Окись серебра

Если будем живы[23]

Дикон сидел в просторном светлом шатре… точнее, не сидел. Сначала он просто ходил туда-сюда, от стола к лежанке, от лежанке к сундуку и так по кругу. Затем раза три проверил бритвенные принадлежности лорда Штейнберга — не осталось ли на них пятен? Убедившись, что всё в порядке, он посмотрелся в зеркало, поправил покрывало на лежанке… Но ничто из этого не могло его отвлечь, не могло помочь ему справиться с волнением и страхом.

Откуда-то издалека доносились звуки битвы, смешанные в один сплошной гул, из которого иногда выделялся звон стали, ржание лошадей и чьи-то особо отчаянные крики. Дикон привык к ним. Он видел не так много битв, можно сказать, вообще ни одной, а вот слышал… Слышал достаточно. И даже научился отвлекаться, делая вид, что окружён кромешной тишиной.

Когда входное полотнище чуть приподнялось, Дикон резко схватил кинжал — иметь собственный меч ему пока не позволяли, но насчёт кинжала никто ничего не говорил. Готовясь к худшему, юноша сжал холодную рукоять, но когда увидел у входа Рихарда, то облегчённо выдохнул.

— Напугал? — улыбнулся тот. — Прости, что я так неожиданно…

— И ничего не напугал, — фыркнул Дикон, кладя кинжал на место и присаживаясь на лежанку.

— Неужели тебе не страшно? — Рихард несмело прошёл внутрь; в его руках была маленькая чёрная бутылка, которую тот прижимал к себе, словно самое ценное на свете сокровище.

— Если тебе страшно, — отозвался Дикон ядовитым тоном, — не думай, что страшно другим.

Его всегда раздражал Рихард Штейнберг — такой взрослый, такой самоуверенный, явно гордый тем, что он — младший брат лорда Генриха и оруженосец его самого приближённого вассала… Но в то же время какой-то частью своей души Дикон им восхищался. Рихард был таким отважным: сегодня утром он до последнего рвался в бой, хотя лорд Генрих и барон Хельмут в один голос убеждали его отказаться от этой затеи. Убедить у них получилось, но смелости у Рихарда от этого явно не убавилось.

Ещё он безукоризненно выполнял все поручения барона Хельмута: казалось, не было такой услуги, которую он не мог бы оказать… Дикон, конечно, тоже старался изо всех сил и часто удостаивался похвалы от его милости, но всё равно ему думалось, что он никогда не станет таким же ответственным, исполнительным и надёжным оруженосцем, как Рихард.

— Ну, я не вижу смысла скрывать, что мне страшно, — пожал плечами тот и как-то странно усмехнулся. — Я присяду?

Ах, да, этот гадёныш был ещё и вежливым. Слишком вежливым. Он никогда не забывал кланяться леди Кристине и даже своему брату, никогда не позволял себе каких-то грубых слов и всегда спрашивал разрешение, прежде чем что-то сделать.

— Присаживайся, — нехотя разрешил Дикон. И Рихард присел — как-то по-хозяйски, нагловато, поставив бутылку на пол… Решил, что пока его старший брат сражается, он имеет право распоряжаться в его шатре? Вот уж дудки!

— Тебя ведь тоже Рихард зовут? — поинтересовался вдруг зеленоглазый поганец.

— Да, — изумлённо протянул Дикон. — Просто все привыкли сокращать моё имя на нолдийский лад…

Так называли его ещё дома — мать Дикона была нолдийкой, дочерью какого-то небогатого рыцаря, вассала герцогини Вэйд. Когда началась война, мама места себе не находила: она переживала за судьбу родной земли. Дикону хотелось верить, что о нём она волновалась не меньше.

Правда, она никогда не была особо чувствительной и к сыну относилась сдержанно и строго. Но всё же Дикон видел (или ему хотелось верить, что видел) в её глазах теплоту, любовь и заботу. А вот отец… Отец, второй сын графа Вардена, кажется, своих детей вообще не любил. Иногда он, наверное, вовсе забывал, что они у него есть, хотя обе его дочери и сын пошли в него: такие же русые волосы, серо-зелёные глаза… Но отец казался Дикону чужим человеком.

Однако юноша осмеливался думать, что лорд Штейнберг заменил ему отца. На первый взгляд казалось, что он был с ним холодноват и довольно суров… Но не все знали, как он заботился о своём оруженосце. И Дикону это нравилось: так ему жилось спокойнее, чем дома и как-то теплее, что ли… А главное, он впервые почувствовал себя нужным.

— Ох, не нравится мне эта мода на всё нолдийское, — закатил глаза Рихард, чей голос вывел Дикона из раздумий.

— Боюсь, скоро она распространится ещё сильнее, — заметил тот невольно для себя. Рихард взглянул на него удивлённо, а Дикон торжествующе улыбнулся. — Милорд сказал, что после битвы сделает леди Кристине предложение.

Ему было радостно осознавать это. Леди Кристина Дикону нравилась. Она всегда была такой доброй, милой, но при этом полной отваги и непоколебимости… И немного непохожей на всех женщин, что ему доводилось знать. Лорд Генрих всегда отзывался о ней с искренней симпатией, теплотой и восхищением… Главное, чтобы она ему не отказала.

Взгляд Рихарда из удивлённого превратился в, что называется, ошарашенный. Дикону стало даже весело: надо же, он, простой оруженосец, знает о планах лорда Генриха, а его младший брат — нет.

