Первая книга Григория Федоровича Боровикова — «В Каспийских джунглях» вышла в свет в 1946 году. Но литературная работа его началась значительно раньше: два довоенных десятилетия отданы беспокойному, полному повседневной новизны и неожиданности труду газетчика, журналиста. Теперь у Боровикова есть уже свой читатель, давно заметивший его и отобравший по душе близкое, тоже свое. Романы, повести, рассказы писателя, целый цикл произведений для детей по достоинству оценены критикой.
Григорий Боровиков родился 19 августа 1905 года в деревне Белоглазово Кировской области, бывшей Вятской губернии. Он, как и многие его герои, мог бы отвечать на скупой вопрос анкеты поэтической строкой Есенина:
У меня отец — крестьянин,
Ну, а я — крестьянский сын.
Детские и юношеские годы, прожитые в деревне, заложили в «потайную кладовую памяти» столько впечатлений и наблюдений и такую истинную подлинность представлений о крестьянской жизни, что писатель черпает из этих неоценимых запасов и по сей день. Роман «Ливень» и повесть «Именем республики» строятся непосредственно на автобиографическом материале тех лет: деревенские будни и праздники в предвоенную пору, империалистическая война, первые революционные годы. Революция сравнивается писателем с освежающим воздух майским грозовым ливнем. Герой «Ливня» в каких-то главных вехах повторяет путь автора романа: сначала деревенский мальчишка, с малых лет подготовленный всеми обстоятельствами к тому, чтобы повторить жизнь дедов и отцов — хозяйствовать на земле, затем неожиданный поворот судьбы — учеба в гимназии провинциального городка Еланска (Яранска) и быстрое политическое, нравственное формирование в революционные годы, учеба в новой советской школе «с книгой и винтовкой», комсомол, призыв в ряды роты ЧОН. Борьба с контрреволюцией, опирающейся на кулаков и служителей культа — церковников, монахов, показана также в повести о деревенском мальчике Пантушке («Именем республики»), оказавшемся в центре этих драматических событий и получившем незабываемые жизненные уроки.
Социальное, классовое сознание крестьянства раскрывается Боровиковым и в открытых столкновениях со светской и церковной властью, и в повседневном, будничном течении жизни. Главные герои «Ливня» и повести о Пантушке — дети, постепенно, изо дня в день открывающие для себя мир, втягивающиеся в заботы взрослых.
Повесть о детстве, юности и отрочестве — жанр, давно сложившийся в русской литературе. Классические традиции Л. Толстого и С. Аксакова, опыты М. Горького, А. Толстого, А. Гайдара открыли путь целому потоку произведений в этом роде. По проторенной дороге идти очень трудно, если есть желание открыть новое. И все-таки Боровикову удается пробить свою тропу. Череда деревенских времен года, дней и ночей, трудов и тягот крестьянской жизни запечатлевается в душе мальчика неповторимо, своеобычно. Неторопливая обстоятельность повествования не препятствует занимательности чтения и росту читательской заинтересованности. Не впервые в литературе написаны Боровиковым страницы об отъезде в ночное, о севе и жатве, о сенокосе — «самой веселой из всех деревенских работ»; знакомые мотивы звучат в рассказе о неудачливом пастушестве, когда герой, нанявшийся в подпаски, чтоб заработать на сапоги, «хлебнул шилом меду», получил лишь побои да семья заплатила штраф за потраву озими. Эти «сюжеты», конечно, не заимствованы писателем из книг, их рождала и повторяла сама жизнь, у каждого крестьянского мальчишки они развертывались по-своему. Первая жатва, например, описана в «Ливне» так памятливо, так достоверно, что, прочитав небольшую главку «Страда», надолго запоминаешь, как насыщен трудной новизной этот бесконечно длящийся для мальчика день: торжественное, радостное начало («новенький серп, блестящий, с красной деревянной ручкой и с медным колечком», которое при ходьбе позванивало) — и страшная усталость к концу (распухшие от непривычки пальцы, больное плечо). С виду однообразная работа, жатва в действительности потребовала большой сноровки, ловкости и выносливости. «Помня наставления матери, я жал неторопливо, чтобы привыкнуть к работе. Подражая отцу и брату, широко расставляя ноги, забирал левой рукой в горсть рожь, а правой срезал. Из первого же пучка связал пояс для снопа, на который и клал рожь. Сначала дело у меня не ладилось, правая рука орудовала серпом прежде, чем я заберу стебли ржи левой, и, подрезанные, они падали на землю. Иногда серп втыкался острым концом в землю, а левая рука теребила рожь». Все памятно герою, что произошло во время жатвы: как больно порезал палец, как трудно жать после обеда. Полдник, обед, паужинки — тоже события жаркого тяжелого трудового дня, и писатель уважительно рисует картину краткого, но такого желанного отдыха за едой. Так же последовательно, в конкретных и живописных деталях рисуется картина сева. С утра до заката мальчик ходит рядом с бороной по мягкой пашне, уже сознавая важность выполняемой работы, чувствуя «осмысленную гордость за себя, тоже работающего по-настоящему».
Терпеливое, тщательное, «в поте лица» выполнение крестьянского дела формирует личность, характер, взгляды героя: «Я вступал в эту жизнь искренне и смело, веря, что она, и только она, самая настоящая». Рядом с горьким сознанием беззащитности деревенского человека, которому староста, исправник и поп — всякий господин, в мальчике крепнет желание «стать настоящим работником в доме», настоящим крестьянином. «Хорошо мне было у костра в поле, рядом с Сивухой, с отцом, с однодеревенцами, занятыми одним делом». Поэзия сельского труда ощущается юным пахарем, его взволнованной душе отзываются по школьным урокам песни Кольцова и стихотворение Лермонтова «Когда волнуется желтеющая нива», народные напевы.
