Так как Мэгги уехала в больницу с Аннабель, а миссис Уэйл еще не вернулась из Бантона, разбираться с призраком Фанни Кост пришлось нам со Сьюк. Старый дымоход, ведущий из кухни в гостиную и, возможно, в некоторые спальни, был заделан, но низкая дверца, раньше, вероятно, служившая для прочистки, сохранилась.
Мы нашли в одном из кухонных ящиков факел, намочили дезинфектантом носовые платки и, зажав ими носы, пробрались в дверцу. Это было странное место, все в паутине, но там можно было выпрямиться в полный рост. Заплаты более новой кладки показывали, как в течение долгих лет перестраивались комнаты.
— Посмотри! — Сьюк подняла факел, и я увидела крохотные лучики света, пробивающиеся из-под самого потолка. — Вентиляционные кирпичи. Вот как запах проникал в коридор. — Она повела факелом вокруг. — А здесь — очаг. Кухня, наверное, была перенесена отсюда уже в этом столетии.
Я всегда любила уроки истории, но сейчас ужасный запах, против которого платок помогал слабо, отбивал у меня всякое желание предпринимать какие-либо изыскания. Было нетрудно обнаружить полку, на которой лежало гниющее мясо. Мы принесли с собой ведро и совок, убрали тухлятину и вымыли полку дезинфицирующим раствором.
— Да, — сказала Сьюк, когда мы шли, радостно вдыхая морозный воздух, к выгону, чтобы выбросить содержимое ведра, — могу поспорить, эта кухня видала кое-что на своем веку. Если бы только камни умели говорить!
— Как чудесно было бы хоть на несколько часов попасть в прошлое. — Я была рада тому, что наконец-то у нас со Сьюк нашлось что-то общее. — Только представь себе разговоры за чашечкой чая, которые велись у этого очага, — секреты, шутки, споры, любовные встречи, может быть, даже клятвы…
— У них не было времени на все это, каждая минута была занята приготовлением пищи для хозяев. Что касается чая — он был слишком дорог, и хозяйка дома хранила его в закрытой чайнице для своего личного пользования. Слуги довольствовались разбавленным пивом.
— Да, конечно, ты права. Я не подумала.
— Работа была тяжелой, и время тянулось медленно. — Сьюк вернулась к своему обычному лекторскому тону. — Девочки с двенадцати лет в промерзшей моечной оттирали песком посуду, пока не стирали в кровь пальцы, и плакали от усталости. А мальчиков посылали чистить дымоход, и бывало, что они застревали и погибали там.
— О дорогая! Как это все печально! Но ведь сейчас все по-другому.
— Хэрриет! Я удивляюсь иногда, неужели ты совсем ничего не понимаешь?!
— Что? Я… — И обнаружила вдруг, что Сьюк рядом нет, — она быстро удалялась.
К счастью, остальные шутки Аннабель не имели тяжелых последствий.
Громкое прибытие вертолета заставило несколько встрепанных Джонно и Порцию покинуть свое любовное гнездышко и спуститься вниз. Я объяснила им, что произошло, и несколько позже мы втроем отправились выяснять, как Аннабель сумела проделать трюк с портретом. В соседней с нашей комнате, где раньше помещался епископ, мы обнаружили стенку, идентичную задней стенке нашего шкафа.
— Ха! — Джонно приподнял плоскую деревяшку, висевшую на стене, и повернул ее. На обратной стороне было зеркало — наше зеркало. Оно прикрывало отверстие в панели. — Теперь понятно, как моя гадкая маленькая сестренка сделала это. Это шкаф для напудривания. В те времена, когда люди носили напудренные парики, они просовывали головы через эту дырку, и горничные или камердинеры посыпали их чем-нибудь вроде толченого фиалкового корня или мускатного ореха — так, чтобы одежда оставалась чистой. Своеобразная вещь, не правда ли?
— Должно быть, Мэтти закрыла дыру зеркалом, чтобы не вводить епископа в искушение подглядывать за вами, — предположила Порция.
Я с трудом могла поверить, что меня так легко провели.
— Значит, Аннабель заменила зеркало портретом старины Гэлли, а затем поскреблась в панель, чтобы привлечь внимание Корделии. К сожалению, не знала, что Корделия спит как сурок. Да, но на нем была кровь.
Когда мы изучили портрет в галерее при свете факела, то нашли капли красной краски, прилипшие к раме около воротника.
— Надо отдать должное Аннабель. Она очень изобретательна, — заметила Порция. — В этой семье каждый чем-то замечателен.
Неожиданно обнаружив, что я здесь лишняя, я ретировалась в свою комнату, прежде чем они продолжили обсуждение данного вопроса.
Несмотря на нытье Корделии, я не открывала письма Макса до тех пор, пока она не легла спать. Убедившись, что она заснула, я устроилась в кресле у камина и вскрыла конверт. «Моя любимая Хэрриет», — так начиналось письмо.
