В СТРАНЕ «ПРЯМОГО СОЛНЦА»

27 ноября 1926 года по пути в Италию с парохода «Милано» Николай Иванович писал Елене Ивановне: «Начал штудировать Абиссинию и обдумывать вероятность прямого проникновения туда через Эритрею… Вся трагедия в том, что эта страна не имеет нигде представительств, а сама окружена пятью странами, для которых советский паспорт, как волчий билет… Попасть же в Абиссинию прямо необходимо, так как средиземноморский центр оказался для хлебных злаков весьма сомнительным. И по интуиции, да и по обрывкам фактов чувствую, что там решится многое».

А спустя почти месяц из Болоньи: «…не выйдет, буду пытаться попасть хотя бы в Эритрею. Идет дело ва-банк. Но колебаний у меня нет. Я должен это сделать».

Телеграммы и письма, посланные правительству Абиссинии из Парижа и Рима, оставались без ответа. Совсем потеряв веру в то, что удастся отсюда получить визу на въезд, Вавилов решается ехать в итальянскую колонию Эритрею, находящуюся рядом. Визу туда дали. Одновременно он возбудил ходатайство и о выдаче транзитной визы для проезда через Французское Сомали. Французский консул в Риме, полистав паспорт ученого и обнаружив в нем визы в Тунис, Алжир, Марокко и Сирию, разрешил въезд и в Сомали, предупредив, однако, что это отнюдь не гарантирует въезда в Абиссинию.

Заручившись визами в Эритрею и Сомали, Вавилов все же рискнул поехать в январе 1927 года в Восточную Африку.

Волнуясь, сошел он вместе с директором департамента земледелия острова Мадагаскара Карлем в гавани Джибути с французского парохода на берег Аденского залива и направился к французскому капитану на регистрацию. Тот был изумлен появлением здесь первого советского профессора, однако все же решился и взял у него паспорт «на предмет получения подписи губернатора». И — завел разговор о революции, одобрительно прибавив, что «дело пойдет», исходя, по-видимому, из опыта своей отечественной революции.

А консул Абиссинии сообщил с улыбкой, что «печати французского губернатора Сомали вполне достаточно для свободного въезда в Абиссинию». Вот это подарок судьбы!

Лишь дважды в неделю ходил поезд из Джибути в Аддис-Абебу. Поэтому, чтобы не терять времени, отправились в окрестные деревни. Вавилова и Карля сопровождали голые черные ребятишки. Дома — убогие шалаши, крытые рогожами и циновками. Около деревни паслись овцы и козы. Очень своеобразные: козы — стройные, с гладкой темной кожей, а овцы — курчавые, короткошерстные…

Наконец Вавилов сел на поезд и отправился во Внутреннюю Абиссинию. Когда поезд остановился и, похоже, надолго, в Диредаве, в полусотне километров от Харара, крупного земледельческого района, Вавилов предпринял «местную» экспедицию: быстро, «без всяких формальностей» снарядил небольшой караван и провел десятидневное путешествие вокруг города Харара. Время для сборов оказалось самое удобное — хлеба как раз созрели.

Находки превзошли все ожидания! На полях царила невероятная пестрота разновидностей. «Впервые здесь пришлось собрать фиолетовую пшеницу, оригинальный черный ячмень, хлебный злак тэфф, напоминающий мелкое просо. Все здесь было поразительно своеобразно, начиная с оригинального плуга в виде гвоздя и невиданных мною в других странах сельскохозяйственных орудий… Пшеница оказалась представленной изумительным разнообразием форм. Собрав большое количество образцов семян и отправив первые тридцать ящиков из Диредавы в Ленинград, я направился в Аддис-Абебу», — вспоминал потом Н. И. Вавилов.

И вот наконец долгожданная столица «страны прямого солнца» — Аддис-Абеба, «цветок весны», раскинувшаяся по склонам гор на высоте почти в 2,5 километра над уровнем моря, «вся в густом лесу из австралийских эвкалиптов». Замелькали сначала плетеные хижины, обмазанные глиной и крытые соломой, затем показались кварталы каменных домов европейского типа. Как-то встретят экспедицию здесь?

«Добрая фея» г-жа де Вильморен и здесь сделала свое дело. По местному обычаю один из послов должен был представить приехавшего иностранца правительству Эфиопии. Французский посол, получивший рекомендательное письмо от маркизы, согласился представить ученого регенту Расу Таффари.

На другой день верхом отправились к нему. Регент встретил гостя из Советской России с большим любопытством, охотно выслушал рассказ о новациях в ее сельском хозяйстве, целях путешествия ученого, об удивительной флоре Эфиопии. Вавилов преподнес в подарок карту земледелия СССР и свою книгу «Центры происхождения культурных растений» на английском языке. Таффари покивал головой и заявил, что пшеницы в Абиссинии плохие, гораздо лучше американские пшеницы. Он пошел в свои апартаменты и принес… большие початки кукурузы. «Вот это пшеница! — сказал он Вавилову. — У нас такой нет!» Принципиальное согласие на путешествие по стране было получено.

После того как Вавилова посетил французский посол и оказал любезный прием сам правитель страны, посыпались приглашения из всех европейских посольств и консульств. Однако согласия на въезд в Египет английский посол все же не дал, несмотря на рекомендации, данные Вавилову английскими учеными.

…Вторая беседа с Расом Таффари, на сей раз наедине, была очень доверительной. Подали кофе в миниатюрных чашечках, обрамленных литым золотом. А интересовала собеседника больше всего революция. Он «самым подробным образом» расспрашивал, как она произошла, как был арестован царь, почему его покинула армия и не захотела защищать, как отнеслись к этому его родственники. Просил рассказать об императрице, Распутине и группе их сторонников. А потом задавал вопросы о сущности советской конституции, попросил прислать описание дворцов, изложить основные принципы советской системы управления.

