Непредвиденные происшествия в экспедициях

Клещевая болезнь

Саша сидел у догорающего костра, потирая пальцами виски, голова болела второй день. Вспыхивающие над обуглившимися дровами языки пламени освещали палатки, в которых похрапывали уставшие коллеги. Головная боль у Александра усиливалась, он не смог лежать в спальном мешке, поэтому разжёг костёр, заварил чай, выпил, немного сделалось легче, но ненадолго. Александр задумался, отчего могла заболеть голова. В детстве никаких ударов по голове не было, в армии служить повезло: попал в музыкальную группу, играл на скрипке. К этому инструменту любовь привили родители, отдав его в музыкальную школу. Возвратившись из армии, захотел поработать в экспедиции, давно мечтал о таинственных путешествиях по загадочной Уссурийской тайге. Желание сбылось — пять месяцев работал в экспедиционной геодезической бригаде в должности рабочего второго разряда. Вначале сильно уставал, постепенно стал втягиваться, каждый день переходы по таёжным зарослям, вечером костёр. Транспорта никакого не было, иногда сплавлялись на плоту. Научился делать плоты и управлять гребным веслом при сплаве по реке.

Продуктами бригада обеспечивалась из лабазов — продуктовых сооружений, которые были подготовлены ранней весной, для Александра все эти новшества были интересными и увлекательными. Одна продуктовая точка была организована на берегу реки в шатре нанайца Тимофея. Нанаец удивил Сашу своими познаниями местности и образом жизни в таёжных условиях. Оказалось, что Тимофей никогда из этой местности не уезжал, он не видел автомашин, поездов. Зато он знал прекрасно окружающую местность и в каком ущелье водятся медведи, лоси, олени, кабаны. У него имелась даже домашняя кабарга, которая жила без привязи. Странно, что она уживалась вместе с собакой.

Нанаец предсказывал погоду и даже точно показывал накануне предстоящего дня направление ветра, в этом геодезисты убедились, когда у него ночевали. Питался нанаец в основном рыбой и чётко знал, когда рыба ловится; в некоторые дни он говорил, что не стоит даже идти к реке, рыба клевать не будет. Его высказывания рабочие проверяли несколько раз и убеждались, что он прав. Тимофей был большим знатоком в лечебных делах. Однажды пришли к нему за продуктами, у одного рабочего была большая рана — упала вершина дерева и рассекла ему плечо. Не знали, что нанаец владеет таким искусством, но он увидел окровавленное плечо, сразу же сделал раствор из трав, промыл, затем сумел остановить кровь, которая постоянно сочилась, и приложил к ране распаренные листья от какого-то растения. После этого рана стала заживать. Сейчас Саша думал только о том, чтобы попасть к нанайцу, который наверняка сможет вылечить головную боль.

Утром по радиосвязи пришло сообщение, что в бригаду на контроль вылетает главный инженер экспедиции Владимир Николаевич Гнатишин. Он сообщил, что вертолёт может приземлиться только вблизи шатра нанайца, там имеется небольшое болото, над которым вертолёт зависнет, чтобы главный инженер сумел выпрыгнуть. Лесные заросли распространились на многие десятки километров, возможность посадить вертолёт имелась на берегу реки, но эта поляна располагалась в низовьях реки, до которой нужно идти по тайге полтора дня. До нанайца бригада добралась часа за два. Гнатишин находился уже у шатра Тимофея, они были давно знакомы. В предыдущие годы Гнатишин работал поблизости в должности начальника партии, ему приходилось часто прилетать на вертолёте, тайга в этих местах такая, что площадку для вертолёта найти порой невозможно. Геодезист знал Тимофея, не один раз задерживался в этом шатре в ожидании сброса продуктов для бригад на болотную площадку. Гнатишин привёз нанайцу порох, пистоны, дробь разных размеров, гильзы для его ружья и свинец для литья пуль. Нанаец пули выливал из свинца по своей конструкции: готовые, приобретённые в магазине он не признавал. Тимофей был доволен подарочным комплектом, повторяя, что теперь ему этих запасов хватит на несколько лет. Нанаец использовал огнестрельное оружие, он в основном пользовался старинными методами, ловил соболей и белок разными приспособлениями, как и большинство таёжных охотников.

Появившийся бригадир доложил главному инженеру, что рабочий Александр Черномазов сильно заболел, кое-как его довели до шатра. В маршруте приходилось часто останавливаться, давая возможность ему отдохнуть, он мечтал скорее добраться до нанайца, рассчитывал на Тимофея, который слыл у работников бригады как большой специалист по излечиванию больных. Главный инженер эту версию тоже подтвердил, припомнив, как нанаец два года назад сумел поставить на ноги студента, который простудился в процессе переправы через горную реку в весенний период. Студент беспрестанно кашлял; заказали вертолёт, который прилетел через две недели; за это время нанаец вылечил практиканта, и вылетать ему не пришлось.

