Никогда не спорь с судьбой (СИ)

Глава 7. Перемены. Часть 2.

– А ты разве не поедешь с ним? – я заметила, что Элис не проявляет никаких признаков скорого отъезда. А ведь обычно они никуда по отдельности не уезжали. По крайней мере, за то время, что я здесь жила, такого ни разу не случалось.

Элис пожала плечами.

– За документами Джас обычно ездит один. Он не хочет, чтобы там видели кого-то из нашей семьи, кроме него. Он даже фотографии вклеивает сам. Бережёт семью от любопытства посторонних.

– Кстати, хорошо, что напомнила, – обратился Эдвард к Элис. – Энжи нужны фотографии на документы. Мы съездим в Сиэтл, там народу побольше, легче затеряться, и сделаем их. Кстати, как там с погодой? Солнца не будет?

– Я же не могу видеть будущее Энжи!

– Так посмотри моё. Или ты и это уже не можешь?

– Прекрати насмехаться! Сейчас узнаю, – Элис на секунду задумалась, глядя куда-то вдаль, потом её лицо расплылось в насмешливой улыбке. – Луна-парк, значит? Качельки-карусельки? А не староват ли ты для подобных развлечений?

– Вообще-то, это должен был быть сюрприз. Спасибо тебе, Элис, огромное.

– Да пожалуйста! Развлекитесь, как следует.

С этими словами Элис подхватилась с кресла, чмокнула нас обоих в щёку и удрала наверх. Наверное, попрощаться с Джаспером. Во время этого диалога я сидела молча, переводя взгляд с одного на другую. Мы с Эдвардом едем в город вдвоём? Он поведёт меня в Луна-парк?! Блаженная улыбка на моём лице расплывалась всё шире. До чего же сегодня счастливый день! И ведь он ещё только начинается.

Мы встали и направились к выходу. В дверях я притормозила и оглянулась.

– Кстати, Эммет, если сегодня мне некогда на тебе кататься, это ещё не значит, что я забыла о твоём проигрыше. Просто завтра удвоим количество кругов, вот и всё!

С этими словами я сделала расхохотавшемуся Эммету ручкой и выбежала из дома вслед за Эдвардом.

Когда мы выехали с частной дороги на пустынное шоссе, Эдвард остановил машину.

– Не хочешь сесть за руль? Проверим, прав ли я в своём предположении.

– Ты готов рискнуть своей машиной? Не боишься, что я её разобью? Может, потренируемся на чём-нибудь, чего не так жалко?

– На кабриолете Розали?

– Ты прав, ляпнула, не подумав. У вас любую машину жалко.

– Да не переживай ты так. Я в любом случае, буду держать всё под контролем и успею предотвратить аварию, если понадобится. Но что-то мне подсказывает, что всё будет в порядке. Итак, готова к подвигам? Или, может, ты боишься? – судя по смешинкам в уголках глаз, Эдвард шутил, но я взвилась, словно он всерьёз усомнился в моей храбрости.

– Я? Боюсь? Да никогда! Ну-ка, пусти меня за руль.

Я уселась за руль, Эдвард – на переднее пассажирское сидение. Он что-то где-то подкрутил и отрегулировал кресло под мой рост – всё же я была сантиметров на сорок ниже него. Я осмотрела приборную доску, всякие переключатели и циферблаты – они абсолютно ни о чём мне не говорили. Моя уверенность начала таять. Но тут я вспомнила случай с роялем Эдварда. Может, это сработает и с машиной? Я расслабилась, положила руки на руль, закрыла глаза и глубоко вздохнула. Я хочу завести эту машину. Я хочу на ней ехать. Мне это нужно!

Словно бы сами по себе, мои руки и ноги начали совершать какие-то действия. Я услышала ровное гудение мотора и открыла глаза. Потом плавно тронула машину с места. Я не задумывалась над тем, что я делаю, как не задумывалась, как именно нужно передвигать ноги при ходьбе. Я просто это делала, и всё.

Я прибавила скорость. Машина подчинялась мне, словно стала частью меня, была послушна и готова к новым свершениям. Я разгонялась всё быстрее, пока стрелка спидометра не начала приближаться к отметке в сто пятьдесят миль в час. Тогда я расхохоталась от восторга и своей власти над дорогой и этой мощной машиной. Эдвард расхохотался вместе со мной.

– Я должен был догадаться, что ты тоже любишь скорость. Достаточно вспомнить твои поездки на Эммете. Как только Джаспер состряпает тебе права, надо будет купить тебе машину. Какую ты бы хотела?

