Облака среди звезд

Глава 31

— Алло! Алло! Говорите громче! Плохо слышно!

— Хэрриет, это ты? — Голос Руперта в трубке звучал нетерпеливо и озабоченно.

Я полагала, что мой тон был примерно таким же. Утро подходило к концу, и передо мной возникла дилемма — протирать книги в библиотеке или все-таки взяться за статью. К тому же Корделия уже который день донимала меня, чтобы я помогла ей с гобеленом.

— Слушай! — раздраженно продолжал Руперт, хотя я не успела еще вставить ни слова. — Мне некогда объяснять. У меня встреча через три минуты. Я вернусь завтра вечером, поздно. Поезд будет в Бантоне в 11.30. Ты меня встретишь.

Меня возмутил его безапелляционный тон.

— Но у меня ужасно много дел. Я попрошу Арчи.

— Не спорь. Я хочу, чтобы приехала ты. Одна.

— Хотя мне это очень льстит, — саркастически заметила я, — но я действительно очень занята. Помимо домашних дел есть еще моя статья. Ты забыл, что я работаю. К тому же я не умею водить машину.

— Как это?

— Я не сдала экзамен.

— О Господи! Сколько тебе лет?

— Двадцать два. Не понимаю, при чем здесь это. Тебе тридцать два, а водить ты тоже не умеешь.

— Умею, конечно.

— Почему же ты никогда этого не делаешь?

— Потому что Арчи очень нравится это занятие. Ко мне уже пришли. Мне нужно идти. Я возьму такси. Но жди меня, ладно?

— Хорошо. Но почему именно я?

Короткая пауза.

— Мне нужно с тобой поговорить. Как Мэгги?

— Сегодня уже лучше.

— Как все остальные? У тебя уставший голос.

— Все хорошо.

— Я рад. — Я слышала голоса и смех в трубке. — Не забудь. — Он положил трубку.

Когда я проходила через холл, дверной звонок вдруг разразился трелью, которая заставила меня подпрыгнуть. Я немного приоткрыла дверь, настороженно всматриваясь в морозную темноту.

— Хэрриет! Дорогая!

Одна из двух стоящих за дверью фигур обвила меня руками за шею. Это была Порция.

— Понимаешь, этот ужасный мужчина грозил подать на Сьюк в суд, поэтому мы решили, что лучше ненадолго скрыться из Лондона, пока страсти не улягутся. Я звонила несколько дней назад: спросить, можем ли мы приехать? Странно, что леди Пай тебе ничего не сказала. Она показалась мне по телефону очень милой. Надеюсь, ты не считаешь, что мы незваными вторглись на твою территорию, чтобы составить тебе конкуренцию?

Порция и Сьюк, когда приехали, были одеты в одинаковые спецовки, цветом напоминающие старые мешки, вне всякого сомнения, из материала, сотканного Сьюк собственноручно. В этих одеяниях и впрямь не было ничего возбуждающего. Я была рада, что Порция не последовала примеру Сьюк и не побрилась налысо. Голый череп последней напоминал о мраморных статуях, хотя, надо признать, был по-своему красив.

Я вспомнила записку о портере и супе в четверг.

— Мэгги плохо себя чувствовала. И конечно, я ничего такого не думаю. Очень рада тебя видеть. Но что все-таки сотворила Сьюк?

— Это было на съезде писателей в Эдинбурге. Этот человек, писатель по имени Бак Блистер, говорил, что все авторы удачных триллеров — мужчины, потому что женщина не способна понять психологию аморального героя, которого интересует только выигрыш. А женщины всегда стремятся придать герою черты слабости и невинности, которые в конце обязательно одерживают верх над его жестокой природой.

— Ну, если подумать, действительно нет женщин, которые пишут удачные триллеры. Можно припомнить авторов многих детективов, например…

Порция, расчесывающая волосы, остановилась и посмотрела на меня в зеркало:

— Как я выгляжу?

— Невероятно! — Я не преувеличивала. У Порции были самые длинные в нашей семье ресницы, а сейчас, когда она накрасилась, ее глаза казались необыкновенно большими.

Я надела шерстяное платье оттенка черной смородины. Так как его выбирал Арчи, я была уверена, что оно мне идет. И была не против, чтобы мне составили конкуренцию. К этому я уже привыкла. Я действительно гордилась своими сестрами, когда мы вместе вошли в гостиную. Жаль только, что аудитория была мала — в этот момент там находились лишь Аннабель и мисс Типпл. Когда, переваливаясь, появился сэр Освальд, он был сильно ошарашен, увидев Порцию.