Я бросила письмо в огонь. Все кончено. Макс был моим третьим любовником за четыре года. Но только с Доджем у нас было что-то, что можно назвать настоящим чувством, слиянием не только телесным, но и духовным. Кроме того, что у него несчастная жена, я ничего не знала о Максе. Он очаровал меня, одновременно бесстыдно и утонченно, и мое естество не устояло перед таким напором. Как-то не везет мне с мужчинами. Может, во мне самой что-то не так?
Огонь постепенно гас, а я так и не пришла ни к какому заключению. Я взяла косметичку и полотенце и решила попытать счастья в ванной. Вдруг там никого нет? Когда я шла по длинной галерее, все еще поглощенная мыслями о странностях сексуального влечения, то заметила краем глаза, что опять что-то не так. Я обернулась. Цепь лежала рядом с витриной. Рука старины Гэлли опять пропала.
— О черт! — произнесла я громко, чтобы приободрить себя. — Кто-то опять играет в эти глупые игры.
Я прошлась туда-сюда по галерее. Свет казался дрожащим и тусклым. Возможно, с генератором опять проблемы. Ветер стих, и можно было расслышать шум водопада. Я отправилась в ванную. Мне почудилось какое-то движение слева. Я опять повернулась, но это был всего лишь гобелен, шевельнувшийся на сквозняке. Я улыбнулась. Не под дамся больше ни на чьи глупые шутки. Дверь ванной была уже близко, и я ускорила шаги.
И тут я увидела это. Из складок штор появилась рука старины Гэлли. За секунду перед тем, как свет погас окончательно, его последняя вспышка блеснула на металлическом пальце, указывающем точно мне в сердце.
Я не собиралась кричать, но сделала это прежде, чем успела что-либо подумать. Собственный крик напугал меня еще больше. Забыв о здравом смысле, я бросилась к ванной с одной мыслью — забаррикадироваться там. Но когда схватилась за ручку двери, она оказалась заперта. Я забарабанила в дверь, вопя от страха, и дверь сразу отворилась. В тот же момент зажегся свет.
— Как вы, женщины, нетерпеливы. — В дверях стоял Руперт в халате. — В доме, где такая напряженка с ванными, нужно дожидаться своей очереди.
Я схватила его за руку:
— Он там! За занавеской!
— Кто?
— Старина Гэлли!
— Ерунда. Пойдем. — Он стряхнул мою руку. — Ты пережала мне все сосуды.
Я отпустила руку, но продолжала держаться за рукав. Когда мы дошли до эркера, я остановилась позади Руперта, не решаясь поглядеть туда. Рука дернулась. Палец медленно повернулся в нашу сторону.
— Хэрриет, если ты еще раз заорешь мне в ухо, я выйду из себя. У меня был тяжелый день, и дурацкое поведение некоторых девушек не способствует успокоению. — Руперт подошел к окну и отдернул шторы. Рука продолжала висеть в воздухе, но тело, которому она принадлежала, оставалось невидимым. Я зажала рот рукой, чтобы не заорать вновь.
— Так я и думал. Подойди сюда и посмотри. — Руперт схватился за руку и потянул. — Черная ткань. Приколота к занавескам.
Руперт рассмеялся.
— Рука лишилась указательного пальца. Выглядит по-дурацки, не правда ли?
Я еще раз рассмотрела руку, удивляясь, как могла бояться этой ржавой помятой железки.
— Кто подвесил ее тут, как ты думаешь?
— Это же очевидно. Кто так завидовал Мэгги, что хотел ее напугать? Кто слышал, как я собрался позвонить в полицию, и тут же положил руку на место?
Я попыталась вспомнить, кто был в гостиной в тот момент, но не смогла.
— Как же им удалось открыть замок, если ключ все время был у Мэгги?
— Мэгги часто засыпает. Любой мог взять их. — Это было правдой. Я вспомнила, как обнаружила ее спящей в студии Фредди. — Когда рука вернулась на место, я попросил Мэгги отдать ключ мне. Я брал его с собой, когда ездил в Лондон. Шутнику оставался только палец. Я отдал ключ Мэгги, когда вернулся. А ты оставила связку в холле.
— Но зачем было устраивать все это, если Мэгги нет дома? Все же об этом знали. Кроме, конечно… О, но это невозможно!
Тихий скрип заставил меня обернуться.
— Миссис Уэйл, можете выходить, — сказал Руперт, не повышая голоса. В ответ — тишина. — Либо вы выйдете сами, либо я звоню в полицию. — Долго еще было тихо, потом дверь комнаты напротив эркера, которая раньше была комнатой Макса, отворилась, и Джанет Уэйл вышла к нам.
С ней произошла разительная перемена. На ней был цветастый шейный платок поверх красного платья, массивные позолоченные сережки и яркий макияж.
— Думаете, вы самые умные, да? Мэгги никогда не поверит ни одному слову, сказанному против меня. Мы знакомы всю жизнь. Мы — старые друзья. — Последнее слово прозвучало саркастически.
— Но почему? — Я была поражена. — Почему вы хотели причинить вред Мэгги? Напугать ее? Она так добра к вам!
