Лукану было не привыкать к казням.
Ему было одиннадцать, когда он впервые увидел, как умирает человек, и, хотя он давно забыл о преступлениях этого человека, он все еще мог вспомнить серебристый отблеск опускающегося клинка палача и последовавшие за ним алые брызги. Он помнил, как был удивлен тем, насколько быстро это произошло, насколько простым был акт убийства. Палач, черты лица которого были скрыты за золотой филигранной маской, поднял голову жертвы и принял несколько драматических поз под одобрительные крики толпы. Лукан быстро усвоил, что в Парве, самопровозглашенной культурной столице Старой империи, даже из казни устраивали настоящий спектакль. Ни один из многочисленных городов, которых он видел во время своих путешествий, не обладал такой склонности к представлениям, и это заставило его поверить, что его родной город стоит особняком, когда дело доходит до зрелища смерти.
Похоже, я был неправ, думал он сейчас, осматривая переполненный амфитеатр.
Несколько тысяч человек пришли посмотреть на казнь Зандрусы — возможную казнь, поправил он себя, — и звуки их смеха и разговоров эхом разносились по ярусам каменных сидений и по плотно утрамбованному земляному полу арены. Если бы Лукан не знал лучше, он бы подумал, что это какой-то карнавал или спортивное соревнование. Он поерзал на скамейке, отметив, что многие люди вокруг него принесли с собой подушки, чтобы посидеть на них. Нет ничего лучше, чем сидеть с комфортом, наблюдая, как кто-то умирает.
Блоха сидела рядом с ним и ела виноград, который она взяла с лотка на улице. Пока Лукан осматривал амфитеатр, она оторвала еще одну виноградину от грозди и, тщательно прицелившись, бросила ее в мужчину, сидевшего в нескольких рядах от них. Она фыркнула, когда виноградина угодила ему в затылок, заставив его оглянуться и подозрительно сузить глаза. Когда мужчина отвернулся, девочка приготовилась бросить еще одну.
Лукан поймал ее за запястье:
— Не надо.
— Почему?
— Потому что... Ты помнишь, что я тебе сказал вчера, когда тот трактирщик услышал твои слова: Его лицо похоже на... как это там...
— Избитую задницу.
— Точно. И что я тебе сказал?
— Не злить людей и не привлекать внимания.
— Вот именно. — Он отпустил ее руку. — Я не хочу напоминать тебе об этом снова.
Девочка закатила глаза и отправила виноградину в рот. Несмотря на это, Лукан поймал себя на том, что — уже не в первый раз — спрашивает себя, не совершил ли он ошибку, приняв ее предложение о дальнейшей помощи. Он думал, что их пути разойдутся после его встречи с Обассой; в конце концов, Блоха получила свои монеты, а он — информацию, которую искал. И все же уличная девчонка, без сомнения, почуяв возможность подзаработать, предложила составить ему компанию на некоторое время, и Лукану пришло в голову, что было бы неплохо, если бы кто-то показал ему Сафрону. Итак, после продолжительных переговоров (девочка, мягко говоря, была чертовски упряма) они пришли к соглашению. Только время покажет, окажется ли это ошибкой с его стороны; поведение девочки до сих пор заставляло его сомневаться в правильности своих суждений. Тем не менее, Блоха, по крайней мере, показала ему приличную гостиницу под названием Апельсиновое Дерево, где он хорошо выспался и где его не ограбили ночью, так что начало было неплохим.
— О, смотри, — сказала девочка, указывая через весь амфитеатр на отдельный ложу из полированного мрамора и пурпурных бархатных портьер. — Торговые принцы.
— Вижу, — ответил Лукан, наблюдая, как элитные граждане Сафроны потягивают вино из хрустальных бокалов и болтают между собой, занимая свои места. Даже издалека было невозможно не заметить их шелка и драгоценности, а также непринужденную манеру поведения. Бывшие коллеги Зандрусы пришли посмотреть, как она умирает, и, похоже, их совсем не волновала такая перспектива. На самом деле, как раз наоборот.
— Скоро начнется, — сказала Блоха, отправляя в рот очередную виноградину.