— Вот это да! — произнес он, ткнувшись носом в ее руку. — Сколько же в этой семье очаровательных созданий?!

— Моя сестра Офелия всегда считалась красавицей, — ответила Порция. — Вы так добры, что согласились принять нас.

— А Офелия старше тебя или моложе? — заинтересовался сэр Освальд.

— Старше. Со мной моя подруга Сьюк. Леди Пай позволила нам приехать. Мы очень вам благодарны.

— Не стоит благодарить меня, дорогая мисс Пинг. Жизненная сила юности окрашивает в весенние цвета эти древние стены. — Его цветистая речь была прервана появлением Сьюк. — А вот и твоя юная подруга. — Он оглядел ее сверкающий череп и бесформенный костюм с нескрываемым разочарованием. — Ну, ну…

Сьюк обладала редкостным хладнокровием. Она пожала руку сэру Освальду и поблагодарила его за гостеприимство тоном, не лишенным очарования. В ней было что-то от Жанны д'Арк и одновременно от юного Давида. Она была высокой и стройной, с острым носом, твердым ртом и решительным подбородком. Ее поза — ноги широко расставлены, руки сцеплены за спиной — и прямой взгляд говорили о том, что компромиссов она не терпит. Я поняла, почему Порция влюбилась в нее. Сразу было понятно, что она всегда говорит правду, не боясь о сглаживании углов и собственной выгоде. В ней чувствовалась та сила, которая всегда меня привлекала. Я была начеку, опасаясь, что сэр Освальд отпустит какую-нибудь бестактную реплику, а Сьюк ударит его. Я огляделась вокруг в поисках возможного орудия и, пока ее представляли мисс Типпл, спрятала кочергу за диван.

— Неужели та самая мисс Эрнестина Типпл?! — вскричала Сьюк. — Автор книги «Гусь и лисица — анализ современных брачных отношений»?

Мисс Типпл склонила голову в подтверждение.

— Но это невероятно! Это моя настольная книга! Я прочла все, что вы написали.

Мисс Типпл открыла обесцвеченные возрастом глаза и с надеждой взглянула в лицо Сьюк.

— Даже «Запятнанных» — мою работу о венерических болезнях у женщин? По каким-то причинам она не очень хорошо продавалась.

— Она произвела на меня большое впечатление. Настоящее научное исследование.

— Ты кажешься очень умной молодой женщиной. — Мисс Типпл распрямила согбенную спину. — Я бы хотела узнать твое мнение о моей незаконченной работе — «История движения за права женщин». Я уже много лет работаю над ней, но конца не видно. Я стала плохо видеть и из-за артрита с трудом могу держать ручку.

— Почту за честь. — Сьюк стояла с гордо поднятой головой. Я не могла решить, кого она мне больше напоминает — сэра Ланселота или Робина Гуда. Ей явно не хватало серебряного копья или колчана со стрелами.

— Порция! — Арчи, только что вошедший в гостиную, заключил ее в объятия. — Я так рад тебя видеть! Хэрриет сказала, что ты здесь. Нужно выпить. — Он налил себе шампанского. — Я два часа сражался с этой плитой! Теперь знаю, как чувствовал себя Геркулес, победив льва! О-го-о! — Он заметил Сьюк. — Моя дорогая, — прошептал он мне на ухо, — я сейчас упаду в обморок. Ужасно, ужасно, ужасно! Пожалуйста, сделай так, чтобы мы оказались на разных концах стола, иначе я не смогу съесть ни кусочка!

Я начала успокаивать его, как вдруг Порция схватила меня за руку:

— Хэрриет! Противная, ты приберегла его для себя!

Ее взгляд был устремлен на дверь. Там стоял Аполлон, словно сошедший с картины на лестнице и решивший спуститься к обеду. У него были светлые волнистые волосы, подстриженные до уровня ушей, а чисто выбритое лицо могло заставить Нарцисса умереть от зависти.

— Это что, античный бог? — выдохнула Порция.

— Античный бог, — согласилась я. — Это точно.

Джонно, почти до неузнаваемости изменившийся — без бороды и хвоста, — оглядел комнату. Он заметил меня и довольно улыбнулся.

— Он идет сюда! — Порция повернулась ко мне: — Только не говори, что он гомосексуалист. Я этого не вынесу!

— Ш-ш-ш! Он тебя услышит. Насколько я знаю, нет. Привет, Джонно. — Я взглядом одобрила его новый внешний вид. — Порция, это Джонно Пай. Джонно, моя сестра Порция.

Порция взглянула на него через плечо. Это был завлекающий взгляд из-под роскошных ресниц, слегка застенчивый, как у пугливого лесного создания. Джонно задержал дыхание.