Роман «Ливень» является ключевым для всего творчества Г. Боровикова. Он позволяет отчетливо ощутить первооснову того внутреннего родства, которое существует между героями многих произведений писателя. Лучинин, Венков, Загаров, Цветков, Каюков… Легко представить их детство таким, каким оно дано в «Ливне». В их взрослой жизни вступает в действие та идейно-нравственная сила, та страсть к созиданию, которая передана им народной крестьянской средой. Наверное, не случайно писатель настойчиво повторяет «родословную» главных действующих лиц в первой повести «Крутояр», в ряде рассказов и новом романе «Ника». Это горожане, люди интеллигентного труда, направленные на работу в деревню. Но они не впервые встречаются с крестьянским миром, а как бы в о з в р а щ а ю т с я к нему. Николай Венков, председатель усовского колхоза, кандидат наук, еще недавно преподаватель сельскохозяйственного института, не однажды вспоминает о том, что он — крестьянский сын. Не забывает о своих деревенских предках и следующее поколение — Венков Алексей («Ника»). Профессор Цветков, специалист по грунтам, приехавший в командировку из Москвы на строительство гидроузла на Волге, с грустью и тревожной ответственностью размышляет о сложной связи прошлого, настоящего и будущего (рассказ «В родных местах»): «А мысли его были все те же: о быстрой жизни, о судьбе человека, о привязанности к земле, на которой родился и впервые начал понимать мир». «Вот, — думал Цветков, — в этом состарившемся домике жили три человеческих поколения. Рождались, росли, трудились, радовались, страдали, любили… И вот я, представитель третьего поколения, приехал сюда, чтобы помочь смести все следы прошлой жизни…» Навсегда остается в Липовке учитель рисования, влюбленный в искусство и природу Егор Васильевич («Снегири»). «Поначалу думали лет пять-шесть прожить, а приросли», — рассказывает его жена Ольга. Этой привязанности есть много причин, и одна из них проясняется в признании Егора: «А я крестьянский сын».
Не рискуя впасть при истолковании художественного творчества в наивный биографизм, можно утверждать, что и автор-рассказчик в произведениях Боровикова отмечен чертами своих же героев. В повествовании о прекрасных творениях рук человеческих и о самой скромной работе обычно исключается какая бы то ни была беглость, мимолетность. Автора интересует повседневная трудовая жизнь своих героев, ровный поток дел. Критика порой требовала от писателя большего внимания к тем противоречиям, которые возникают на производстве. Не обходя конфликтной стороны взаимоотношений, писатель продолжает сосредоточенно вглядываться в то, к а к человек работает, выполняя свое главное назначение. Всякое дело, будь то кладка кирпича на строительстве или плотницкое ремесло, осуществление сложного комплексного промышленного задания или рыбная ловля, описывается писателем обстоятельно и любовно, со знанием каких-то внутренних секретов мастерства. Автор не наблюдает со стороны, а как бы видит все глазами того, кто делает сам. Он органично воссоздает перепады чувств, сопутствующих удаче, удовлетворению или промаху в процессе работы. Его герои знают особое состояние «веселящей усталости», присущее только тому, кто умеет хорошо, творчески поработать, отдаться делу со страстью.
В составе одного сборника «Листопад» есть два рассказа, персонажи которых принадлежат по своей профессии как бы к разным эпохам. Николай Каюков руководит прокладкой газопровода через Волгу («Прыжок»), Тимофей сапожничает («Как женился Тимофей»). Но и тому, и другому присущи крепкие нравственные устои, привычка работать «по душе, по совести», чувствуя потребность в труде. («Может быть, страсть, — говорит Н. Каюков»). Тимофей не захотел работать на фабрике: «…там поставят к машине подошвы пришивать или каблуки приколачивать», а он «любил свое ремесло и ценил в себе мастера». Когда к нему попадала разбитая обувь, он осматривал ее так внимательно, словно это было живое умирающее существо, которому надо вернуть жизнь». Любопытно заметить, что сапожный «товар» вызывает у Тимофея дорогие для него ассоциации, возвращает ему память о вольном природном, деревенском мире: «Кожа для «верха» — хром или шевро — пахла терпко, как недоспелый лесной орех, от юфти шла сытная кислинка, будто от забродившего теста, а упругие подошвенные пластины били в нос горьковато, точно кора березы. Душистее всего была черная дратва: она напоминала Тимофею поездки на телеге, когда из ступиц колес вытекал по каплям разогретый деготь». Бесхитростная профессия Тимофея вызволяет его из беды, восполняя потребность в общении с людьми, избавляя от вынужденного одиночества.
