Облака среди звезд

Глава 15

— Честное слово, я слышала голос сэра Бэзила. Голоса, как и лица, спутать невозможно. А у меня отличная память на такие вещи.

— Голос можно элементарно подделать. — Папа состроил обычную кислую мину, свойственную сэру Бэзилу, и произнес: — «Прошу, о дочь моя, мой разум пощади… В моей крови пылает жар предсмертный…»

— Как себя чувствует мама?

— Отлично. Она еще не выходит на улицу, но настроение у нее бодрое. Она очень о тебе беспокоится, всегда спрашивает меня, как ты выглядишь, не похудел ли, хорошо ли тебя тут кормят.

Отец нахмурился:

— Меня тревожит обстановка в доме: какой-то беспорядок, болезнь Марии-Альбы, да еще идиот Ронни, ни на кого нельзя положиться, кроме тебя, Хэрриет. Я хорошо знаю Клариссу, парикмахер интересует ее больше, чем все мои проблемы, вместе взятые.

— Папа, пожалуйста, извини меня, мистер Поудмор требует, чтобы я отрабатывала все положенное время, — мне пора идти. Я больше всего боюсь потерять работу, ты ведь знаешь, что сказал Руперт.

— Знаю, дорогая. Не принимай всерьез мое брюзжание, у меня сегодня скверное настроение, к тому же я устал от сидения взаперти, от этой тюремной вони, от окна с решеткой. Ты самая дорогая моя девочка и приходишь ко мне чаще, чем все остальные.

— Порция тоже очень хочет тебя навестить, но она все время занята, ей приходится всюду ездить с Джессикой, и она приходит домой очень поздно вечером.

— И как ей общество феминисток?

— Она познакомилась с одной молодой писательницей по имени Сьюк. Я о ней почти ничего не знаю, но Порция ею восхищается. Сразу же после их знакомства они вместе обедали дома у Сьюк. Она замечательно вышивает и шьет, у нее свой магазин в гараже. Она не любит вещи, сделанные на станках или с помощью современного оборудования, и все делает вручную. На ее вещи огромный спрос, но, по-моему, деньги ее не интересуют. А еще она поклонница японской кухни и угощала Порцию мисо и суши. Кроме того, умеет управлять самолетом и постоянно занимается спортом. Вообще, она оказывает на Порцию благотворное влияние, например, заставила ее пойти к дантисту и даже сопровождала ее — читала наизусть стихотворения Сильвии Уорнер, чтобы помочь ей побороть страх.

— Бедная Хэрриет, я вижу, что не один я страдаю в этой семье.

— Что ты имеешь в виду?

— Я представляю себе, как ты ревнуешь Порцию. Она всегда была твоим самым близким другом.

— Не понимаю, почему ты так решил… Ну, если честно… я правда ее страшно ревную. Мне всегда были безразличны ее романы, но тут, я чувствую, она отдаляется от меня…

— Порции нужна сейчас новая дружба и новый круг общения, она достигла того момента в жизни, когда взгляды человека начинают меняться, кое-что для нее уже навсегда осталось позади.

— Я, наверное, очень эгоистична.

— Нет, просто у Порции немного иной характер, чем у тебя. Она нуждается в переменах. Она ищет себя, дружба с женщиной или влюбленность дают ей сейчас то, в чем она нуждается, — привязанность, волнующие переживания. Откровенно говоря, я никогда не удивлялся тому, что женщины становятся лесбиянками.

— Папа, ты самый удивительный человек на свете! — Я испытывала огромную благодарность за его понимание, настоящую деликатность и терпимость — немногие родители способны так относиться к своим детям.

— Спасибо, Хэрриет.

Отец улыбнулся, и я впервые подумала, что зря столько лет считала себя его нелюбимой дочерью. Он любил меня ничуть не меньше, чем сестер.

Я поцеловала его на прощание и зашла к инспектору Фою — узнать, как продвигается дело, и напомнить, что отец с трудом переносит заключение и что мы с нетерпением ожидаем его освобождения.

Инспектор встретил меня как старого друга. И даже будто обрадовался моему визиту. Стол его был завален папками и стопками бумаг. Оба телефона зазвонили одновременно, так что я ждала несколько минут, пока инспектор окончит переговоры и сможет вернуться к моему вопросу.

— Как вы находите его состояние? — спросил он меня, закуривая сигару.

— Не очень, а если серьезно, то совсем плохо… Вы наверняка сами знаете…

— Да, знаю. Здесь не лучшее место для него, это я прекрасно понимаю.

— Неужели нет никаких сдвигов?

Он покачал головой:

— Я собираюсь еще раз просмотреть дело и проанализировать все детали, где-то наверняка допущена ошибка. У этого убийства должен быть мотив.

— Но ведь вы не думаете, что этот мотив был у моего отца?

