Неистовый Роланд. Песни XXVI–XLVI

1 Благородные дамы,

Благосклонные слушательницы моих песен,

Я угадываю по вашим взорам,

Что Руджьерова быстрая разлука

С верной милой

Вам досадна не меньше, чем ей самой,

И уже я слышу, как вы твердите,

Что куда как слаба его любовь.

2 Но помедлите: ежели бы он[254]

Ее бросил ради чего другого,

Хоть бы ради того, чтобы стяжать

Больше золота, чем у Креза и Красса, —

Я бы тоже рассудил, что любовь

Не насквозь пронизала его сердце,

Потому что отрада быть с любезною

Несравненна ни с золотом, ни с серебром.

3 Но он едет, чтобы спасти свою честь —

А сие и достойно и похвально:

Да, спасти свою честь, потому что

Все иное почлось бы ему в позор,

И сама его красавица,

Ежели бы вздумала его сдержать,

Этим лишь оказала бы нехватку

То ли доброй любви, то ли здравого ума.

4 Если любящая в любящем

Любит жизнь его больше, чем свою

(Таковы не все ли,

В чьих сердцах глубока стрела любви?),

То должна ей быть дороже всех радостей

Его честь,

Ибо честь дороже жизни, а жизнь

И подавно дороже наслаждения.

5 Руджьер

Блюл свой долг, отправляясь к повелителю:

Ему встало бы в стыд его покинуть,

Не имея на то добрых причин.

Пусть Альмонт погубил его отца —

Аграмант в той погибели не повинен,

А вину старейших своих

Он изгладил многими благодетельствами.

6 Блюл Руджьер свой долг,

Отправляясь к своему повелителю,

И блюла подруга свой долг,

Не препятствуя ему праздными просьбами.

Не теперь, так впредь

Удоволит он общую их любовь;

Но лишившись чести в недолгий миг,

Не воротишь ни во сто лет, ни в двести.

7 Оттого и поворотил Руджьер

В город Арль, к Аграмантовым дружинам,

А Марфиза и Брадаманта,

Став в родстве и в свойстве и в великом дружестве,

Вместе скачут туда, где Карл Великий

На великий подвиг собрал полки,

Уповая осадою или битвою,

Но невзгодам Франции положить конец.

8 Брадаманта в Карловом стане

Всем на радость ведома и славна,

Ей от всех привет и почет,

А она кивает то тем, то этим.

Как заслышал о ней Ринальд —

Выбегает навстречу, а за ним

И Рикард, и Рикардет, и все родичи,

И ликуют, привечая сестру.

9 А когда проведалось, что при ней —

Та Марфиза, великая в оружии,

За которой столько громких побед

От Катая и до крайней Испании,

То ни мал, ни велик не усидел

По шатрам: сбегаются толпищами

И теснятся, и толкаются, и калечатся,

Чтоб взглянуть на обеих в их красе.

10 Предстают они державному Карлу,

И впервые видано (гласит Турпин),

Как Марфиза склонила свои колени,

Ибо усмотрела, что лишь сему

Государю довлела такая почесть

Между всех и царей и королей,

Крещеных ли, некрещеных ли,

Знаменитых доблестью иль казной.

11 Карл

Привечает ее, вводит под сень

И сажает о себе одесную

Выше всех царей, князей и баронов.

Отпускаются, кто сам не ушел,

Остаются немногие, но первейшие

Вельможи и паладины,

А меньшой народ разошелся кто куда.

12 Начинает Марфиза лестную речь:[255]

«Августейший всепобеднейший кесарь,

Ты, возвысивший животворный крест

Пред всем миром от индийских морей

До Тиринфских столпов и от седой

Скифии до палимой Эфиопии,

Справедливейший, мудрейший, — твоя

Привела меня сюда слава от края света

13 А сказать по истине,

Привела меня ревность восстать войной,

Чтобы не было такого властителя,

Для которого мой закон не закон.

