— Все хорошо, — сказал Макс, — у меня отличное расположение духа.
Он выглядел свежо, и даже щеки у него порозовели. Когда я попыталась отказаться от его приглашения пообедать в ресторане, он сразу же впал в такое глубокое уныние, что я не стала огорчать его. К тому же я знала, что Макс проявляет редкую преданность моему отцу и даже неоднократно навещал его в тюрьме — приносил ему книги, вино и сигары. Нельзя сказать, чтобы Макс мне не нравился, напротив — он мне казался привлекательным, просто мне было немного жаль покинуть Марка-Антония в его первый вечер после возвращения домой.
— Мы чудесно проведем время, — уверял он, улыбаясь. — Что бы вы хотели заказать?
Несмотря на его обходительность, раскованно и свободно я себя не чувствовала. Собираясь на этот ужин, я полагала, что мы будем сидеть в маленьком уютном бистро, а не в шикарном ресторане, где на каждого посетителя приходилось по два официанта, а все стены были увешаны венецианскими зеркалами. К счастью, я надела костюм из шотландской ткани, который можно было застегнуть на все пуговицы, скрыв таким образом дешевую невзрачную блузку.
А Макс выглядел просто сногсшибательно. Пиджак, рубашка, галстук, брюки — все сидело на нем идеально и было куплено в самом дорогом лондонском магазине. Волосам его, блестящим и пышным, почти до плеч, могла бы позавидовать любая женщина.
— Советую, месье, — заговорил официант на ломаном английском, наклонившись к нашему столику с блокнотом и карандашом в руках, — коктейль из пикантных устриц для дамы.
Дома мы никогда не ели устриц. Марии-Альбе, выросшей на берегу Средиземного моря и сохранившей самые тяжелые воспоминания о своем детстве, была присуща стойкая неприязнь ко всем морепродуктам. И поскольку я не была искушенным ценителем этих экзотических блюд, оставалось только согласиться с предложенным.
— По-моему, тут все страшно дорого… — Я была так озабочена нашими финансовыми проблемами, что боялась потратить даже лишний фунт на себя. Макс удивленно посмотрел на меня, и я вдруг ощутила мучительный стыд за то, что так неосторожно выставила напоказ свою нищету.
— Вам не нравятся дорогие рестораны? — спросил он, разливая шампанское.
— Я почти не бывала в таких заведениях, папа всегда говорил, что я совсем невежественна в этом вопросе.
— Разве никто из поклонников не приглашал вас на ужин?
Я рассмеялась, мысленно представив себе Доджа в ресторане.
— У меня был только один поклонник, и тот анархист.
Макс улыбнулся, так что сверкнули его ослепительно белые и зубы.
— Не могу поверить. Вы меня удивляете, Хэрриет. Только один поклонник у такой красивой женщины?
— Я почти никуда не ходила. Мне нравилось сидеть дома.
— Не верю, вы что-то от меня скрываете.
Но мне настолько неприятно было вспоминать о Додже, что я постаралась перевести разговор на другую тему.
— Какие чудесные цветы, — я кивнула на серебряную вазочку, — мне очень нравятся ландыши. И так пахнут даже в ноябре!
— Простите, Хэрриет, — вдруг серьезно произнес Макс, — это вовсе не мое дело…
— Что?
— Ничего. Давайте забудем об этом. Я не хотел огорчать вас. Расскажите мне лучше о вашей новой работе.
Мы успели выпить полбутылки шампанского, пока я делилась с Максом своими впечатлениями от «Брикстон Меркьюри». И к концу рассказа на лице его появилось скучающее выражение. Уже подали устричный коктейль, а я все рассказывала о спиритическом сеансе.
— Они свежие? — спросил Макс, кивнув на устриц.
— Даже слишком, по-моему, они еще живые… — Он с интересом наблюдал за мной. — Никогда не ела их раньше.
— Попробуйте, они вполне приличные.
— Может быть, лучше вы их съедите? Мне так будет легче… — Я положила вилку на край тарелки. — Не хочу показаться сентиментальной, но мне их жалко — я никогда не могла смириться с безжалостными законами пищевой пирамиды, царящими в природе.
Макс улыбнулся и продекламировал, не сводя с меня глаз:
А юных устриц удержать
Какой бы смертный мог?
Они в нарядных башмачках
Выходят на песок.
Что очень странно — ведь у них
Нет и в помине ног!