Бригадир поведал, что у Александра резко поднялась температура. Гнатишин сразу же подключился к осмотру сам, поставили градусник, который показал критическую цифру — 40 градусов. Нанаец взглянул на язык больного, прощупал голову и сделал заключение, что рабочий страдает клещевой болезнью. В экспедиции эту болезнь называли — энцефалитной. На Дальнем Востоке была версия, что вирус энцефалита появился из соседнего государства, болезнь передавалась через укус клещей. Тимофей заявил, что клещевая болезнь совсем новая в их краях, излечивать её нанайцы ещё не научились, поэтому предложил срочно доставить больного в лечебное учреждение. После такого жесткого заключения, рабочему сделалось плохо.

Гнатишин знал, что в низовьях реки в эти дни базировался вертолёт, который доставлял на вертолётную площадку бочки с горючим, поэтому предложил отправиться с больным в низовья реки. Главный инженер решил ещё раз измерить температуру и вдруг обнаружил, что рабочий находится в бессознательном состоянии, поэтому он скомандовал срочно соорудить носилки, но нанаец пояснил, что носилки у него имеются. Гнатишин, бригадир и два рабочих впряглись в носилки и отправились в далёкий маршрут по тропе в низовья реки к вертолётной площадке. Моросил дождь, больной постоянно бредил, просил воды. Первые часы шли уверенно, но вскоре начали уставать. Гнатишин уже сталкивался с подобной ситуацией, ему приходилось доставлять раненого топографа из тайги, но тогда больной был в сознании, его случайно ранил рабочий из ружья.

Александр находился в тяжёлом состоянии, иногда он пытался вскочить, произносил нелепые слова. В это время останавливались, давая отдых уставшему организму. Главный инженер ограничивал людей в отдыхе, периодически требуя ускориться, понимая, что промокшие, вспотевшие люди находятся на пределе человеческих возможностей. Шли до самой темноты. Ночь оказалась сложной, больной часто вскрикивал, он не приходил в сознание. По очереди вставали, жгли костёр, грели чай и поили Сашу. Чаще всех поднимался главный инженер, перед рассветом он приподнялся и отправился разжигать догорающий костёр, но взглянул в сторону Александра, а его на спальном мешке не было. Ночь была дождливой, поэтому над больным соорудили брезент, с наклоном в одну сторону для стока дождевой воды. Геодезист быстренько разжёг костёр, затрещали дрова, осветив округу, но больного не было видно. Владимир Николаевич поднял своих коллег, озадачив их тревожным сообщением, что сбежал их «черномазый», так его величали иногда рабочие, а бригадир предлагал ему сменить фамилию. Саша не обижался, он говорил, что как женюсь, то фамилию обязательно поменяю.

Темнота не позволяла рассмотреть, где находится сбежавший рабочий. Разбрелись по ближайшим зарослям, на него наткнулся бригадир: он увидел ползущего Александра. Промокший, заплаканный, с остекленевшими глазами, он пытался уползти в таёжную темноту. Саша потерял рассудок, он вторил какие-то непонятные слова, его рот, словно был забит ватой. Долго пытались выяснить намерения рабочего, но установить причину его исчезновения так и не удалось. Критическая температура не снижалась. Гнатишин понимал, что исход может закончиться плачевно. В экспедициях предприятия каждый год от укусов энцефалитных клещей погибали работники, а некоторые переходили в разряд инвалидов, поэтому геодезист, качаясь от усталости, первым впрягался в носилки, давая пример своим поступком, что нужно торопиться. Утром одежда была просохшей, поэтому продвигались сравнительно быстро. Через некоторое время начинали запинаться, а затем спотыкаться, но, изнемогая, люди шли и шли. Как только больной начинал произносить какие-то слова, хотя они были нечленораздельны, все дружно останавливались на отдых. Давали больному пару глотков тёплого чая из фляжки и вновь впрягались в носилки. Изнурённые, промокшие путники порой падали, медленно поднимались и вновь продолжали передвигаться. Иногда это происходило молча.

К великому счастью, на площадке находился вертолёт, экипаж, увидев крайне утомлённых экспедиционных работников, с которых стекали ручейки дождевой воды, сразу же завёл двигатель, и вертолёт с больным отправился в ближайший населённый пункт. Бригада осталась продолжать работать, с Александром полетел Гнатишин. К прилетевшему вертолёту подъехала машина скорой помощи, главный инженер сопровождал Александра до больницы.

На крыльце больничного учреждения долго сидел Гнатишин в ожидании сведений об Александре. Крупные капли дождя медленно падали на стропила старенького крыльца, их стук был монотонным, громким, словно они ударялись о барабан.

Дверь заскрипела, показался пожилой врач, одетый в изрядно поношенный, не очень опрятный светлый халат.

«Как называется экспедиция, в которой работал парень?» — спросил врач, потирая рукой свою полысевшую голову. «Экспедиция № 27» — ответил Гнатишин, поднявшийся со ступенек. «Поздно доставили»,- грустно проговорил врач.

С тех пор прошло много лет, теперь заслуженный работник геодезии и картографии Российской Федерации Владимир Николаевич Гнатишин работает генеральным директором Дальневосточного аэрогеодезического объединения, но как только вспоминает тот случай, у него сразу начинает щемить сердце.