажный апрельский ветерок, запах был горьким и солоноватым. Он напоминал ей о раздутых червях, устилавших садовую дорожку после сильного дождя, и о черных птицах, которые налетали, чтобы их сожрать.

Она ненавидела этот запах.

Она попыталась задержать дыхание. Но это было бесполезно. Запах смерти уже был внутри нее, глубоко в легких. Каким-то образом она знала, что он навсегда останется там.

— Что все это значит? У тебя такой вид, будто кто-то умер, — сказал мальчик, прокрадываясь в открытые ворота кладбища ее семьи.

Увидев, что это ее ужасный сосед, она быстро вытерла щеки.

Джордж был ее проклятием. Он вечно дразнил ее из-за того, что она носила платья и не могла лазить по деревьям, не показывая всем свои панталоны. Вечно говорил ей, что она всего лишь девочка.

— Почему ты не внутри с остальными? — спросила она, кивнув в сторону огромного кирпичного дома на холме.

— О, они все снова говорят о старине Бони. И ни о чем-то интересном, вроде подготовки к битве или отправки в полк. Нет, — сказал он с тем же измученным закатыванием глаз, которым часто одаривал ее, — они говорят только о его свадьбе, о брачном союзе, как они это называют, с той австрийской леди и о том, какие последствия это будет иметь для Англии. А это так скучно, что я решил пойти домой пешком.

Он наклонился, прядь прямых каштановых волос упала ему на лоб, когда он поднял с земли камень. Подбросив его несколько раз в воздух, он ловко поймал его. Но и это ему наскучило, и он отступил назад, чтобы запустить камнем через кованую железную ограду.

— Что такое «последствия»? — спросила она, гадая, не по этой ли причине он пришел на кладбище вместо того, чтобы вернуться в свой собственный дом.

— Все знают, что такое последствия, — сказал он с издевательской ухмылкой. — Это то, что происходит, когда ты делаешь что-то плохое, а твой учитель заставляет тебя выписывать предложения. Это означает, что браки тоже плохие. Как и маленькие девочки, которым нравится притворяться, устраивая свадьбы в саду и наряжая своих кукол невестами.

Ей не понравилось, как он хихикал над ней. Вздернув подбородок, она уперла руки в бедра и сказала:

— Свадьбы — это романтично, а не плохо. Ты ничего не понимаешь, потому что ты всего лишь мальчик. Просто мальчик-сирота.

В тот момент, когда его карие глаза встретились с ее, она пожалела, что не может взять свои слова обратно. Она не знала, почему всегда насмехалась над ним в ответ. Это только вдохновляло его говорить самые гадкие вещи. Ему нравилось говорить ей, что глаза у нее желтые, как древесный сок или опавшие листья в грязных лужах, а волосы цвета свежего конского навоза.

Она ждала, что он скажет что-нибудь ужасное.

— Что ж, ты теперь тоже сирота, — сказал он, но в его словах не было злобы. Они были тихими и печальными, от чего у нее защипало в глазах и сжалось горло.

— Это твоя мама вон там, не так ли?

Ее взгляд проследовал за его жестом к надгробию рядом с зияющей могилой ее отца, где имя Элоди Пэрриш было высечено на арке из белого мрамора. Будто у нее было собственное надгробие, хотя она еще была жива.

Ей не нравилось быть сиротой. Она хотела поплакать, но, находясь рядом со своим ужасным соседом, не могла.

Слезы подступили к горлу, впиваясь в плоть, как крапива, когда она глотала, но она упрямо сдерживала их. Выпрямившись, она посчитала себя совсем взрослой… пока прерывистое дыхание не сотрясло ее, заставив влажно шмыгнуть носом.

Она бросила полный ненависти взгляд на Джорджа, провоцируя его посмеяться над ней. Если бы он это сделал, она столкнула бы его в эту яму.

Но вместо того, чтобы поддразнить ее, он удивил ее, подойдя и протянув ей свой носовой платок.

— Держи. Тебе, наверное, следует высморкаться или еще что-нибудь в этом роде.

— Спасибо, — сказала она, вежливо фыркнув, и отвернулась. Затем она вернула ему влажный, перепачканный грязью квадратик накрахмаленного белья.

Он сунул его в карман, затем целую минуту постоял рядом с ней, прежде чем снова заговорить. И было что-то почти успокаивающее в том, что он был рядом. Но она никогда бы ему этого не сказала.

— Итак, почему ты все еще на кладбище? — спросил он. — Ты ждешь, что что-то произойдет?