— Подожди, пока окажешься в положении, когда кто-то будет к тебе добр, и тогда посмотрим, как тебе это понравится. — Миссис Уэйл почти шипела. — Ее обычная мягкость сменилась неприкрытым вызовом. — Почему ей досталось все — муж, деньги, этот дом, место в обществе? Леди Пай. — Она с презрительной гримасой на лице изобразила реверанс.
— Но Мэгги так любит вас, — сказала я. — И она так же, как вы, много работает. Вы поступили очень жестоко.
— Мне нравилось смотреть, как она переживает, как это не дает ей покоя. Я смеялась. Почему бы и ей не узнать, каково быть несчастной? В этом есть хоть какая-то справедливость.
— Мэгги уехала с Аннабель в больницу, — сказал Руперт. — С ребенком случилось несчастье. Поэтому сегодня вечером вы напрасно теряли время. Лучшее, что вам остается, — утром собрать вещи и покинуть дом.
— Почему я должна уезжать? Мэгги никогда не поверит, что именно я сделала это.
Руперт вздохнул:
— Мэгги рассказала мне вашу историю. По крайней мере, ту ложь, которую вы придумали, чтобы разжалобить ее. Вы же не убивали своего мужа, не так ли? Я навел справки в полиции. Вы действительно побывали в тюрьме, но за убийство старика, за которым вы с вашим мужем ухаживали. Вы мечтали о его деньгах и не могли больше ждать. Ваш муж до сих пор отбывает наказание.
— Мне не стоило выходить замуж за этого глупца. Ему никогда не везло. Я получила двенадцать лет за то, что помогала ему. Все, что я сделала, — купила бутылочку с гербицидом, а потом помыла чашку. Меня даже не было в комнате, когда он подносил ее старому скряге. — В ее голосе слышалась горечь. — Вы не знаете, что такое тюрьма. Тебя числят среди отбросов общества, и ты сам начинаешь себя так чувствовать. Заключение — хуже смерти. Я пыталась повеситься, но меня спасли. Тогда я обратилась к религии, и меня досрочно освободили. Но в этом мире нет места таким вещам, как прощение и забвение.
Руперт вздохнул.
— Так что вы думаете об отъезде?
— Куда мне идти? У меня нет никаких рекомендаций. Если даже я найду работу, люди все равно узнают, кто я такая. Газеты позаботятся об этом. От них никуда не денешься. Люди будут бояться, что я их отравлю.
— Я — пария.
Я почувствовала, что ко мне возвращается сочувствие.
— Мэгги говорила, что вы работали в театре. Это правда?
— Да. Мне вообще не стоило оттуда уходить. Но он все время вертелся, хныча, вокруг меня, и я сделала большую глупость, опять поверив ему.
— Один мой друг собрал новую театральную труппу в Бирмингеме, — сказал Руперт. — Им нужна костюмерша. Он возьмет вас, если я его попрошу. Сначала жалованье будет скудным, но, хорошо работая, вы сможете чего-то добиться. Вы способны начать заново?
— Вы сделаете это для меня?
— Я сделаю это для Мэгги.
У нее перехватило дыхание, глаза загорелись:
— Да, я согласна.
— Прекрасно, — кивнул Руперт. — Но вы должны покинуть дом завтра же. Вам не придется никому ничего объяснять. Я сам все объясню хозяевам. Вы можете отправляться прямо в Бирмингем. Я дам вам адреса нескольких театральных берлог. И немного денег на первое время.
— Мне, должно быть, не следует вас благодарить, поскольку вы делаете это не ради меня. — Она удалилась.
Я была рассержена, но едва ли не сильнее было чувство разочарования.
— Как странно… — удивленно произнесла я. — Я абсолютно доверяла ей. Что заставило тебя ее подозревать?
— Я действовал методом исключения. И к тому же в ней было уж слишком много демонстративного смирения. По-настоящему набожные люди не выставляют его напоказ. Назовем это интуицией.
— Выходит, миссис Уэйл мучила Мэгги просто назло. И это после всего, что она для нее сделала! Но мне все же ее жаль. О, смотри! Мокрые пятна! Этого не может быть… Леди Рва?
— Я был в ванной, когда ты начала орать, — напомнил Руперт. — С меня до сих пор капает.
— Я разочарована. Объяснения всегда оказываются самыми простыми. Черная ткань! В моей работе пропадает все очарование! Слава Богу, я закончила статью о руке старины Гэлли, пока еще почти верила в него. Но мне придется приукрашивать историю о Фанни Кост и о том, как я увидела старину Гэлли в шкафу. Знаешь, я бы никогда не подумала, что шутников было двое.
— Но ты же не верила на самом деле в существование потусторонних сил?
— Ночью, в одиночестве, вещи кажутся совсем не такими, как при свете.
— Знаешь, даже если призраки существуют, это не означает бессмертия души. Может быть, это просто спектральные явления, отпечатки прошлого, своего рода психическая пыль. А если бы мы доказали, что существует жизнь после смерти, это перечеркнуло бы остальные философские концепции. Пока мы ни в чем не уверены, у нас есть свобода верить в то, во что хотим. Мне это больше нравится. Ладно, я иду спать. Если тебе еще захочется покричать, постарайся воздержаться до утра. Спокойной ночи…