Облака среди звезд

Глава 38

Никто и не ждал, что мы сразу примем Флер с распростертыми объятьями, но по прошествии недель мы все же начали кое-как к ней привыкать. Надо признать, немногие женщины, метящие в невесты, были бы рады наличию у жениха пятерых детей. Я не думала, что она так уж сильно недовольна, однако всячески пыталась показать нам, что отец принадлежит ей. Папа чувствовал себя более уверенно в ее присутствии. По крайней мере это должно было меня утешать.

Флер ни на минуту не оставляла его в покое — пощипывала за щеки, приглаживала волосы, поправляла воротничок, — из-за чего мы чувствовали себя лишними.

У них произошло несколько стычек с Офелией по поводу того, кто в доме главный, и в итоге Офелия выиграла, откровенно нагрубив Флер. Та испугалась и с тех пор старалась держаться от Офелии подальше. Попытки командовать Корделией Флер оставила довольно быстро, но вместо этого, видя, что отец обожает младшую дочь, решила к ней подольститься. Корделия за эту неприкрытую лесть за глаза прозвала ее Кошачьей Лапкой, но общалась с ней разумно-вежливо. Отношение Флер ко мне, напротив, стало более холодным, но, вероятно, я сама это спровоцировала. Я так старалась скрывать свои чувства, что всегда была очень уступчивой в ее присутствии, и это было расценено ею как слабость. Возможно, она права.

К счастью, папа и Флер так много работали (он начал репетировать через две недели после нашего возвращения), что оставшиеся немногие часы свободного времени предпочитали проводить вдвоем в ее квартире.

Как-то в конце марта, когда мы с папой, Флер и Чарлзом болтали в гостиной, а Офелия и Корделия затаились наверху в ожидании ухода Кошачьей Лапки, раздалось громкое тарахтение на улице. Я обрадовалась, решив, что это Руперт и Арчи, но, выглянув в окно, увидела незнакомый красный спортивный автомобиль.

Со стороны пассажирского места появились две ножки, не толще соломинок для коктейля, за ними последовала черно-желтая шуба, увенчанная копной малиновых волос. Лица было не видно за огромными черными очками. Мое внимание отвлек появившийся с другой стороны шофер.

— Брон! — воскликнула я. — О папа, это Брон!

Он звонил после Рождества всего один раз, сказал, что все в порядке, но он не может приехать в Англию даже ненадолго, что он читал в итальянских газетах об освобождении отца и надеется, что у нас все хорошо. Я сказала ему о разводе, а он сказал: «Хорошо, хорошо» — будто речь шла о погоде. Я осталась недовольна разговором.

Я побежала к двери.

— Не помни мой костюм, милая девочка! — Брон чмокнул меня и разгладил воображаемые складки на безупречном костюме. — Хэт, ты великолепно выглядишь! Какая перемена!

— Я совсем забыла, что, когда мы виделись в последний раз, я носила анархистскую униформу.

— А это Летиция.

Он протянул руку, чтобы обнять тонюсенькую талию женщины, которая поспешно взбиралась по лестнице. Я вспомнила, что Летиция — божество в мире моды и работодатель Брона. Вблизи было видно, что все ее лицо — по крайней мере, та часть, что не была закрыта очками, — изборождено морщинами.

— Ciao, cara. — Летиция чмокнула воздух. Тут она заметила вешалку Анубиса. — Это нам нужно. Для съемок. — Она ринулась за мной в дом. — Да, подойдет для пляжной коллекции. Заплати, сколько они попросят.

Брон достал бумажник.

— Что скажешь, Хэт? Пять сотен? — Он вытащил пачку купюр.

— Что? За вешалку для шляп? Но, Брон, она же не моя! И потом, я так ее люблю.

Брон добавил еще несколько купюр и шлепнул ими об стол:

— Тысяча. То, что Летиция хочет, Летиция получает.