— «Алиса в Зазеркалье», с детства обожаю эту книгу, — призналась я Максу. — Руперт подарил ее мне на день рожденья много лет назад.
— Руперт Вульвеспурджес? Я не знал, что вы близко знакомы.
— Да, я тогда была еще ребенком. Но потом мы долгое время не виделись. И только недавно встретились снова. И теперь я понимаю, что он очень изменился, и почти ничего не знаю о его нынешней жизни.
— Мне кажется, вообще нет человека, который бы мог похвастаться, что знает что-то о его жизни.
— Он не нравится вам?
— Нет. Вовсе нет. К тому же не так много общаюсь с ним. Оно и понятно, Руперт не питает симпатии к актерам. Он странный человек. На мой взгляд, суховат и немного зануден. Даже когда руководил театральными постановками, с ним было не просто работать. Я предпочитаю Арчи. С ним гораздо веселее, и потом, Руперт всегда говорит на такие сложные темы, а я поверхностный, ленивый человек и склонен болтать обо всяких пустяках.
Макс улыбнулся, и я подумала, Каролине очень повезло с мужем. Во всяком случае, Макс был настолько очарователен, что его гипнотическое обаяние действовало даже на женщин за соседними столиками.
— Я впервые слышу, что он ставил пьесы.
— Он сделал очень хорошую постановку «Гедды Габлер» в Нью-Йорке, совсем недавно. А в прошлом году участвовал в подготовке «Фиделио» для оперного театра.
— Вот это да! — Я была вне себя от изумления — оказывается, Руперт знаменитость в театральном мире, а я и не подозревала об этом.
— Хэрриет, скажите мне, в чем вы действительно нуждаетесь? — Макс положил свою руку поверх моей, легонько сжав ее. — Я могу что-нибудь сделать для вас? Готов оказать вам любую помощь, какая в моих силах.
— Ваш отец был для меня идеалом, моим учителем и примером для подражания. Он способен заставить зрителей поверить в истинность происходящего, заворожить их. А без этой магии не существует настоящего театра, и всем нам следовало бы учиться этому у него. Каждый раз, когда я выхожу на сцену, думаю о вашем отце и горжусь тем, что мне выпала честь работать с ним вместе.
Я не раз видела людей, восхищавшихся талантом моего отца, он всегда находился в центре внимания, и я успела привыкнуть к этому. Но только после слов Макса я смогла понять, насколько велико на самом деле было обожание, которым окружала публика моего отца.
— Как чувствует себя Каролина? — спросила я, стремясь немного охладить его восторженный настрой, к тому же я ни на миг не позволяла себе забыть, что он женат, и беспокоилась о том, что этот ужин в дорогом ресторане не все способны были бы воспринять как невинную дружескую встречу.
— Она улетела в Окленд, навестить сестру. Надеюсь, там ей будет лучше. — Он помолчал немного и добавил: — Я виню себя за то, что уделял ей мало внимания. Но во многом ее образ жизни и деньги причинили ей еще больше вреда.
— О нет, — живо возразила я, — без денег у людей возникает куда больше проблем.
Макс в тот вечер заехал за мной на дорогой спортивной машине. Вряд ли он смог приобрести такой автомобиль, если бы не состояние Каролины.
— Самое худшее, что нас с ней интересуют совершенно разные вещи. Я вас не утомляю?
— Ничуть… — покачала я головой.
— Каролина не понимает, что не все можно купить за деньги. Она покупает мне костюмы, машины, картины, книги — все, что только можно пожелать. Но я обычный человек, и до того, как мы поженились, носил дешевые джинсы и старое пальто, но вовсе не чувствовал себя несчастным. Мне недоступны были путешествия по всему миру, деликатесы и дорогие отели, но зато я мог сидеть на скамейке в осеннем парке и читать стихи в свое удовольствие.
— О, я вас понимаю! Мне пора возвращаться. Я обещала Корделии, что не задержусь допоздна.
Корделия и без того была недовольна, что я покинула несчастного Марка-Антония после всех его страданий, и к тому же ей предстояло оставаться дома вечером совсем одной.
— Как жаль! — с досадой воскликнул Макс. — Но ведь Корделия уже не такая маленькая…
— Дело не только в этом. Наш пропавший кот нашелся, о нем нужно позаботиться.
Я рассказала Максу драматичную историю исчезновения Марка-Антония. Он с пониманием кивнул и подозвал официанта, попросив принести счет как можно скорее. Я заметила, что женщина, следившая за нами весь вечер, провожала Макса восхищенным взглядом.