Николай Каюков отвечает за труд большого количества строителей. Перед читателем развертывается богатая панорама сложных современных инженерных работ. Но Каюков больше всего дорожит тем, чтобы пробудить творческое начало в людях, сохранить в каждом рабочем дне свободный темп и ритм, соответствующие условиям и задачам строительства. И опять проходит перед читателем человек особого социально-психического склада, знакомый по другим произведениям Боровикова. Решительное неприятие Каюковым бюрократического нажима, навязывания чужой воли, мертвого автоматизма предопределяет конфликт с Лушниковым, заместителем начальника управления, — руководителем по должности, а не по заслуженному праву. Нет оснований упрекать писателя в самоповторениях. Подробность и точность описаний трудовых процессов не создают «предпосылок» для превращения рассказов о людях труда в «производственный» жанр романа или повести. Пристально приглядываясь к тому, как ведет шофер машину или штурвальный — комбайн, как матрос моет палубу или спускается на дно водолаз, Боровиков обнаруживает по неброским приметам следы душевных движений и чувств, открывает человеческое в каждой профессии. «Я боюсь, как бы из тебя не сделали необыкновенного человека, этакую святую, которая не ест, не пьет, не любит, а только кирпичи кладет и ни о чем больше думать не хочет», — говорит каменщице Ирине ее брат Петр Николаевич Загаров («Ирина»).
Автор, как и его герой, выступает против унылой схематизации в изображении человека-созидателя, стремясь к внутреннему единству деятельной, практической и психической сторон личности. Но при этом лепка характеров у Боровикова весьма своеобычна. Он избегает ставить героя в чрезвычайные и неожиданные обстоятельства. Рецензенты не раз упрекали писателя в рыхлости, недоработанности сюжета, в отсутствии острой динамики повествования. Не все замечания такого рода можно отвести. Однако достаточно проследить событийную линию повести «Именем республики», чтобы признать большие возможности писателя в построении захватывающего неожиданными поворотами сюжета, почти детективного и вместе с тем абсолютно достоверного. Очевидно, что дело не в слабом владении законами сюжетостроения, а в иных художественных тенденциях прозы Боровикова.
Григорий Боровиков тяготеет к лирическому повествованию. Он пишет не для торопливого читателя, который спешит узнать, что же произошло дальше, задерживая свое внимание на описании «случаев» или кульминационных моментов во взаимоотношениях друзей и врагов. Писатель не гонит действия к развязке, для него финал не имеет первостепенной важности. (Может быть, потому, перерабатывая рассказы и даже романы, он варьирует в новом издании концовки, не боясь исказить сути произведения.) В ряде рассказов создается даже такая ситуация, которую лучше всего охарактеризовать словами бухгалтера Васюкова из рассказа «Голубое ненастье»: «Ничего не случилось, а почему-то хорошо».
От зари до зари водит Паша свой грузовик с тока на элеватор. Она прислана из города на уборку урожая. Весь дневной маршрут Паши, привычно начатый и обычно завершающийся, разнообразят случайные пассажиры да встречи с такими шоферами, как и она. Такова внешняя событийная канва рассказа «От зари до зари». Пафос его заключается не только в том, что «работу свою девушка выполняет добросовестно, с государственным умом», но и в том, как осмысленно, внутренне содержательно протекает к а ж д ы й час ее трудного дня. Незнакомые люди, на короткое мгновение входящие в жизнь Паши, создают особое настроение и, покидая ее, оставляют частицу своего бытия, своих радостей и тревог. Вот только что вышла из кабины женщина в голубой рубашке с погонами старшины. Паша продолжает путь, и «светлая грусть, навеянная расставанием со славной женщиной, наводила на раздумья о людях, о том, какие они все разные, и каждый человек — это тайная, непрочитанная книга…» Паша сожалеет о краткости такого счастья — познать другого человека, приблизиться к нему сердечно. У читателя рассказа остается такое же впечатление от знакомства с Пашей.
Ничего необычного не происходит и в рассказе «Светлая ночь». …Выпускник военного училища лейтенант Коробков едет в отпуск домой. На одной из промежуточных станций, где ему нужно было пересесть на пароход, он знакомится с молодой девушкой-кассиршей Варей. Боровиков не показывает внезапно вспыхнувшего чувства. Напротив, встреча молодых людей и беседа проходит в спокойном, неторопливом тоне, без явного волнения, кокетства и ухаживания. Всю ночь после встречи Коробков проходил по берегу и рано утром, положив охапку незабудок на подоконник Вари, уехал, едва повидав ее и желая новой встречи. Пароход отвалил от берега, скрылась из виду, слилась с берегом пристань… «А Коробков все смотрел вдаль, отыскивая уголок земли, вошедшей в его сердце чистой незабываемой радостью».
«Светлая ночь» — не единственный рассказ Боровикова, в котором поэтически тонко рисуется самое начало любви, первый ее росток, едва себя обнаруживший, трогательный и стыдливый. И в тех случаях, когда такой момент является главным стержнем рассказа («На бакене», «Знойный туман», «Млечный путь»), и в других, когда развертывается целый романный сюжет («Ирина», «Ника»), дорогие писателю герои любят сдержанно, целомудренно и вместе с тем непреодолимо глубоко. Подобное чувство развивается иногда без помыслов о взаимности, без настойчивых притязаний и бывает овеяно тихой грустью, светлой печалью. Преобладание такой эмоциональной настроенности над своеволием страстей, безудержностью чувств может создать впечатление бесхарактерности (литературной) и старомодности (житейской). От литературных промахов писатель, конечно, не застрахован, но так называемая «старомодность» чувств в произведениях Боровикова вполне осознана и включается в более широкое, подсказанное не отдельными сюжетами, а всей жизнью представление о человеческом счастье. Так, например, рассказ «В старом дворе» утверждает истинность любви, чуждой эгоистической требовательности, исполненной благородства и преданности. Г. Боровиков сумел здесь убедительно и волнующе, не впадая в сентиментальность, передать почти идеальный сюжет о «вечной» любви в повествовании о женщине, лишенной внешне каких бы то ни было черт «голубой» героини.
