Не тот маркиз

Глава 24

“Терпение — величайшее достоинство джентльмена… даже если оно может убить его”

— Примечание к Брачным привычкам местного аристократа

Брэндону стало интересно, будет ли кто-нибудь, кроме Элли, возражать, если он нечаянно убьет Джорджа.

Он чудесно провел день с Элли в роще. Мэг, к счастью, оставила их, как только объявила, что нашла идеальную сливу, а затем присела под деревом, чтобы оценить ее вкус. В это время Брендон помогал Элли. Поскольку она боялась лестниц, ему приходилось время от времени приподнимать ее за талию, чтобы дотянуться до желанного плода, и он украдкой целовал ее, опуская на землю.

Это был превосходный день, пока… он не зашел в конюшню, где Незерсоул, возвращал слегка прихрамывающего арабского скакуна. Этот мужчина-ребенок лишь пожал плечами и предположил, что лошадь наступила на камень. Что в конечном итоге оказалось правдой. Тем не менее, его беззаботная манера вызвала гнев Брэндона.

Затем, во время ужина, Брэндон снова выслушивал бесчисленные рассказы Незерсоула о жизни своей Элли. А потом, в музыкальной комнате, ему пришлось слушать, как Незерсоул поет и развлекает всех, а Элли аккомпанирует ему на пианино. Хуже всего было то, что у них хорошо получалось. Ее пальцы легко и проворно играли на инструменте из слоновой кости, а у него был достаточно богатый баритон, чтобы заслужить место на любой сцене.

Но если Незерсоул положит руку ей на плечо или подмигнет еще раз, тогда…

Что ж, это вернуло Брэндона к его затруднительному положению. Как убить Незерсоула и обставить это как несчастный случай?

— Я уже видела этот взгляд раньше, племянник, — сказала Сильвия, подходя к тому месту, где он стоял у открытого балкона.

Надеясь, что его смертоносные мысли не были очевидны, он попытался изобразить безобидную улыбку.

— И что это за взгляд?

— Совершенно одурманенный, — сказала она, и он вздохнул с облегчением.

Его взгляд, естественно, остановился на очаровательной пианистке в другом конце зала.

— Да, так и есть.

— Я искренне рада за тебя. — Она похлопала его по руке, которая лежала на балюстраде. — Также очевидно, что ты готов начать новую жизнь. И если ты хоть немного похож на своего дядю, то не захочешь ждать ни дня.

Это упоминание вызвало улыбку на его губах.

— Я не знал, что дядя Филипп был таким нетерпеливым.

— О, да. Он был самым настойчивым и упрямым человеком, которого я когда-либо знала, — с нежностью сказала она, ее глаза были мягкими и задумчивыми. — Когда он ухаживал за мной, у него было такое же выражение лица, как у тебя сейчас. Не знаю, рассказывал ли он тебе когда-нибудь нашу историю, но я когда-то была на месте Элли. Когда я встретила Филиппа, я была по уши влюблена в другого человека.

К удивлению своего племянника, она кивнула.

— Этот джентльмен ухаживал за мной с намерением жениться, и я не могла дождаться, когда стану его женой.

Брэндон нахмурился. Это было совсем не похоже на ту историю, которую рассказывал его дядя, на ту, от которой он и его двоюродный брат закатывали глаза всякий раз, когда слышали ее.

— Но однажды Филипп по ошибке постучал в мою дверь, — продолжила она. — На самом деле он наносил визит моей соседке, прекрасной мисс Трентам, которая была как сирена для светских мужчин. На самом деле, он был даже не первым, кто перепутал мой адрес с ее. И все же, стоило мне только взглянуть на него, и я сразу поняла…

— Что он был тем, за кого ты выйдешь замуж, — перебил Брендон с упрямой уверенностью и облегчением, пока его тетя не покачала головой.