– Розовую, – пошутила я. Эдвард вновь рассмеялся. – А вообще-то мне всё равно, просто что-нибудь быстрое. И уж ни в коем случае не розовое.

– Обещаю – ничего розового! Может, тогда и медведя забрать?

– Не вздумай! Дани мой, навсегда!

– Ты дала имя плюшевому медведю?

– Да, а почему бы и нет?

– Действительно. Почему бы и нет? Но тебе не кажется, что это всё-таки девочка? Ни один уважающий себя мужчина не захочет быть таким розовеньким.

– Пожалуй, ты прав. Ну и что, Дани может быть и женским именем. В любом случае, мне это имя нравится, а медвежонку, я думаю, без разницы.

Эдвард, со смехом, согласился со мной.

Так мы и ехали, болтая ни о чём и постоянно смеясь не столько над не такими уж смешными шутками, а просто от прекрасного настроения. Когда вдали показался город, Эдвард выгнал меня с водительского места, пообещав вновь пустить за руль на обратном пути. Всё же прав у меня пока ещё не было.

В огромном торговом центре мы нашли небольшую фотостудию, где мне моментально сделали все нужные фотографии. Я заметила на стене образцы фотопортретов, на которых были люди в исторических костюмах. Мы поинтересовались у фотографа, можно ли и нам сделать такой. В наше распоряжение тут же была предоставлена целая гардеробная с костюмами разных эпох, сделавшими бы честь небольшому театру. Как мы выяснили позже, их действительно приобрели на распродаже реквизита в одном разорившемся театре. Я стала азартно рыться в костюмах и уже присмотрела для Эдварда парадный наряд вельможи времён Людовика ХIV, но тут заметила, как он с какой-то непонятной мне грустью и даже тоской, смотрит на военную форму начала ХХ века. Поймав мой удивлённый взгляд, Эдвард объяснил свой интерес.

– Знаешь, в юности я мечтал стать военным. Просто дни считал до того момента, когда мне исполнится восемнадцать лет, и я смогу вступить в армию и отправиться воевать. Но из-за болезни, – тут он бросил насторожённый взгляд на занавеску, отделяющую гардероб от фотостудии, – и всего, что потом случилось, надеть военную форму мне так и не удалось. Сейчас я понимаю, что был всего лишь восторженным мальчишкой, готовым лезть под пули ради призрачной славы, но я всё ещё помню, как мечтал облачиться в военную форму. Я считал, что в ней я буду выглядеть бравым воякой, и все соседские девушки будут вздыхать по мне.

Он усмехнулся. Это была печальная усмешка. Он словно смеялся над наивностью того мальчика, каким был когда-то. Мне захотелось поцелуем стереть эту печаль из его глаз, но на это я пока не имела права. Не хотела нарушать наш уговор в день его заключения. Нарушу немного попозже. А сейчас я решила поднять ему настроение другим способом. По крайней мере, попытаться.

В итоге Эдвард позировал для портрета в этой самой офицерской форме, которая невероятно ему шла и практически подошла по размеру. Чтобы соответствовать его образу, я нацепила костюм сестры милосердия того же времени. Это был практически мешок, на несколько размеров больше, чем нужно и гораздо длиннее. А полагавшаяся к нему косынка закрывала, и волосы и шею, и щёки. Короче, в нём я выглядела тем ещё чучелом. Но фотограф усадил меня в кресло, с профессиональной ловкостью задрапировал лишнюю материю, и это уже не выглядело так ужасно, как поначалу.

Сделав несколько снимков, фотограф пообещал в течение часа сделать портрет и вставить его в рамку. Этот час мы провели, бродя по торговому центру и закупая всякие нужные для школы канцтовары. Для меня мы также приобрели сумку для тетрадей и учебников. Сначала Эдвард хотел купить мне рюкзак, но, перемерив их целую кучу, я отказалась от этой идеи. В рюкзаке я чувствовала себя неуютно, он мне мешал.

Я вообще не любила, когда что-то закрывало мне спину. Понять причину этой странности я не могла, но факт оставался фактом – закрытая спина вызывала у меня нечто вроде клаустрофобии. Даже топики, которые я носила как нижнее бельё, я предпочитала с открытой спиной. На волне покупательского бума Элис, я подсунула множество таких в общую кучу покупок. А те, у которых спина была закрыта, я перешила. Либо углубила уже имеющийся вырез, либо, если уж спина была закрыта по самую шею, просто вырезала большую дыру в районе лопаток. Благо, у Эсми была куча швейных принадлежностей, и я обработала обрезанные края на швейной машинке, когда она с Карлайлом в очередной раз уехала на охоту. А поскольку я всегда надевала какую-нибудь рубашку или кофточку поверх топа, то о моей странности никто из Калленов не знал. Мне было неудобно за эту свою маленькую сумасшедшинку, но поскольку это было вполне безобидная странность, я решила на этот счёт не заморачиваться. По большому счёту, у меня хватало других, гораздо больших странностей, так что на эту можно было не обращать внимания. Аукалось это очень редко, как, например, сегодня, в случае с рюкзаком. Но, в конце концов, я же не в поход собираюсь идти, а сумочка, которую мы в итоге выбрали, была очень даже симпатичная.