Грузчица с мельничного комбината Пелагея Бандурина, прозванная за рост и худобу Жердью, прожила одиноко всю свою жизнь. Обывателю, торопящемуся урвать кусок побольше, кажется чудачеством ее простота и бескорыстие: «А Пашка ненормальная — последнюю рубаху с себя отдает безо всякой выгоды». Соседям думается, что она сажает во дворе цветы, метет следом за дворником дорожки и готова помочь каждому «от нечего делать». Не все понимают, что «Паша хороший человек». В последние дни ее жизни, в том, как она прощается с дорогими для нее людьми, обнаруживается светлый мир души, чистота, крепость и цельность натуры. Сдержанно и нежно ведет она себя во время свидания с Егором — своей единственной любовью. Она торопится принести ему посильное облегчение. «На своего Егора Сидоровича не лютуй, не виноватые мы с ним перед тобой», — говорит Паша женщине, жене Егора, на всю жизнь осиротившей ее, укравшей ее молодое счастье. Не может простить Паша племяннице Ленке потери женского достоинства. Поначалу несколько обескураженная Ленкиной необузданностью («А че я в нашей Свинаревке заработаю? Мне уж двадцать лет. Девок у нас невпроворот, а парней дефицит. Так и прокукуешь одна!.. Жить хочется!»), в дальнейшем Паша бескомпромиссно отвергает такую «философию». Ленкино требование: «Я для себя пожить хочу!» и легкомысленный, жестокий отказ от материнства Паша называет преступлением. Ее приговор не смягчается ни сознанием того, что племянница уже почувствовала угрозу беды, непоправимого несчастья, ни просьбы Ленки к умирающей о прощении. Этот последний решительный жест проясняет многое и в повседневной жизни Паши (ее хлопоты и заботу о дочках запившего с горя Захара), и то, с каким чувством достоинства и неистребимой человеческой добротой прожила она всю нелегкую жизнь.
В «Ирине» пафос нравственной чистоты является основным пафосом романа[1]. Причем автор воплощает здесь свой этический идеал в спорном, на первый взгляд, сюжете. Обсуждение «Ирины» на читательских конференциях после первой публикации романа в 1956 году проходило очень бурно. Некоторые саратовцы строго судили героиню, свою землячку, за любовь к женатому человеку. Уход Романа Лучинина из семьи и счастливая, хотя и нелегкая для Ирины развязка казались кое-кому нарушением всех запретов и моральных норм. Были, конечно, у автора и горячие сторонники. Последующие годы, многое переменившие во взглядах и вкусах читателя, несколько притупили полемичность книги. Однако с тех пор «Ирина» переиздавалась не раз, в том числе и за рубежом, в социалистических странах. Г. Ф. Боровиков и сейчас получает письма — отклики на роман, отчасти удивляясь, по его собственному признанию, устойчивости пристрастных мнений и вообще столь активной реакции в течение почти двух десятилетий именно на эту свою книгу. Вероятно, что решение проблем любви, семьи, брака, которые предлагаются в «Ирине», получает и у современных читателей далеко не единодушную оценку.
Следование прописным истинам, по мысли автора романа, не спасает от ошибок и семейных бед, сложных конфликтных ситуаций. Единственной основой взаимоотношений могут быть только крепкие внутренние связи между людьми, готовность преодолеть непреодолимое ради любимого человека.
Жена Романа Лучинина, женщина обаятельная и как будто любящая мужа, не хочет поступиться ради него не только московской квартирой, но и другими скоропреходящими удовольствиями столичной жизни. Она считает возможным для мужа поиски каких-то путей, которые бы облегчали их переживания в постоянной разлуке, при этом не принимая во внимание интерес Лучинина к работе, все то, что составляет цель и смысл его жизни. Эта немаловажная предпосылка совершенно игнорируется людьми, окружающими Лучинина и Ирину, которые требуют от них выполнения абстрактных заветов. Сильное противостояние извне и душевные колебания, вызванные драматизмом создавшейся ситуации, на какое-то время побеждают Ирину. Ее решительность и сознание внутренней правоты сломлены, подавлены, ценой мучительных усилий она отказывается от личного счастья. И только ход и логика дальнейших взаимоотношений и поступков всех «участников» драмы дают ей право на иное решение. Очевидно, что Г. Боровиков придает первостепенное значение моральной ответственности каждого в отношениях между любящими. Он не только не требует освобождения от нравственных обязательств, как это казалось некоторым читателям, а, напротив, признает их единственно надежными и необходимыми. Никакие законы о браке не мешают другому персонажу романа — инженеру Лиманскому стать мужем каменщицы Гали Петуховой — будущей матери его сына. Не противоречат такому шагу и его чувства. Однако эгоистическая жажда удовольствий, боязнь омрачить свою жизнь хлопотами и заботами одерживают верх над всеми добрыми намерениями. Между тем поведение Лиманского не вызывает со стороны окружающих такого же осуждения, как честные отношения Лучинина к Ирине. Его не «преследует закон». Важно отметить, что Лиманский не рисуется писателем заведомым негодяем. Так, его не без основания считают хорошим, знающим работником.