Оттого-то я омыла поля

Христианской кровию, оттого-то

Много я готовила грозных бед,

Но нашелся и на меня примиритель.

14 Замышляя новые тебе пагубы,

Я уведала (а как — долог сказ),

Что отец мой — славный Руджьер из Ризы,

Умерщвленный злобой родного брата;

Мать моя пронесла меня в утробе

Сквозь моря и родила в черный час,

И семь лет мейя вскармливал вещий волхв,

А потом умкнули меня арабы.

15 Меня продали персидскому королю,

И того короля я зарезала,

Когда он польстился на мою честь,

С королем перебила королевский двор,

Выкоренила мерзкий род,

И взяла его трон и всю подвластность,

И в осьмнадцать моих лет и два месяца

Покорила семь окрестных держав.

16 И тогда, ревнуя о твоей славе,

Возымела я в сердце моем

Перевысить высокое твое имя

И бог весть, преуспела бы или нет;

Но уже я уняла мою страсть,

Удержала крылья моей неистовости,

Ибо здесь, в твоей земле, мне открылось,

Что меж мною и тобою — родство.

17 Мой отец — твой родич и твой служитель,

Твой родич, твой служитель — и я;

А что было во мне на тебя ревности

И вражды, о том помнить не хочу

И отныне обращаю ту ненависть

На царя Аграманта и на всех,

Кто родня его дяде и отцу,

Погубителям моих отца и матери».

18 И сказала, что хочет принять крещение,

А когда сокрушится Аграмант,

То она в угодность Карлу воротится

Покрестить левантийский свой народ,

А потом пойдет войной на весь мир,

Магомета чтящий и Тривиганта,

И сулила всякий добытый край

В дань империи и Христовой вере.

19 Государь,

Столь же красноречен, сколь мудр и доблестен,

Препрославив достойнейшую даму

И ее родителя и весь род,

Ей держал ответ, учтивый и вежественный,

Изъявляя ликом высокий дух,

И закончив речь,

Приял родственную в место дочернее.

20 Он как дочь[256]

Обымает ее, лобзает в лоб,

И, ликуя, несут ей свою любовь

И Монгранские родичи, и Клермонтские,

А того уж и не сказать, каков

Ей почет от Ринальда, который помнит,

Сколь великие ею явлены подвиги,

Когда длился бой вкруг Альбракских стен.

21 И того уж и не сказать,[257]

Как ей радостны и юный Гвидон

И Грифон, Аквилант, Сансонет,

Вместе с нею бившись в жестоком городе,

И Малагис, Рикардет, Вивиан,

Знавши в ней столь достойную соратницу

В побиении испанских врагов

И злодеев покупщиков от Майнца.

22 Распоряжено,

И сам Карл о том принял попечение,

Чтобы в пышный разубралась убор

Та крещальня, где креститься Марфизе;

А наутро пришли из окрестных мест

Князья церкви и святые отцы,

Первознатцы закона и благодати,

Наставляя Марфизу в Христовой вере.

23 И взошел в святительских ризах

И крестил ее архипастырь Турпин,

И сам Карл, как должно, новокрещеную

Восприял из животворной купели.

Но уже пора

Выручать пустую от смысла голову

Тем сосудцем, который из лунной сферы

Мчит Астольф в колеснице Илии.

24 Сходит герцог с сияющего круга[258]

На земную возвышеннейшую высь

С тем сосудцем, чем счастливый удел —

Исцелить знаменитого воителя.

А благовестительный Иоанн

Указует ему дивную травку,

Дабы он, воротясь к царю нубийскому,

Ею тронул и исцелил его очи;

25 Дабы тот за это благо и прежнее

Дал ему народ, и Астольф,

Вразумив неученых в строй и бой,

С тем народом грянул бы на Бизерту,

Без ущерба минув дальнюю степь,

Где песок слепит человечьи взоры:

Все, что надобно к сему, слово за слово

Изъясняет ему святейший старец;

26 А потом сажает на летуна,

Что летал под Руджьером и под Атлантом,

И с напутствием от святого апостола

Покидает рыцаь блаженный край.