— А вот и папа! Ciao! — Летиция заключила в объятия моего отца. — Теперь я вижу, в кого мой мальчик такой красивый. Она ущипнула отца за щеку. Он выглядел ошеломленным. — Ах, я помню, знаменитый актер! Тот, которого убили! Мы в Италии понимаем такие вещи, но здесь, в Англии — пфуй!..

— А это мама. — Она энергично расцеловала Флер. — Я хочу поблагодарить вас за то, что вы дали миру прекрасного Брона, который сделал меня такой счастливой. Я имею перед вами большой… Слово, саго! — Она щелкнула пальцами перед Броном.

— М-м, долг? — предположил Брон, снова доставая бумажник.

— Я — не мать этого человека, — начала Флер, которая, естественно, обиделась, будучи старше Брона всего на десять лет, а то и меньше. — Я вижу его сегодня впервые в жизни!

— А, вы американка! Тогда это, — она показала на элегантное, сшитое на заказ платье Флер, — понятно. У вас, американцев, нет истории. Бедняжки! Волосы — ничего. А вот заколки — это лишнее. А вот ты, — она развернулась ко мне, — гораздо лучше. У тебя есть стиль. О, какой диван! Perfetto для меховой коллекции. Я делаю вам предложение. — Она опять повернулась к Флер: — Пятнадцать тысяч за всю обстановку. У вас есть вкус в оформлении. Что скажете?

Флер посмотрела на папу.

— Сладость моя… — начала она жутким голосом.

— Нет, дорогая мисс Летиция, — прервал ее отец. — Хотя мы очень рады познакомиться с вами, но у нас нет намерения продавать нашу мебель абсолютно чужим людям.

— Но, tesoro mio, я не чужая! Я ваша… Слово, саго… — Она опять щелкнула пальцами.

— Невестка, — отозвался Брон. — Мы поженились в Риме на прошлой неделе.

— Но, Брон, — сказала я позже, когда Летиция отправилась принимать ванну, — не кажется ли тебе, что она немножко… стара для тебя?

— Ей пятьдесят восемь. Я недавно подсмотрел в ее паспорте. Но до этого не предполагал…

— Тридцать два года!

— Ну и что? В постели она энергична, как шестнадцатилетняя. Ей нравится доминировать. Мне вообще не нужно ничего делать, только изредка переворачиваться. Это как раз то, что я люблю.

— Но ведь это не причина, чтобы жениться.

— У нее куча бабок. И талант увеличивать их количество. И ей больше всего на свете нравится тратить их на старину Брона.

— А как же все остальное, что так важно в браке?

Брон выглядел удивленным:

— Например?

— Ну, сотрудничество, похожие вкусы, м-м… принципы? — Мне было трудно взглянуть на вещи с точки зрения Брона. — Дети! Вы же не сможете их иметь.

— И слава Богу! Зачем они мне?

Да, если говорить честно, Брона трудно представить отцом.

— А как насчет того, что она состарится, когда ты будешь еще относительно молодым человеком? А если у нее будут проблемы со здоровьем?

— Я найму хорошенькую молоденькую сиделку.

Я отступилась. Возможно, для Брона это действительно лучший вариант. Он и впрямь выглядел счастливым. А когда Летиция вышла из ванны и пришла к нам на кухню, я с удивлением осознала, что, как ни странно, они подходят друг другу.

— Дорогие мои, что вы делаете? — Она проинспектировала кастрюли. — Макароны? Хорошо, я сделаю это для вас! Ты, Брон, садись сюда, чтобы я могла видеть твое прекрасное лицо. А ты, Хэрриет, — она развернула меня, развязала на мне фартук и надела его на себя, сопроводив эти действия легким тычком в бок, — садись рядом со своим братом и радуйся, пока он здесь. Завтра мы улетаем в Париж, и это будет для тебя горе. Брон рассказывал, как ты его любишь. У меня большая семья, но я редко с ними вижусь. Где кладовая? — Она бросилась туда и вышла с несколькими пакетами. — Я люблю готовить, но у меня нет времени. Замечательные pasta asciutta. А также ceci, peperoncini и polenta. Вы любите итальянскую кухню?