Романы и рассказы Боровикова не строятся на полярном сравнении характеров. Избрав своим героем человека внутренней цельности, писатель находит его антиподов среди людей обычных, которые в повседневном общении не вызывают обязательных и быстрых отрицательных реакций (например, тот же Лушников в «Прыжке»). Несостоятельность такого внешне «неотрицательного» персонажа обнаруживается в сфере нравственно-психологической. А так как писатель избегает необычных конфликтов, чрезвычайностей событий, то и порок к концу произведения не «всегда наказан», а лишь проявлен, обнаружен авторской позицией, читательским восприятием. Эти черты художественной манеры Г. Боровикова заявляют себя в малых жанрах более эффективно, чем в романе. Но есть одна область, которая художественно подвластна ему в любом жанре, — это область отношений человека и природы.
Рецензенты почти всех вновь выходящих книг Г. Ф. Боровикова указывают на описание природы как на лучшие страницы в том или ином произведении. Действительно, и мир автора-рассказчика, и мир его героев наполнены, насыщены миром природным. Пейзажи Боровикова — поэтическая сердцевина его лирической прозы. В них заключена целая философия жизни, которая не излагается автором, а формируется, «вынашивается» год от году, от одного произведения к другому. Природа непрерывно входит в человеческую жизнь. Писатель рисует эти связи не статично, они возникают, живут, развиваются, образуя свои коллизии в повествовании — психологические, исторические, социальные. Природа для Боровикова — неиссякаемый источник жизни и вдохновения.
Самое первое непосредственное и простодушное ощущение счастья приходит к деревенскому мальчишке — герою «Ливня» тогда, когда он, освободясь от школьных и домашних забот, остается наедине с природой. Это случается прежде всего зимой, свободной от полевых работ и дарящей длительный досуг по сравнению с торопливыми летними утехами. «Зима в Сероглазове была в самой силе, с метелями, когда гнутся и стонут деревья, с неожиданно прорывающимися солнечными днями, полными блеска, с тихими снегопадами, с пушистой порошей, с холодным инеем. Так до самого крещения дни были непохожи один на другой».
Очень характерно для Боровикова такое различение явлений, почти неразличимых, ощущение непрерывного изменения, движения природы в одну и ту же, на первый взгляд, однообразную пору. Гуляя в березнике на берегу речки, мальчик открывает для себя все новые и новые удовольствия. Верткие синицы, красногрудые снегири, цепочки следов на снегу, «от маленьких, точно бусы, до крупных, как детская ладошка», — все вызывает его неподдельный восторг, создает неисчерпаемое разнообразие впечатлений. «В этот уютный заснеженный уголок я приходил каждое утро. С палкой в руках скользил на широких коротких лыжах, осматривая капканы. Выходил рано, когда низкое солнце пронизывало березник и одна сторона берез была малиновой, а другая синей. Вернувшись домой, я съедал миску щей и залезал на горячую печку. Там в тишине ярко оживало в памяти вес пережитое за день. Я был счастлив». «Так хорошо, что сердце ноет», — читаем в «Нике» вслед за описанием леса и речки.
Палитра Боровикова-пейзажиста богата и разнообразна. Лес, реку, землю и небо, поле и дорогу он рисует каждый раз неповторимыми приметами, передавая индивидуальность форм и цвета. Стремясь запечатлеть живую игру цвета, писатель находит тонкие оттенки в одной гамме: «Слева открылась ему березовая роща. Поникшие тонкие ветви были в плотном сиреневом инее, белые, в черных родинках, стволы выпукло обозначались на фоне голубого снега, а снежные ямки у стволов наполнены густой синевой». Таким видит лес Иван Гамаюнов, писатель, герой рассказа «Снегири». Оказавшись один в лесу, он переживает необыкновенное, «неподвластное ему чувство» и особое творческое вдохновение: «Лес заманивал Гамаюнова все дальше. С горячим волнением, с каким-то почти удивлением первооткрывателя разглядывал он деревья». «Мысли о писательском ремесле», приходящие на ум Гамаюнову в эти часы, очевидно, близки самому Г. Ф. Боровикову. «Деревья можно описывать, как людей, рисовать портреты, — подумал Иван Гамаюнов. — А пишешь вообще: «Стоял раскидистый дуб, стройная осина…» Ни уму ни сердцу такое описание». (Заметим в скобках, что, к сожалению, портреты людей, а не деревьев, Боровикову, как правило, мало удаются. Познакомить читателя с внешним обликом персонажа писатель считает для себя обязательным, но подробный перечень «особых примет» далеко не всегда превращается в художественно целесообразную зарисовку личности, психологически типизированную. Именно на этих страницах встречаются и досадные аляповатые штрихи (в женских портретах), и натуралистические излишества.) На способности Г. Ф. Боровикова хранить свежесть первоначального ощущения, памятливо беречь конкретные детали пейзажа основано, пожалуй, и художественное достоинство его произведений для детей, например лирической и поэтической книжки «Сережино лето». Рассказывая о путешествии Сережи в составе экспедиции ихтиологов по Волге, автор непринужденно и правдиво передает юным читателям интереснейшие открытия, удивительные истории, «которые таит в себе волжская природа»[2]. И детям, и взрослым он открывает исцеляющую силу всего земного, первородного мира. В произведениях Боровикова последних лет эта тема звучит все с большей настойчивостью и активной, последовательной гуманностью. Очищающее, просветляющее воздействие красоты природы на душу человека определило основную тональность рассказов и повестей, вошедших в книгу «Зумара» (1968), что справедливо было замечено читателем и критикой. «Вся книга словно насквозь пронизана каким-то необычайно мягким и теплым светом. Недаром даже сами названия рассказов в большинство своем «световые» или «цветовые» («Немеркнущий свет», «Светлая ночь», «От зари до зари», «Млечный путь», «Голубое ненастье»). Этот свет, излучаемый прозой Боровикова, можно определить прежде всего, как ее большой внутренний накал, который идет от настоящего, пристального внимания и любви к людям»[3].
