Глава 4 Уютные будни

Несколько быстрых недель, последовавших за памятным вечером у четы Стерлингов, пролетели единым порывом горячего летнего ветра. Ранним утром все окна Крапивы закрывались тяжёлыми летними ставнями, сквозь резную защиту которых не просачивалось жаркое дыхание злого июньского зноя.

Вечером Фрэй вместе с Люси проходились по комнатам, настежь открывая все окна. Тонкая пелена прозрачной ганзы отделяла сумеречное чрево Крапивы от вечерней прохлады, её окружающей. В саду громко звенели цикады, время от времени перебиваемые жуткими вздохами маленьких сычиков и пронзительными воплями коростелей.

К моему величайшему удивлению, Крапива медленно, но неуклонно наполнялась звуками жизни.

Рядом с домом паслась моя лошадь, которую я назвала романтично: Сиренью. Хотя Миха, который был вынужден убирать за ней кучи навоза, был убеждён в том, что «это чудовищное животное» имя своё получило именно из-за наклонности удобрять наши газоны. Безукризненно-ровные и зеленые, они стриглись с помощью какого-то там его очередного хитроумного механического устройства и были предметом гордости нашего рыжего недосадовника.

Поместье преображалось. В том числе и моими стараниями. Каждое утро я начинала с работы в саду. Обрезала кустарники и деревья, подкармливала цветники и растения в оранжерее, поливала и оживляла. Уже очень скоро наш сад перестал походить на заброшенный лес, полный жутких чудовищ. До по-настоящему красивого и ухоженного вида ему было еще далеко, но в оранжерее уже цвели экзотические лилии и распускались бутоны золотого жасмина, наливались крупные ягоды клубники и благоухала самая разнообразная пряная зелень. Мне было чем гордиться: плоды моих стараний не только радовали глаз, но и прекрасно разнообразили меню нашей Крапивы.

Чувствовать себя настоящим творцом было одновременно странно и радостно. Вроде бы это было дело, совершенно неподходящее для леди, но какое же удовольствие я получала от возни в саду! А если работа приносит радость, то и работой называть ее глупо, правда? Пусть оранжерея и грядки считаются моим капризом!

У Кэтлин было все хорошо. Она оправилась от кошмарной раны так быстро, как умеют только дети. Одним ранним летним утром за ней приехал отец — поседевший, осунувшийся, но настроенный крайне решительно. Как он сказал Морроузу — у него осталась дочь. Ему есть, для чего жить.

Крис, не нашедший в гостевой спальне свою подружку, сильно расстроился. «Красивая, — всхлипнул он. — Как цветок. Я даже не успел попрощаться». Увы, не в моих силах было обещать, что они когда-нибудь встретятся вновь.

Мэтр Шельмар внезапно и вовсе переехал в Крапиву, заняв пустующую комнату в правом крыле, по соседству со спальней Михи. Сказал, что лето — самое лучшее время для постижения естественных наук. Веселый круглый человечек взял на себя практически все образовательные занятия с детьми. Они с мальчиками бродили то по полям, то в лесу, ловили рыбу в ручье, строили там же затейливые плотины, рассчитывая все нагрузки на них. Валери, неожиданно обнаружившая недюжинный художественный талант, брала с собой карандаши и альбомы, неустанно зарисовывая все, на что падал ее глаз.

В классной комнате на каждом столе теперь высились банки с живыми пиявками, раками, водорослями, бабочками, огромными усатыми жуками и даже мышами. Живыми! За которыми дети учились ухаживать и наблюдать, записывая свои ежедневные наблюдения в толстые кожаные тетради.

Так просто… как будто бы речь шла не о сиротах — обладателях смертельного дара, опасного для всего живого, а о простых сельских детях. Тех самых, которыми ежедневно учились быть наши воспитанники.

Наши с Эдвином дети.

