— Как ты узнал?
— Хм? — Лукан поднял взгляд от тарелки с холодным мясом и сыром. — Узнал что? — Он провел языком по деснам, подцепив кусочек копченого сыра, и отхлебнул из своего бокала — белое вино, немного слишком сладкое на его вкус. Еще не было и полудня, но после утренних событий ему захотелось чего-нибудь выпить, и не имело значения, чего именно.
— О том, что близнецы Констанца — мерцатели, — продолжила Блоха, подцепив кусочек салями и отправив его в рот. — Ты сказал, что можешь сказать наверняка.
Лукан откинулся на спинку стула, наблюдая за тихой боковой улочкой и вереницей людей, проходящих мимо таверны.
— За эти годы я повидал несколько мерцателей, — ответил он, возвращаясь к блюду и выбирая полоску вяленой ветчины. — Какое-то время я был знаком с парой. Со временем начинаешь понимать, как их распознать. На что смотреть.
Блоха моргнула:
— Ты... был знаком с мерцателями? Но я думала, что...
— …они все полубоги, которые сдерут плоть с твоих костей, если ты только взглянешь на них? — Лукан слабо улыбнулся и покачал головой. — Да, им бы хотелось, чтобы ты так думала. Но нет, они всего лишь люди. Они едят и пьют, жалуются, что не высыпаются... и в карты тоже плохо играют.
— Ты играл в карты с мерцателем?
— Вообще-то, с ними обоими. В то же самое время. Ничем хорошим это не закончилось.
— Что случилось?
— Они подожгли таверну. — Он поднял руку, предупреждая вопрос, который уже готовился сорваться с губ девочки. — Они были частью экспедиции, в которую я записался пару лет назад. Это долгая история. И не со счастливым концом.
— А как насчет колдовства? — спросила Блоха с неослабевающим энтузиазмом. — Ты знаешь, как они это делают? Обасса сказал мне, что они черпают свою силу из места, которое мы не можем увидеть, но, я думаю, он просто пытался надо мной подшутить.
— Нет, в этом старик прав, — ответил Лукан, пытаясь вспомнить то немногое, что он знал о колдовстве. — Мерцатели черпают свою силу из места, называемого Мерцание, мира теней, который граничит с нашим собственным, но никогда не сливается с ним. Это как если бы ты налила масло и воду в бутылку. Они занимают одно и то же пространство, но всегда находятся отдельно друг от друга.
— Но если мы не можем видеть Мелькание...
— Мерцание.
— Именно это я и сказала.
— Это, безусловно, не так.
— Это, безусловно, не так, — передразнила его Блоха, закатывая глаза. — Ты всегда так говоришь?
— Как кто?
— Как буржуй.
— Кто, кто? О, ты имеешь в виду...
— Богач.
Лукан указал на свою поношенную дорожную одежду:
— По-твоему, я выгляжу богатым?
— Ты говоришь, как они.
— Ну, вопреки твоему впечатлению...
— Опять. — Девочка отправила в рот оливку, прожевала и выплюнула косточку. — Так что, если мы не увидим Мелькание...
— Мерцание, — нетерпеливо поправил Лукан. — Я уже говорил тебе... — Он замолчал, когда на лице Блохи появилась хитрая усмешка. — А-а. Ты надо мной издеваешься.
— Ага. — Девочка щелкнула еще одной оливкой, которая отскочила от его груди. — Итак, если мы не видим Мелькания, откуда мы знаем, что оно вообще существует?
— Ну, мы не знаем, — ответил Лукан. — Но мерцатели могут его чувствовать. Я не знаю как. Что еще важнее, они могут прикоснуться к нему — они могут проникнуть в Мерцание. Именно там они находят проблеск.
— Проблеск?
— Силу, которую они используют. Говорят, что это похоже на вспышки света среди теней.
— И это то, что они используют, чтобы творить колдовство?
— Вот именно. Они переносят проблеск в наш мир, а затем формируют его по своей воле. Но одному человеку невозможно выполнить обе задачи, поэтому мерцатели всегда работают парами, как близнецы Констанца. Один вызывает проблеск, а другой придает ему форму.
— Итак, мужчина был призывателем, — сказала Блоха, задумчиво нахмурив брови, — а женщина была формовщиком. Она придала проблеску форму змеи, а затем клетки.
— Верно.
— Но как? Как они это делают?
— Я задал этот вопрос одному из своих знакомых мерцателей. Однажды вечером я напоил его крепким виски — думал, что это развяжет ему язык.
— И получилось?