По истокам своего творческого дарования Г. Боровиков подготовлен к восприятию деятельной практической формы общения человека с природой. Тонкое ощущение красоты земли не держит его в плену созерцательности. Конечно, он много пишет о любителях-рыболовах, об охотниках и путешествующих отпускниках. Но и в этих рассказах, и в других, где речь идет о повседневных трудовых встречах с природой, Г. Боровиков размышляет о долге человека хранить дары земли, о борьбе со стихией и опасностями, таящимися в природном мире. Жара и засуха, буря и дождь, снег и буран, ураган — все превратности климата и местности переносят люди, «населяющие» книги Боровикова. В борьбе с такими препятствиями выковываются их характеры. Особенно много рассказано писателем о Волге и волжанах. «Я люблю Волгу во всякое время» — эти слова главного действующего лица повести «Зумара» могли бы повторить многие герои Боровикова и сам автор. Веселые и беззаботные летние дни проводят на Волге приятели Сережи; заветным, любимым местом для целого города считается Набережная; влечет к себе берег реки и жителей маленькой Усовки. Трудовая жизнь героев ранних и поздних рассказов («Ледостав», «Прыжок») протекает в напряженных схватках со стихией Памятные «дни и ночи» пережиты защитником Сталинграда на Волге в рассказе «Курган». Уже в сборнике «Волжские рассказы» (1952) писатель затронул волнующую сейчас всех тему о сохранении волжских богатств, о необходимости строго контролировать всякого рода потребительское, промышленное, индустриальное вторжение в жизнь великой реки («Августовской ночью», «В родных местах» и др.)
Саратовский писатель В. А. Тимохин в статье «Три штриха к портрету Григория Боровикова»[4], вспоминая наиболее значительные впечатления от встреч со своим другом, писал: «Но тогда я, пожалуй, впервые остро почувствовал, как «болеет» Боровиков за природу. Да, он действительно с болью говорил, как безрассудно порой уничтожаются огромные лесные массивы. А как варварски относятся иногда к рыбным богатствам!
Так поэзия в нашем разговоре переплелась с жизненной правдой. Наверное, иначе и нельзя, если человек не просто любит природу, а заинтересован в том, чтобы она и радовала сердце человека красотой, и была неистощима в своем служении людям».
«Поэзия и жизненная проза» существуют рядом в «деревенских» рассказах и романах Боровикова, что вполне понятно. И здесь ему помогает не только способность ценить красоту сельской природы, но и точное ее знание, умение локализовать происходящее: «Была середина августа. Дни стояли знойные. С утра поднималось оплавленное по краям солнце, обжигало горячим дыханием землю. Над притихшими пшеничными полями волнисто струился маслянистый воздух, и слышно было, как потрескивает, высыхая, солома. Лощины и впадины затягивал тонкий дым, сквозь который смутно проступали в блеклых красках увалы, кое-где покрытые темно-зелеными дубравами». Тягостные чувства переживает работающая «всю страду», «с рассвета до заката» молодая колхозница. «Груше думалось, что всегда был и всегда будет этот иссушающий зной, от которого у людей лопались и кровоточили губы, добела выгорали брови, ресницы и, казалось, обесцвечивались глаза». И тут же автор замечает другое: «Палимая жарой, к вечеру она валилась с ног от усталости, но вместе со всеми радовалась: колхоз посуху уберет урожай» («Знойный туман»). В романе «Ника» читатель, несомненно, обратит внимание на достоверность и полнокровность описаний «поэзии и прозы» полевых работ.
Природа в произведениях Боровикова выступает свидетельницей и участницей истории народа, что отражается в легендах и преданиях об утесах и пещерах, о волжских селениях и самих волжанах.
Рассказ «Курган» посвящен сравнительно недавнему прошлому, ставшему героической страницей истории советского народа. Бывший защитник Сталинграда спустя многие годы ведет своего сына по местам боев. Сын, вознамерившийся провести школьные каникулы с товарищами на Черном море, досадует на отца, «задумавшего поход по этим суховейным приволжским степям». Следуя за малопривлекательной дорогой двух внутренне разобщенных людей, читатель сначала вынужден признать право сына «не переживать» всех этапов пути. Наряду с этим трезвым признанием все время приходится печалиться за отца, не понимаемого сыном. Скажем сразу, что к концу рассказа отец вновь одерживает трудную победу. После третьего дня путешествий оба они укладываются спать в гостинице и лежат без сна, в тревоге. Читатель испытывает счастливое удовлетворение, узнавая о беспокойных и хороших ночных думах сына. Тревогу, оставленную прошедшей кровопролитной войной, не надо гасить. Того требует священная память о павших и человеческий долг перед прошлым и будущим. И сын — будущее — сам ощутил эту тревогу.
Зарубцевались, но болят по ночам раны отца. Зарубцевалась, заросла травой земля. «Где человек не привел землю в порядок, она сама зарастила свои раны, — говорит отец сыну. — Жизнь не остановишь. Она, жизнь-то, идет своим путем. Изранил человек землю лопатами, танками, бомбами, а природа все залечила, всему дала жизнь. Ей, природе-то, только не надо мешать». Одинокий дуб, недалеко от которого был похоронен товарищ отца, родник в роще, соленая, мутная вода в балке, из-за которой «головы клали», — это память земли, возвращающей память человеку[5]. И эта память оживляла прошлое с поразительной ясностью и точностью».