Инспектор задумчиво затянулся и выпустил голубоватую струю дыма.

— Все свидетельства не в его пользу. Однако мы принимаем во внимание не только формальные улики, но и психологическую подоплеку дела. Я повидал немало убийц, о которых говорили, что они милейшие люди, и невиновных, которым приписывали все смертные грехи. Но если преступление совершил не ваш отец, то кто? Никто больше не видел ни одной живой души на сцене.

— По признаниям сэра Бэзила, его убийца обрушил балку.

— Что?..

Я рассказала инспектору о спиритическом сеансе. Меня поразило то, с каким терпением и вежливостью он выслушал мой рассказ. После чего попросил еще раз повторить все, что говорил сэр Бэзил, и записал мои слова в блокнот.

— Вы, должно быть, не верите этой чепухе? — спросила я, когда он взял с полки томик Шекспира и попытался отыскать указанные цитаты.

— За пятнадцать лет работы я приобрел привычку не пренебрегать никакой информацией. Мы тщательно проверяем все, вплоть до сигаретных и винных марок. Естественно, это не был дух сэра Бэзила. Но что бы там ни было, полученные сведения необходимо изучить досконально, ключ к разгадке порой обнаруживается при самых невероятных и загадочных обстоятельствах.

Он подробно расспросил меня о мистере Поудморе и весело смеялся, когда я описывала ему свои первые впечатления от редакции «Брикстон Меркьюри». Беседа с инспектором всегда поднимала мне настроение. И снова я подумала, что, если он был женат, его супруга была бы самой счастливой женщиной на свете, — вряд ли ей пришлось бы скучать с таким мужем.

— А какие новости о Дексе? — Меня все еще беспокоила пропажа Марка-Антония, и хотелось услышать, что все эти мерзавцы арестованы.

— Рано или поздно — он попадется. Чтобы проверить весь Лондон, нужно время.

Возвращаясь домой, я увидела большой элегантный автомобиль, припаркованный у наших ворот.

Я достала из кармана ключи, за дверью раздался радостный лай Дирка.

— Привет, Хэт, — навстречу мне вышла Корделия, поставив поднос с бокалами на ложе Клеопатры. — Руперт пришел. С другом.

Это было первое появление Арчи в нашем доме.

Я прошла в гостиную с таким же необъяснимым чувством вины и тревоги, с каким много лет назад являлась в школу, не приготовив домашнее задание.

Руперт стоял в комнате в пальто и смотрел в окно, а Арчи то вскакивал, то снова садился в кресло. В комнате было невыносимо холодно.

Он был ниже ростом, чем Руперт, а одет был очень элегантно — черный жилет, костюм и белая рубашка, словно собирался на торжественный прием в посольство. Но почему-то в светло-желтых ботинках.

— Прекрасно, — темные глаза Арчи заблестели от любопытства, когда он повернулся ко мне, — теперь мы знаем, что чувствуют пингвины, когда им приходится часами стоять на берегу Северного Ледовитого океана.

— Простите меня, ради Бога! — Я подошла к камину и отодвинула экран, на котором были изображены райские птицы, — он уже покрылся толстым слоем пыли. — Это Ронни сказал, что нам нужно беречь деньги, и отключил центральное отопление.

— Когда я говорил об экономии, Хэрриет, то не имел в виду подобный идиотизм. — Руперт взял у меня спички и, опустившись на колени, разжег огонь в камине.

— Мы стараемся проводить как можно больше времени на кухне. Там теплее.

— Возьмите мой шарф, — предложила Корделия и протянула свой длинный мохеровый шарф Арчи.

— Очень великодушный поступок, — иронично заметил он, пощупав шарф кончиками пальцев. — И какой мягкий… Где ты его взяла, коварная девчонка? — Он с улыбкой наклонил голову и прищурился, глядя на нее.

— Сама связала, — с гордостью сообщила Корделия.

— Дорогая моя, да у тебя талант, послушайся моего совета — займись ваянием или живописью.

— Корделия, ты начала снова ходить в школу? — спросил Руперт, продолжая возиться с камином.

Но Корделия решила поскорее улизнуть из комнаты, чтобы избежать неприятных объяснений:

— Я обещала Ронни помочь приготовить печень на ужин.

— Это я виновата, не могу пока найти школу, в которую ее бы взяли, — призналась я, — сестра Имельда отказалась принять ее обратно. Я так неосмотрительно поссорилась с ней.

Руперт поднялся на ноги и отряхнул пальто, на котором остались отпечатки собачьих лап, — видимо, Дирк поприветствовал гостя, вернувшись с прогулки. При его появлении Руперт сразу же отпрянул и сказал мне:

— Не давай ему прыгать на меня, я вижу, он очень рад нашей встрече, но больше мое пальто не выдержит. Никогда не понимал, зачем люди держат животных в городе. Ну хорошо… а что с работой?