Он летит вдоль Нила,

Перед ним распростирается Нубия,

Он снижается над столичным городом

И вступает в дворец, где ждет Сенап.

27 Безмерно о его возврате

Ликование царское и радость,

Ибо помнил Сенап о гнусных гарпиях,

От которых избавил его герой.

Но когда скрывавшую день

Снял с очей его отолстелую влагу

И вернул ему Астольф белый свет, —

Пал Сенап и взочтил его как Бога.

28 Он не только вверяет ему народ,

Чтобы грянуть войною на Бизерту,

Но еще сто тысяч

Снаряжает и хочет выйти сам.

Не вмещает поле столького люда, —

А все пеши,

Ибо нет в той стороне лошадей,

Хоть слонов и верблюдов многое множество.

29 В ночь[259]

Накануне ратного выхождения

Паладин взмостился на гиппогрифа

И на юг

До той самой полуденной горы,

Из которой дует Австр к двум Медведицам,

И сыскал пещеру об узком устье,

Из которой излетает он поутру.

30 А по слову апостольского наставника[260]

Он, имея при седле полый мех,

Ловко и притаясь

Приложил его к черной горной

Скважине, где спал утомленный Нот, —

И наутро, ринувшись к выходу,

Тот попал в невемую западню,

Схвачен, скручен и похищен для будущности.

31 Веселясь паладин такой добычею,

Воротился к Нилу и по заре

С черным полчищем выступает в степь,

А вослед бредут верблюды с припасами.

Без урона

Славный вождь довел поход до Атлантских гор,

Даже средь сыпучих песков

Не страшась заметающего ветра.

32 А достигши перевальной горы,

Где открылись взору поля и море,

Выставляет он самых лучших

И послушнейших из своих людей

У подножья круч,

Где смыкаются холмы и равнина,

А сам

Всходит в высь, словно движим великим помыслом.

33 Преклонив колени,[261]

Он взмолился к небесному наставителю,

И познав, что внялась его мольба,

Градом ринул камни с горного склона,

Сколь велик, кто крепко верует в Господа!

Сии камни сверх сущего естества

Вырастали, катясь, и обнаруживали

Брюхо, ноги, шею, морду и зад,

34 И неслись в долину со звонким ржаньем,

Взбрыкивая копытами

И являлись взору конями —

Этот гнед, тот караков, тот саврас;

А бойцы у подножья их брали в дело

И за малый час выездили всех,

Ибо так уж они и родились —

Под седлом и в сбруе.

35 Восемьдесят тысяч и сто и два[262]

Пешеборца в один день стали конниками,

И пошел с ними Астольф по всей Африке,

Сея огнь, грабя скарб, сгоняя люд.

А над Африкой в Аграмантово место

О ту пору бдели король Бранзард,

Король Ферзы и король Альгазера,

И они-то прияли его напор.

36 Снаряжается спешная ладья,

Как стрела, на веслах и с полным парусом,

И несет к Аграманту весть,

Что земля его страждет от злых нубийцев.

Без отдышки правя день и ночь,

Приспевают гонцы к арльскому берегу

И находят государя в большом стеснении,

А до Карлова стана рукой подать.

37 Всчувствовал король Аграмант,

На какую беду оставил отчину,

Посягнувши на Пипиново царство,

И скликает вождей на свой совет.

Бросив взоры единожды и дважды

На царя Марсилия и царя Собрина,

Самых старых и самых мудрых

Меж представших, начинает он так:

38 «Знаю, что негоже вождю[263]

Говорить: об этом-де я не думал, —

Все же я измолвлю сии слова,

Ибо приключаются в мире бедствия,

Не предведомые смертным умам,

А за то и вина в вину не вменится.

Так и я был неправ, оставив Африку

Безоружную пред нубийским мечом;

39 Но никто, коли не единый бог,

Пред которым открыто все грядущее,

Не предвидел бы, что толиким воинством.

