Обман на Орд Цестусе

57

Застонав от боли, Джанготат заставил себя проснуться. Внутри всё болело, и он встревожился. Так чувствуешь себя, когда умираешь?

Он попробовал открыть глаза. Он почувствовал, как поднялись веки, но ничего не видел. Охватившая всё тело боль, да ещё слепота запустили неожиданную и весьма нежеланную волну паники. Он приподнялся, почувствовав, как рвется кожа на талии. От боли с его губ сорвалось проклятие, и он вытянул руки, пытаясь определить размер своей…

Тюрьмы?

— Сейчас, сейчас, успокойтесь, — послышался приятный голос мужчины-кси'тинг. — Всё в порядке. Вам необходимо отдыхать.

Ровным счетом ничего в этом голосе не вызывало угрозы, но Джанготат не смог сдержать свою реакцию. Опасность вспыхнула во всей его нервной системе, как будто запустилось одновременно каждое ощущение. И еще…

И еще…

Его сознание понимало, что опасности нет. Престранный парадокс: нахлынувшая боль и чувство опасности одновременно с ощущением мира, и это было как-то запутанно.

— Что… что вы делаете? — он задохнулся, встревоженный собственной слабостью, когда кто-то осторожно взял его руки. Нежно, возможно. Ему захотелось остаться в этих уютных, надежных руках и найти мир и облегчение. Захотелось так резко, что сама глубина его желания испугала его. — Стойте. Я должен…

— Вы должны исцелиться, — произнес голос поблизости.

Это был кси'тинг в плаще, который встречал Шиику у корабля. Да. Корабль. Он знал это существо. Где же Джанготат видел его раньше…?

— Кто вы?

— Зовите меня братом Фейтом, — ответил он.

— Где… Шиика? — выдохнул Джанготат.

— Со своими детьми, — ответил кси'тинг. Комнату наполнил шум других голосов.

— Её … детьми?

— Да. Её дом здесь, среди нас.

— Здесь жил её муж?

— Да. — Брат Фейт остановился. — Перед тем, как она ушла в последний раз, она попросила нас позаботиться о её детях. Полагаю, она подозревала, что ей грозит опасность. — Голос снова остановился. — Кажется, она была права.

— Да. Но это было… доброе дело.

— Да, — сказал голос. — Как всегда.

— Я должен идти, — прохрипел Джанготат. — Или хотя бы сообщить.

— Еще нет. Вы прервете лечебный процесс. Вы могли умереть.

— Первая обязанность солдата — защитить безопасность всего. Мы живем несколько дней, ВАР живет вечно… — Казалось, слова произносятся без участия ума, и в этом автоматическом состоянии он на мгновение казался старым твердым камнем. Затем его силы иссякли, и он снова ослабел.

— Вечно? — усмехнулся брат Фейт. — Вы не проживете и часа, если не успокоитесь и не позволите мне заняться этой раной.

Джанготат застонал. Затем к его носу прижали что-то мятное и прохладное, и он провалился в сон.

При обычных обстоятельствах Джанготат помнил свои сны только, когда изучал во сне огромное количество тактических данных. Ещё события во внешнем мире могли бы запустить память о паре странных снов. Кроме этого, ничего.

Но с другой стороны он провел всю свою жизнь, окруженный солдатами и инструментами для войны. Это место было иным. Всё было новым и неизвестным. Здесь, в этом чужом месте, тьма кишела странными образами: местами, где он никогда не был, людьми, которых он никогда не видел. Всё было таким странным, и даже во сне он, казалось, понимает эту странность.

Дважды… возможно, трижды он поднялся к поверхности своего ума, как пробка в чернильном море. Он ничего не видел, но однажды почувствовал что-то — как будто на его груди лежит нечто тяжелое и продолговатое. Когда он пошевелился, оно соскользнуло, а сознание снова ускользнуло от него.

Джанготат проснулся на рассвете и вновь почувствовал на груди сырую, плоскую тяжесть. На этот раз его кожа больше не чувствовала нежности. Это было более глубокое чувство, если это вообще было чувством, словно все ощущения пропускались через какой-то тонкий фильтр.

Но тяжесть была там. Теперь он перемещал руку гораздо медленнее, по сантиметру за один раз.

Что бы ни лежало на его груди, оно запульсировало быстрее, но не шевелилось. Кончики пальцев коснулись плотной желеобразной массы. Прохладной, но не холодной. Скорее похоже на кусок эластичного фрукта. Он протянул обе руки в разных направлениях. Оно было около полуметра в длину и …

И это было всё, что он смог. Его руки упали и онемели. Он пытался позвать кого-нибудь, чтобы попросить убрать эту штуку с его груди, но некий инстинкт подсказал ему, что именно эта вещь не позволяла боли иссушить его разум. Поэтому он ничего не сказал и улегся снова. Его глаза закрылись под повязками, а затем расслабились. Сейчас ему нечего делать. Он должен выздороветь. Выздоровеет, если ничего больше не остаётся.

Джанготат вспомнил разгром в пещере. Он вспомнил рассеянных новобранцев, скошенных дроидами-убийцами, захваченных УД или выбегающих из пещеры — чтобы погибнуть под вражескими бластерами.

Зуту погиб на орбите. Порядок. А мужчины и женщины, которые доверяли ему, погибли в пещерах. Значит, есть за что отплатить. А солдаты знали, как возвращать долги. Да, уж в этом они разбирались весьма хорошо.

В темноте обожженный рот Джанготата скривился в холодной и смертельной улыбке.