Лукан перевел взгляд на пол арены.
На Костяную яму.
Круглая каменная платформа была около сорока ярдов в диаметре. В центре ее был установлен большой бронзовый диск, поверхность которого была покрыта рельефными деталями, которые он не мог разобрать. Четыре кости — предположительно, от чудовища, череп которого возвышался над портовыми воротами, — стояли на краю платформы, по одной с каждой из сторон света. С них свисали железные ошейники и кандалы на цепях, потемневшие от ржавчины. Или крови, подумал он, почувствовав легкий трепет. Этого не может быть, подумал он, вспомнив, что Блоха сказала ему прошлой ночью. Этого не может быть. Она держит меня за дурака. Гелламе не упоминал о гигантском...
— Вот и они, — сказала Блоха, как раз в тот момент, когда по амфитеатру прокатился возбужденный шепот. Ворота в восточном конце, справа от них, медленно открылись. Из темноты появился отряд констеблей, они маршировали двумя колоннами, их конические бронзовые шлемы сверкали на солнце. Между ними переставляли ноги три фигуры, все в сером, их руки были скованы наручниками за спиной. Заключенные, понял Лукан.
Первым был юноша, еще подросток. Вторым — более старший мужчина средних лет с проседью в бороде. Что может означать только одно... Он посмотрел на третью фигуру, высокую женщину со светло-коричневой кожей. Это должна быть Зандруса. В отличие от своих товарищей по заключению, торговая принцесса высоко держала свою бритую голову, выражение ее лица было бесстрастным. В то время как двое мужчин съежились под ревом толпы, она, казалось, вдыхала его и становилась выше ростом. Какое отношение ты имеешь к моему отцу? спросил себя Лукан. Он мог только надеяться, что она проживет достаточно долго, чтобы он смог это выяснить.
Когда заключенные и их сопровождающие приблизились к Костяной яме, на арену вышла вторая группа. Семь фигур, все в шелковых одеждах разных цветов. Их лица были скрыты экстравагантными масками, каждая из которых представляла собой гротескную пародию на человеческое лицо.
— Кто они? — спросил Лукан, которому пришлось повысить голос, чтобы перекричать шум толпы.
— Хранители Семи Теней, — ответила девушка, приподняв бровь. — Ты, что, ничего не знаешь о Сафроне?
— За это я тебе и плачу. — Он отщипнул виноградину от грозди, лежавшей на коленях у девочки, не обращая внимания на ее сердитый взгляд. — Так какова их роль в этом представлении?
— Каждая из них олицетворяет свою тень, — ответила она, отталкивая его руку, когда он потянулся за другой. — Вот почему они все носят разные маски.
— Дай-ка я угадаю, — сказал Лукан, прищурившись, глядя на фигуру в малиновой мантии, чья алая маска напоминала оскаленное лицо с почти демоническим выражением. — Та, что в красном, олицетворяет Кровожадность, верно?
— Да. — Девочка указала на каждую фигуру, отмечая их по очереди. — Алчность, Зависть, Нечистота, Коррупция, Осквернение и Обман.
— Они, должно быть, потеют в этих масках. — Лукан снова перевел взгляд на ворота, где появились еще две фигуры — мужчина и женщина, оба темноволосые, с оливковой кожей, одетые в одинаковые кожаные туники без рукавов, черные кожаные штаны и высокие сапоги. Между ними болталась тонкая цепочка, соединявшая серебряный браслет на правом запястье мужчины с таким же браслетом на левом запястье женщины. Даже издалека было видно, что они уверены в себе; они расхаживали по арене с важным видом, как будто это место принадлежало им.
— Смотри, близнецы Констанца! — взволнованно воскликнула Блоха, толкая его локтем в бок и указывая на новоприбывших. — Это мерцатели.
— Да, — ответил Лукан, скривив губы в отвращении. — Вижу. — Я слишком хорошо знаю таких, как они.
