Окись серебра

Проучить[31]

В ту осень их занесло на границу с Шингстеном. Так уж вышло, что пришлось вместе ехать за Пурпурный хребет, в земли Шнайлеров — вассалов Штольцев. В местных лесах, как говорили, снова завелись какие-то банды, мешавшие крестьянам, купцам и путникам, и Хельмут в первый же год своего правления решил с этим разобраться раз и навсегда. Ничего этому не препятствовало, да и погода стояла вполне благоприятная: солнце всё ещё согревало землю, приятный тёплый ветер прогонял дождевые тучи, и лишь весьма холодные ночи говорили о том, что лето подошло к концу.

Генрих, разумеется, поехал с ним.

— Нет, я не считаю, что ты не справишься сам, — сказал он, пресекая любые возражения. — Но это и моя обязанность тоже.

Хельмут лишь пожал плечами — спорить было бесполезно.

Они разделались с бандой достаточно быстро и без потерь. Разбойники, видимо, разленились, сталкиваясь в основном с безоружными путниками, растеряли хватку — или, наоборот, оказались весьма обескровлены, поэтому были почти не в силах сопротивляться. Оружия у них оказалось тоже не так много. В общем, закончилось всё несколькими вздёрнутыми на деревьях трупами.

По пути домой Генрих и Хельмут заглянули в какой-то захолустный трактир — не хотелось ночевать посреди дороги, под открытым небом. Кроме того, над головой внезапно начали собираться тучки, грозящие принести дождь. Да и ветер дул промозглый, противный, больно жалящий лица… А в трактире, хотя и дешёвом и до отказа забитом всяким сбродом, было тепло и сухо. Он стоял на окраине небольшой пустынной деревеньки у дороги, что вела прямиком к Айсбургу через Штольц.

Гвардейцы тут же куда-то разбрелись, потерялись из поля зрения, а вот Генрих и Хельмут едва ли не до полуночи засиделись на первом этаже, в обеденном зале. И едва ли не до полуночи там гремело, шумело, кричало, смеялось, журчало и пело. Хозяйка трактира, ещё не слишком старая, бодрая и весёлая женщина, то и дело громко заявляла, что по говору может определить место рождения человека.

— Ну-ка, мне определи! — заорал один из постояльцев, уже явно вусмерть пьяный.

— Да ты двух слов связать не можешь! — не осталась в долгу хозяйка, схватила его за шиворот и вывела вон.

Хельмут усмехнулся. В таких заведениях он бывал редко, но знал, что всё ещё впереди: в конце концов, ему едва исполнилось девятнадцать. Не то чтобы ему тут сильно нравилось, но… всё же в этом бесшабашном, жарком, до отказа заполненном людьми помещении, напоминающем безумный водоворот, было что-то притягательное.

На низком деревянном столике, сколоченном из грубых досок, полным заноз, перед ними стоял штоф вина и две жестяные кружки — лишних бокалов в трактире не оказалось. Но Хельмут не пил, лишь иногда в процессе разговора подносил кружку к лицу, взбалтывал вино и ставил на место. Ему было достаточно и воды. А вот Генрих опорожнял уже третью.

— Рубежи стоит укреплять, — посоветовал он как бы невзначай. — Впрочем, не только с востока, но и с севера, пожалуй, тоже.

— Ну, это уже дело северян, — отозвался Хельмут, хотя и признал правоту друга.

Весь вечер они вели разговор о каких-то смутных проблемах с Фареллом. С севера доходили неясные слухи, дескать, скоро будет война, фарелльские солдаты с пограничья совсем распоясались и уже считают окрестности своими, да и некоторые дворяне, вассалы лорда Коллинза, чьи замки и крепости стояли у границ, говорят, собирают ополчение…

И это пугало. Безумно пугало. Войны сейчас хотелось меньше всего.