В клетке на подоконнике классной комнаты сидел мрачный и стремительно толстеющий воробей с перебитыми крыльями. Мальчишки нашли его на прогулке, отняв жертву у дикой кошки, потом с моей помощью и под чутким руководством Эдвина вылечили эту крикливую птицу. Но пернатый шельмец улетать не спешил, вполне резонно рассудив, что клетка с полной кормушкой куда предпочтительнее голодного леса и всяких там кошек.

Так мы и жили…

Признаться, после нашего первого настоящего поцелуя на вечере у Стерлингов я опасалась, что Эдвин просто сделает вид, будто бы ничего не случилось. Вдруг он уже пожалел? Я ведь всего лишь гувернантка. Впрочем, в глубине души я ждала от него теперь решительного сближения. И милорд снова оправдал все мои ожидания.

С того самого дня он вполне откровенно начал ухаживать за мной. Подчеркнуто-уважительно и деликатно, как за леди Адель Вальтайн. Хотя это совершенно и не исключало исполнения мной прямых обязанностей.

Но каждый вечер, в теплых длинных сумерках, когда тени растворялись в траве, а воздух едва ощутимо дрожал в лучах уходящего солнца, я отправлялась на короткую верховую прогулку. Дети к тому времени уже расходились по комнатам с книжками или сидели спокойно в саду.

Лорд Морроуз неизменно ожидал меня с прогулки в конце парковой дорожки.

Я спешивалась, и мы медленно возвращались в усадьбу, петляя в коридорах высоких стволов липовой аллеи. Собеседником Эдвин оказался воистину великолепным. Он мог говорить обо всём. Рассказывал мне забавные истории из своей пусть не очень и долгой, но весьма насыщенной яркими событиями жизни. Из этих чудесных бесед я узнала великое множество для меня воистину фантастических фактов о магии смерти.

Эти волшебные вечера стали для меня настоящим уроком. Уроком близкого общения с удивительным человеком, бесконечно терпеливым, мудрым, мужественным, сильным. С каждым днём я им увлекалась всё больше. Эти вечера значили для меня очень много.

Мне нравились эта неторопливые провинциальные будни, наполненные теплом и светом. Нравились оранжерея и ровные клумбы с маргаритками, нравилось то, что дети постепенно начали мне доверять. Медленно, но неукоснительно Крис и Джереми приучались к порядку в спальнях и комодах, а Валери осознавала, что послушание приносит гораздо более приятные плоды, чем бунт и истеричные слезы. Но как же сложно мальчишкам оказалось привыкнуть к мытью рук перед едой! Ведь у них там — собранные гербарии, и пойманные тритоны ещё не посажены в новый аквариум. Зачем же мыть руки, если они все равно снова испачкаются? Да и переодеваться перед обедом так глупо, ведь после долгой прогулки на свежем воздухе мучительно хочется есть! Но я была строга, даже сурова. Одежда должна быть сухая и чистая, чулки свежие, волосы приглажены. И руками с тарелки брать мясо не стоит. И облизывать пальцы — это неприлично. А еще…

— Крис! Зачем ты снова притащил с собой в столовую этого жуткого зайца?

Моя борьба с зайцем длилась уже несколько дней. Вид эта игрушка имела такой, как будто её откопали на кладбище. Хотя Джереми поклялся мне, что это потёртое плюшевое чудовище до недавних пор обитало на чердаке.

— Без меня он ужасно скучает, — упрямо поджав губы, мальчик стискивал зайца, всем своим видом давая понять, что ужинать он будет лишь так. — И может начать хулиганить. Вы же не хотите, миледи, чтобы заяц погрыз мне кровать?

* * *

Спорить с ним не хотелось, а потому я промолчала, лишь строго нахмурилась и отвернулась, таким образом выразив своё неодобрение. Мне хотелось быстрее распрощаться с детьми и, переодевшись в свою новую летнюю амазонку, прибывшую из Льена накануне, провести вечер с Эдвином. Он непременно оценит обновку.