Я рассказала ей про Марию-Альбу.

— Бедняжка! Va bene, такова жизнь. — Летиция посочувствовала ровно полторы секунды, после чего набросилась на продукты. Она резала, жарила, скребла, бланшировала, парила и взбивала с космической скоростью. Я взирала на нее с удивлением, а Брон тихо напивался. Время от времени она подскакивала к нему и целовала его взасос, а он даже слегка вытягивал губы в ответ.

За время, меньшее, чем ушло бы у меня на приготовление простых спагетти с помидорами, Летиция умудрилась изготовить пять блюд, не переставая болтать о тенденциях моды, проблемах с закройщиками, своем детстве, журналистике, киноиндустрии, политике и космических путешествиях. При этом она еще успевала тормошить Брона. Почему-то, несмотря на все это, я не чувствовала себя лишней.

— Какой он плохой, правда? — засмеялась Летиция. — Это первый мужчина в моей жизни, у которого совсем нет совести! Мне это нравится. Я могу читать его мысли. Если он посмотрит на другую женщину, я перестану давать ему деньги, а он их любит чуть-чуть больше, чем секс. Поэтому мы прекрасно ладим.

Так как за знакомство Брона и Летиции был в ответе Руперт, я решила пригласить их с Арчи на обед. Накрыла стол на десятерых — папа убедил Флер, что их присутствие необходимо.

Через минуту прибыли Руперт и Арчи, и я, как всегда, сдержанно приветствовала их. Чего нельзя сказать о Летиции — она просто-таки накинулась на них.

— Ruperto, как я рада видеть тебя! — Она смачно его поцеловала. — А Арчи, tesoro mio, как чудесно ты выглядишь! Особенно это розовое пальто, совсем как костюм английских охотников.

— Поздравляю тебя, Летиция! — Руперт преподнес ей шикарный букет из роз и гиацинтов. — Я надеюсь, вы оба счастливы. Мои поздравления, Брон.

— Брон, мальчик мой, я хочу тебе кое-что сказать. — Летиция взяла Руперта под руку. — Я долгие годы была влюблена в Ruperto, но он никогда не… Слово, саго! — Она щелкнула пальцами.

— Не трахал тебя? — предположил Брон.

Летиция расхохоталась:

— Вот видите, какой он противный, просто ангел! Нет, нет, это что-то вроде игры. Руперт любит командовать. Мы не смогли бы с ним долго ужиться. — Она дернула его за рукав. Руперт не отвечал ничего, только смотрел на нее сверху вниз с загадочной улыбкой. — Предупреждаю, саго, если я когда-нибудь тебя брошу, то только ради этого мужчины.

— Договорились, — кивнул Брон.

— Сказать по правде, Летиция, — Руперт освободился от ее руки, — хотя я очень ценю тебя и твои таланты, но не выношу производимого тобой шума.

Летиция схватилась за бока от смеха. Я поймала себя на том, что она нравится мне все больше и больше.

Все шло своим чередом на протяжении следующего месяца. Я много работала. Офелии поручили оформить дом банкира в Мэйфере, и она была очень этим довольна. Она стала более дружелюбной и иногда даже интересовалась моей работой. Однажды, застав меня за письмом к Марии-Альбе, она попросила передать ей несколько теплых слов от себя. Как-то я услышала, как она поет на кухне, что тоже было ей совершенно не свойственно. Я спросила ее, чему она так радуется.

— Не знаю. Может, весне, может, тому, что я сама зарабатываю деньги.

— Да, это здорово. Я теперь знаю: даже если стану когда-нибудь очень богатой — что вряд ли, конечно, — у меня все равно останется желание работать. В этом есть что-то весьма притягательное. И работа придает особый вкус всему остальному.