Впрочем, разговоры у них сегодня не очень-то вязались, постоянно обрываясь на полуслове. Наверное, всё дело было в усталости, да и шум, царящий в трактире, сыграл свою роль: чтобы быть услышанным, приходилось почти кричать. А на это уже попросту не было сил, особенно у Генриха, который накануне очень убедительно наорал на главаря разбойничьей банды, прежде чем повесить его.

Вот они и молчали весь вечер, тихо наблюдая за царящим вокруг весельем.

— Сегодня праздник какой-то, что ли? — вдруг поинтересовался Генрих, повысив голос.

Хельмут задумался. Рукшеис только-только вступил в свои права; осень совсем недавно сменила лето, и погода стояла довольно тёплая… У Хельги, кстати, скоро именины, уже целых четырнадцать лет. В Драффарии не принято отмечать этот день, но всё равно, почему бы не сделать ей подарок? Сестра явно обрадуется, если он привезёт ей что-то из поездки.

Других праздников ему не припоминалось. До осеннего равноденствия ещё долго, а медовый день уже седмицы две как миновал…

— Или вчера был, — продолжал Генрих тише, — или завтра будет…

— Думаю, тебе достаточно, — усмехнулся Хельмут, кивая на кружку, наполненную вином. Хотя пьяным друг, кажется, не выглядел.

— Да нет, просто уже спать хочется, — отозвался тот с лёгким смехом.

И правда, судя по кромешной темноте за окном, близилась полночь… Нужно было возвращаться в комнату, а завтра встать пораньше и отправиться наконец домой. Путь предстоял неблизкий, и высока была вероятность, что зарядит дождь или даже град, налетит ледяной ветер… Поэтому хотелось бы добраться до родных замков как можно быстрее.

Они уже хотели было позвать хозяйку, чтобы забрала остатки вина, расплатиться с ней и пойти спать, как вдруг за их столик, прямо на небольшой шатающийся стульчик, тяжело рухнул весьма поддатый худощавый молодой человек. Непонятно вообще, откуда он взялся, каким образом отделился от этой бушующей толпы и что ему было надо… Он изо всех сил, так, что звякнули кружки и подпрыгнул штоф, стукнул кулаком по столу и проорал:

— Эй, хозяйка, едрить твою налево! Принеси пива!

Хозяйка его либо не услышала, либо намеренно пропустила его слова мимо ушей, поэтому пьяница снова закричал, уже без попытки порчи чужого имущества:

— Оглохла что ли, курва старая?!

Всё это время молча наблюдавшие за ним лорд Штейнберг и барон Штольц невольно отпрянули.

Хельмут пригляделся. У подсевшего к ним бедокура был просто огромный нос, пепельно-русые, стриженные, как говорят в народе, «под горшок» волосы и густая щетина. Одежда у него была простой и на удивление аккуратной, на поясе в ножнах висел меч, а плащ скрепляла блестящая застёжка с каким-то гербом — в полумраке сложно было разглядеть, с каким именно.

И, наверное, всё же Хельмут ошибся: этот человек только с первого взгляда выглядел пьяным. Он сидел вполне ровно, закинув ногу на ногу, не шатался, а взгляд его не был каким-то мутным и беспокойным. Просто его явно что-то возмущало в поведении хозяйки. Например, то, что она отказывалась нести ему пиво.

Наконец их внезапный сосед наконец обнаружил, что он здесь не один. Окинув их заинтересованным взглядом с толикой пренебрежения, он усмехнулся и невероятно важным тоном заговорил:

— Доброй ночи, господа.

Хельмут лишь молча кивнул — не хотелось тратить время на этого, мягко говоря, странного человека. И почему он подсел именно к ним? Несмотря на большое количество находящегося в трактире народа, вокруг было полно свободных мест… Ищет приключений на свой зад? Или понял, что перед ним люди непростые, и хочет завести полезное знакомство?

— Прекрасная сегодня погодка, не правда ли?