— Все идет нормально. Постепенно осваиваюсь. Но я готова и к тому, что возникнут трудности. Не всегда же мне будет везти.

— Расскажи, чем ты занимаешься, — попросил Арчи, снова усевшись в кресло. — А вы, сэр, — обратился он к Дирку, — прекратите терроризировать меня, я все-таки гость в этом доме.

Я начала рассказывать обо всем, что в последнее время происходило в редакции. Арчи весело смеялся над описанием бедняги Слима, главного репортера «Брикстон Меркьюри», и над моей поездкой на похороны. Но Руперт слушал молча и очень серьезно.

Я поведала обо всем, что случилось с нами в доме мадам Эвсапии. Арчи выслушал меня с нарочито расширенными от изумления глазами.

— До чего же изобретательны бывают некоторые представители рода человеческого, — заметил Руперт, — они готовы на любой риск, лишь бы зарабатывать деньги, наживаясь на чужой глупости. — Он взглянул на камин и нахмурился: — Эти часы остановились лет десять назад.

— Не придирайся к мелочам, — сказал Арчи и, посмотрев на меня, добавил: — Он стал таким занудой из-за недостатка женского внимания. Что поделать, его ведь воспитывала такая суровая особа, что иного и ожидать не приходится.

Мне вспомнились те годы, когда Руперт наверняка страдал от неприязненного отношения к нему моей матери. Теперь я понимала, что ее раздражала дружба моего отца с Рупертом, она испытывала к нему безотчетную ревность.

— Как дела у всех остальных? — спросил он. — Брона устраивает место в «Берлингтон моторс»? — Я давно уже заметила, что, как только кто-нибудь начинал вторгаться в его частную жизнь, он немедленно менял тему разговора.

Я собралась было выложить всю правду, но в комнате появилась Корделия с небольшим свертком:

— Смотри, Хэт, это, наверное, принесли вместе с почтой после обеда. Адресовано мисс Бинг. Что бы это значило, как ты думаешь?

Я взяла посылку, завернутую в коричневую бумагу, которой обычно обклеивали лондонские почтовые отправления. В надписи, указывающей адрес получателя, было множество ошибок. Я быстро разорвала бумагу, и на пол из моих рук выпал рыжий хвост. Корделия закрыла глаза от ужаса и закричала во весь голос, а я так и застыла, не в силах произнести ни слова.

— О Боже, Боже! — Слезы хлынули у меня из глаз. — Марк-Антоний! Негодяи! Как они могли! Его хвост!..

Арчи подошел ко мне и брезгливо посмотрел на странный мохнатый шнурок, валявшийся на полу.

— Ты хочешь сказать, что это часть какого-то животного? Мне дурно…

Дирк сначала подскочил к нам, а затем зарычал и отбежал подальше.

Руперт поднял хвост и внимательно осмотрел его.

— Идиоты! Это животное убили на охоте два века назад. Обычный лисий хвост.

Я села на стул, дрожа от волнения, все еще не в силах поверить, что с Марком-Антонием не произошло ничего страшного.

— Конечно! — вдруг с истерическим восторгом закричала Корделия. — Это не его хвост! Не его, смотри, Хэт, он совсем не похож на хвост Марка-Антония!

— Ты уверен, что его давно отрубили? Может, он все-таки свежий? — с отвращением поморщился Арчи.

Но Руперт уже развернул записку, приложенную к посылке.

— Дай-ка я сама попробую, — сказала я ему, — в последнее время я только и делаю, что разбираю чужие каракули.

«Несите 2000 фунтов в эйт белз или декс свернет ему шею».

— Он, видимо, имеет в виду бар «Эйт Белз» в Уэппинге, — сказала я, размышляя вслух. — Две тысячи фунтов, иначе они свернут шею Марку-Антонию. О нет! У меня даже двадцати не найдется. — Я опять впала в транс, представив себе, какая участь ожидает нашего любимца.

— Хэрриет, пожалуйста, без истерик, — раздраженно остановил меня Руперт.

— Я обещала инспектору сообщить, если объявится Декс. Что мне теперь делать?

— Мы сами позвоним в полицию по дороге домой. Отдай мне счета за эту неделю и предоставь самому вести переговоры с инспектором.

— Но я еще не допил бокал, — возразил Арчи. — Такой отличный коньяк. Жаль оставлять.

Руперт посмотрел на этикетку на бутылке:

— Самой отменной выдержки. Любимый напиток Вальдо, так что нечего разорять его запасы. Я часто заказываю хорошее вино и каждую неделю буду посылать несколько бутылок, чтобы вам не приходилось покупать.

Но я даже забыла поблагодарить его за эту любезность, думая только о Марке-Антонии.