Он проигнорировал вопросительный взгляд Блохи и наблюдал, как заключенные и сопровождавшие их охранники достигли каменной платформы и поднялись по ступеням, высеченным в ее стене. Внезапно юноша повернулся и бросился вниз по ступеням, уворачиваясь от отчаянных попыток стражников удержать его. Он побежал обратно к воротам с бешеной энергией, порожденной ужасом, а толпа взревела от восторга при таком неожиданном развитии событий. Семеро Хранителей расступились, чтобы пропустить его; очевидно, никто из них не хотел испачкать свои шелковые одежды.
Все, что теперь стояло между пленником и его побегом, — двое мерцателей.
У бедного мальчика нет ни единого шанса, подумал Лукан.
Близнецы обменялись удивленными взглядами, и цепь, сковывавшая их запястья, ослабла, когда они взялись за руки. Они плавно развернулись, женщина заняла позицию впереди, вытянув правую руку и растопырив пальцы. Ее брат стоял позади, склонив голову и подняв левую руку к небу.
Заключенный повернул, чтобы избежать столкновения с ними.
По поднятой руке мужчины пробежала дрожь, а затем затряслось все его тело, он стиснул зубы от усилия направить силу из-за завесы мира. Вот оно, подумал Лукан. Теперь в любой момент...
Бирюзовый поток магии вырвался из руки женщины, с треском рассек воздух и ударил, словно хлыст, по лицу убегающего заключенного, отчего тот растянулся на земле. Толпа взревела. Юноша сумел подняться на одно колено, но снова упал в грязь, когда хлыст навис над ним, и напрягся, словно готовый нанести удар. Только тогда Лукан понял, что кончик хлыста напоминает змеиную голову — над оскаленными клыками светились желтые глаза. Проклятые мерцатели. Для них все — игра.
Заключенный оставался на земле, подняв одну руку для защиты от удара, пока двое стражников грубо не подняли его на ноги. Он не оказал дальнейшего сопротивления, когда его повели обратно к Костяной яме. Женщина-мерцатель ухмыльнулась и сжала кулак, бирюзовая змея рассеялась, как дым. Она что-то сказала через плечо своему брату, который кивнул и опустил руку, его поза расслабилась, когда он разорвал свою связь с какими-то потусторонними силами, к которым он обращался. Все еще держась за руки, близнецы направились вслед за обновленной шеренгой Хранителей, показательно не обращая внимания на одобрительный рев толпы.
Блоха повернулась к нему, широко раскрыв глаза:
— Ты это видел?
— Да, видел. И, держу пари, это был лишь намек на то, на что они способны.
Возможно, раздосадованные тем, что им не удалось проконтролировать заключенных, охранники с удвоенной энергией приступили к выполнению своей следующей задачи, поставив троих заключенных перед костями и застегнув железные ошейники на их шеях и наручники на запястьях. Убедившись, что они больше не в состоянии сбежать, стражники покинули платформу. Близнецы Констанца заняли позицию примерно в десяти ярдах от них, в то время как семеро Хранителей выстроились в шеренгу на небольшом расстоянии позади них. На арене воцарилась тишина, когда облаченная в пурпур фигура Коррупции шагнула вперед и поднесла коническое устройство ко рту своей маски, напоминавшей ухмыляющееся лицо, украшенное криво надетой короной, — возможно, намек на злоупотребления властью, которые в конечном итоге привели к падению Амберленовой империи несколько столетий назад.
— Добрые граждане Сафроны, — сказала она, и ее голос эхом разнесся по арене. — Эти трое заключенных нарушили священные законы нашего города. Владычица Семи Теней требует справедливости. Будете ли вы свидетелями того, как один из них отдаст свою жизнь, чтобы искупить свои грехи?
— Мы будем свидетелями, — взревела толпа в один голос.
— Тогда выслушайте имена и преступления осужденных. — Хранительница указала на молодого человека. — Галлиас Саванос, чиновник первого ранга в Торговом совете, призвал Шестую Тень, Коррупцию. Он нарушил служебную присягу и злоупотребил своим служебным положением, чтобы украсть конфиденциальную информацию, которую затем продал иностранным державам, тем самым подорвав безопасность нашего города. Долг должен быть выплачен.