— Если говорить откровенно, — признался мне Макс, когда мы уже ехали по шоссе в сторону Блэкхэта, — у меня очень плохие отношения с Каролиной. Я не согласен с расхожим мнением большинства мужчин, что жена вовсе не должна понимать мужа.
— Наверное, вы преувеличиваете, — вежливо возразила я, глядя, как первые капли дождя стекают по лобовому стеклу, поблескивая в свете фонарей.
— Несколько дней назад Каролина пыталась покончить с собой…
— О Боже! Не может быть! — воскликнула я и огорченно посмотрела на него.
— Она приняла снотворное, слишком большую дозу. А до этого выпивала почти по бутылке виски в день. К счастью, я пришел домой рано и нашел ее в ванной без сознания. Я вызвал «скорую», ей успели оказать помощь, только поэтому она осталась жива.
— Бедная Каролина! Но ведь это мог быть несчастный случай.
— Нет, она написала записку. В ней было сказано, что она любит меня и просит ее простить, но чувствует, что мешает мне, и не хочет больше быть обузой.
Макс молча продолжал крутить руль, а я была так шокирована услышанным, что не знала, как реагировать. Но, глядя на красивый профиль Макса, я думала о том, как он, должно быть, страдает и нуждается в утешении, осознала, что готова влюбиться в него.
— Я был против ее поездки в Окленд, ей следовало бы остаться дома, — его слова вернули меня к действительности. Он остановил автомобиль у ворот моего дома, но я не спешила выходить, ожидая, пока утихнет дождь. — Теперь я чувствую себя кругом виноватым. Разве я когда-нибудь говорил, что не люблю ее? Но она просто не хочет мне верить. Люди, страдающие депрессией, редко имеют объективные основания для своих страхов и подозрений.
— Я знаю, как тяжело видеть страдания дорогого человека и быть не в силах хоть чем-нибудь помочь ему.
— Вы думаете сейчас об отце, не правда ли? — Он угадал, я действительно думала о нем. — Неужели расследование до сих пор не привело к позитивным результатам?
— Какая скверная полоса наступила в жизни — и у вас, и у меня, — заметил Макс, вынув из кармана платок и протирая внутреннюю поверхность стекла. — Но я очень благодарен вам за прекрасный вечер. Надеюсь, что не разочаровал вас.
— О нет! Я получила огромное удовольствие.
— Хэрриет, вы заслуживаете гораздо большего, поверьте мне, поймите меня правильно, я не хочу, чтобы вы вспоминали только о том, что я пригласил вас в роскошный ресторан. Ведь не это главное в нашей встрече, а то, что она позволила нам поближе узнать друг друга.
Он улыбнулся, не поворачивая головы, но меня удивило, насколько легко ему было выразить словами то, что и сама я переживала в эти минуты. Раньше я полагала, что Макс — всего лишь повеса-коллекционер, что ему нравится обольщать женщин, пользуясь своим обаянием и талантом, но теперь я увидела в нем совсем другого человека.
В полутьме салона он наклонился ко мне так близко, что я почувствовала на своей щеке его легкое дыхание.
— Извините, мне нужно идти. — Я прервала затянувшуюся паузу, резко распахнув дверь, но Макс собрался тоже выйти из машины.
— Погодите, я сейчас раскрою зонт, дождь льет как из ведра. Я провожу вас до дома.
— Не стоит, право, я люблю воду.
Я выскочила на улицу, и Макс захлопнул дверцу.
— До свиданья, прекрасная наяда! — крикнул он, когда я пробежала в ворота.
— Ты просто вся светишься, — заметила Офелия, выйдя мне навстречу в прихожую. — Что с тобой случилось?
— Ничего… — Я глянула на себя в зеркало.
— Где ты была?
— Ужинала с Максом Фрэншемом.
— Да ну! — По лицу Офелии было видно, что она приняла мои слова за шутку. — С чего бы это?
— Просто хотели немного пообщаться.
— И где же?
— Во французском ресторане. — Я знала, какое впечатление произведет это на Офелию, и было интересно, что она скажет на это.
— Хэрриет, Господи! Что ты на себя надела, какой отвратительный костюм! Ты в нем похожа на училку из провинциальной школы. Бедный Макс!
— Иногда я завидую людям, у которых нет сестер.
— Ну конечно, — мы с Офелией зло посмотрели друг на друга, но я вовсе не собиралась уступать ей на этот раз. — Так о чем вы разговаривали?