И снова они промолчали, ограничившись кивками. Его попытка быть вежливым очень противоречила тем словам, что он кричал хозяйке. Какой-то он чересчур навязчивый, но при этом Хельмуту было совершенно не понятно, что ему надо.

— Позвольте представиться, — не унимался подошедший, — сир Янек Ларк, вассал герцога Новака.

Он сказал достаточно, чтобы в его речи можно было проследить шингстенский акцент — чересчур твёрдые, выдающиеся шипящие и «л», больше похожее на «в» или даже короткое «у». И его последние слова лишь подтвердили догадку Хельмута — их внезапный сосед был шингстенцем.

Что ж, значит, ничего хорошего ждать от него не следует.

Хельмут в ответ представляться не спешил, да и Генрих, по-видимому, тоже. Впрочем, смысла в этом и правда не было: хотелось верить, что этот, как бишь его, Янек, наткнувшись на столь прохладный приём, просто отстанет. Но ему, кажется, было плевать.

Он поправил свой серый поношенный плащ и произнёс ещё более наглым, уверенным тоном:

— Вы, кажется, говорили о грядущей войне?

Ну, это было уже верхом бестактности. Только беспросветный деревенщина мог открыто признаться, что подслушивал разговор. Впрочем, кажется, этот Янек именно деревенщиной и был. Судя по простенькой фамилии, завышенному самомнению и попыткам казаться вежливым, рыцарство и дворянство он получил недавно: герцог Новак одарил его землёй взамен на присягу служить и повиноваться. Сейчас так уже почти не делали, в стране было строго определённое количество землевладельцев-рыцарей, подчинённых графам, герцогам или баронам, которые, в свою очередь, присягали лордам. Но случалось, что у некоего графа оказывалась свободная башенка на самом краю феода, и он жаловал её чем-нибудь отличившемуся солдату или купцу, например… Интересно, а этот Ларк вообще откуда вышел-то?

Впрочем, зачем от Шингстена ждать чего-то мало-мальски порядочного? Того и гляди, там шлюхам титулы начнут раздавать…

— Ну говорили, и что? — подал вдруг голос Генрих.

Хельмут бросил на него беглый взгляд и заметил, что друг пытается улыбаться. Сам он, однако, ничего, кроме презрения и злости, не чувствовал. Он, конечно, совсем не знал этого Ларка, но отчего-то возникло ощущение, будто рядом с ним бросили мокрую грязную тряпку. Вроде ничего страшного в ней нет, а прикасаться всё равно не хочется.

— Вы, насколько я понял, не видите в ней необходимости? — поднял бровь Янек.

И снова возникла пауза, ибо никто из них не мог вымолвить ни слова от бесконечного удивления, вызвавшего настоящий ступор. Не видеть необходимости в войне? Действительно, какой ужас!

Хельмут зло ухмыльнулся и отвернулся. Даже смотреть на этого придурка не хотелось… Хотелось его послать куда подальше, но он сдержался. Может, сам уймётся и уйдёт наконец?

Но придурок не унимался:

— То есть, по-вашему, нашей стране война не принесёт ничего?

— Почему же. — Генрих чуть наклонил голову влево и прищурился. Хельмуту показалось, что Янек чуть вздрогнул от этого взгляда. Может, он и не рассчитывал на серьёзный ответ… — Принесёт. Разрушения, убийства, горе и страдания. Этого ответа вы ожидали?

— Но для нашего королевства это вполне посильная цена за дополнительный большой кусок земли и расширение власти на севере. Разве не прекрасно, если бы Белые горы полностью принадлежали нам? То, что часть их уходит в Фарелл, явно мешает исправной работе каменоломен…

Ишь ты, какой умный. Жаль только, что умишка хватает распространяться об этом в захолустных трактирах, а не идти бить челом к лорду Нолда, которому Белые горы и принадлежат, а то и к королю. Думает, один такой гений на всю страну, кому приходила мысль о полной власти над Белыми горами? Если б всё было так просто…

— Ну, насчёт Белых гор — это к северянам, — высказал Хельмут свою мысль, сделав голос негромким и будто бы неуверенным.