— Я раньше думала, что буду счастлива, только если выйду замуж за богача. Не сказать, что теперь думаю совсем иначе, но я поняла: на этом свет клином не сошелся. — Я смотрела на нее, с трудом веря своим ушам. — Не хочу, чтоб меня покупали. Я хочу быть более значимой, чем автомобиль, дом или акции гольф-клуба. Я поняла, что красивое лицо и тело — это еще не вся я. Желаю чувствовать себя равной своему спутнику. С Креспеном и ему подобными покончено. Я могу унаследовать дело Фэй. Она уже сдает и потеряла хватку. — Она взглянула на часы. — Надо бежать. Нужно выбрать несколько цветочных ваз для моего банкира. У меня такое впечатление, что он теперь не купит и ножа для чистки картошки, не посоветовавшись со мной.

Через несколько минут она вышла из дома, что-то весело напевая.

Я нашла школу, которая согласилась с осени принять Корделию. Очень жаль, что ей пришлось пропустить два семестра, но тут уж ничего не поделаешь. Я договорилась об уроках итальянского для нее в местной политехнической школе. Благодаря Марии-Альбе она уже немного знала язык. Большую часть свободного времени она сейчас проводила с Лавди, изготовляя лоскутные занавески для своей комнаты. Велосипедные штаны были заброшены.

Иногда звонила Порция. Она была вполне довольна своей новой жизнью, они с Джонно подумывали о том, чтобы пожениться. Я сдуру посоветовала ей не торопиться, но она так рассердилась, что после этого я только слушала и соглашалась. Мама тоже звонила нечасто. Они с Ронни помешались на отделке дома. Четверо из нашей семьи покинули дом и были вполне счастливы. Без них в доме было пусто. Я перестала убираться в их пустующих спальнях.

Чарлз спросил, не грустно ли мне. Мы сидели в креслах посреди небольшого газона, еще не включенного в лабиринт. Щелканье ножниц Лавди создавало фон для нашего разговора. Вечернее солнце садилось в пухлые облака, и тисы отбрасывали резкие тени. Мы были одни, Офелия еще не вернулась из Мэйфера, а Корделия шила свои занавески на кухне.

— Пожалуй, нет, — ответила я. — Просто вспомнила дрозда, который каждый год прилетал и пел под окном моей комнаты. Надеюсь, с ним ничего не случилось.

— О милая, бедная Хэрриет. Еще один покинул тебя.

— Как дела с допросом подозреваемых? Мотивы так и не прояснились?

— Хэрриет, есть одна вещь, о которой я хочу с тобой поговорить, — услышала я слова Чарлза. Он выбил трубку и похоронил пепел носком ботинка. — Я все откладывал это, как последний трус.

Я взглянула на него с удивлением. В его голосе появились какие-то незнакомые нотки. Закончив ковыряться в земле, он некоторое время напевал, как всегда, когда обдумывал нечто важное. Я вдруг испугалась.

— Что случилось? Надеюсь, это не с отцом?

— Нет, нет. Уверяю тебя, твой папа в порядке. Могу тебе поклясться — ты можешь больше не волноваться за него. Дело совсем в другом. Я… Я… О черт, это не так легко выговорить. Ты — умная девушка. Ты должна была догадаться, что мои частые визиты к вам вызваны не только служебным долгом.

— Я думала, мы друзья.

— Ну да. Конечно. И я очень высоко ценю эту дружбу. Я вхожу в ваши двери почти как к себе домой, всегда в приподнятом настроении, каким бы тяжелым ни был день. Я полюбил вас всех, даже Дирка. Но есть разные уровни любви и хорошего отношения. И сейчас я чувствую себя на самом пике любви.

Мое сердце заколотилось.

— Я пытался с этим бороться. Я говорил себе, что никогда не добьюсь здесь успеха, что слишком многое нас разделяет. — Он попытался усмехнуться. — Дело не только в возрасте. Я слишком предан своей работе. Как я могу надеяться, что найдется женщина, способная понять это. Но все же… — Он замолчал, но, прежде чем я успела вставить слово, продолжил: — Я подумал… Я понадеялся… Господи, должно быть, я сошел с ума. Я совсем не так хотел сказать.