Юноша покачал головой и попытался заговорить, но его слова о невиновности потонули в реве толпы. Коррупция передала рог Обману, который был одет в желтую мантию и носил маску с заостренным подбородком и нелепо длинным носом, что напомнило Лукану злодея из пантомимы. Хранитель поднес рог к губам и указал на более старшего мужчину.
— Антиллас Карза, таможенник, призвал Пятую Тень, Обман. Он подделал сотни документов, которые позволяли ввозить в наш город незаконные наркотики. Долг должен быть выплачен.
Мужчина вздрогнул, когда толпа снова взревела, и опустил голову.
Кровожадность шагнула вперед и встала рядом с Коррупцией и Обманом, принимая от них рог. Она поднесла устройство к губам своей демонической маски и указала на Зандрусу.
— Леди Саида Джеласси, торговая принцесса и в прошлом уважаемый член Позолоченного совета, вызвала Первую тень, Кровожадность, — произнесла она низким голосом. — Леди Джеласси хладнокровно убила лорда Савиолу, своего коллегу, торгового принца и члена совета. Долг должен быть выплачен.
Толпа явно приберегла большую часть своего гнева для бывшей торговой принцессы; какофония, которая за этим последовала, была почти оглушительной. Если только одному из трех заключенных суждено было умереть в то утро, было ясно, на кого пал выбор народа. Зандруса, со своей стороны, казалась невозмутимой — в отличие от других заключенных, она стояла прямо, с поднятым подбородком и бесстрастным лицом. Виновная женщина, принимающая свою судьбу? спросил себя Лукан. Или невиновная женщина, решившая сохранить достоинство? Если Зандруса переживет то, что должно было произойти, возможно, он узнает. Но если она умрет здесь, прямо у него на глазах, что ж... это будет конец всему. Какая бы связь ни связывала Зандрусу с его отцом, она навсегда останется тайной. Как и личность убийцы моего отца. Лукан в отчаянии сжал кулак. Никогда еще что-то настолько важное для него было совершенно вне его контроля.
— А вот и барабанщики, — сказала Блоха, когда двадцать мужчин и женщин, одетых в безупречные черно-золотые наряды, двумя колоннами вошли в амфитеатр, держа на бедрах большие барабаны. Они направились к Костяной яме и образовали круг вокруг платформы, некоторые из них, похоже, были не в восторге от того, что находятся так близко к заключенным. Я их не виню, подумал Лукан. Если хотя бы половина из того, что сказала Блоха, правда, я бы тоже не хотел там стоять.
Кровожадность в малиновой мантии выступила вперед из шеренги Хранителей и снова поднесла рупор к своей маске.
— Три долга должны быть оплачены, — нараспев произнесла Хранительница. — Но только одному из приговоренных сегодня будет оказана честь предложить свою жизнь Владычице Семи Теней. Она решит.
— Она решит, — эхом отозвалась толпа, когда Кровожадность присоединилась к шеренге Хранителей.
Воцарилась тишина, отягощенная общим ожиданием, от которого у Лукана перехватило дыхание.
Несколько мгновений ничего не происходило.
Затем большая бронзовая печать в центре платформы начала двигаться, скользнув вбок в скрытую нишу, открывая темноту под ней. Низкий гул от ее движения был заглушен песнопениями толпы, которые становились все громче по мере того, как отверстие — яма — становилось все шире. Когда печать, наконец, скрылась из виду, толпа зааплодировала еще громче, чем прежде. Лукан почувствовал, что у него почти закружилась голова, когда он взглянул на заключенных. Юноша смотрел на яму широко раскрытыми от ужаса глазами, в то время как плечи пожилого мужчины сотрясались от рыданий. Зандруса стояла неподвижно, глядя прямо перед собой.
Затем начали барабаны — сначала медленно, словно бой огромных невидимых часов, отсчитывающих последние мгновения жизни заключенных. В толпе воцарилась тишина, темп убыстрялся, пока единственным звуком не остался барабанный бой, эхом разносящийся по амфитеатру. С каждым ударом сердца беспокойство в животе Лукана подступало все ближе к горлу. Его внимание привлекло какое-то движение: близнецы Констанца, принимающие ту же позу, что и раньше: сестра впереди, с вытянутой рукой и растопыренными пальцами, ее брат позади, с поднятой левой рукой. Оба мерцателя готовились использовать свою магию против... чего?