— …что я хочу избегать его любой ценой, — откровенно призналась она. — В нем было что-то слишком притягательное, слишком сильное. Это пугало меня. И, более того, это заставило меня усомниться в своих чувствах к другому мужчине. Твой дядя, каким бы упрямым он ни был, уже принял решение о нашем браке, несмотря на то, что я говорила ему обратное. Поэтому он решил, что меня нужно подтолкнуть. Он все давил и давил, и чем сильнее он давил, тем больше мне хотелось отдать свое сердце и душу другому джентльмену. То, что я чувствовала к тому мужчине, меня совсем не пугало. Это было просто и непорочно, и у нас могла бы быть прекрасная совместная жизнь.

Брэндон снова нахмурился, чувствуя горечь предательства со стороны своего дяди.

— Мне казалось, ты всегда говорила, что сожалеешь о том, что не вышла замуж за дядю Филиппа сразу же.

— Это правда. Я действительно сожалею об этом. Но я бы никогда не стала ждать, если бы Филлип дал мне хотя бы минутку передохнуть и осознать, как сильно я любила его с самого начала.

Эта новость не улучшила настроения Брэндона. Если он правильно помнил, в начале их знакомства с Элли она называла его повелителем гусынь. Не совсем благоприятное начало.

— Но что, если бы дядя Филипп дал тебе свободу действий, как ты просила? Возможно, ты не поверила бы, что он был искренним и решительным. Возможно, ты решила бы выйти замуж не за того человека.

Она покачала головой. Серебристая прядь выбилась из тугого завитка у нее на затылке и скользнула по щеке. Она рассеянно откинула ее назад, ее взгляд упал на золотое кольцо, которое она все еще носила на пальце.

— На это не было ни малейшего шанса. Между мной и тем другим мужчиной не было страсти. Я не краснела, когда смотрела ему в глаза. Но когда я смотрела на Филиппа, — она сделала глубокий вдох и выдох со слабой улыбкой на губах, — я могла видеть полуночные звезды и рассветы, которых хватило бы на всю мою жизнь. — Затем она посмотрела на Брэндона. — Я хочу этого для тебя.

— Но что, если, — он заколебался, бросив взгляд в другой конец музыкальной комнаты и увидев, что Элли улыбается Незерсоулу, когда они достигли кульминации, — она выберет не меня?

Подняв руку, Сильвия нежно погладила его по щеке.

— Тогда ты заслуживаешь того, кто это сделает. Вот так просто. И вот так сложно.

Когда она вышла из комнаты, он посмотрел ей вслед и задумчиво уставился на пустой дверной проем, обдумывая свои дальнейшие действия. Каждая частичка его души жаждала поднять Элли со скамеечки у рояля, крепко поцеловать и не оставить ни у нее, ни у кого-либо другого сомнений в том, что они подходят друг другу.

Но это был не ответ. То, что он был уверен, не означало, что она была уверена. И последнее, чего он хотел, — это толкнуть свою пугливую Элли в объятия Незерсоула.

Если он чему-то и научился из своего опыта общения с Фиби, так это тому, что он хотел быть первым выбором своей жены. Ее единственным выбором. И если это означало, что он должен был предоставить Элли право решать, то он так и поступит, даже если это убьет его.

Поэтому в конце вечера он не спросил о ее планах на завтра и не сказал о своей надежде снова встретить с ней восход солнца. Он просто пожелал ей спокойной ночи так же, как ее тетушкам, своей сестре и… Джорджу.

Рано утром следующего дня Брэндон без каких-либо ожиданий пошел на лоджию.

С лампой в руке он вошел в длинную галерею. Затем он улыбнулся, увидев силуэт, обрамленный бледно-лиловым светом угасающей ночи и пламенем единственной свечи.

— Доброе утро, Элли.

По тому, как она прижала подбородок к груди, он понял, что она покраснела.

— Доброе утро, Брэндон.

Ему так сильно хотелось заключить ее в объятия, что сопротивляться этому желанию было все равно что пытаться остановить валун, летящий с горы. Каким-то образом ему это удалось, но он обнаружил, что находится на грани искушения. Она находилась достаточно близко, чтобы подол ее платья касался носков его ботинок. Достаточно близко, чтобы ее сладкий аромат наполнял каждый вдох. И достаточно близко, чтобы увидеть, как ее взгляд скользнул к открытому вороту его рубашки.