— Нет, хотя я всегда спрашивал себя, не было ли его нежелание говорить вызвано тем, что он сам не знал ответа. Он немного рассказал о связи между призывателем и формовщиком, о том, что они всегда должны находиться в физическом контакте, вот почему они держатся за руки.
— Так вот почему близнецы Констанца носят эту цепочку?
— Совершенно верно, хотя, очевидно, физической связи самой по себе недостаточно — мерцателям также нужна эмоциональная связь. Чем крепче связь, тем легче им вызывать и формировать проблеск, что, в свою очередь, делает колдовство более могущественным. — Он пожал плечами. — Во всяком случае, мне так сказали.
— Близнецы Констанца — брат и сестра, — сказала Блоха и сузила глаза, пытаясь рассуждать логически. — Значит, они должны быть близки.
— Вот именно. Вот почему они способны на колдовство, достаточно мощное, чтобы управлять этой... штукой из ямы.
— Когда-то у меня был брат, — сказала Блоха, подцепляя еще один ломтик салями. — Может быть, мы могли бы колдовать, как они.
— Вы были близки?
— Наверное, да. Маттео присматривал за мной.
— Где он сейчас?
— Ушел.
— О. Извини.
— Это было несколько лет назад. — Блоха пожала плечами. — Теперь я могу сама о себе позаботиться!
— Да, я заметил. — Он ухмыльнулся. — Хотя, возможно, тебе придется поработать над карманными кражами.
Девушка нахмурилась и бросила в него еще одну оливку:
— Однажды я стану такой же хорошей, как Леди Полночь.
— Леди кто?
— Полночь. — Ее глаза сузились. — Только не говори мне, что ты о ней не слышал.
— Я только вчера приехал в город, ребенок. Просвети меня.
Блоха непонимающе уставилась на него.
— Скажи мне, кто она, — пояснил он.
— Всего лишь лучший вор в городе, — ответила девочка, и ее энтузиазм сменился отвращением к невежеству Лукана. — Ее зовут Ашра Серамис, но все называют ее Леди Полночь. Она может проскользнуть мимо любого охранника, взломать любой замок, и, — девочка наклонилась вперед, — она может проходить сквозь стены.
— Впечатляет.
Глаза девушки сузились:
— Почему ты смеешься?
— Я не смеюсь. — Лукан выдавил из себя улыбку. — Это хорошая сказка.
— Это не сказка. Это правда. — Блоха откинулась на спинку стула, сердито глядя на него. — И однажды я стану такой же, как она. — Девочка схватила кусочек салями и отправила его в рот. — Что ты думашь?
— Не разговаривай с набитым ртом.
Блоха закатила глаза и устроила представление: она долго жевала, а затем демонстративно проглотила.
— Так ты думаешь, Зандруса убила твоего отца?
Лукан удивленно моргнул:
— Откуда ты вообще об этом знаешь?
— Я слышала, как ты разговаривал с Обассой.
— Но... ты же пошла покупать те медовые пирожные. — Он не смог сдержать улыбки, когда до него дошло. — Ты вернулась назад. Подслушивала.
— Я спряталась под столом. — Девочка усмехнулась. — Я думаю, Обасса знал, что я там была.
Готов поспорить, что так оно и было.
— Зачем?
— Я хотела услышать твою историю.
— Это не самая интересная история. Скорее, поучительная. — Как разрушить свою жизнь в момент безумия. Он допил остатки вина и встал. — Кстати, об Обассе, не могла бы ты отвести меня к старому негодяю? Мне нужно с ним поговорить.
— Ты действительно думаешь, что сможешь залезть в Длань?
— Может быть. У меня есть идея. — Или, по крайней мере, половина идеи.
Блоха схватила последний ломтик салями и встала:
— Пошли.
Они не нашли слепого нищего — если он действительно был слепым, а сомнения Лукана только усилились после их вчерашней встречи, — рядом с таверной Голубая Устрица, но Блоха была спокойна.
— Я знаю, где он может быт», — сказала она, пожав плечами, и Лукану ничего не оставалось, как последовать за ней с площади в лабиринт задымленных улиц, застроенных мастерскими.
— Это Дымы, — заметила Блоха, когда они проходили мимо кузнеца, стучавшего молотком по наковальне.
— Никогда бы не подумал.
Девочка бросила на него острый взгляд:
— Что это должно означать?
— Ничего, ребенок. — Лукан сморщил нос от зловония, исходившего из соседней кожевенной мастерской. — Куда мы все-таки направляемся?
— В квартал Зар-Гхосан. Там и будет Обасса.