Но Лукан уже знал. Он знал с того момента, как Блоха рассказала ему об этом прошлой ночью, даже если он отказывался в это верить. Теперь, когда он смотрел на заключенных, прикованных цепями вокруг ямы, когда его сердце колотилось в такт барабанному бою — и когда он почувствовал серию едва заметных толчков в камне под собой, — он, наконец, признал то, что знал все это время. Блоха не шутила. Милосердие Леди... Он хотел закрыть глаза, но вместо этого продолжал глядеть на яму, не в состоянии отвести взгляд.
— Вот и она! — крикнула Блоха.
Чудовище поднялось из темноты, словно ночной кошмар, проскользнувший в настоящий мир. Лукану оно показалось похожим на червяка, хотя на самом деле было так же близко к червю, как волк к щенку. Потеряв дар речи, он наблюдал, как из глубин ямы появляется огромное существо, первобытная сила которого каким-то образом пережила эпоху, когда оно появилось на свет. Оно двигалось медленно, его удлиненное тело изгибалось вверх с томлением хищника, которому нет равных.
Хищника, которому больше не нужно охотиться.
Барабанный бой прервался, а затем затих, когда барабанщики попятились, на их лицах отразился ужас. По амфитеатру прокатились радостные крики, когда толпа обрела голос. Желто-коричневое тело червя выгнулось дугой в ответ на звук, из панциря вдоль спины торчал ряд острых черных шипов. Песок и грязь посыпались с огромных клыков существа, когда оно поворачивало свою массивную голову в разные стороны. Пытается определить, откуда доносится звук, понял Лукан, когда его первоначальный шок отступил. Проклятая тварь, должно быть, была слепа.
— Гаргантюа! — закричала Блоха, практически подпрыгивая от возбуждения.
— Гаргантюа? — повторил он, взглянув на девочку.
— Так ее зовут.
— Ее? Откуда ты знаешь, что это...
— Просто смотри!
Существо — Гаргантюа, — похоже, не заметило трех предлагаемых блюд, несмотря на то, что двое из них делали все возможное, чтобы их заметили. Юношу трясло, губы дрожали, когда он произносил отчаянную молитву, в то время как мужчина постарше описался от страха, его грудь вздымалась, когда он набирал полные легкие воздуха. Зандруса стояла неподвижно, как статуя, ее напряженные челюсти и раздувающиеся ноздри были единственным признаком ужаса, который она, должно быть, испытывала, глядя на червя.
Гаргантюа рванулась вперед, быстро, как удар хлыста, но не к одному из пленников — вместо этого она ринулась вверх.
— Кровь Леди, — прошептал Лукан, приподнимаясь. — Она собирается сбежать...
Приглушенный треск расколол воздух, словно отдаленный раскат грома. Червь отпрянул, как от удара, и в воздухе вспыхнула паутина бирюзового света: светящаяся магическая решетка в форме купола, которая окружила всю яму и трех пленников. Через мгновение решетка исчезла из виду. Мерцатели, понял Лукан, взглянув на них. Если кто-то из близнецов и чувствовал какое-то давление из-за того, что был единственным барьером, который не давал червю сбежать и разнести амфитеатр в пыль, они, конечно, этого не показывали. Женщина даже слегка улыбалась, пока ее пальцы плели в воздухе невидимые нити. Лукан в недоумении покачал головой. Высокомерные ублюдки.
— Садись, — сказала Блоха, закатывая глаза, и потянула его обратно на скамью.
Возможно подстрекаемая свистом толпы, Гаргантюа попыталась снова, на этот раз сделав выпад в другом направлении. И снова отпрянула при звуке отдаленного грома, паутина на мгновение замерцала, прежде чем снова исчезнуть. Существо предприняло еще три попытки, каждая из которых была более яростной, чем предыдущая.
Каждый раз оно было отброшено магией мерцателей.