Янек усмехнулся и собрался было что-то сказать, но Генрих прервал его:

— То есть для вас важнее отхватить какой-то жалкий кусок земли, который даже не вашему аллоду принадлежать будет, чем сохранить тысячи жизней? Вам не кажется, что это, мягко говоря… неразумно?

— А вы подумайте о будущем, — парировал Янек, — о том, какую благодарность выразят нам наши потомки…

— Которых может и не быть в случае крайне высокой смертности, что в условиях войны неизбежно, — заметил Генрих.

Хельмут решил, что ему лучше не встревать. Он-то с Генрихом был полностью согласен, а кто, если не он сам, лучше всего выскажет своё мнение? Нужно было, конечно, поставить этого заносчивого придурка на место или просто хоть как-то отвязаться от его общества…

— В любом случае, женщины-то ещё нарожают, — мерзко ухмыльнулся Янек. Тошнотворно просто. Хельмуту захотелось его ударить.

Видимо, Генриху тоже, потому что он сжал руки в кулаки и, кажется, скрипнул зубами.

— А вы когда-нибудь были на войне, сир Ларк? — поинтересовался он.

— Не доводилось, но наслышан, — пожал плечами тот. Слово «наслышан» он произнёс так, будто это было весомее реального присутствия на реальной войне.

— Я тоже, если честно, — продолжил Генрих, — однако человек, у которого я служил оруженосцем, прошёл немало битв, и у меня много причин доверять его словам о том, что война — вещь абсолютно бесчеловечная, которую ни в коем случае нельзя допускать.

На самом деле Генрих несколько приврал: он ходил с лордом Джеймсом в поход, подавлять так называемое Восстание Запада, но, очевидно, не участвовал в битвах, будучи несовершеннолетним.

— К сожалению, и бывалые вояки могут ошибаться, — притворно вздохнул Янек.

Хельмут заметил, что терпение Генриха было уже на исходе, и если не прервать весь этот балаган, то дело может закончиться плохо… Придётся тщательно подбирать слова и сдерживать весь свой гнев, но всё же высказаться стоит обязательно.

— И вы настолько уверены в своей правоте, — начал он осторожно, — что не хотите принимать иных точек зрения?

— Именно, — самодовольно кивнул Ларк.

Снова повисла неловкая пауза.

Хельмут, стараясь не выдавать своё волнение, взглянул на Генриха. Если тот разозлится, то сдерживать его будет крайне сложно. Не хотелось бы, чтобы дело кончилось рукоприкладством… Впрочем, во всей этой кутерьме вряд ли кто-то заметит, как один из посетителей трактира долбанёт другого пустой башкой о стол.

Но Генрих особо злым не выглядел, хотя Хельмут знал, что он хорошо умеет скрывать свои эмоции. Наверняка у него внутри сейчас всё бурлит от злости… А выдержка у него стальная. Так что если Янек подсел к ним, чтобы получить по своему гигантскому носу, то трындеть ему придётся ещё очень долго.

Но Хельмут ошибся. К сожалению или счастью.

— Ты хоть понимаешь, — начал Генрих обманчиво спокойным, даже, пожалуй, мягким тоном, — какую ерунду ты несёшь? И ладно, если бы это была просто ерунда… — Он выдержал паузу, ловя взгляд Ларка. Тот уже не выглядел таким самоуверенным и самодовольным. — Эта ерунда опасна. Разве мало в мире таких же слабоумных придурков, как ты? Они примут эту ерунду за непреложную истину, решат, что выхода нет, и тогда… — Генрих покачал головой. Голос его чуть дрогнул, но дальше он заговорил громче, уже не сдерживая своих чувств: — Мне кажется, именно из-за таких безумных, жестоких, опасных — и безмозглых мразей, как ты, и случаются в мире войны. Так что проваливай-ка ты отсюда, пока я тебе глотку не вскрыл.