— Вообще-то, барон Хельмут тоже что-то такое говорил, — медленно и тихо произнёс Рихард. — Он собирался делать предложение той девчонке из Даррендорфа.

— Девчонке? — удивлённым тоном переспросил Дикон. Ему баронесса София казалась вполне взрослой девушкой, почти уже женщиной, а Рихард называет её девчонкой…

— Ну да, — беспечно пожал плечами тот. — Она старше меня всего на год. Конечно, она девчонка.

— Может быть… — не стал спорить Дикон.

— Ой… — После небольшой неловкой паузы Рихард вдруг покачал головой и поднял бутылку. — Будешь?

— Это что? Вино? — удивлённо протянул юноша. Лорд Генрих не разрешал ему пить вино, считая, что оно вредно для подрастающего организма, да Дикон и не горел желанием: ему не очень нравился вкус алкоголя.

— Нет, — улыбнулся Рихард. — Это какой-то редкий анкерский напиток… Говорят, что у нас, в Драффарии, он есть только в Штольце, потому что барон Хельмут его очень любит. Называется, кажется… — Он прищурился, пытаясь вспомнить название. — Кифер, что ли… В общем, неважно. Мне он тоже нравится, так что попробуй. — И он протянул бутылку Дикону.

Тот бутылку взял, но открывать не спешил. Вдруг этот зеленоглазый лордёныш решил его отравить? Хотя, казалось бы, за что… Это Дикон Рихарда недолюбливал (хотя чем дольше они разговаривали, тем сильнее он сомневался в этом), а тот своим поведением никакой неприязни не показывал.

— А ты зачем вообще пришёл? — подозрительным тоном осведомился Дикон.

— Я же сказал: мне страшно, — пожал плечами Рихард. Он ответил таким спокойным тоном, будто говорил о погоде или о чём-то в таком духе. — И я подумал, что тебе наверняка тоже страшно, тем более ты младше…

— То, что я младше, не делает меня трусом! — вспылил юноша. Возмущение, кажется, на миг лишило его рассудка, потому что он вскочил с места с намерением задать гадёнышу хорошую трёпку. Тот взглянул на него спокойно, хоть и несколько удивлённо.

— Разве я назвал тебя трусом? — приподнял бровь он, и это движение показалось Дикону донельзя знакомым.

— Страх — это слабость, — буркнул он неуверенно.

— Бояться вовсе не стыдно, особенно смерти, — возразил Рихард. — Особенно такой, какая царит в битвах… То, что ты боишься и что я боюсь, не делает нас трусами или слабаками.

На самом деле Дикон понимал, что Рихард прав. Он до последнего кичился перед лордом Генрихом и самим собой, что не боится, но на самом деле боялся просто до одури. Наверное, даже в самом центре битвы ему не было бы так страшно, как здесь, в расположенном на довольно-таки большом расстоянии от поля боя, безопасном шатре, где ничего не было видно и ничего не было известно… Именно это и пугало. Он не знал, жив ли лорд Генрих, жива ли леди Кристина, проигрывают они или выигрывают… И Рихард, скорее всего, тоже боялся именно поэтому.

— Ладно, давай сюда свой кифер, — улыбнулся Дикон, садясь на место. Младший Штейнберг облегчённо выдохнул и протянул ему бутылку, предварительно откупорив. Дикон поднёс её к губам и сделал глоток. Жидкость показалась ему похожей на молоко, но чересчур густой и довольно кислой. Вкус был необычным — чаще всего прокисшее молоко был той ещё отменной дрянью, но именно в это прокисшее молоко, видимо, добавили что-то такое, что дряни поубавило. Дикон пришёл к выводу, что этот самый кифер всё-таки довольно вкусен. — Ничего, — протянул он, возвращая Рихарду бутылку. — Очень даже ничего…

— Я рад, что тебе понравилось, — сказал Рихард. — И ты всё-таки постарайся не слишком бояться… Думай о хорошем. Я вот думаю о том, что леди Кристина скоро станет мне родственницей… Почти сестрой. Всегда мечтал о сестре, — добавил он, и Дикон не мог не заметить лёгкий румянец, появившийся на его бледных скулах. — Может, она научит меня фехтовать, — продолжил он мечтательно.

— А ты не умеешь? — удивлённо протянул Дикон. — Неужели милорд… то есть, твой брат тебя не учил?

— Учил, конечно, но леди Кристина фехтует иначе… Я бы хотел так, как она.

— Дело в том, что она женщина?

— Да нет же… — отмахнулся Рихард. — Хотя не знаю. В её манере владеть мечом есть что-то особенное.

Дикон не ответил. Видимо, он и правда ещё слишком юн, чтобы разбираться в тонкостях фехтования.

— Мы могли бы позаниматься вместе, кстати, — вдруг подал голос Рихард, — друг друга поучить и всё такое…

— Да, можно, — вздохнул Дикон. Поначалу эта идея показалась ему дурацкой и глупой, но потом он подумал, что с Рихардом, возможно, было бы даже легче и интереснее… Почти незаметно для себя он сделал ещё один глоток таинственной жидкости и вернул ему бутылку. — Только после битвы, хорошо?

— Хорошо, — улыбнулся Рихард. — Если будем живы, конечно.

— Если будем живы… — отрешённо повторил Дикон и вздохнул.