Разъяренная, по-видимому, своей неудачей, Гаргантюа запрокинула голову и издала низкий рев, который на мгновение заглушил шум толпы, ее челюсть раскрылась, как лепестки цветка, открывая зияющую круглую пасть, наполненную бесчисленными рядами иглообразных зубов. Существо отступило, готовясь к новой попытке преодолеть невидимый барьер.
Затем она остановилась.
С мучительной медлительностью Гаргантюа повернулась к юноше, который все еще безудержно рыдал, наполовину подвешенный на цепях, его колени подогнулись. Червь наклонил свою огромную голову, словно прислушиваясь. Или ощущая вибрацию, подумал Лукан, вспомнив, как некоторые змеи охотятся, чувствуя движение своей жертвы. Неудивительно, что Зандруса изо всех сил старалась оставаться неподвижной.
Юноша поднял голову, как будто впервые осознав, что он стал объектом внимания червя. Возьми его, молча уговаривал существо Лукан. Он почувствовал прилив вины за то, что желал смерти мальчику, но Зандруса должна была выжить, и, если это означало, что мальчик должен умереть вместо нее, так тому и быть. И все же, наблюдая за мальчиком, дрожащим перед пастью червя, он не мог отделаться от мысли, что никто не заслуживает такого конца — и уж точно за преступление, связанное с продажей коммерческой тайны.
Возможно, сама Леди согласилась, потому что червь отвернулся от мальчика и вместо этого сосредоточился на мужчине постарше, который начал биться в своих цепях с горящими от ужаса глазами.
— Давай, — пробормотал Лукан себе под нос, чувствуя не меньшую вину за то, что надеялся на смерть этого человека. Избавь бедолагу от страданий и положи конец этому фарсу. На мгновение показалось, что червь согласится; Гаргантюа наклонилась к мужчине, который закричал и отвернулся, безнадежно дергаясь в своих цепях. Лукан затаил дыхание, когда червь отступил, изогнув тело, словно готовясь нанести удар... Только для того, чтобы вяло развернуться. Нет, подумал Лукан, чувствуя нарастающую панику. Нет, нет, нет.
Он беспомощно наблюдал, как Гаргантюа приближается к Зандрусе.
При таком неожиданном повороте событий по арене прокатился рев. Люди вскочили на ноги, приветливо крича.
— Возьми ее! — закричал кто-то, и его пронзительный голос перекрыл шум. — Возьми принцессу!.
Другие подхватили скандирование, которое быстро распространилось по толпе. Возьми принцессу! Возьми принцессу! Возьми принцессу!
Зандруса осталась невозмутимой. Лукан не мог не восхищаться ею в этот момент, этой незнакомкой, которую он даже не знал, — женщиной, которая, возможно, даже была убийцей его отца. Она не кричала, не билась в своих цепях, не поднимала глаз к небу и не молила о божественном вмешательстве. Вместо этого она стиснула зубы и вызывающе уставилась на нависшего над ней червя, глядя своей смерти в глаза.
Пение стихло, толпа погрузилась в тихое ожидание. Лукан не смел дышать. Все его надежды были связаны с этим моментом — с капризами этого древнего существа, которому было поручено исполнять волю божества.
Это было настолько абсурдно, что он едва не рассмеялся.
Гаргантюа поворачивала свою огромную голову из стороны в сторону, словно оценивая Зандрусу. Торговая принцесса напряглась, когда существо наклонилось к ней, но она по-прежнему отказывалась отводить взгляд, выражение ее лица было твердым и непреклонным, как камень.
Существо отступило, выгнув мощное тело дугой. Готовясь к броску.
Время замедлилось, и Лукан увидел картину, которая, он знал, навсегда запечатлелась в его памяти: изгиб спины Гаргантюа, когда она выпрямилась, последний вызов Зандрусы, даже когда тень ее смерти упала на нее. Лукан едва не отвернулся, желая не обращать внимания на заключительный акт этого фарса, который выдавался за правосудие. Но не смог и, вместо этого, не сводил глаз с торговой принцессы. Независимо от того, что связывало эту женщину с его отцом, он чувствовал себя обязанным наблюдать за ее последними мгновениями.