— Привет.

— Привет.

Они уставились друг на друга. Великолепно очерченные губы Джонно чуть приоткрылись от изумления, когда он глядел на хорошенькое личико Порции.

— Порция только что приехала из Шотландии, — сообщила я. — Со съезда писателей. Вместе с подругой Сьюк.

— Как… чудесно. Там… снег?

— Снег?

— В Шотландии.

— О, нет. То есть да. С дождем. Настоящий буран.

— Как… удивительно.

Я оставила их вдвоем и отправилась перераспределять места за столом. Я была рада посадить Порцию рядом с Джонно, но, по разным причинам, он, она, сэр Освальд и Арчи должны были оказаться как можно дальше от Сьюк. После десяти минут перетасовки карточек мои мозги начали плавиться.

Я примирилась с перспективой скучного вечера. На моем конце стола Сьюк и мисс Типпл — они говорили исключительно друг с другом. Вклад Аннабель в разговор сводился к периодическому повторению того, что у нее есть тайна, которая огорчит нас всех. От дальнейших объяснений девушка отказывалась. Корделия изредка перекидывалась со мной парой фраз. Я продолжала сочинять в уме свою статью. Утешало меня только то, что теперь я свободна от ответственности за реабилитацию Джонно.

Я стояла у мойки, ополаскивая стаканы, когда через мое плечо протянулась рука, попытавшаяся отобрать у меня ершик:

— Давай я это сделаю.

Я вцепилась в ершик:

— Это очень любезно с твоей стороны, но я уже вошла в ритм. — Я улыбнулась Сьюк, но она посмотрела на меня так, словно пыталась оценить мои достоинства, и они ее не удовлетворили.

— Я хочу выполнить свою часть.

— Это миссис Уэйл, — сказала я, выпуская ершик, так как та именно в этот момент появилась в кухне. — А это мисс… эээ…

— Меня зовут Сьюк. — Она энергично потрясла руку миссис Уэйл. — Как ваши дела?

Миссис Уэйл оглядела голый череп и спецовку Сьюк.

— Очень хорошо, спасибо, мисс.

— Не нужно называть меня так. Я — Сьюк для всех. Социальному статусу нет места между сестрами. Я негодовала и стыдилась, когда вы прислуживали нам за обедом, вместо того чтобы сесть с нами за стол. Кастовая система — признак деградации общества.

Миссис Уэйл выглядела ошеломленной. Она взяла стакан, который Сьюк поставила на сушку, хотя на нем осталась пена.

— Леди Пай нравится, когда стаканы промывают в чистой горячей воде, мисс.

— Это не стаканы леди Пай. Они общие. Собственность — это воровство.

Миссис Уэйл сдвинула брови:

— Могу вас заверить, мисс, эти стаканы не ворованные.

Я оставила их за этим занятием и вернулась в гостиную. Арчи повеселился, когда я рассказала ему о стычке в кухне.

— И в самом деле, Сьюк абсолютно права. Она заставила меня устыдиться. Почему бы действительно миссис Уэйл не сидеть с нами за столом?

— Ну, во-первых, ей самой было бы неудобно.

— А почему? Все из-за нашей ужасной классовой системы. Умные люди выполняют черную, плохо оплачиваемую работу на фабриках, в то время как тупые сыновья богачей проводят жизнь в приятных местах. Это несправедливо.

— Я не понимаю, почему бы нам не пожалеть и тупых сыновей. — Он посмотрел через стол на сидящих рядом Порцию и Джонно, не отрывающих глаз друг от друга.

— Я бы не назвала Джонно тупым.

— Нет, он не глуп, но ведет себя глупо. Ты, однако, добилась больших успехов. Надеюсь, ты не переживаешь, что тебя исключили из игры?

— По правде говоря, нет. Я даже чувствую облегчение. И я поняла, что не завидую Джонно как наследнику этого чудного старого дома. Однако вопиющая безнравственность существования богатых в их замках и бедных за их воротами должна волновать нас, разве нет?

— Я подберу для тебя элегантную власяницу. А лучше — санбенито.

— Это еще что?

— Такая желтая мантия с красным крестом на спине, которую носили кающиеся еретики во времена Инквизиции.

Я отвлеченно улыбнулась.

— Хэрриет, ты расстроена. Я не пойму: почему?

— Что, я? Нет…

— Я и сам расстроен. И скучаю по Руперту. Может, ты тоже?

— О, Арчи, я совсем забыла! Прости меня, пожалуйста. Он звонил сегодня утром и сказал, что приедет завтра ночью.

На лице Арчи появилась довольная улыбка.