Постепенно воздух очистился, звуки промышленности стихли, и окружающие здания приобрели другой облик, украсившись множеством арок и куполов, сложными арабесками и разноцветной плиткой. Люди тоже изменились; большинство горожан, спешащих по своим делам, имели вид жителей южных королевств. Старший из них, вероятно, прибыл из Зар-Гхосы после окончания войны, но младшие, должно быть, родились в Сафроне в течение сорока лет после этого; они были сыновьями и дочерьми первых иммигрантов. Свежеиспеченные граждане города, который не так давно был заклятым врагом их народа. Забавно, как меняются времена.
— А вот и он, — сказала Блоха, прерывая размышления Лукана и указывая на здание, похожее на кофейню. За столиками на улице было полно посетителей, которые смеялись и разговаривали над дымящимися кружками. Некоторые курили из искусно сделанных трубок, подобных которым Лукан никогда раньше не видел. Ему потребовалось некоторое время, чтобы заметить Обассу, который сидел в одиночестве и строгал очередной кусок дерева.
— Мастер Гардова, — сказал, улыбаясь, зар-гхосец, когда они подошли к его столику. Он положил на стол деревяшку и нож. — Доброго вам дня.
Приветствие Лукана все еще вертелось у него на языке. Как он узнал, что это я? Он вопросительно взглянул на Блоху, но девочка только пожала плечами.
— Привет, Обасса, — сказала она.
— А, Блоха. И тебе хорошего дня. — Его невидящий взгляд вернулся к Лукану. — Добро пожаловать в квартал Зар-Гхосан, мастер Гардова. Это маленький кусочек моей родины, здесь, за морем.
— Спасибо, — ответил Лукан, взглянув на других посетителей. — Здесь... оживленно.
Обасса рассмеялся.
— Так было не всегда. После войны сафронцы были очень щедры, говорили о дружбе и возможностях. На самом деле они были менее щедры на то, что предлагали тем из нас, кто хотел начать здесь новую жизнь. Нам обещали дом, но мы получили лишь несколько полуразрушенных улочек, зажатых между трущобами Щепок и грязью Дымов. Первые годы были тяжелыми, но мы выстояли. А теперь посмотрите. — Он махнул рукой в сторону оживленной улицы. — Мы здесь не просто выжили. Мы процветаем.
— Я вижу.
— И я с удовольствием сижу здесь, пью чай и наслаждаюсь плодами борьбы моего народа в течении сорока лет. Один мудрый человек однажды сказал, что годы лишений — самые приятные. Что вы об этом думаете?
— Я думаю, вы только что это придумали.
Обасса опять рассмеялся.
— Садитесь, — сказал он, указывая на пустые табуреты перед собой. — Вы были на казни сегодня утром?
— Да, — ответил Лукан, присаживаясь.
— И вам понравилось представление Костяной ямы? — Губы мужчины понимающе скривились.
— Если под представлением вы подразумеваете наблюдение за тем, как взрослые мужчины писают в штаны, пока какой-то монстр решает, кого из заключенных ему съесть на завтрак, то нет, я не могу сказать, что понравилось. Что, черт возьми, это за существо?
— Это правосудие, мастер Гардова. По крайней мере, в этом нас убеждают суды Сафроны. Что касается вашего вопроса, я не могу дать вам ответ. На самом деле никто не знает, что такое Гаргантюа, даже самые проницательные умы в нашем Коллегиуме.
— Возможно, им стоит спросить Зандрусу. Она видела чудовище совсем близко.
— Да, я слышал, что наша уважаемая торговая принцесса пережила это испытание.
— Пережила. Кажется, Гаргантюа пришелся больше по душе потный таможенник с гарниром в виде испачканных бриджей.
Обасса слабо улыбнулся:
— Через десять дней Зандруса снова будет глядеть на Костяную яму.
— Я знаю. И мне нужно поговорить с ней до этого.
— Ее, наверное, уже отвезли обратно в Эбеновую Длань.
— Тогда мне нужно попасть внутрь.
— И как вы предполагаете это сделать?
— Я надеялся, что вы сможете мне помочь.
— Неужели?
— Блоха сказала мне, что вы не из Сородичей, — сказал Лукан, наклоняясь вперед. — Но я готов поспорить на свой последний медяк, что вы затеяли какую-то игру и точно знаете, как я могу проникнуть в Эбеновую Длань. Скажите мне. Если вы хотите, чтобы я помазал ваши ладони, я могу сделать и это.
— В этом нет необходимости, — дружелюбно ответил Обасса. — Мне не нужен такой стимул. Моя игра, как вы выразились, приносит мне достаточно денег. — Он перевел невидящий взгляд на Блоху. — Возможно, моя дорогая, ты могла бы...