Гаргантюа двигалась со скоростью, не соответствовавшей ее размерам, голова резко опустилась, челюсти раскрылись, обнажив ряды зубов внутри... Только для того, чтобы в последний момент повернуться и вместо этого броситься на более пожилого мужчину. У него даже не было времени закричать, когда челюсти существа сорвали его с цепей.
Все было кончено меньше чем за удар сердца.
Гаргантюа выпрямилась, по ее телу пробежала рябь, когда она проглотила несчастного заключенного прежде, чем повернуться обратно к Зандрусе. И все же ее задача — знало об этом существо или нет — была выполнена. Женщина-мерцатель сплела пальцами сложный узор, словно играя на арфе, и клетка бирюзового света материализовалась снова — на этот раз меньшего радиуса, охватывая только саму яму. Существо бросилось на Зандрусу, стоявшую по другую сторону магического барьера.
Клетка замерцала, но выдержала.
Гаргантюа взревела, когда клетка стала уменьшаться в размерах, и бросилась на магическую сеть, хотя ее и заставили спуститься обратно в яму. Улыбка женщины не сходила с лица, хотя Лукан заметил, что ее брат обильно вспотел, обнажив зубы, а его тело сотрясалось от энергии, проходившей через него.
Издав последний рев, Гаргантюа исчезла. Клетка уменьшалась, пока не накрыла яму, словно паутина волшебника, а затем погрузилась в темноту. Когда бронзовый диск скользнул на место, мужчина-мерцатель упал на одно колено, обессиленный своими усилиями.
Все было кончено.
Обман в желтом выступил вперед и поднял рог.
— Долг выплачен, — сказал он, и его голос эхом разнесся по амфитеатру. На этот раз ответных криков из толпы не последовало; казалось, что их жажда насилия и смерти теперь была удовлетворена. — Идите с Милосердием Леди. — Обман опустил рог, и семеро Хранителей, как один, повернулись и направились к воротам, даже не взглянув на двух оставшихся пленников. Юноша едва не упал в объятия стражников, когда они освободили его от ошейника и кандалов. Зандруса не нуждалась в такой помощи.
— Что будет с ними теперь? — спросил Лукан у Блохи, когда заключенных увели; Зандруса смотрела в сторону ложи для торговых принцев.
— Их отведут обратно в Длань, — ответила Блоха. — И потом сделают все это снова.
— Снова? Когда?
— Через десять дней.
— Значит, Зандрусе придется столкнуться с этим... существом снова?
— Как и мальчику, — Блоха кивнула. — И будет новый заключенный, взамен того, которого съели.
Лукан покачал головой. Кровь Леди.
— Значит, это всего лишь отсрочка, — сказал он, чувствуя, как исчезает его облегчение от того, что Зандруса выжила. — Не более чем отсрочка исполнения приговора.
— Что?
— Не имеет значения. — Он потер щетину на подбородке, задумчиво наморщив лоб. — Значит, они просто продолжают возвращать каждого заключенного обратно? Пока червь, наконец, не заберет их?
— Да, хотя люди говорят, что, если ты выживешь семь раз, Хранители отпустят тебя на свободу.
Как великодушно с их стороны.
— Ты когда-нибудь видела, чтобы такое случалось?
Девочка покачала головой.
— Я видела женщину, которая выжила пять раз, но на шестой раз ее съел червь. — Она пожала плечами. — Есть истории о заключенных, которые выжили и были освобождены, но все это было очень давно.
Некоторое время они сидели в тишине, пока люди вокруг них направлялись к выходу, разговаривая и смеясь, как будто они только что посмотрели комедийное представление, а не ужасающую казнь.
— Итак, — наконец произнес Лукан, — если у Зандрусы есть десять дней до того, как она вернется туда, это означает, что у меня есть десять дней, чтобы попытаться поговорить с ней.
— Поговорить с ней? — спросила Блоха, бросив на него испепеляющий взгляд. — Она будет в Длани. Это... одно из самых охраняемых мест в городе. Ты никогда не попадешь внутрь.
Лукан украл у нее виноградину и отправил в рот:
— Предоставь мне позаботиться об этом.