— Я надеюсь, не слишком поздно? Я ни на что не способен после полуночи.

— Он просил, чтобы я сама встретила его — одна.

— О? Почему?

— Он хочет поговорить со мной. Я думаю, насчет Мэгги.

Арчи нахмурился, размышляя.

— М-м. Не очень-то весело. Не стоит мешков под глазами. Ну ладно. — Он улыбнулся мне, безмятежный, как прежде. — Он говорил, как прошла встреча?

— Она как раз должна была начаться. Это важно?

— Возможно, даже очень. Руперт очень амбициозен. Ну, — добавил он, видя мое удивление, — не в денежных вопросах, конечно. Его отец оставил ему достаточное состояние. Но он хочет чего-то добиться. Хочет сам себе доказать, на что способен. Может быть, это как-то связано с его детством. Он не говорит об этом. Но, кажется, это исключительно из-за недостатка любви. Руперт не желает выглядеть озабоченным и увлеченным чем-то. Возможно, он стыдится этого. И, как и все, я думаю, он боится неудач, поэтому скрывает свои стремления. Я люблю его за это. Это неотъемлемая часть его сложной натуры.

— Никогда не думала, что у Руперта могут быть какие-то сомнения и страхи. Он кажется таким… уверенным. И непоколебимым.

— Он хочет, чтобы его считали таким. Он наиболее таинственный и закрытый человек из всех, кого я знаю. Но это еще не значит, что он непоколебим. Он так же уязвим, как и любой из нас, может быть, даже больше, чем многие, но считает необходимым скрывать свои чувства.

Следующий день запомнился в основном ссорами и распрями. За ланчем Арчи и Сьюк сцепились из-за того, что готовить на обед. Сьюк считала кулинарные изыски Арчи слишком дорогим удовольствием. Из солидарности с обездоленными она не соглашалась употреблять ничего, кроме солянки или вареной картошки с твердым сыром. Опровергнуть ее аргументы было крайне сложно.

— Но это же так скучно, — возражал Арчи. — Я очень чувствителен к скуке. Я заболею.

— Скука — симптом распутства. Тебе не было бы скучно, если бы ты собирал в грязи зернышки риса, чтобы прокормить детей.

— Если бы я был не в состоянии прокормить своих детей, то не позволил бы себе такую безответственность, чтобы вообще их заводить.

На Сьюк было трудно повлиять.

— Если бы секс был для тебя единственным утешением в ужасающей реальности, то вряд ли ты мог бы демонстрировать такое удивительное самообладание. Ты приводишь такие аргументы, потому что как гомосексуалист не подвержен риску иметь детей.

За Сьюк обычно оставалось последнее слово, потому что большинство людей, в том числе и я, слишком пугались ее откровенной манеры спорить.

Арчи тем не менее был рад сразиться:

— Ну, хоть я и трачу свое семя впустую, но тоже имею право, если захочу, защищать обездоленных, беспомощных и нищих духом. Голова, похожая на зрелую тыкву, и одежда в стиле Бернарда Шоу сами по себе не являются признаком твоей высокой морали.

И они продолжили браниться в том же духе. Вряд ли можно было упрекать девочек, которые весь ланч нервно хихикали.

После мытья посуды я разожгла камин в маленькой приемной и уселась за работу. К моему удивлению, фразы, казавшиеся мне вчера лучшими, сегодня выглядели вялыми и неоригинальными. Я начала статью заново и просидела над ней весь день, прервавшись только на прогулку с Дирком.

За обедом, пока мы поглощали тефтели и вареный турнепс, состряпанные Сьюк, которые трагически контрастировали с первым блюдом, приготовленным Арчи, Сьюк и мисс Типпл продолжали обсуждать «Историю движения за права женщин». Сьюк предложила сама написать ее на основе материалов мисс Типпл.

Я не переставала удивляться, откуда у Сьюк такая уверенность в себе и стремление изменить мир. Бескомпромиссная любовь к правде и высокие принципы, вне всякого сомнения, были не более эффективной защитой от страданий, чем моя скрытность и уклончивость.

Когда ужин не был подан к восьми часам, а сэр Освальд и мисс Типпл начали раздражаться, я снова предложила свою помощь на кухне. Но Сьюк сказала, что они справятся сами. Арчи послал мне выразительный взгляд за ее спиной и постучал себе по макушке. Но в этот самый момент она повернулась к нему и увидела этот жест. Ее глаза стали стальными, а губы сжались в тонкую полоску. Я думала, что нетрадиционная сексуальность обоих позволит им прекрасно ладить друг с другом, но ошиблась.