Спустя час мы забрали портрет. Я была потрясена, насколько здорово мы на нём получились. При этом для портрета фотограф из множества сделанных кадров выбрал именно тот, на котором Эдвард посмотрел на меня. Я этого не видела, поскольку он стоял позади меня, положив руку мне на плечо, как обычно люди позируют на старых фотографиях. Видимо, фотограф был настоящим мастером своего дела – он сумел поймать этот исполненный невероятной нежности взгляд и запечатлеть его на плёнке. Я сглотнула внезапно образовавшийся в горле комок. Это было перенесённое на фотобумагу признание в любви. И пусть слова ещё не произнесены, теперь у меня не осталось больше никаких сомнений в его чувствах.

После торгового центра мы направились в Луна-парк. И хотя, «благодаря» Элис, сюрприза у Эдварда не вышло, но удовольствие я получила не меньшее. Может даже и большее, поскольку предвкушала это событие в течение нескольких часов. Мы бродили по парку почти до самого закрытия. Перекатались на всех возможных качелях и каруселях, посмотрели выступления разных клоунов, жонглёров и фокусников, перепробовали все возможные лакомства. Собственно, пробовала я, точнее, ела. И, как всегда, в неимоверных количествах. Но, для конспирации, Эдвард всё покупал в двойном экземпляре, а потом ходил с полусъеденным мороженым или хот-догом в руках, время от времени поднося его ко рту, а потом заменяя на мой, более съеденный, и так до тех пор, пока я не съедала обе порции. После чего он покупал нам новые.

И лишь одно он отказывался покупать и для себя тоже – сахарную вату. Эдвард наотрез отказывался даже держать в руках эти огромные, ядовито-розовые пушистые комки, а тем более делать вид, что ест их. Видимо, считал, что это несколько умаляет его мужественность, хотя, по-моему, такое в принципе было невозможно. И хотя я указала ему на нескольких мужчин, евших эту несчастную вату, переубедить его я не смогла. Для меня он был готов купить хоть всю вату, имеющуюся в парке, но для себя – отказывался напрочь. Похоже, у него тоже был какой-то крошечный пунктик. Я вспомнила свои топики с дырами на спине и больше не настаивала.

Незадолго до закрытия, когда мы уже просто бродили между аттракционами, с наступлением темноты ставшими ещё ярче и завлекательнее благодаря разноцветным огонькам, а я, наконец-то наелась, Эдвард вдруг, словно что-то увидев, стал целенаправленно пробираться сквозь толпу, ловко маневрируя между людьми и таща меня на буксире. Мне оставалось только следовать за ним неизвестно куда, поскольку кроме его спины я ничего не видела.

Когда Эдвард, наконец, остановился, я вынырнула из-за его спины и увидела перед собой некое подобие тира. В нём надо было сбивать жестяные банки из-под колы бейсбольными мячами. За большое количество попаданий полагался приз – мягкая игрушка. Этими призами были увешаны все боковые стены импровизированного тира. Суперприз – огромная плюшевая панда – висел на самом виду. Эдвард купил у продавца двадцать бросков – именно такое количество попаданий требовалось, чтобы получить эту панду. Расстояние до «мишеней» было значительное. Но я ни капли не сомневалась, что Эдвард легко выбьет все жестянки. Я оценила размеры чёрно-белой зверюшки и начала прикидывать, куда именно я смогу её пристроить в спальне, чтобы и нам с Эдвардом осталось место.

Эдвард начал швырять мячи. Я спокойно ждала его триумфа, но вдруг, после трёх попаданий, он промазал. У меня отпала челюсть. Эдвард промазал?! Такого просто не могло быть! Он мог легко сбить все эти мишени даже стоя к ним спиной! Что случилось?