Она бросила осторожный взгляд в его сторону, задаваясь вопросом, откуда он мог знать такие вещи.

— Почему ты так сказал?

— Не знаю, — сказал он, внезапно обратив внимание на мох под ногами. Он потерся о него носком ботинка, перевернув его, чтобы обнажить похожий на червяков клубок молочно-белых корней под ним.

— Когда мой отец умер, я был уверен, что его нет в гробу. Я имею в виду, какой мужчина отправляется на обычную охоту, чтобы никогда не вернутся? Кроме того, мне не позволили с ним увидеться. И поскольку он всегда был тем, кто выскакивал из-за угла, чтобы напугать и посмеяться, я ждал. Подумал, что ты делаешь то же самое.

Он снова пожал плечами. Но теперь его плечи казались шире, даже очень широкими, изящно вписываясь в швы его сюртука. Она моргнула и уставилась на своего «врага», как будто видела его впервые.

— Я жду, — доверительно прошептала она, — когда папа закашляется. Он часто надолго задерживает дыхание, но всегда начинает дышать снова.

К ее удивлению, Джордж не посмеялся над ней. На самом деле, он казался задумчивым, когда смотрел на могилу.

— Какой у него рекорд?

— Ну, несколько дней назад, должно быть, прошел целый час, прежде чем он сделал вдох. Я тоже все это время задерживала дыхание, так что знаю, о чем говорю.

— Впечатляет.

Он кивнул, обходя ее и направляясь к вязу. Найдя точку опоры, он продолжал говорить, карабкаясь, как обезьяна с каштановыми волосами в костюме.

— Однажды я продержался два часа. Но я должен быть лучше в таких вещах. В конце концов, я теперь маркиз. А твой отец был всего лишь бароном.

Учитывая степень уверенности в его заявлении, она поверила ему. Тети часто говорили с такой же убежденностью, когда говорили ей, что питье теплого молока до последней капли перед сном поможет ей заснуть. Обычно это срабатывало.

За исключением сегодняшнего раннего утра, когда ей приснился ужасный кошмар.

Она представила, как ее отец просыпается, совсем один и не может дышать. В темном, обитом шелком гробу не было воздуха. И никто не мог услышать, как он кричит или колотит кулаками по нижней стороне крышки.

Она резко проснулась, крича и цепляясь за полог кровати. И когда тетушки ворвались в ее комнату в своих халатах и сбившихся набок чепцах с оборками, она умоляла их позволить ей поцеловать отца в последний раз, просто чтобы удостовериться.

Но было слишком поздно. Гробовщик уже заколотил крышку гроба.

Даже сейчас ее пробрала дрожь, когда она вспомнила свой сон, но она изо всех сил старалась этого не показывать.

Из мрачных облаков над головой падал слабый моросящий дождь. Подняв глаза, она прикрыла их рукой и увидела Джорджа, оседлавшего большую серую ветку и ползущего к узкому концу.

— Что ты делаешь? — спросила она, озадаченная его потребностью залезть на дерево в такое время. Мальчики были такими странными созданиями.

— Я заглядываю в яму, чтобы посмотреть, не шатается ли гроб. Чтобы наверняка знать, что он не пытается выбраться. Ты прислушивайся к его кашлю, а я буду наблюдать отсюда.

Элоди почувствовала, как медленно приподнимаются ее губы. До этого момента она и не осознавала, насколько умен ее сосед.

— Будь осторожен, Джордж.

Он сверкнул той дразнящей улыбкой, которую она ненавидела всю свою жизнь… по крайней мере, до сих пор.

— Беспокоишься обо мне, не так ли?

— Нет.

Но они оба улыбались, когда она это говорила, как будто они заключили союз. И Элоди, чувствуя себя теперь очень взрослой, задумалась, какие последствия мог иметь такой союз.

Некоторое время они прислушивались. По крайней мере, несколько часов. Или сколько бы времени ни потребовалось могильщикам, чтобы докурить свои сигары.

Время шло, и единственными звуками, которые она слышала, были поскрипывание ветки над головой и глухой стук ледяного дождя по холодной земле и дереву. Но ни единого кашля.

В нее начали закрадываться сомнения. Она крепко обхватила себя руками, пытаясь защититься от них, но, тем не менее, они овладели ею.

Ее отец не вернется.

— Быть сиротой не так уж плохо, — сказал Джордж сверху, как будто ее мрачные мысли долетели до него.

— У тебя по-прежнему будут слуги, которые будут приносить тебе чай.

— И у меня есть мои тети.