Благодарное чувство любви к родной земле, выражаемое всей лирической прозой Боровикова, вливается в более всеобъемлющее чувство Родины. В небольшом рассказе о старушке Лукерье («Душа на месте») автор, с симпатией относясь к «местному патриотизму» деревенской жительницы, делает доверительные признания, очень значительные, основополагающие: «И я понял бабушку Лукерью. Что бы со мной ни случилось, какие бы беды ни сваливались на меня, стоило мне только подумать, что у меня есть родина, где я могу ходить по лесам и полям, плавать по рекам, жить, где захочу, так душа моя становилась на место… Видеть под высоким небом родную землю и чувствовать ее уют — это одно уже приносит счастье и делает осмысленнее течение каждой твоей минуты…» Необходимо еще прибавить, что эти мысли следуют за воспоминаниями о других странах: «За свою жизнь я повидал немало красивых мест на земле, переплывал много рек и морей, нагляделся на диковинные деревья и цветы в жарких странах, диких горах, в девственных лесах, в парках, где чуть ли не к каждому дереву приставлен садовник. Мое восхищение было коротким, и меня тянуло к неброской русской природе, как влечет к скромной неприметной в нарядной толпе любимой женщине, которой предан на всю жизнь». В этой проникновенной лирической исповеди раскрывается существо всего творчества Григория Боровикова.
Рекомендуя вниманию читателя роман «Ника» и предоставляя ему право самостоятельно судить о книге, сделаем несколько предварительных замечаний.
«Ника» — новая, существенно переработанная редакция ранее изданной повести. Автор стремится построить многоплановое повествование, вводя новых героев и шире развертывая панораму хозяйственной жизни усовского колхоза. Г. Боровиков пишет о сложных жизненных проблемах современной деревни, об отношении к сельскому труду разных поколений. Больше всего его волнует роль молодежи, ее судьба и возможности занять в будущем место своих родителей. Ника, Алексей Венков, Владимир Жбанов — главные герои. Ника — коренная жительница Усовки, она закончила десятилетку, не прошла по конкурсу в мединститут. Ее любимая подружка Люба учится в городе. Все мечты Ники, как и большинства ее молодых сверстников, связаны с отъездом из Усовки. Их влекут дальние края, незнакомые и манящие, зовет к себе город. О возможности переменить таким путем судьбу в деревне говорят много. Председатель колхоза Венков пишет даже об этом статью в газету, также получившую многочисленные отклики. Дела колхоза пошли дружнее, появились новые постройки и фермы, колхозники стали больше получать на трудодень, укрепилось доверие к новому председателю, ведущему хозяйство со знанием дела и чувством ответственности. Но то в одном, то в другом случае возникают разговоры «про всю жизнь, а не про один достаток». Об этом рассуждает и молодая свинарка Даша, и старуха Матрена, беспокоящаяся о «душе». Думы о призвании, об удовлетворяющей и материальные, и духовные запросы работе занимают больше всего молодежь. Для Ники это самый первый, самый главный вопрос всей ее дальнейшей жизни. Ее родители, особенно отец, не прощают дочери сознательного, как кажется Нике, вынужденного безделья. Ей обидно слышать упреки и насмешки молодых женщин на свиноферме, куда она пришла по просьбе председателя «проверить работу». Ника знакома с тяжелым деревенским трудом, она знает по дому, как ухаживать за скотиной, управляться на огороде и в поле. Но по ее глубокому убеждению, эта работа не может принести ей радостного удовлетворения. Среди однодеревенцев Ники есть большие мастера своего дела — печник Прошка, плотник Лавруха. Рассказ о работе Лаврухи на строительстве и отделке здания детского сада — один из интереснейших в романе. Г. Боровиков с увлечением пишет о незаурядном художественном даре плотника. Предание о мастере деревянных часов Бронникове, которое рассказывает Лавруха, восхищаясь знаменитым умельцем и его одержимостью, бескорыстием в деле, прямо соотнесено с главной мыслью романа о призвании, назначении человека. Ника уважительно относится к таланту и трудолюбию старших, но для себя она не находит ничего подходящего и достойного ее мечты. Г. Боровиков показывает, как она почти против воли втягивается в полевые работы, овладевает специальностью штурвальной на комбайне. Трудно сказать, что выберет для себя Ника в дальнейшем. Самым важным результатом прожитого после окончания школы года является, пожалуй, настроение девушки. Состояние удовлетворения и радости переживается ею не как сбывшаяся мета, а как неизвестное ей прежде самочувствие, непредполагаемое, неожиданное и постепенно рожденное участием в общем трудном деле.
В отличие от романа «Ливень» в «Нике» нет единой событийной линии, которая бы структурно организовывала повествование. Не вырисовываются четко и любовные, сердечные отношении, как в «Ирине», где напряженный рост чувств героини к Лучинину создает отчетливые сюжетно-композиционные повороты и «крепления», обозначающие движение романа. Колебания Ники в определении избранника своего сердца ничем не завершаются. Пережив короткую влюбленность в Алексея Венкова, она более глубоко привязывается к Владимиру Жбанову, но его отъезд в город к жене и дочери не рождает драматической ситуации, горькие разочарования и сожаления преодолеваются Никой. Так бывает в жизни, но достаточно выразительна и «удобна» ли такая неопределенность в художественном произведении?
