Николай Вавилов

СЕЛЕКЦИЯ + ГЕНЕТИКА

В качестве президента ВАСХНИЛ Н. И. Вавилов активно содействовал созданию в стране широкой сети научно-исследовательских учреждений по территориальному и отраслевому принципу: были организованы зональные институты зернового хозяйства, институты картофеля, льна, масличных культур, хлопководства, плодоводства, виноградарства, субтропических культур и чая. Сам ВИР имел 13 крупных отделений и опытных станций, в том числе отдел акклиматизации и натурализации растений, отдел биохимии, отдел генетики, отдел селекции, отделы физиологии, цитологии, интродукции, отдел агрометеорологии. Работа всех отделов ВИРа, его филиалов и опытных станций была тесно увязана, велась по плану и быстро давала ощутимые результаты.

Еще зимой 1933 года в «Ленинградской правде» появилась статья «Английский институт — о достижениях советской селекции». В ней говорилось: «Великобританское Бюро генетики растений (Кембридж) выпустило специальную книгу о достижениях селекции в СССР, посвященную, главным образом, работам Ленинградского института растениеводства. В книге под названием «Селекция растений в Советском Союзе» английские авторы пишут: «Советский институт растениеводства под руководством академика Н. И. Вавилова за последние 15 лет успешно провел организацию величайшего опыта по селекции растений, до сего времени не отмеченного во всем мире».

Институт Вавилова, таким образом, получил международное признание. Николай Иванович еще в 1923 году произвел свои знаменитые «географические посевы» в различных по природным условиям пунктах страны. О их результатах он сообщил в 1927 году на Международном конгрессе экспертов по сельскому хозяйству в Риме. Сообщение вызвало особый интерес участников конгресса и решение проводить и в Италии подобные испытания сортов.

А спустя несколько лет Вавилов организовал еще более масштабные опыты: одни и те же сорта, собранные в разных странах, а потому существенно отличающиеся друг от друга, высевали и выращивали в 115 различных по природным условиям пунктах СССР. Наблюдения проводили по таким признакам, которые потом, сложенные воедино, позволили составить «агроэкологический паспорт» каждого сорта: продолжительность фаз роста и развития, длина вегетационного периода, отношение к переменам температуры, длине дня, к увлажненности почвы и воздуха, устойчивость к болезням и т. д. И несмотря на кажущееся разнообразие и многоликость проводимых опытов, сложность анализа их результатов, были четко выявлены основные закономерности, позволившие произвести новую, более обоснованную в научном отношении и объективно более точную агроэкологическую классификацию в растительном мире. Благодаря генетическим, физиологическим, цитологическим, морфологическим и другим анализам и сравнениям были определены не только новые разновидности, но и новые линнеевские виды.

Придание растениям и животным новых, более «высоких» биологических свойств и технологических качеств всегда было своего рода «частным делом», иначе говоря, проявлением таланта, особой, специфической одаренности «людей с зелеными пальцами» — селекционеров. За последние три века, несмотря на огромные достижения и открытия во всех областях науки и техники, несмотря на огромные перемены в самой жизни, в быту людей, несмотря на резко возросшие возможности «уплотнять» время, использовать его более продуктивно, в селекционной практике мало что изменилось. По словам Н. И. Вавилова, и в начале XX века она так и оставалась искусством — ювелирным искусством.

Эффективнее и быстрее пошла селекция, когда стали осознанно и целенаправленно вызывать изменение наследственных свойств путем переопыления между собой специально подобранных растений, разных сортов и даже видов и родов. Особо выдающиеся и подчас неожиданные результаты давали отдаленные скрещивания, и наиболее ярко это проявилось при гибридизации плодовых, ягодных и овощных культур.

Чтобы поднять урожаи полевых культур, требовались новые сорта. Дать их могла только селекция. И Вавилов на этом сосредоточивает особое внимание сотрудников института, выступает в печати с работами «Основные задачи советской селекции растений и пути их осуществления» и «Селекция как наука». По мнению Вавилова, «роль селекции как искусства в значительной мере закончилась». Необходимо в кратчайшее время развернуть большую практическую работу, выковать на практике серьезную методологию, теорию действия, теорию подбора пар для скрещивания, для управления процессом создания новых форм.

Дело это исключительной сложности, ведь перестраивать приходится живой организм, воздействуя на сам механизм передачи наследственности. Особенности устройства и деятельности исходного механизма передачи наследственных свойств новому поколению, сконцентрированного в ядерном веществе половых клеток, являлось самой малоизученной, а потому самой сложной для всех селекционеров сферой биологии.

Н. И. Вавилов активно собирал кадры исследователей. Так, он пригласил приехать на работу в СССР молодого болгарского генетика Дончо Костова, получившего хорошую подготовку в Германии, американского профессора Г. Мёллера — ученика знаменитого Томаса Моргана.