— Но они старые. Ты не можешь рассчитывать на то, что они еще долго будут рядом.

Она мрачно кивнула. Это было правдой. Тете Мэйв было сорок шесть, а тете Миртл — сорок два. Практически мумии.

— И ты всего лишь девочка, — добавил он, как будто это было худшим, чем может быть человек, — так что ты не унаследуешь свой дом, как я унаследовал свой. Тебя, вероятно, отошлют.

Она рассеянно посмотрела на кирпичный дом на холме и подумала о том, что ее могут оторвать от всего и от всех, кого она знала. Быть совсем одной в мире, вообще без кого-либо, было бы все равно, что оказаться запертой в гробу и похороненной под землей.

Поток горячих слез наполнил нижние уголки ее глаз, делая мир размытым и мрачным. Ее дыхание сбилось. Затем рыдание, которое она сдерживала все это время, наконец вырвалось на свободу.

— Ну вот. Я не хотел заставлять тебя плакать, — сказал он, отползая по ветке назад. — Ты не будешь одн — ооооо!

Без предупреждения ветка внезапно треснула. Последовал ужасный хруст. Затем она сломалась.

Все произошло так быстро. Только что Джордж был на дереве, а в следующую секунду он уже падал, осыпаемый щепками, клубок из рук и ног. Он приземлился на землю с такой силой, что она почувствовала дрожь сквозь подошвы своих ботинок.

Элоди бросилась к нему и рухнула на колени. Его тело было напряжено, глаза широко раскрыты от удивления. Под ее рукой его грудь вздымалась и опускалась, но он не дышал. Его рот открылся в крике, но не издавал ни звука.

Это было похоже на ее ночной кошмар.

Склонившись над ним, она убрала волосы с его лба, его кожа была бледной и одутловатой. Она не была уверена, почему прижалась губами к его лбу и щеке, а затем к носу и подбородку, но, казалось, не могла остановиться.

Она говорила отчаянным шепотом.

— Пожалуйста, Джордж, пожалуйста. Сделай вдох. Я не могу потерять и тебя тоже. Это было бы несправедливо, ведь я больше не ненавижу тебя. Поговори со мной. Скажи что-нибудь. Подразни меня. Ну хоть что-нибудь. Просто, пожалуйста…

Внезапно он с шумом втянул в себя воздух, который прозвучал так, словно ножки стула заскрипели по полу. Затем его руки обвились вокруг нее, сжимая в кулаках ее ужасное платье, когда он притянул ее ближе.

Крепко прижавшись к нему, она почувствовала, как содрогнулась его грудь. Услышала, как дыхание со свистом вырывается из его горла.

Элоди прильнула к нему в ответ. Новая волна слез потекла по ее перепачканным щекам. И, по причинам, недоступным ее пониманию, они оба начали смеяться.

Вскоре мрачное кладбище наполнилось сердечным смехом и звонким хихиканьем, которое отражалось от надгробий ее предков. Но она не думала, что они будут возражать в сложившихся обстоятельствах. Она была уверена, что не часто человеку удавалось вырваться из лап Смерти в таком месте.

В конце концов, она села и посмотрела на него сверху вниз, улыбаясь.

— Я спасла тебе жизнь.

— Спасибо, — сказал он с кривой усмешкой, протягивая руку, чтобы смахнуть слезы с ее щек манжетой своего рукава.

— Думаю, теперь мы связаны. Я всегда буду рядом, чтобы докучать тебе. И если кто-то пригрозит отослать тебя… что ж… я просто женюсь на тебе и оставлю тебя при себе. У нас будет брачный союз.

— Что, если я не захочу выходить за тебя замуж? В конце концов, ты ужасно безрассуден, лазаешь по деревьям и все такое.

— О, ты выйдешь за меня замуж, Элли. Просто подожди и увидишь.

Словно для того, чтобы убедиться в этом, Джордж приподнялся на локтях и прижался губами к ее губам.

Поцелуй был коротким, влажным и ошеломляющим. Она едва знала, что с этим делать.

Прежде чем она успела что-либо сообразить, он выскочил через открытые ворота и побежал к дому.

Ошеломленная, она провела кончиками пальцев по нежной коже своих губ. Они все еще были влажными. Осознание этого заставило ее сердце сжаться в груди. Она внезапно поняла, что с Джорджем ей никогда не придется беспокоиться о том, что она сирота и совсем одна. Он был ее соседом, так что он всегда будет рядом с ней. И пока она смотрела, как он исчезает за холмом, она уже начала задаваться вопросом, как долго ей придется ждать, чтобы стать его женой.