— О, как мило! Я не помешаю? — Офелия, чьи шаги заглушила трава, подошла к нам и, не дожидаясь ответа, упала в третье кресло. — Меня трясет. Мне нужно выпить.

Я вскочила:

— Сейчас принесу. Нет-нет, — остановила я начавшего вставать Чарлза, — мне все равно нужно заняться ужином. Поговорите с Офелией. В меню только гороховый рисотто и бекон, но, если хотите, оставайтесь.

— Только при условии, что ты разрешишь мне помочь тебе.

— Ладно.

Я взяла стакан для Офелии и дала Чарлзу еще одну охлажденную бутылку просекко и штопор, а сама пошла наверх переодеться, потому что вечер становился прохладным. Как только я закрыла за собой дверь спальни, то схватилась за голову и застонала. Я была просто убита. Что мне теперь делать? Что сказать? Кто бы мог помыслить о таком? Господи, что же делают с нашей жизнью чувства!

— Хэт? — Корделия повернула ручку двери и, убедившись, что она заперта, начала трясти ее изо всех сил. — Эта проклятая швейная машинка опять делает петли! Это конец, я ее ненавижу! Помоги мне.

— Хорошо. Подожди минуту. А пока пойди почисти пару луковиц, ладно?

Я услышала удаляющиеся шаги Корделии, сопровождающиеся ворчанием. Мне необходимо было еще подумать. Я была уверена, что, хотя тепло отношусь к Чарлзу, не люблю его. У меня никогда не было дядюшек, но, если бы были, Чарльз наверняка был бы любимым. Ох, о чем же я думаю! Какие дядюшки?! Нужно успокоиться. Я должна быть с ним помягче и дать понять, что могу и передумать. Я не хотела причинять ему боль. В конце концов он же нравится мне! Масса людей во все времена спят с теми, кого не любят. Скорей всего, я даже научусь со временем его любить.

— Хэрриет! — сказала я вслух. — Ты совершеннейшая идиотка!

— С кем ты разговариваешь? — Корделия опять начала ломиться в дверь. — Я не могу найти лук. Ты должна помочь мне, иначе я отправлюсь к Марии-Альбе в монастырь.

Я отперла дверь.

— Можешь войти. Я просто переодеваюсь.

— Какая-то ты красная. Что случилось?

— Ничего. Как твои занавески? Ты нашла, что еще порезать на лоскутки?

— Так как Порция, очевидно, уже не вернется, я порезала ее зеленое платье — ну, ты знаешь, бархатное.

Я влезла в джинсы.

— Не думаю, что это разумно. Это было ее любимое платье.

— Из остатков я собираюсь сделать плащ для маскарада. Возможно, с русским колпаком.

Уверенность Корделии меня восхищала. Мы спустились вниз. Я попыталась сама разобраться с машинкой. В окно мне были видны Чарлз и Офелия. Я надеялась, что они не ссорятся. Пока я разбиралась с луком, беконом и сыром, все пыталась и никак не могла привести мысли в порядок. К счастью, Чарлз, похоже, забыл о своем желании помочь.

Корделия продолжала болтать, но я едва ли слышала ее. В конце концов, он же не предложил мне прямо сейчас выйти за него замуж. Может, я не то себе вообразила? Но он же говорил о любви… О, Хэрриет, держи себя в руках!

Через полчаса рисотто был готов. Я поставила блюда на поднос и отправилась наверх. В столовой открыла окно, чтобы позвать из сада Чарлза и Офелию, и едва не упала в обморок от удивления. Они больше не сидели в креслах. Они стояли посередине лабиринта. И целовались…

— Эй вы, двое, ужин на столе! — крикнула я.

Чарлз испуганно взглянул наверх.

— Господи! — услышала я слова Офелии. — Так я и знала. В этом доме уединиться невозможно.

Чарлз помахал мне. Он выглядел совершенно довольным. Я помахала в ответ.