— Не-а, — прервала его Блоха, качая головой и садясь рядом с Луканом. — Я больше не буду приносить тебе медовые пирожные. Кроме того, я уже знаю, о чем ты будешь говоришь.
— В прошлый раз она подслушивала, — сказал Лукан.
— Я знаю. — Обасса улыбнулся и сделал глоток чая.
— Конечно, вы знаете, — пробормотал Лукан.
— Итак, — сказал старик, ставя чашку на стол. — Вы хотите попасть в Длань. Это будет нелегко.
— Должен же быть какой-то способ.
— Ну, вы могли бы совершить серьезное преступление. Этого было бы достаточно.
— Очень смешно, — раздраженно сказал Лукан. — Избавьте меня от своего остроумия.
— Я не шучу, — мягко сказал Обасса. — Если бы считалось, что вы совершили достаточно серьезное преступление, никто бы не усомнился в законности вашего присутствия в Длани. Только не в том случае, если вас будет сопровождать констебль.
— Вы хотите сказать, что я мог бы выдать себя за заключенного? — Лукан вспомнил человека, которого инквизиторы в черной форме тащили в Эбеновую Длань. — Это действительно может сработать?
— Вам пришлось бы подкупить констебля, чтобы он поддержал вашу хитрость и проводил вас внутрь — половина констеблей в этом городе берут взятки, но найти того, кто согласится на такой риск, будет непросто само по себе. Даже если вы его найдете, вам все равно понадобятся соответствующие документы, чтобы попасть в Длань. И, даже если вы это сделаете, вам все равно нужно будет выйти, а это само себе представляет огромную проблему.
— Но может ли это сработать? — спросил Лукан.
— Да, может. — Обасса покачал головой. — Но почти наверняка не сработает. Вас поймают и приговорят к десяти годам каторжных работ — если вам повезет. Если нет...
— Меня прикуют к столбу в Костяной яме.
— Да.
— Отлично. — Лукан вздохнул, барабаня пальцами по столу. — Должен же быть какой-то способ. Должно же быть что-то...
— Если вы серьезно...
— Я смертельно серьезен.
— Скорее, смертельно глуп, — пробормотала Блоха.
— Разница между этими двумя понятиями — всего лишь вопрос точки зрения, — мягко сказал Обасса. — Но, если вы настроены серьезно, — продолжил он, не сводя глаз с Лукана, — тогда вам следует поговорить с Писцом.
— Писцом? — повторил Лукан. — Кто это?
— Лучший имитатор в городе, — пропищала Блоха.
— Имитатор?
— Да. — Увидев его растерянное выражение лица, девочка бросила на него безнадежный взгляд. — Я, что, должна все объяснять?
— Имитатор — это фальсификатор, — пояснил Обасса. — Подделыватель документов. И, как и сказала Блоха, Писец — лучший имитатор в городе; на самом деле такие слова не отражают ее искусства. Она скорее художница. Мастер своего дела, мастер искусства обмана.
— И вы считаете, что она сможет мне помочь?
— Возможно. Если захочет. Но сначала вам нужно завоевать ее доверие, чтобы получить аудиенцию.
— Аудиенцию? Вы говорите о ней как о члене королевской семьи.
— Так оно и есть. Среди Сородичей Сафроны мало кто пользуется таким уважением.
— За исключением Леди Полночь, — с энтузиазмом произнесла Блоха.
— Действительно, — ответил Обасса, слабо улыбнувшись.
— Прекрасно, — сказал Лукан, поднимаясь из-за стола. Он надеялся избежать общения с Сородичами, но, похоже, у него не было выбора. — Как мне добиться аудиенции у Писца?
— Сходите в Дом Удачи Салазара — Блоха покажет вам дорогу. В баре попросите серебряный парван с кусочком лайма.
— Лайма? В Сафроне серебряный парван пьют с лимоном, а не с лаймом.
— ...и цветком сумеречной розы.
— Сумеречной розы? Разве это растение не ядовито?
— Только экстракт, полученный из корня. Лепестки сами по себе безвредны.
— Хорошо, итак... Я заказываю джин с цветком — и что потом?
— Один из людей Писца представится вам. Он объяснит, какое испытание вам нужно пройти, если вы хотите получить аудиенцию.
— Испытание? — осторожно спросил Лукан. — Какое испытание?
— Как я уже говорил, сначала вы должны заслужить доверие Писца. Без сомнения, ее представитель сможет объяснить правила игры гораздо лучше, чем я.
— Игры? Какой еще игры?
— Удачи, мастер Гардова, — сказал Обасса, беря свой нож и продолжая строгать. — Она вам наверняка понадобится.