В «Нике» Г. Боровиков впервые пытается овладеть облюбованными им в новелле принципами лирического повествования на большей художественной площади романного жанра. Здесь — то же внимание к повседневному течению жизни, к психологическим коллизиям, внезапно возникающим и разрешающимся. Роман требует более глубокого рассечения жизненных пластов и последовательного выявления внутреннего нерва происходящего. Писатель не всегда выполняет законы этого жанра: легко доступная Г. Боровикову детальность и конкретность отдельных описаний теснит в ряде глав требования художественной целесообразности. С наибольшим интересом читаются главы, где сложные жизненные вопросы выявляются в конфликтных ситуациях, в поведении и судьбах людей, где внутренние противоречия влияют на внешние взаимоотношения.
Г. Боровиков с тревогой пишет о влиянии церкви на жизнь села. В романе «Ливень» и повести «Именем республики» шла речь о власти служителей культа над старой деревней. Отец Борис в «Нике» — поп нового времени. Он хорошо понимает, что в современной деревне трудно найти темных, богобоязненных верующих даже среди старшего поколения. И сам он иронизирует над верой в того «бога с бородой», которого рисуют на иконах. Каноны религии отец Борис стремится совместить с научными открытиями двадцатого века. И ему удается привлечь к себе внимание «томимых духовной жаждой». Старушкам обещано построить богадельню, для молодых людей всегда наготове хорошая музыка, новейшие магнитофонные записи, телевизор. Молодежь не избегает бесед с таким образованным человеком, и он пытается прибрать кое-кого к рукам. Попадает в круг его знакомых и Ника. С помощью подкупленного во хмелю Прошки Борис устанавливает на реке крест и устраивает «Иордань». Г. Боровиков не преуменьшает опасности воздействия религии на селе и в наше время. Похороны умершей от воспаления легких крестившейся в «Иордани» Агафьи заканчиваются протестующей речью секретаря партийной организации колхоза агронома Перепелкина. Но его чувства разделяют прежде всего неверующие. Самое действенное, но стихийное возмездие творит мальчишка — сын Агаши. Вернувшись с похорон, он и учиняет разгром в избе и срывает со стен иконы.
Интересен в романе характер Владимира Жбанова. Он приезжает в деревню (помочь устроиться на новое жительство отцу) из города, куда так стремятся его новые сельские знакомые. Владимира тоже мучает вопрос о призвании, оно почти уже определилось и замечено, оценено окружающими. Жбанов устанавливает первые телевизоры в Усовке (в доме у попа и в клубе!), чинит приемники во всей округе, налаживает отцу Борису магнитофон. Можно поверить, что он будет хорошим конструктором. Однако нравственные начала поведения Жбанова серьезно поколеблены. Конечно, он не «элементарный пижон», каких мы уже встречали в литературе и кинематографе. Это парень из деревенской семьи, случайно увлеченный богемой, вставший на грани уголовщины и исключенный из института. Пути к будущему для него затруднены, но не закрыты. Однако он сам теряет себя.
Стремление Владимира Жбанова к красоте, к деятельной интересной жизни искажено расхожими представлениями, замутнено мишурой, фетишизацией вещей, заботами об эффектной внешности. Владимир увлекается легким заработком и удачлив на этом пути. Наказание за проступок помогло ему выработать осторожность во взаимоотношениях, осмотрительность в поведении. Но житейское умение выгодно устраивать свои дела мешает созиданию жизненно необходимых ценностей — формированию гражданских чувств, чистому счастью любви и осуществлению мечты о любимой, творческой работе. К несчастью, силою обстоятельств окружающие более склонны использовать именно практическую, деляческую сноровку Владимира. Получается так, что привычные искушения отбрасывают Жбанова назад, все дальше и дальше от главной цели.
Владимир Жбанов уезжает из Усовки с большими надеждами на будущее, и автор склонен амнистировать его поступки и проступки. Но влияние Жбанова на деревенских сверстников на протяжении всего романа более разрушительно, чем положительно. Большие огорчения доставляет он и Нике, не дав ей счастья в любви и не облегчив трудные поиски своего пути. Скрытую суть Владимира Жбанова понимают только взрослые, о чем свидетельствуют мимоходом брошенные реплики Прошки и сдержанное беспокойство за Нику ее родителей. Интуитивно с первых шагов не принимает Владимира Алексей Венков, не только его соперник в любви, но и идейный противник.
Судьба и характер Владимира Жбанова в романе расширяют и углубляют главную тему о призвании, о смысле жизни, выводя ее за пределы специфически деревенской. Городская жизнь сама по себе не обеспечивает человеку удачи, счастья, самостоятельности в деле. И напротив, приехавший после окончания школы в деревню к отцу Алексей Венков за год работы в плотницкой бригаде нравственно формируется, крепнет. В деревне Алексей испытывает много новых и драгоценных впечатлений. Ему, с большим интересом и вниманием изучающему архитектуру и живопись, полезны встречи с любителем-художником Шаховым, учителем географии, и, конечно же, повседневные дела и беседы на стройке с плотником Лаврухой. Неброская, неповторимо своеобразная усовская природа доставляет Алексею, тонко чувствующему красоту, много счастливых мгновений. О будущем Алексея мы тоже пока ничего не знаем, но качества, заложенные в его характере, должны повести по дороге чистой и честной.
Таковы основные идейные, психологические и сюжетно-образные линии романа «Ника». Дальнейшее слово о новом произведении Григория Боровикова за читателем.
Е. Никитина.