— Так, обо всякой ерунде. О моей работе, о карьере Макса, о поэзии.
— Как романтично! — Офелия закатила глаза.
— Вспоминали о Каролине.
— Обычная пьяница.
— Она очень несчастна.
— Я бы тоже чувствовала себя несчастной, если бы мой муж водил в рестораны молодых девушек. А уж тем более если бы я еще была так же некрасива, как она.
— Ты слишком плохо думаешь о людях, может быть, он нуждался только в дружеском понимании.
— Не заговаривай мне зубы, ради Бога! Твой инспектор уже довольно поучал меня сегодня. Ему бы впору воскресные проповеди читать.
— Приходил инспектор Фой?
— Руперт рассказал ему о встрече с похитителем кошек в Уэппинге. Инспектор был в гневе из-за всего, что произошло. Я думаю, тебе еще от него достанется. Он выглядел очень расстроенным, когда узнал, что тебя нет дома. Мама и Ронни ушли в кино, смотреть старый фильм, в котором снимался Ронни.
— Ты с ним вежливо говорила?
— Вежливо? Да разве с ним можно говорить иначе? Вот я и слушала его, сидя на диване с закрытыми глазами. Хорошо еще, что у него было мало времени. — Офелия улыбнулась, с явным удовлетворением вспомнив о своей победе.
— Хэт? Ты проснулась? — раздался голос Порции.
Я села в постели и уставилась на сестру сонными глазами:
— Который час?
— Около шести.
— Утра?
— Да, черт возьми. Вряд ли ты находилась бы в постели в шесть вечера.
Я закрыла глаза и, тяжело вздохнув, спросила:
— Что еще случилось?
— Ничего, я вернулась домой поздно и не могла заснуть. Так что решила совсем не ложиться.
— Вернулась? Откуда?
Мне вспомнилось, что вчера Порция собиралась на вечеринку к Сьюк. Значит, веселье затянулось.
— Сегодня суббота?
— Да, суббота. Я забыла. Извини.
Порция смущенно покачала головой, видя мое хмурое лицо. Она разбудила меня в выходной, когда я обычно предпочитала поспать подольше. Уже собираясь уходить, Порция повернулась и сказала таким тоном, что невозможно было ей отказать:
— Можно с тобой поговорить кое о чем?
Порция села рядом со мной.
Несколько минут мы сидели в тишине. Затем Порция заговорила взволнованным, прерывающимся голосом:
— Я побывала на таком необычном вечере, все было потрясающе. Мы собрались в шикарном доме, который находился в каком-то парке. Где это было, я не знаю. Сьюк привезла меня на своей машине, нас пару раз останавливала полиция, потому что у нее не работала одна фара. Ты не можешь себе представить наши костюмы! Мы были одеты как Орфей и Эвридика. Сьюк сшила все сама, а еще у нас были венки из роз. У нее темные волосы и прямой нос, и она действительно очень похожа на изображения на греческих вазах.
Мне все еще хотелось спать, но я не позволяла себе закрыть глаза. Порция немного помолчала, а потом продолжила:
— Еще там был настоящий виноград, целые лозы с гроздьями. Я даже съела несколько виноградин… Обстановка и все гости были просто восхитительны… Когда все натанцевались, мы вышли из дома в парк, катались на лодках по большому озеру при луне… и Сьюк впервые обняла меня и поцеловала.
Я не смогла скрыть тревогу:
— Что значит поцеловала? Она ведь женщина!
Порция мечтательно вздохнула:
— Да, это могло бы показаться странным. Если бы я не была пьяна, то, может быть, все сложилось бы иначе. Но у нее такие мягкие и нежные губы, я до сих пор не могу их забыть. Я думаю теперь только о ней, никогда никого не любила так сильно, как ее…
Порция вдруг замолчала и посмотрела на меня глазами, полными слез. Я видела, что она охвачена каким-то неземным экстазом, который мне казался совершеннейшим безумием. Она прижала руки к груди и, еле сдерживая рыдания, произнесла:
— Теперь я знаю, Хэт, я — действительно лесбиянка…
Я сидела на постели, онемев от неожиданности и не находя, что сказать после такого страстного признания.
— Порция, милая, — я растерянно провела рукой по лицу, — не сомневаюсь, что вы будете счастливы, — и ты, и Сьюк… — Мне было невыносимо стыдно за эту банальную фразу, но придумать что-то более оригинальное в столь ранний час субботнего утра я вряд ли была способна.