Угрозит столь дальний народ,

Между коим и нами легли сыпучие,

Вечным ветром веемые пески.

Но сбылось: они идут на Бизерту,

И в раззоре отеческая земля.

40 Посему и прошу я от вас совета:

Удалиться ли, ничего не свершив;

Или же, начав, продолжать,

Пока станет гордый Карл нашим пленником;

Или есть какое иное средство

Спасти наш и низвергнуть вражий трон?

Кто что мыслит, тот то и молви,

Дабы знать, что предпринять нам и как».

41 Так сказавши, обратил Аграмант

Одесную взор к владыке испанскому

В знак того, что на сказанные слова

Ждет его ответа и суждения.

И Марсилий, встав,

Преклонил чело и колено,

А потом, воссев, где сидел,

Повел речь свою такими словами:

42 «Государь! и благо и худо

Разрастается в толках человеческих;

Посему ни добрая весть,

Ни дурная не станет мне в досаду

И не изотважит превыше меры:

Мне равны надежда и страх,

Ибо знаю: что в молве и велико,

То на деле и меньше и не так.

43 А чем менее оно имоверно,[264]

Тем и менее мне о том заботы.

Имоверно ли,

Что с таким неисчислимым ополчением

На воительную нашу страну

Занес меч владыка далекой Нубии,

Одолев те пески, в которых некогда

Царь Камбис погубил персидский люд?

44 Больше я поверил бы,

Что арабы сошли из горных мест

На грабеж, на угон и на избиение

Там, где не окажется им отпор,

А поставленный тобою Бранзард

В государево твое место над Африкою

Тебе пишет их десятки за тысячи,

Чтобы мнилось, что он-де не виноват.

45 Я поверил бы и в такое чудо,

Что нубийцы-де прямо свалились с неба,

Или что примчались на облаке,

Ибо по пути их никто не видел.

И от них-то боишься ты беды,

Если не придешь со своей подмогою?

Худо же ты мыслишь о тех своих,

Будто им в угрозу такой народец!

46 Ты отправь туда несколько кораблей,

Чтобы лишь явить им свои знамена,

И клянусь: не успеют они отплыть,

Как уже разбегутся во-свояси

Те нубийцы, те робкие арабы,

Чей бранный пыл

Воспалился только тем, что ты здесь,

А меж ними и тобою — большое море.

47 А твое ныне дело — месть,

Пока нет при Карле его племянника,

Ибо без Роланда

Нам не грозен в его войске никто.

Если небреженьем или неведеньем

Ты упустишь столь славную победу,

То Судьба отвратит свое лицо

И настанет нам урон и бесславие».

48 Таковою и подобною речью[265]

Увещал в совете испанский вождь

Не покинуть сарацинскою силою

Этих мест, покуда не изгнан Карл.

Но король Собрин,

Проницая Марсилиевы помыслы

О своем, а не общем государском

Благе, взмолвил и ответствовал так:

49 «Отвращавши тебя даве от сей войны,

Я и рад бы случиться лжепророком,

Но коли явилось, что был я прав,

То и слушать бы тебе верйого Собрина,

Чем лихого твоего Родомонта

И Альзирда, и Марбалуста, и Мартасина,

Каковые жаль, что не здесь,

А тем жальче, что не здесь Родомонт.

50 Я хотел бы взглянуть ему в глаза,

Похвалявшемуся франкскую силу

Сокрушить, словно хрупкое стекло,

И пройти войной по аду и раю;

А теперь, когда в нем нужда,

Он в постыдной праздности чешет брюхо,

Между тем, как я, ославленный трусом

За мои предречения, — здесь, с тобой;

51 И пребуду я с тобой до конца

Этой жизни, и под бременем лет

Не премину я за тебя отважиться

На славнейших из французских бойцов.

Никому

Не солгать, что дела мои недостойны:

И не более меня, и не столько

Совершили иные хвастуны.