За ужином лорда не было, он в это время вообще редко присутствовал за столом. Фрэй относил поднос с трапезой в кабинет, а я потом забирала, вызывая неизменные насмешки моего лорда. Каждый раз он клялся, что съедает порцию до конца. Что ж, слово своё Эдвин всегда держал.

— Простите, миледи, — подал голос дворецкий, подавая мне чай с целой россыпью лежащих на блюде крохотных круглых пирожных. — Вы просили напомнить, что завтра прибывает посыльный с саженцами сирени, туи и барбариса. Что прикажете делать?

Я посмотрела на шарики в шоколадной глазури и не нашлась что ответить. Ещё один знак трогательной заботы от Эдвина. Пирожные мне привозили из Брюста несколько раз в неделю. И детям запрещено было даже к ним прикасаться. Справедливости ради замечу, что мальчишек куда больше интересовало большущее блюдо с пышными фруктовыми пирогами, а Валери так и вовсе к сладкому была равнодушна. Я же обожала эти пирожные: черника, ранняя вишня, клубника, малина… всего было здесь в изобилии.

Тяжко вздохнула. Что делать? Не могу же я сама копать землю и ломать ногти! Да и нет у меня столько времени, чтобы всерьёз заняться садом. Мне нужен садовник. Не такой, как Миха, что днями напролёт прячется в западном флигеле, превращённом в настоящий гараж. Парень он толковый и уже наладил все механизмы в Крапиве, начиная от дверных замков и петлей и заканчивая личным мобилем Морроуза.

Двери теперь не скрипели, светильники ярко горели, вода исправно нагревалась туалетными артефактами, даже часы перестали спешить. Но вот садовника из рыжего великана категорически не получилось. Хотя мой инструмент он всегда содержал в образцовом порядке. И деревья пилил с полной душевной отдачей. Но этого мало.

Заяц ещё этот… Странным образом он меня постоянно тревожил. Казалось бы, просто игрушка. Мы же сами учили мальчишек играть. Серый плюшевый мех, местами протёртый до дыр, пуговицы, вместо глаз, пришитые грубой ниткой. Длинные мягкие уши.

Задумавшись, я не заметила, как нежданно в столовой появился хозяин Крапивы. Дети, до того уныло ковырявшиеся в тарелках и морщившие чисто вымытые перед ужином носы, тут же притихли и быстро застучали ложками. Пока Эдвин усаживался на своё место, вся троица быстро закончила ужин и бесшумно выскользнула из столовой.

— Что тревожит вас сегодня, Адель? — тихий голос Эдвина вывел меня из задумчивого настроения.

— Глупости, милорд, — встряхнулась я, отгоняя пустые мысли. — Не обращайте внимания. Вы поели?

— Ответ за ответ? — Эдвин мягко мне улыбнулся, придвинув поближе тарелку с пирожными.

Это бесхитростную игру он недавно придумал. Я молча кивнула улыбаясь. Как же так вышло? Он — тёмный маг. А мне рядом с ним жизнь кажется светлее.

— Я же дал слово, леди Вальтайн, — как бы невзначай он коснулся моей руки. Это мимолётные, будто случайные прикосновения тоже стали неотъемлемой частью нашего с ним общения. — И даже пытаюсь найти удовольствие в этом бездарном процессе. Считаю количество съеденных ложек, мысленно взвешиваю съеденное за неделю.

— Это метр Шельмар на вас так влияет! — я рассмеялась невольно, представив себе Эдвина, с мрачным видом считающего съеденные за обедом ложки куриного супа. Ухватила с тарелки пирожное и пояснила: — Он заставляет детей всё считать и кажется, это заразно. Сегодня пересчитала в оранжерее все кустики земляники.

Поймав выжидающий взгляд, я виновато потупилась и добавила, чувствуя себя как-то особенно глупо:

— Меня жутко злит этот заяц! Места себе не нахожу. Я почему-то нервничаю из-за него и срываюсь на Криса. Глупо, правда? Это ведь лишь старая игрушка.

— Нет, не глупо.

