Я просыпаюсь одна. Долго лежу и слушаю звуки льющейся воды, шкварчение чего-то жареного, и тихую низкую песню. Судя по голосу, поёт Кир.
Всю ночь сквозь сон, я чувствовала их прикосновения, и поглаживания. Ощущала два крепких тела, что прижимались ко мне, а поняв, что рядом пустота, проснулась.
Разглядываю незамысловатый интерьер спальни. Огромная кровать, на которой я лежу, укутанная в тонкое покрывало. Напротив большое окно, неплотно зашторенное, и на пол падает полоска света. Высокий потолок со встроенными светильниками. Белый матовый. Рядом шкаф-купе. И пара стоек-вешалок, на которых навалены вещи. На полу мягкий ковер. Всё темное. Стены серые, постельное бельё черное, шторы тоже тёмно серые, только ковёр молочного света. Холостяцкая берлога.
Встаю, закутавшись в покрывало. Тело всё ломит. Не привыкло оно к таким физическим нагрузкам.
Тут же на полу натыкаюсь на свои остатки белья, чулки и туфли.
Как я поеду домой?
Бреду по коридору на запах пищи, и самое главное кофе. На полпути дорогу мне преграждает вышедший из ванной бодрый и свежий Саша.
— О, конфетка, с добрым утром! — он улыбается мне, обнажая ровный ряд белых зубов. На нем только брюки, и загорелая кожа на подтянутом торсе блестит капельками воды. Тут же давлю в себе желание слизнуть, их, и дотронуться до искусно вырисованного солнца. Это наваждение когда-нибудь закончится? Прямо раздражает меня такая реакция.
— Доброе, — вздыхаю я, и захожу в ванную, закрываю дверь.
Смотрю на себя в зеркало, и не узнаю эту потрепанную, но вполне счастливую женщину. Глаза блестят, искусанные губы алеют. Это что? Доза качественного секса так влияет?
Я расчесываю волосы рукой и заплетаю в косу, и бросаю взгляд на шею, и столбенею. Перевожу глаза ниже, разворачиваю покрывало, и моё изумление только крепнет. Вся моя кожа, белая нежная, во всех местах, вся в засосах, укусах, точках синяков. Звери. Мне же теперь минимум неделю, ничего открытого не надеть, пока эти следы исчезнут, и при Вове тоже надо с осторожностью ходить, а то, как закатит истерику.
Я умываюсь, чищу пальцем зубы. Оттягиваю момент когда встречусь, с ними обоими разом. Вот стесняюсь я. И по фиг, что было вчера, сегодня стесняюсь. Была бы возможность, вообще бы смылась, да только не одежды, не телефона.
— Зеленоглазая, харе плескаться, шуруй завтракать, — Кирилл заглядывает ко мне в ванную. Я прячу глаза.
Он тоже по пояс раздетый, в одних спортивных штанах, поигрывает своими бицепсами, и татуированной грудью светит, и мне тоже очень хочется его потрогать. И поэтому я не смотрю на него. Всё хватит. Вчера был предел моей толерантности, больше ничего такого. Отметим галочкой как небольшое приключение, и забудем.
— Иду, — отвечаю я и не глядя, плетусь на кухню, плотнее придерживая покрывало.
За завтраком, мужчины обсуждают какие-то свои дела, и планы на день, не вникаю. Вникаю во вкуснейший омлет. Пышный и румяный. Может я просто проголодалась, и поэтому кажется, так вкусно.
Ага, проголодалась!
И секса давно не было.
Хорошие оправдания.
— Спасибо, очень вкусно, — ограничилась я сухой благодарностью, и принимаюсь за кофе.
— Конфетка, а ты чего такая злая, вроде же наоборот должно быть, — хмыкнул Саша, видя моё подавленное настроение.
— Всё в порядке, — снова сухо отзываюсь я.
— Может развеселить? — Кирилл подаётся вперёд, и я вскакиваю.
— Нет не надо, у меня от вас и так всё болит! — восклицаю я.
— Прямо всё? — задирает бровь Саша.
— Всё, — отвечаю я, — и на этом всё, дайте, что-нибудь надеть, и я пойду.
— Угомонись, и пей кофе, — Кир уже спокойней смотрит на меня, — никто тебя не тронет, раз не захочешь, вроде понятно же уже…
Ага, понятно, только кто сказал, что я не хочу.
Я присаживаюсь за стол и даже не смотрю в их сторону, чтобы вот не представлять, как эти руки мускулистые могут обвивать и пальцы длинные проникать везде, и губы полные, терзать. Нет, нет!
Ой, ой, ой! Я что же запала на них, на обоих?
Нет, надо бежать, пока не поздно, потому что вот это, вообще за гранью. Меня хорошо оттрахали, а я как наркоманка подсела на них, как на наркоту. Я допила кофе, и вышла из кухни.
Бельё испорчено. Платья нет. Остались только чулки и туфли. Может позвонить девчонкам и попросить привезти одежду, но тогда вопросов не избежать, а я вот не настроена на допрос с пристрастием.
Пока я раздумывала, в комнату зашёл Кирилл, открыл шкаф и достал, чёрную рубашку, и, подумав, добавил косуху.
— Одевайся, мы тебя подвезём, а то в таком виде украдёт кто-нибудь, — ухмыльнулся он.