52 Говорю сие, чтобы ведалось:

Что сказал я тогда и что скажу,

Не по робости скажется и низости,

А по верной службе и прямой любви.

Увещаю тебя; воротись

В отчий дом, чем быстрее, тем способнее,

Ибо мало в том здравого ума,

Кто польстится от своего на чужое.

53 Ты искал чужого, и вот —

Тридцать двое нас было, царей-споспешников,

А теперь, коли подсчитать,

Едва треть, а остальные в могилах.

И дай бог, чтобы не пало и более,

Ибо ежели продлишь ты войну —

Не останется нас ни четверти, ни полчетверти,

И в конец изгибнет твой бедный люд.

54 Счастлив ты, что граф Роланд не при Карле:

Будь он здесь, нас не стало бы ни единого;

Но коли промедлится наша участь,

То и это не спасет от беды.

Вот Ринальд,

Доказавшийся не слабее Роланда,

Вот его родня, и вот все

Паладины, вечный страх нам, язычникам;

55 А меж ними, как некий юный Марс[266]

(Хоть и стыдно мне славить наших недругов) —

Храбрый Брандимарт,

В каждом деле досторавный Роланду:

Испытал его я сам, и видел,

Как его испытывали другие.

Уж не первый день, как Роланда нет, —

А не больше ль мы в убыли, чем в прибыли?

56 Если столько убыли позади,

То страшусь, что впереди еще более!

Умер Мандрикард,

Царь Градасс отказал в своей подмоге,

В крайний час покинула нас Марфиза,

А равно и алджирский царь —

А ведь будь он так верен, как отважен,

То не надобны бы ни Мандрикард, ни Градасс.

57 Стольких мы лишились бесценных помощей,[267]

Столько тысяч полегло мертвецов;

Кто должны подойти, те подошли,

Ни ладьи уже не ждется с подмогою.

А у Карла четверо новых,

Каждый славен, как Ринальд и Роланд,

И за дело: от басков и до бактров

Не найти таких других четверых.

58 Ведомы ли тебе

Сансонет, Лесной Гвидон и два сына

Оливьеровы? они больше и грозней,

Всякого рыцаря ли, князя ли,

Какой встал бы против нас и за кесаря

От германских и от иных земель.

А за ними впрямь встают иные новые

В силу Карлу и на нашу беду.

59 Каждый раз, как ты выступишь на бой,

Тебе станет хуже иль вовсе худо.

Наша Африка и наша Испания

Были биты, числясь десять к пяти;

Что же будет, если на нас

Встанут к Франции Италия, Германия, англы, скотты,

И мы счислимся десять к двадцати?

Лишь и быть урону и быть позору!

60 Ты, упорствуя,

Здесь теряешь народ, а там престол;

А переменившись, спасешь

И оставшихся нас, и всю державу.

Знаю, честь не велит бросать Марсилия,

И неблагодарность — тягчайший грех,

Но и здесь не без средства: замирись

С Карлом, и порадуйтесь оба!

61 Ежели тебе,

Неотмщенному, в стыд просить о мире,

И не хочешь ты отложить меча

Оттого, что досель о. н не победен,

То подумай же, как взять верх:

Верх — твой,

Если вверишь свое дело единому,

И единый этот будет — Руджьер.

62 Ведомо и мне и тебе,

Что Руджьер не слабее мечом к мечу

Ни Роланда, ни Ринальда,

Ни любого христианского рыцаря.

Но в повальной схватке,

Будь он мощен сверх смертного естества,

Будет он один,

А пред ним целый сонм равномогучих.

63 Согласись, и пошли послов

К христианскому королю о скончании

Брани, чтобы дольше не лить

Ему нашей, тебе не нашей крови,

И чтобы на твоего он бойца

Выслал своего из отважнейших,

И они бы рубились до исхода,

И один бы одолел, другой пал.

64 И которого короля поединщик

Будет бит, тот платит другому дань.