— Мы будем вместе любоваться восходом солнца? — спросил он, решив скрестить руки на груди, чтобы случайно не потянуться к ней, не схватить и не поцеловать тысячу раз. И он заметил, что она начала теребить конец пояса, завязанного у нее на талии, как будто тоже боролась с каким-то внутренним искушением.

— Я подумала, что мы могли бы. Однако, — сказала она, поколебавшись, и он заподозрил, что знает, что она собирается сказать, — я также хотела поговорить с тобой о вчерашнем.

— И это связано с каретой или рощей?

— Вообще-то, и тем, и другим. Ее взгляд снова опустился к его груди, и она начала водить ногтем по краю. — Тебе не следовало называть меня “милая" в присутствии своей сестры. И тебе не следовало целовать меня при свете дня, когда кто угодно мог случайно наткнуться на нас под тем деревом.

— Не забудь о другом дереве.

— Я вряд ли смогу забыть то дерево…

— Я тоже не смогу, — пробормотал он, наклоняясь ближе. Но затем, вспомнив, что сказала его тетя, он остановился, приказав себе быть сильным.

— Тем не менее, я хочу, чтобы ты знала, что я прочитал себе строгую лекцию за свое поведение.

— Правда? — спросила она с легкой усмешкой.

Он с ученым видом кивнул, поджав губы.

— Тогда, конечно, я сам себе возразил, сказав, что не сожалею ни о каком из своих поступков и что, если бы мне дали шанс пережить те украденные моменты в роще еще раз, то я бы ничего не изменил.

— Понятно, — сказала она и сглотнула. — Ну, у меня был похожий разговор с самой собой, но я и близко не была такой решительной.

— Стесняешься, да?

Она кивнула.

— Само собой разумеется, так как она всегда представляла, как проведет свою жизнь с мужчиной, которого не было с ней ни в роще, ни в… хм… гостинице.

— А теперь? — спросил Брэндон, его взгляд скользнул к пульсирующей жилке у нее на шее, где всего день назад были его губы. Черт, но он хотел снова прижаться к ней губами.

— Она раздираема сомнениями и сбита с толку своими растущими чувствами к кому-то новому и всепоглощающей страстью, которую она никогда раньше не испытывала.

— Он находит большое обещание в словах «раздираемая сомнениями и сбитая с толку».

— А не стоит, — сказала Элли, смущенно сверкнув глазами. — И ты снова самодовольно ухмыляешься.

— Тебе станет легче, если я скажу, что у него благородные намерения?

— Нет. Это только усугубит путаницу. Именно по этой причине, я думаю, мы не должны допустить, чтобы то, что произошло в гостинице, на Сазерфилд-Террас и в садах Зоологического общества повторилось.

— Это позор, что нам нельзя вместе бывать в саду. Ведь здесь, в Кроссмурском аббатстве, мы окружены ими со всех сторон.

— Это совсем не смешно.

Брэндону было не до смеха. Он просто был в приподнятом настроении.

— Что бы тебя успокоило?

— Ну, для начала, больше не называй меня милой и не упоминай о неизбежности.

Он кивнул, но в глубине души уже планировал сказать ей "Я же тебе говорил" на их десятую годовщину.

— В конце концов, мы должны думать о Мэг, — строго сказала она. — Предполагается, что я ее подруга. За все время, что она провела в Лондоне, у нее не было ни одного человека, который не пытался бы привлечь твое внимание. Я не могу предать ее доверие. Но я все еще…

— Растеряна?

— Ммммм, — пробормотала она, кивнув и продолжая теребить край своего пояса. — В Лондоне мне было легче убедить себя, что мое влечение к тебе было не более чем следствием нашей крепнущей дружбы. Но это уже не так. Что-то изменилось внутри меня, и я испытываю противоречивые побуждения: мне либо хочется убежать от тебя как можно дальше, либо просто… упасть в твои объятия.

Он не решался что-либо сказать, опасаясь направить ее в неверном направлении. Когда она замолчала и повернула лицо к восходящему солнцу, он сделал то же самое.