Ужин проходил в странной обстановке. Чарлз и Офелия явно витали в облаках, куда нам, простым смертным, было не добраться. Каждый раз, когда их взгляды встречались, они вновь начинали любовное воркование. Мы с Корделией были предоставлены сами себе. Стоило мне подумать, какой дурой я чуть было не выставила себя, приходилось закусывать губу, чтобы не расхохотаться. Я была глубоко тронута тем, что Чарлз настолько уважительно относился ко мне, что решил сначала поговорить со мной о своей любви.

— Никто меня не слушает! — возмутилась Корделия. — Вы собираетесь пожениться?

Офелия молчала, опустив голову.

— Надеюсь, — ответил Чарлз. — Но, вероятно, не сейчас.

— Чем быстрее, тем лучше, — возразила Корделия. — У вас есть какие-нибудь молодые родственницы, которые претендуют на роль подружек невесты?

— М-м… Да, две племянницы.

— И как они выглядят?

— Дай-ка вспомнить… Рыжие и со скобками на зубах.

Корделия просияла:

— Бедняжки…

— Я не узнаю собственную дочь, — через несколько дней сказал об Офелии отец. — Она стала еще красивее, но при этом какой-то смиренной. Я не уверен, что мне это нравится.

Отец продолжал заходить к нам вместе с Флер на коктейль, считая это своим долгом перед нами с Корделией. Чарлз и Офелия забежали на минутку — взять кое-что из одежды. На прощание Офелия расцеловала всех, даже Флер, а меня заключила в объятия и пригласила на следующей неделе поужинать у Чарлза.

— Она счастлива, — сказала я. — По-моему, это прекрасно.

— Но почему он? — вопросила Флер. — Он, конечно, видный мужчина, но — полицейский!

— Он главный инспектор, а не бобби на велосипеде, — возразила я, может быть, слегка раздраженно. — Он очень, очень умен, прекрасно образован и на редкость порядочный…

— Ну, ну, хватит, — примиряюще проговорил отец. — Я уверен, что все довольны друг другом.

Во время последнего визита Офелия говорила со мной о Чарлзе:

— Он единственный мужчина, который не поверил, что я — хладнокровная стерва, — сказала она. — И я действительно перестала ею быть. Удивительно, как мы пытаемся соответствовать мнению других о нас. Чарлз был со мной таким жестким, и я не могла не влюбиться в него. Хотя очень сопротивлялась. Он сказал, что влюбился в меня с первого взгляда — в мою внешность, конечно. А потом полюбил за тот вызов, который я бросила ему. — Она снова покраснела. — Он сказал, что я пугала его больше, чем самые закоренелые бандиты, с которыми ему приходилось иметь дело.

— А это на самом деле было так? Я имею в виду — ты и вправду его ненавидела?

— Думаю, что нет. — Офелия рассмеялась. — Я без ума от него. Но не хочу этого показывать.

Я заключила, что по ней все равно видно больше, чем она хочет показать.

— Но мы немного переживаем за вас с Корделией, что вы остались тут одни. У вас действительно все в порядке?

— Совершенно. Нам неплохо вдвоем. Корделия каждый день ходит на уроки итальянского. По-моему, у нее уже есть успехи. Я тоже пытаюсь добиться успехов в работе. Мистер Поудмор сказал недавно, что ему кажется — у меня есть задатки настоящего журналиста.

— О, тогда все в порядке. Я же знаю, какая ты домашняя девочка и как много значит для тебя этот дом. — Она огляделась. — Мне пришло в голову, что сейчас он стал выглядеть гораздо лучше, чем прежде.

— Я научилась управляться с домашним хозяйством в Дербишире.

— Да? Странные, должно быть, у вас были каникулы.

— Мы тут подумали с Флер, — начал отец, пригладив волосы — уже изрядно отросшие, но все такие же белоснежные, — и нам показалось неразумным, что вы, две девочки, живете одни в таком громадном доме. — Он посмотрел на свои руки. — Агент по недвижимости — конечно, это был только предварительный разговор — сказал, что мы можем выручить неплохую сумму, сдав его в аренду. Это было бы весьма кстати. Мы с Флер присмотрели дом в Хемпстеде. Он очень мил, но недешев. И я хочу оставить немного денег Клариссе.