На такое, чаятельно, и Карл

Согласится взаимное условие.

А я верую в Руджьерову длань,

И что быть ему победителем;

И как правда на нашей стороне,

То он сладит с самим господом Марсом».

65 Таковыми словами и сильнейшими

Вразумил Собрин сделать по его;

В сей же день назначены толмачи

И послами посланы в ставку Карлову.

Карл, имея столько отменных витязей,

Полагает победе быть за ним,

И вверяет свое дело Ринальду,

По Роланде первому между всех.

66 Равною рады радостью

И Христовы и языческие полки,

Ибо всем в надсаду и всем в докуку

Измождать войною тело и дух.

Всякому охота остаток дней

В вожделенном провесть отдохновении,

Всякий осыпает проклятиями

Пыл и буйство бранных ссор и свар.

67 Ринальд,

Себя видя в государевом мнении

Предпочтенным пред столькими иными,

Веселится о достославном подвиге;

А Руджьера вменяет ни во что,

Полагая, что тому не отбиться,

И не веря, что тот ему в версту,

Хоть Руджьер и одолел Мандрикарда.

68 А Руджьер,

Хоть и честь ему государева воля

Быть избранником меж стольких бойцов

К совершению великого дела, —

Скорбен и уныл;

Но не страх сокрушает его душу,

Не боится он ни Ринальда,

Ни Ринальда и Роланда вдвоем, —

69 Он томится о Ринальдовой сестре,

О своей подруге нежной и верной,

В каждом слове, которое она ему пишет,

Изливающей обиду и упрек.

Если старым обидам вслед

Он отважится умертвить ее брата, —

Верно, сменится любовь ее в ненависть,

И такую, что ничем не унять.

70 Молча

Руджьер страждет о нежеланном бое,

Но его красавица, чуть о том заслышав,

Ударяется в стон и плач,

Бьет в грудь, рвет кудри,

Орошает и терзает ланиты

И корит и клянет неблагодарного

Друга и жестокую свою судьбу.

71 Кто ни одолеет из двух —

Ей страдать и за того и за этого:

Ежели погибнет Руджьер —

Но о том ни слова: так сердце рвется.

Если же за многие за грехи

Господь Бог возжелал крушенья Франции,

То не только братняя смерть —

Ждет ее иное, злейшее горе:

72 Стало быть, ей не смочь

От хулы, вражды и гнева сородичей

Объявить всесветно,

Кто душе ее названный супруг, —

Как она о том помышляла

Днем и ночью сто и тысячу раз,

Ибо между ними такие клятвы,

Что уже не отступишь и не покаешься.

73 Но дошел ее плач и стон до той

Утешительницы,

Неизменно помощной во всех превратностях,

Какова была вещая Мелисса;

И явилась она, и посулила,

Что когда настанет урочный час,

Она снидет и порушит весь чин

Того боя, о котором те слезы.

74 Между тем Ринальд и Руджьер

Изготавливали к битве оружие,

А в каком быть оружии, объявил

Поединщик от римского престола;

Но как был он пеш

С самых пор, как лишился коня Баярда,

То и выбрал он пеший бой,

Бронь, кольчугу, секиры и кинжалы.

75 По случайности ли,

Потому ли, что умный Малагис

Знал, каков удар Бализарды,

От которого ничто не убережет, —

Но положено было, что воители

(Как сказал я) сходятся без мечей;

А сходиться им было в широком поле

В виду арльских старинных стен.

76 И едва пробужденная Аврора

Взошла в небо с Тифонова одра

И означила день и час,

Предуказанный славному поединку, —

Как выходят в поле от двух сторон

Изготовщики, и справа и слева

Воздвигают в ограде по шатру,

А при каждом шатре священный жертвенник.

77 А потом,

Полк к полку, выступают сарацины,

А меж ними, с всеварварскою пышностью,

На гнедом коне, грива черная,

Белый лоб и белые ноги, —

В ярких латах африканский король.