Николай Иванович надеялся, что вскоре в Москве для Института генетики АН СССР построят специальное здание с современными, хорошо оснащенными лабораториями, где можно будет вести самые сложные генетические исследования, появятся оранжереи, виварии, опытные сады и поля. Была даже проведена дискуссия на тему «Каким должен быть Институт генетики Академии наук?». На ней Вавилов, директор института, сказал так: «…Совершенно бесспорно из всего хода развития естествознания видно, что была глубочайшей ошибкой задержка теоретических изысканий. Теоретические исследования, значимость которых еще не вполне ясна для практики сегодня, приобретают огромную значимость завтра, как показывает весь мировой опыт физики, химии и биологии.

…В кратчайшее время, — считал Вавилов, — селекции надо провести основательные мосты к генетике, нужно сделать селекционную работу генетически более осмысленной».

Однако далеко не все селекционеры-практики и даже руководители селекционно-опытных учреждений понимали, как именно надо навести «основательные мосты к генетике» и как «сделать селекционную работу генетически более осмысленной». А Трофим Денисович Лысенко выдвинул концепцию, которая вообще ставила под сомнение существование генетики. Он объявил: «Явление наследственности, свойство организмов производить себе подобное потомство генетики-менделисты приписывают особому веществу наследственности. Это вещество, по их мнению, находится в клетках организма, управляет развитием организма, но совсем не зависит от жизни и развития клетки, т. е. от организма (гены — это мельчайшие крупинки выдуманного генетиками вещества наследственности)…» И так далее в том же духе. Говорил, будучи не крестьянином «от сохи», а ученым, который был обязан знать об открытиях и основных тенденциях исследовательской работы в своей области знаний, который не мог не понимать существа предложений президента ВАСХНИЛ Вавилова.

Впервые о Т. Д. Лысенко Вавилов услышал, согласно одним сведениям, от Евдокии Федоровны Пальмовой, научной сотрудницы Института прикладной ботаники и новых культур, которая в 1927 году на Азербайджанской центральной опытно-селекционной станции в городе Гяндже заложила питомники для изучения мировой коллекции пшениц. Там же после окончания в 1925 году Киевского сельскохозяйственного института начал свои опыты и Лысенко. Заинтересовавшись ими, Николай Иванович на следующий год специально командировал туда аспиранта института Н. Р. Иванова, и тот привез первый научный труд Лысенко — «Влияние термического фактора на продолжительность фаз развития растений. Опыты со злаками и хлопчатником». Иванов предложил пригласить Лысенко в институт, чтобы совместно с физиологами, генетиками и специалистами по культурам уточнить методику и сделать исследования более комплексными. Вавилов согласился, но после возражений Н. А. Максимова и Г. А. Левитского будто бы изменил решение. Николай Родионович Иванов считал, что если бы его предложение было принято, то в дальнейшем все события развивались бы иначе.

Согласно другим сведениям, в 1928 году по дороге из Баку в Саратов Николай Иванович прочитал третий выпуск трудов Азербайджанской опытно-селекционной станции и понял, что там начата интересная работа: она перекликалась с опытами, которые в Институте прикладной ботаники проводил профессор Максимов, изучавший метод так называемого «холодного выращивания» растений. В то же время позиция Лысенко в подходе к оценке «озимости» и «яровости» культур существенно отличалась от максимовской.

Несколько сортов хлебных злаков — пшеницы, овса, ячменя — Лысенко высевал с интервалом в десять дней круглый год и записывал, как шло их развитие. Наблюдения складывались в любопытную картину, и лишь одно настораживало: очень уж широкие и многозначительные сразу делались обобщения, не вытекающие из результатов опытов. Тем не менее Николай Иванович пригласил Лысенко выступить на Всесоюзном съезде по генетике и селекции в январе 1929 года, в том же году добился его перевода в Одесский селекционно-генетический институт старшим специалистом отдела физиологии. Даже в своем докладе на Всесоюзной конференции по планированию науки, проходившей в апреле 1931 года в Москве, Вавилов сказал о его работах: «Физиология растений ныне овладела изменением продолжительности вегетационного периода, и мы уже умеем в наших условиях заставлять плодоносить тропические формы, укорачивать период роста, из озимых получать яровые сорта».

Несколько позже, убедившись в эффективности предложенного Лысенко метода «переделки», как тот сам называл его, яровых форм пшеницы в озимые и наоборот, Николай Иванович в своих «Научных основах селекции пшеницы» писал, что «нет принципиальной разницы между яровыми и озимыми сортами, так же, как и между растениями короткого и длинного вегетационного периода. Маркиз, являющийся яровым сортом в Канаде и у нас, в Аргентине рассматривается как озимый сорт. Многие сорта пшеницы, проявляясь озимыми в условиях Казахстана, с продвижением на север становятся яровыми. Сорта пшеницы нельзя резко разграничивать на озимые и яровые, на поздние и ранние вне конкретных условий среды или района, где эти сорта будут выращиваться».