Эдвин смотрел на меня очень внимательно и хмурил брови, словно раздумывая о чём-то, мне недоступном. Потом вдруг улыбнулся и неожиданно предложил:

— А пойдёмте сегодня гулять? Только без лошади. Я покажу вам весьма интересное место, хотите?

Разумеется, я согласилась.

Амазонку надевать теперь не было причины (а так хотелось покрасоваться в новом наряде!) и, повздыхав, я переоделась в лёгкое платье для пеших прогулок. Да, в моём гардеробе было теперь и такое, заказанное специально для этих целей, чудесного песочного цвета и покрытое так полюбившейся мне местной выпуклой вышивкой.

Милорд тоже переоделся и уже ожидал внизу. Как же он на меня смотрел! С восхищением, нежностью, явным мужским интересом… Это было необыкновенно приятно.

Мы неторопливо побрели по парковой аллее, а потом вдруг свернули вправо, на еле заметную тропинку. Спустя четверть часа я с удивлением вертела головой и восторженно ахала. Кто бы мог подумать, что всего в получасе ходьбы от Крапивы есть старая дубовая роща, таинственная, волшебная, сумрачная. Неба здесь не разглядеть за могучими ветвями вековых деревьев, суровых, как древние воины. Тропинка терялась среди громад тёмных стволов, ноги утопали в изумрудно-зелёном мху, местами покрытым яркими звёздочками белых цветов.

— Адель, что вы видите? — спросил неожиданно Эдвин, хранивший молчание с той минуты, как мы вышли из холла Крапивы. С этим мужчиной даже безмолвие оказалось уютным.

— Очень красиво, — ответила я совершенно искренне. — Удивительно. И спокойно.

Морроуз молча кивнул, осторожно подхватывая меня под локоть, и уверенно двинулся в глубину древнего леса. Спустя пару шагов я ощутила смутную тревогу, которая стремительно усиливалась. Раздражение, обида, злость. Захотелось сначала отобрать свою руку, потом громко расплакаться, даже ударить прокля́того некроманта.

Словно ощутив моё настроение, Эдвин неожиданно остановился, оглядываясь на меня.

— Чувствуете?

— Эдвин, это ужасно, — с большим трудом выдохнула я сквозь слёзы. — Что происходит?

— Здесь находится древнее капище, — Эдвин произнёс очень тихо, привлекая меня к себе ближе и твёрдой рукой обнимая за дрожащие плечи. — В этой роще проводились запрещённые ритуалы. Прямо под нашими ногами лежат кости тех, кто был поднят, а потом упокоен вновь. Запомните это ощущение, Адель. Оно вам что-то смутно напоминает, не правда ли?

— Зайца. Я именно это и чувствую, видя его. Только здесь всё гораздо сильнее.

Приличия требовали отстраниться. Но в жутком тёмном лесу, где не было слышно даже пения птиц, мне было уже не до каких-то приличий.

— Именно. Высокая магия смерти вами, сильным магом жизни, должна ощущаться именно так. В этих деревьях заключены человеческие посмертия. Случайно ли так получилось, или такова и была конечная цель, мы уже никогда не узнаём. Упокоить их я не в силах, но опасности для людей это место не представляет. И Адель…

Он длинными пальцами поднял мой подбородок и, пристально всматриваясь в моё растерянное лицо, продолжил уже совсем тихо:

— Прошу вас простить меня за этот жестокий урок, но память о нем в будущем наверняка вам сослужит хорошую службу, поверьте.

— Вы же не хотите мне сказать, что в зайце Криса сидит человеческое умертвие⁈ — с ужасом догадалась я.

— Ну что вы, Адель, — Морроуз улыбнулся лукаво. — Там сидит что-то мелкое… Мне кажется, кошка. Крис всегда хотел завести кошку.

Я закрыла глаза и мысленно сосчитала до двадцати. Кошка. Крис завёл кошку. Дохлую тварь внутри зайца. Прекрасная новость.

Загрузка...