Рядом с ним — Руджьер,

Сам Марсилий при нем оруженосцем:

78 Он несет тот шлем,

В битве сорванный с короля Татарии,

Петый в песнях, тысячу лет назад

Украшавший троянского Гектора;

А другие бароны и князья

Несли каждый другое из оружий,

Все в цветных каменьях и в чистом золоте.

79 А с другой от них стороны

Грядет Карл со своим великим воинством,

Строенным и сряженным, как на битву,

А при Карле — его равновельможные,

И Ринальд, на котором весь доспех,

Кроме шлема, а шлем его — Мамбринов,

И несет его датчанин Оджьер.

80 А секиру несет баварский Наим,

А другую — Соломон, царь бретонский.

Стал вкруг поля по сю сторону Карл,

По ту сторону — Испания и Африка.

Между ними ни единой души,

Лишь пустое и пространное поле,

И объявлено: кто в него шагнет,

Тому смерть — это место двум воителям.

81 Совершает второй выбор оружия

Поединщик от сарацинских сил;

А потом

Вышли два священника, каждый с книгою,

В одной писано совершенное житие

Господа Христа, а другая книга —

Алкоран. Наш священник предстает

Перед Карлом, второй — перед Аграмантом.

82 Подступает Карл к алтарю,[268]

Простирает к небесам свои длани

И гласит: «О Господи Всеблагий,

Смерть приявший за спасение наше,

О Владычица, к которой Господь

Снизошел облечься смертною плотию,

И в чьем чреве пребывал девять лун,

Не нарушив цветения святой девственности, —

83 Будьте мне свидетелями,

Что и за себя и за весь свой род

Я клянусь платить царю Аграманту

И кто будет царствовать ему вслед,

Каждый год по двадцать бременей золота, —

Если ныне мой боец будет бит;

И клянусь блюсти между нами мир

Во веки веков.

84 Если же я преступлю сию клятву —

Да сразит меня сугубый ваш гнев,

Да падет он на меня и мой род

И ни на кого иного меж присными,

Дабы стало сие людям уроком,

Каково попрать священный обет».

И гласил государь сии слова

С взором ввысь и дланию на Евангелии.

85 А потом встают

К пышному алтарю своему язычники,

И поклялся Аграмант увести

Свое воинство за дальнее море

И платить такую же Карлу дань, —

Если ныне случится пасть Руджьеру, —

И блюсти меж ними такой же мир,

О каком обетование Карла.

86 И над книгою,

Что в руках у его первосвященника,

Он призвал в свидетели Магомета,

Что как сказано, так он и свершит.

А потом большими шагами

Разошлись владыки каждый к своим,

И выходят с клятвами поединщики,

А клятвы их таковы:

87 Руджьер молвит: ежели его царь

Вдруг порушит чин поединка, —

Больше он царю не рыцарь и не барон,

А уходит во служение Карлово.

И Ринальд гласит: если Карл

Замутит такое бесчиние

Раньше, чем боец победит бойца, —

Он уходит в Аграмантовы рыцари.

88 По свершении такового обряда

Разошлись единоборцы каждый к своим,

И по малом времени

Трубы грянули к Марсовой игре.

Устремились храбрые друг на друга,

Меря поступь уменьем и умом;

Соступились, и, загремел их булат,

И пошел сверкать поверху и понизу.

89 То обухом, а то лезвием

Метят в голову, метят в подколенья

Так проворно, сноровисто и хитро,

Что скажи я все, как есть, — не поверят.

Но Руджьер,

Нападая на брата своей владычицы,

Так разит осторожно и оглядчиво,

Что не видно в нем прежнего удальца.

90 Отбивается, а не бьет,

И не знает сам, чего хочет:

Неохота ему губить Ринальда,

Неохота и отдать свою жизнь.

Но уже договорил я до места,

Где пристало бы перервать мой рассказ;

А что дальше — о том другая песня,

Если вам в угоду другая песня.