Представил Вавилов понравившегося ему исследователя и широкой мировой научной общественности. В 1932 году, выступая на Международном генетическом конгрессе в городе Итаке (США), он говорил: «Замечательное открытие, сделанное недавно Т. Д. Лысенко из Одессы, открывает новые огромные возможности для селекционеров и генетиков при выведении сортов. Он нашел простые физиологические методы сокращения времени выращивания, преобразования яровых в озимые, поздних сортов — в ранние… Существо этих методов, которые специфичны для различных растений и для различных групп сортов, состоит в комбинации длины дня (фотопериодизм). Это открытие позволяет нам использовать в нашем климате для селекции и генетической работы тропические и субтропические виды, что может привести к перемещению южной флоры на север. Это дает возможность расширения границы селекционной и генетической работы до очень больших размеров, позволяя скрещивать сорта, которым требуются совершенно различные вегетационные периоды».

Николай Иванович рекомендует избрать Лысенко членом-корреспондентом Академии наук Украины, а спустя год — членом-корреспондентом АН СССР. В своей рекомендации в биологическую ассоциацию Академии наук 8 февраля 1934 года он писал: «Настоящим предлагаю к избранию в члены-корреспонденты АН СССР Трофима Денисовича Лысенко. Исследования Т. Д. Лысенко в области яровизации представляют собой одно из крупнейших открытий в мировом растениеводстве. При помощи этого метода мы можем превращать озимые формы в яровые, поздние — в ранние путем сравнительно простой обработки предпосевного семенного материала…»

Несмотря на рекомендацию Н. И. Вавилова, в АН СССР Лысенко не избрали — это произошло лишь пять лет спустя, но зато в 1935 году он стал академиком ВАСХНИЛ, а на следующий год — директором Всесоюзного селекционно-генетического института. Трофим Денисович, таким образом, сделал резкий карьерный рывок. Не без поддержки Сталина.

Сталин именно в этот период активно концентрировал в своих руках все рычаги политической и экономической жизни страны, усиливая централизацию власти, а потому модель «рекомендательного управления» ВАСХНИЛ, предлагаемая и введенная Вавиловым, была неприемлема: от академии тоже ждали строгой централизации как в управлении научными исследованиями, так и во «внедрении» их результатов в производство. Для этого требовался обширный административный аппарат, чему Вавилов сопротивлялся, отстаивая как основную — консультационную деятельность. Об этом Сталину докладывали, и он решил найти Вавилову замену. Подтверждает это предположение такой пример.

В феврале 1935 года Лысенко получил приглашение выступить на съезде колхозников-ударников. Речь его была посвящена в основном проблемам яровизации. О политическом текущем моменте — несколько фраз: «Вредители-кулаки встречаются не только в нашей колхозной жизни. Вы их по колхозам знаете хорошо. Но не менее опасны, не менее они закляты и для науки. Немало пришлось кровушки попортить во всяческих спорах с некоторыми так называемыми учеными по поводу яровизации, в борьбе за ее создание, немало ударов пришлось выдержать в практике.

Товарищи, разве не было и нет классовой борьбы на фронте яровизации? Классовый враг — всегда враг, ученый он или нет…»

Тут раздались громкий возглас И. В. Сталина:

— Браво, товарищ Лысенко, браво! — и его аплодисменты. Зал тоже зааплодировал.

А спустя три месяца Лысенко стал самым молодым академиком ВАСХНИЛ, через три года — ее президентом, потом — Героем Социалистического Труда, лауреатом, орденоносцем.

Трофим Денисович сыграл на увлечении Сталина в молодые годы теорией эволюции Ж. Б. Ламарка, а также перечеркнул всю классическую генетику, объявив ее «лженаукой». А что? Тысячи лет не знали никакой генетики и прекрасно обходились без нее! К тому же, как говорил Т. Д. Лысенко, появились методы, позволяющие намного ускорить селекцию: да хоть переделка яровой пшеницы в озимую! Ламарк тоже считал, что растения и даже животные изменяются адекватно воздействию на них окружающих условий, и эти изменения передаются по наследству новому поколению, поэтому так важно воспитывать сорта. И делать это можно быстро: за два-три года.

В своих воспоминаниях Евгения Николаевна Синская отмечала: «В эти годы нападки на ВИР и на самого Николая Ивановича стали постоянным явлением и превратились в перманентную травлю. В связи с этим положение института резко пошатнулось. Противники знали, как наиболее больно ударить по Н. И. Вавилову: участились всякие ревизии, комиссии, проверки и т. д. Институт стал работать под несмолкающий хор разнообразных обвинений, чаще всего повторялось: «ничем не связаны с практикой», а за этим неизменно следовало увольнение того или иного сотрудника или перевод его на производство. Вечно висела угроза потерять ту или иную опытную станцию. Участились нападки на содержание и целенаправленность исследований института, а ответные статьи практически не печатались.

Хорошо налаженное издательство ВИРа закрыто, давно приобретшие мировую известность «Труды по прикладной ботанике, генетике и селекции» прекратили свое существование. Стали раздаваться яростные крики: «ВИР ничего не делает, коллекции не нужны…» В итоге зарубежные экспедиции и деловые поездки полностью прекратились».