— Ведь он еще жив. Не может быть, чтобы они его убили!..

— Конечно, нет, — заявил Руперт, — ни один дурак не станет просить деньги, если животное уже мертво, — ведь он должен будет показать его при встрече.

Корделия встала с дивана и подошла к нам:

— Если с Марком-Антонием что-нибудь случится, я себе этого никогда не прощу. Вы скажете в полиции, как мы им дорожим?

— Сделаю все, что в моих силах. Но тебе пора начать учиться, Корделия.

Корделия молча опустила голову и потихоньку выбежала из комнаты.

— Руперт, я так благодарна тебе за помощь, ты очень много для нас сделал, — сказала я, открывая перед ним дверь.

— Чепуха, — вмешался Арчи, кланяясь мне на прощание, — великодушие — его вторая натура.

Остаток времени перед обедом я провела в папином кабинете, стараясь прогнать мрачные мысли и страхи за жизнь Марка-Антония. Я уже в сотый раз читала одну и ту же страницу рассказа Джеймса о призраках, когда Дирк поднял голову и настороженно зарычал. Через минуту в дверь раздался звонок. Я бросилась открывать и с удивлением обнаружила на пороге Арчи и Руперта. Оба тяжело дышали — видимо, спешили с радостной новостью. А точнее, с чем-то завернутым в серое армейское одеяло. Руперт сунул сверток мне в руки:

— Нас он уже здорово оцарапал.

Одеяло развернулось само собой. Марк-Антоний выскочил из моих рук и прыгнул прямо на ложе Клеопатры. У меня не было слов, чтобы выразить радость.

Бедный кот, видимо, немало натерпелся в неволе и выглядел исхудавшим и грязным, его пышный рыжий мех свалялся, к тому же он был сильно напуган и настороженно озирался.

— Как вы с ним справились? — спросила я.

— Руперт продемонстрировал чудеса героизма, — пояснил Арчи.

— Он дрался с Дексом?

— Не напоминайте мне об этом дурно пахнущем джентльмене, — презрительно заявил Арчи.

— Так вы пошли в «Эйт Беллз»?

— Прескверное заведение, нечего сказать, — продолжал Арчи, обматывая платком расцарапанную руку.

— Но как вам удалось вырвать у него Марка-Антония? — я сгорала от любопытства. — Вы ведь не отдали ему две тысячи фунтов?

— Нет, конечно, — ответил Руперт. — Я предложил ему пятьдесят. При этом добавил, что это не мой кот, и поэтому мне плевать, что с ним будет. И если его не устраивает сумма, то он может свернуть ему шею и катиться ко всем чертям. Когда он понял, что я не шучу, сразу стал сговорчивее и позвал нас с собой, предупредив, что зверь очень злой и больно кусается.

— Он привел нас в какую-то каморку на соседней улице, — продолжал Арчи. — Чертова дыра, где пахло газом и какими-то химикатами. Это место напомнило мне лавки старьевщиков в диккенсовских романах. А кота он держал запертым в буфете.

На лестнице появилась Офелия с туфлями в руках, как раз когда Дирк особенно громко подал голос из-за двери.

— Хэрриет! Да уйми же ты своего пса! Смотри, что он натворил! Я вчера купила эти туфли за сорок фунтов и только один раз успела надеть. О, кого я вижу! — Она презрительно задрала голову, заметив Руперта и Арчи. — Не следует выказывать недовольство тем, что покупаю дорогие вещи. Моя работа требует, чтобы я хорошо выглядела. Если я буду ходить в рванье, все клиенты разбегутся.

— Я не выказываю недовольство, — возразил Руперт, — это мое обычное выражение лица.

— Извини, я не хотела тебя обидеть, — смутилась Офелия. — Я не могу принести домой ни одной новой вещи, и все из-за этого проклятого существа. Он сгрыз уже третью пару.

Руперт нетерпеливо глянул на часы:

— Уже девять. Нам пора.

Я немного расстроилась, что они даже не остались выпить чаю.

— Мы так и не поблагодарили вас, — сказала я, провожая их до двери. И, повернувшись к Офелии, пояснила: — Руперт и Арчи спасли Марка-Антония. Им пришлось заплатить пятьдесят фунтов этим мерзавцам.

Тут я не удержалась и, подойдя к Руперту, поцеловала его в щеку.

— Я этого никогда не забуду, — добавила я, устыдившись его строгого взгляда.

В эту минуту раздался телефонный звонок. Офелия взяла трубку:

— Я слушаю. С кем вы хотите поговорить? О! Это Офелия. — Она удивленно замолчала и затем добавила: — Да, она здесь. Я позову ее. — Прикрыв трубку рукой, она повернулась ко мне: — Это тебя, Хэрриет. Звонит Макс Фрэншем.