А Эдвард продолжал кидать мячи, тщательно прицеливаясь, радостно улыбаясь попаданию и издавая расстроенный стон при очередном промахе. Поняв, что он что-то задумал, я начала ему подыгрывать: подбадривать, радоваться попаданиям и утешать после промахов. В итоге он сбил только четырнадцать банок из двадцати. За такой результат тоже полагался приз, хотя и небольшой. Запустив Эдварда за импровизированный прилавок, продавец махнул рукой в сторону стены, сплошь завешенной небольшими – не крупнее котёнка – мягкими игрушками, предлагая выбрать среди них себе приз. Эдвард, ни секунды не раздумывая, целенаправленно прошёл в дальний угол и снял что-то со стены, после чего торжественно преподнёс мне свою добычу. Разглядев у него в руках маленького жёлтого слона и вспомнив наш вчерашний разговор, я расхохоталась. Да уж, чувство юмора у него развито прекрасно, с этим не поспоришь.

Когда мы уходили от палатки, я оглянулась на панду. Мне вдруг показалось, что, несмотря на игрушечную широкую улыбку, взгляд у неё грустный. Я вдруг представила, каково ей висеть тут изо дня в день, наблюдая, как её младших товарищей радостные люди забирают с собой, а она вряд ли когда-нибудь обретёт семью. Ведь выиграть её мог разве что какой-нибудь чемпион по бейсболу, привыкший кидать мячи точно в цель. Только таких в нашу глушь не заносит. Мне вдруг стало так жалко эту глупую игрушку, что я резко затормозила, нашарила в кармане остатки денег, которые дала мне Элис, прикинула сумму и поняла – мне хватит. Занимать на это деньги у Эдварда мне почему-то не хотелось.

Резко развернувшись, я высыпала монеты на прилавок и потребовала двадцать мячей, которые были мне немедленно выданы. Эдвард, вернувшийся вслед за мной, видимо, собирался меня отговорить, но разглядев что-то в моих глазах, сделал некие выводы и не стал вмешиваться. Посадив слонёнка на прилавок, я методично и целенаправленно сбила все банки. Обалдевший продавец молча вручил мне панду, которую я тут же презентовала Эдварду. Я забрала слонёнка, и мы вчетвером направились прочь. Отойдя на несколько шагов, Эдвард обернулся и сказал продавцу, который продолжал с отвисшей челюстью смотреть нам вслед.

– Она в бейсбол играет. Профессионально. Юношеская лига.

После его слов продавец подобрал-таки упавшую челюсть и стал смотреть нам вслед уже не с удивлением (а точнее – обалдением), а с тоской, которая была направлена на уносимую Эдвардом панду. Народ, видевший моё представление, тоже закивал головами и начал расходиться. Эдвард ловко пресёк на корню всякие возможные сомнения в моей обычности и нормальности.

Когда мы отошли на приличное расстояние, Эдвард с лёгкой укоризной покачал головой.

– Это было опасно. Ты могла привлечь к себе излишнее внимание.

– Я понимаю. Извини. Но мне стало так её жалко….

– Да, я догадался. Ладно, всё обошлось. Я понимаю, что тебе всё же сложнее, чем нам – мы десятилетиями скрываем от людей любые проявления своих способностей. А ты этому только учишься. К счастью, ничего особо сверхъестественного ты не сделала. Человек тоже способен на такое. Далеко не каждый, но всё же способен. Но на будущее – постарайся сдерживать свои порывы.

– Хорошо, обещаю. Впредь постараюсь сначала думать, а потом действовать.

– Ну, вот и умница, – слегка наклонившись, Эдвард чмокнул меня в макушку. На это я ответила непроизвольным широким зевком. Эдвард расхохотался.

– Да, это был длинный день. Пора домой. Я совершенно забыл о времени.

– Я тоже. Это был чудесный день. Самый лучший в моей жизни. Спасибо тебе.

– Мне это было только в радость. А теперь, пойдём-ка к машине, пока ты не заснула прямо здесь, на газоне.

К тому моменту, как мы добрались до стоянки с припаркованным «Вольво» Эдварда, прошло порядочно времени – мы ведь должны были передвигаться с обычной человеческой скоростью. К этому времени я уже зевала почти непрерывно, но всё же сделала безнадёжную попытку усесться за руль. Эдвард усадил панду на переднее сиденье, тщательно пристегнул её, а потом изгнал меня с водительского сидения на заднее. Я для вида поупиралась и слегка надулась, за что была поцелована в нос, но на заднее сиденье всё же отправилась почти добровольно. Там я тут же улеглась, свернувшись калачиком и уткнувшись носом в слонёнка. Эдвард включил какую-то еле слышную медленную инструментальную мелодию, и спустя пару минут я уже крепко спала. И не проснулась уже до самого утра.