В системе Сьюк были свои плюсы. По крайней мере, сразу после обеда я смогла улизнуть в маленькую приемную и заняться работой. Общество внизу постепенно разбрелось. Первой ушла мисс Типпл, поддерживаемая под локоть Сьюк. Порция и Джонно, делая вид, что умирают от скуки, что вряд ли могло кого-нибудь обмануть, тоже удалились.

Я всегда завидовала способности Порции полностью отдаваться каждому новому увлечению. Но ее страсть к Джонно не представлялась мне благоразумной. Днем я видела из окна, как они прыгают по сугробам, взявшись за руки. Джонно не пил уже по меньшей мере двое суток, но, глядя на него, я понимала, что он пьян от любви.

Если о благоразумии говорить не приходилось, значит, любовь основана только на половом влечении? Я знала, что это не так. Макс действительно был для меня желанным. Но даже до того, как я узнала о Джорджии, я не была в него влюблена. Вынуждена признаться, что, возможно, я еще никого никогда по-настоящему не любила. Правда, была очень увлечена Доджем. Меня увлекал его евангельский дух и аскетический образ жизни. Он казался мне очищающим огнем в мире свинских развлечений. Мне тогда не приходило в голову, что его увлечение политической борьбой было просто способом подняться над тоскливой повседневностью.

Возможно, с грустью подумала я, альтруизм вообще не свойствен человеческой природе. Скрип половиц за спиной заставил меня повернуться.

— Я ложусь спать, мисс, если больше ничего не нужно. — Обычное выражение тихого страдания на лице миссис Уэйл сменилось явным раздражением. — Завтра у меня выходной. Я еду в Бантон на часовом автобусе.

— О, прекрасно! Я надеюсь, вы хорошо проведете время. Вы собираетесь посмотреть «Четырех мушкетеров»? Это действительно очень занятно.

— Я собираюсь навестить отца Терри. Он страдает от опоясывающего лишая, что делает его брюзгливым, и ему некому помочь по дому. Я всегда готовлю ему скромную трапезу по субботам. — Эта не слишком веселая перспектива явно поднимала настроение миссис Уэйл. — И еще он просил меня почистить мойку и прогнать глистов у кота.

Когда она ушла, я задумалась о странной жизни этой женщины — красивой, интеллигентной, которую жестокие жизненные обстоятельства повергли в перманентную духовную борьбу и состояние самоуничижения. Одновременно я пририсовывала паучьи лапки к чернильному пятну на листе бумаги. Потом я нарисовала пауку замысловатую сеть. Рисунок получился вполне готическим, поэтому я добавила стрельчатый дверной проем и руку скелета, машущую изнутри. Это напомнило мне о моей работе. До приезда Руперта оставалось время, которое надо было провести с пользой. «Серая завеса, сплетенная давно умершими пауками и покрытая многовековыми слоями пыли, висела на запертой цепью витрине как мантия…»

Челюсть болела от удара о крышку стола, за которым я заснула, а ноги закоченели. Я выпрямилась и посмотрела на часы. Было уже больше двенадцати. Я взглянула через дверцу вниз. Электричество было потушено, а у кресла старины Гэлли стоял трехсвечный канделябр. В камин недавно подкинули дров, и огонь отбрасывал на пол причудливые пятна света. Было легко представить, что гостиная заполнена мужчинами в камзолах и женщинами в юбках с фижмами. Только стопка бумаги на стуле рядом с креслом мисс Типпл нарушала иллюзию.

Я высунулась подальше и почувствовала запах табака. Кто-то оставил непотушенную сигарету в пепельнице? Я выключила лампу. Когда глаза привыкли к изменившемуся освещению, детали обстановки внизу стали видны более отчетливо. Кресло старины Гэлли стояло спинкой ко мне. Из-за нее поднимался длинный завиток дыма. Мне была видна чья-то коротко стриженная седая макушка.

Неожиданный гость остался в гостиной в одиночестве и решил покурить, не зная о неприкосновенности кресла старины Гэлли.

Я на цыпочках сошла вниз по лестнице, вздрагивая от каждого звука. Дым, поднимающийся из-за кресла, стал гуще. Я услышала два протяжных вздоха. Стенания потревоженного духа? Я помедлила. Захватчик кресла начал бормотать, сначала невразумительно, а потом я смогла расслышать слова песни.

— «Гудки полночных поездов…» Хэрриет! Господи Боже мой! Так подкрасться — у меня мог случиться сердечный приступ! Осторожнее! Нет, моя дорогая, не нужно плакать! Благодари Господа…

— Что еще хотел сказать мой отец, я так и не узнала, потому что его слова также утонули в рыданиях.