Русский ученый вызывал у него явные симпатии: Таффари объявил, что тот может путешествовать по стране везде, где сочтет нужным.

Спустя две недели Николаю Ивановичу вручили и официальную бумагу с гербом, на котором красовался лев. В ней всем воеводам провинций объявлялось о том, что профессор Н. И. Вавилов является «гостем Эфиопии», и его надлежит снабжать патронами, продовольствием, фуражом и солью по всему пути следования каравана экспедиции. И вообще оказывать ей всяческое содействие.

В качестве сопровождающего итальянский посол дал Вавилову одного из своих служащих — амхарийца Хакима. Пришлось купить винтовки для нанятых солдат-аскаров — без охраны путешествовать было опасно. У губернатора Аддис-Абебы Николай Иванович заключил с нанятыми людьми договор, который обязывал хорошо кормить их, в случае болезни — не бросать, а оставлять где-либо в селении, обеспечив средствами, а если кто-то умрет, похоронить по всем правилам. «На мой вопрос, какие же обязательства будут с другой стороны, — вспоминал Николай Иванович, — губернатор посоветовал взять с собой кандалы, от которых мне вежливо пришлось отказаться. «Напрасно, профессор! Это делают все путешественники — и англичане, и французы».

Чтобы облегчить путешествие, Вавилов купил десяток ослов. Это было «грубейшей ошибкой и величайшим оскорблением» для всех: на ослах в Эфиопии возят только детей и прокаженных. Пришлось поменять их на мулов, а выданные каждому аскару сандалии для дальней дороги тотчас исчезли — они продали их на базаре. Глава экспедиции купил новые — чтобы выдавать в дороге. Но, несмотря на все осложнения, 17 февраля Николай Иванович уже смог написать Виктору Евграфовичу Писареву в Ленинград: «Правитель Эфиопии Рас Таффари, портрет которого прилагаю[1], разрешил вход в глубь страны. Сегодня караван (11 мулов, 12 человек и 7 ружей, 2 копья, 2 револьвера) выступает в глубь страны, к верховьям Нила».

Караван по холмам и горным склонам продвигался весьма быстро, делая за день по три десятка километров и больше. Стоял мартовский период «малых дождей» — хлеба еще стояли на корню, но уже вполне вызревшие, а местами даже сжатые и сметанные в стога. Отбирать образцы было легко и удобно. Ночевать останавливались где-нибудь возле реки, неподалеку от деревни. Песчаные места буквально кишели ночью черными скорпионами и фалангами — требовалось немало осторожности. А чтобы отгонять шакалов и гиен, разводили вокруг лагеря костры и поддерживали огонь всю ночь. Выручал кофе, позволявший не спать долго и сохранять бодрость, писать дневник, перебирать и упаковывать образцы.

Караван шел то по черным базальтовым скалам, то по рыхлым тропам, осыпавшимся под ногами. Местность была прорезана глубокими каньонами. Особенно трудным оказался переход через Голубой Нил, чуть поблескивающий в глубине пропасти, по крутому зигзагообразному спуску. Ночевали на высоком уступе. В реке было полно крокодилов. Проводники спустились туда, загремели выстрелы. Десятки аллигаторов всплыли вверх брюхом, как сучковатые бревна, и караван начал переходить реку вброд.

Вавилов постоянно заботился о своих спутниках: следил, чтобы все были сыты, а если были сбиты ноги, лечил их, давал новые сандалии. Когда же у озера Таны он сам слег в тифозной лихорадке, все за ним ухаживали так трогательно, что это потрясло его до слез.

Крестьяне встречали караван радушно, снабжали продуктами и фуражом. А открытый лист с двумя большими печатями Раса Таффари и императрицы Заудит безотказно действовал на командиров отрядов, которые проверяли документы.

Обследовали все три земледельческие зоны Эфиопии: нижнюю — тропическую — войну, среднюю, субтропическую, войну-дёгу и верхнюю дёгу — выше 2400 метров над уровнем моря. В двух последних — основные земледельческие районы, а вся страна, как писал Вавилов, расположена главным образом на высоких горных плато, представляющих собой как бы естественную крепость или замок, приподнятый на огромную высоту.

За четыре месяца экспедиция прошла около двух тысяч километров, собрав более шести тысяч образцов, сделано множество фотографий. Флора оказалась на диво оригинальной, имеющей виды и даже роды растений, не известные в других странах, а некоторые из них и в культуру были впервые введены именно здесь, например тэфф или нуг. Из 650 разновидностей пшеницы, известных тогда в мире, 250 оригинальных форм обнаружено в Эфиопии. Примерно так же получилось и с ячменем: некоторые эфиопские формы его, посеянные потом в России, созревали даже за Полярным кругом, в Хибинах. Почти так же повела себя и высокогорная скороспелая пшеница. Была найдена твердая безостая пшеница, которую тщетно пытались получить многие селекционеры в Европе и в Америке путем гибридизации. А здесь — в естественных условиях — выбирай любую из ее разновидностей!

Николай Иванович писал своему заместителю Виктору Евграфовичу Писареву: «Третьего дня мною окончена отправка материалов из Абиссинии, 4 дня и ночи писал без конца, онемели руки от подписывания (830 бланков таможеннику, по 7 на посылку и другие). Отправил 59 посылок, до этого послана из Аддис-Абебы и Джибути, и Бери-Дауа 61 посылка, итого 120 из Восточной Африки».

Загрузка...