— Вообще-то это благодаря вам у меня такой вид, — фыркнула я, и стала раскручивать покрывало.
— Не бузи, в следующий раз аккуратно раздену, — снова усмехается Кир и выходит.
Что?! Никакого следующего раза! Ещё чего! Всё хватит! Я и от этого не отошла ещё.
Быстро одеваюсь, пока он вышел. Немного подумав, натягиваю чулки, потом туфли, натягиваю поверх длиной рубашки Кирилла его косуху. Выхожу в прихожую, оценить свой вид. Пожалуй, всё-таки хорошо, что они меня отвезут, потому что, вот так на улице только проститутки ходят.
Да рубашка, конечно длинная, и косуха, с одного плеча слезает, но в сочетании с чёрными чулками и туфлями на высоком каблуке, а если ещё и добавить лицо с опухшими губами, и ярко-зеленые, сейчас глаза, которые так и кричат, о сытости, то только на панель.
— Охуенно выглядишь, конфетка, — подтвердил мои догадки Саша, походя мимо, шлёпнул меня по заду, а если учесть что белья на мне нет, то получилось очень чувствительно. Я взвизгнула и потёрла ушибленное место и с досадой почувствовала жар визу живота. Я шлюха.
— Кир, я у тебя рубашку возьму, а то моя испорчена, — кричит Саша, из комнаты.
А у меня от таких замечаний щёки горят, потому что перед глазами образы живые встают, того что происходило здесь вчера.
— Бери, — проходит мимо Кирилл, а я стою пошевелиться не могу, придавленная опять стыдом.
Саша выходит из комнаты, застёгивая на ходу белую рубашку, и идёт на кухню, насвистывая что-то под нос.
Вообще у них настроение приподнятое не то, что у меня. Ну, они-то муками совести не обременены. Для них это скорее и не первое такое приключение, видно же матёрые мужики, опытные.
— Зеленоглазая, иди сюда! — зовёт Кирилл.
Я отмираю и захожу в комнату. Он как раз надевает ботинки, сидя на кровати.
— Иди ближе, — урчит его низкий голос, и когда я подхожу совсем близко, он сгребает меня в объятия и садит на свои колени.
— Ну, че гасишься? — зарывается у меня в шее, и ведёт горячими губами, а у меня сердце замирает. Потом носом в волосы, и дышит жарко, и я вся в дрожи, сжимаюсь на его руках.
— Всё же охуенно было, чего недовольная? Обидели что ли?
Вот чего не ожидала, и от кого не ожидала, так это от Кира, и то, что его будет беспокоить моё состояние.
— Всё нормально, — не совсем твёрдо произношу я.
— Ну, окей, раз нормально, то нормально, — впрочем, не настаивает он, и оглаживает мой зад, и я ёрзаю недовольно.
— На, вот возьми, — я перевожу взгляд на его руки, и замираю. Он держит распущенным веером деньги, пятитысячные купюры и протягивает мне. Я на мгновение выпадаю из реальности. Вот моё наказание за блядство. Ну а что я хотела, ведь не признания в любви и предложение руки и сердца. Вполне закономерный итог распутной ночи.
— Ты не напрягайся, и не думай там себе лишнего, — увещевает он меня, вталкивая купюры мне в ладонь, — телефон новый купишь, платьишко, бельишко.
— Оплата издержек, — скрипит мой голос.
— Свет, давай без хуйни…
— Что так мало? — перебиваю его.
— Мало? — удивляется он, и тянется к заднему карману, достаёт сложенную вдвое наличку стянутую клипсом. Я выхватываю все деньги, снимаю клипсу, здесь помимо рыжих пятитысячных купюр, есть тысячи и синие двухтысячные, также зелёные доллары.
— Сойдет, — говорю и ловко встаю с его колен, подхожу к окну распахиваю створку, и швыряю все деньги за окно.
— Пошёл ты на хрен, меценат! — показываю ему средний палец.
— Бля, ебанутая! — тянет ошарашено Кирилл, поднимаясь с кровати. Я пролетаю мимо него, сталкиваюсь в дверях с Сашей.
— И ты тоже иди на хрен! И везти меня не надо, я сама доберусь.
— Чё за кипишь? — не понимает он.
— В окно глянь, — кивает Кирилл, а я, тем временем сворачивая ногти, открываю замок, и, подхватив сумочку, несусь к лестнице, потому что не смогу все девять этажей спокойно стоять, лучше я по лестницам, и по фиг, что на каблуках.
Твари! Ненавижу! И их ненавижу, и себя дуру ненавижу! И видеть не хочу! Сука благодетели! Козлы!
Я разъяренной львицей выскакиваю из подъезда, и под всё ещё летающие купюры, лечу, словно пуля по двору. Оборачиваюсь и вижу их в окне, и показываю им фак, скрываюсь в арке. Ловлю первую попавшуюся попутку. Меня охотно подвозят, мой вид этому благоволит. Главное чтобы до дома довезли. Мужчина, что остановился, всю дорогу, косился на меня, как на ненормальную, потому что я сижу и всхлипываю и утираю злые слёзы со щёк.
Вот дура! Дура!
Он даже денег не взял, хотя на такси у меня были. Я поблагодарила его, и вывалилась неуклюже из машины, потому что запал уже пропал, и стало так муторно, от всего произошедшего, что я еле доплелась до дома. Свалилась на диван, и опять расплакалась.