Он с надеждой посмотрел на меня. Я старалась не выглядеть несчастной.

— А как же мы? — Корделия отложила вязание.

— Да, конечно, мы подумали о вас. — Папа натянуто улыбнулся. — Вы можете переехать с нами в Хемпстед. Дом чудесен, и там есть две свободные спальни.

Корделия с сомнением посмотрела на Флер.

— Это было бы чудесно, — сказала та, — для нас всех. Но, сладость моя, ты забываешь, что Хэрриет работает в Брикстоне. А новая школа Корделии, кажется, в Фулхеме? Мы не можем заставлять девочек совершать такие длительные поездки. И потом, там очень маленький двор. Им придется куда-то пристраивать кота и собаку.

— Пойду принесу еще бутылку, — сказала я.

Я сбежала в кухню. Марк-Антоний растянулся на столе в луче света. Рядом с ним лежал изрядно облизанный кусок масла.

— Ах ты нехороший! — Я поцеловала его в лоб и потрепала за ухо. — Вот не возьму тебя с собой!

Марк-Антоний потряс головой и спрыгнул со стола. Он не терпел, когда ему мешали спать. Я нашла штопор и некоторое время сражалась с пробкой, которая в результате разломилась пополам. Когда мне все же удалось ее извлечь, я уже не могла справиться со слезами. Я вытирала глаза тряпкой, размазывая тушь и бранясь, когда услышала звонок в дверь, а затем — голос Арчи. Я взяла еще два стакана.

— Хэрриет, дорогая моя! — Арчи был таким загорелым, что белки его глаз в полумраке холла сияли, как две лампочки. — Ты выглядишь великолепно! Поцелуй дядю Арчи сюда. — Он указал на свою щеку.

— Ты тоже прекрасно выглядишь. Цветом в точности как наш обеденный стол.

— О, это стоило мне многих трудов. Нужно было постоянно вертеться, чтобы не обгореть. Очень утомительно. Но это того стоило. — Он довольно оглядел себя в зеркале. — Как тебе мой пиджак Неру? Я подумываю о тюрбане. Со здоровенным алмазом вот здесь. — Он ткнул указательным пальцем меж бровей.

— Здравствуй, Руперт, — сказала я. — Как Италия? — Он загорел совсем немного, но выглядел отдохнувшим.

— Нормально. — Он внимательно оглядел меня. — Что случилось?

— Папа с Флер здесь.

Я провела вновь прибывших в гостиную.

— Что это? — Арчи поднял вязание Корделии — быстро удлиняющийся красно-белый предмет.

— Это для ребенка Офелии.

— У Офелии будет ребенок?

На лицах мужчин отразилось крайнее изумление. Я рассказала о переменах в нашей семье за время их отсутствия. Они вначале сомневались, что я говорю серьезно.

— Они еще на первом этапе отношений. Корделия просто совершенствует свои умения. Ни о каких детях пока речи нет.

— Очень скоро будет, — уверила Корделия. — От них просто исходит сексуальная энергия.

Арчи изучил вязание:

— Но у него же четыре ноги!

— Глупый! Две из них — руки!

— Если тебе интересно мое мнение, то здесь что-то не так с выкройкой.

После вежливых расспросов о здоровье и поездке папа сказал:

— Руперт, хотелось бы знать и твое мнение. Я только что говорил с Хэрриет о том, что хочу продать право на аренду этого дома.

— А!.. — непередаваемым тоном произнес Руперт.

— Ты же понимаешь, что разумнее подыскать Хэрриет и Корделии какое-нибудь жилье. Может, они смогут пожить у Чарлза и Офелии?

Корделия неожиданно фыркнула.

— …Или смогут снять маленькую квартирку и жить самостоятельно.

— О, это прекрасная идея, — воодушевилась Флер. — Или пару комнат в пансионе.

Корделия сжала зубы и воткнула спицу в клубок.

— Я думаю, — уверенно произнес Руперт, — им лучше пожить у нас.