Хельмут почувствовал, что ему хочется улыбаться. Улыбаться от того, что сказал его друг — потому что он был, чёрт возьми, прав. От того, как Ларк изменился в лице, как он смотрел на них ошарашенным взглядом, округлив глаза, один из которых дёргался. От того, что в трактире стало тише и некоторые из посетителей приблизились к ним, внимательно слушая.

— Вы… вы сейчас оскорбили меня? — пропищал Ларк.

— Ну, ты это заслужил. — Генрих откинулся на спинку своего стула, закинув ногу на ногу.

Янек резко вскочил, придерживая ножны, и, кажется, даже подпрыгнул на месте. В толпе раздались смешки.

— Я… я вызываю вас! — взвизгнул он.

Генрих взглянул на него с наигранным недоумением, приподняв бровь.

— Где и когда? — безразличным тоном поинтересовался он, будто речь шла, например, о деловой встрече или дружеских посиделках.

Ларк выдохнул, явно поразившись такой реакции. Видимо, хотел вывести оппонента из себя и оказался разочарован. Однако от своего отступаться он не собирался.

— Утром, в шесть… — пробормотал он. — Здесь недалеко есть небольшая опушка…

— Хорошо, я понял, — отрезал Генрих. — Доброй ночи, сир Ларк. И если вы верите в Господа — не поленитесь помолиться ему.

— Ты с ума сошёл?!

Генрих взглянул на него удивлённо, на секунду оторвавшись от полировки меча.

Вчера они так и не поговорили об этом. После ссоры Генрих вернулся в комнату и тут же лёг, не позволив Хельмуту и слова сказать. Но теперь, ранним утром, когда за окном едва-едва забрезжил рассвет, он решил во что бы то ни стало высказаться на этот счёт.

— Тебе не кажется, что принять вызов какого-то проходимца из какого-то шингстенского захолустья, да ещё и в тесной забегаловке — это немного не… ну, не по титулу? — продолжал негодовать Хельмут.

— Он даже имени моего не спросил, — ухмыльнулся Генрих. Оселок в его пальцах, соприкасаясь с лезвием меча, издавал звенящий скрежет. — И никто здесь, кажется, особо не догадывается, кто я. Ты прав, это то ещё захолустье, раз его жители даже собственного лорда в лицо не знают…

— Ты только не плачь! — Хельмуту не особо хотелось задевать друга, но злость взяла верх, и колкость сама собой слетела с языка.

— Да не в этом дело, Господи! — Генрих рассмеялся, отложил меч и поднялся со своей кровати. — Они не знают меня, и оттого этот вызов не будет казаться «не по титулу», как ты выразился.

— И ты действительно хочешь его убить?

— Просто проучить.

Ответ был весьма расплывчатым, и Хельмута он не успокоил. Нет, иллюзий насчёт мастерства Янека Ларка как фехтовальщика он не строил, но всё равно, кто знает, что может произойти…

— И не смей лезть, если что, — словно прочитав его мысли, вдруг заявил Генрих абсолютно серьёзным тоном.

— В смысле «если что»? — Хельмут замер посреди небольшой, бедновато обставленной комнаты, вперив в друга недоуменный взгляд.

— Кто знает, как всё пройдёт, — пожал плечами Генрих, подходя к нему. — Вдруг оступлюсь, или меч из рук выскользнет… Всякого стоит ожидать.

— Ты что, помирать собрался? — вытаращил глаза Хельмут. — Из-за какого-то недалёкого пижона?

— Нет, ты что-то путаешь, не из-за тебя.

— Да заткнись ты! Может, ещё завещание напишешь? А кому твою последнюю волю передать?

Возникла пауза, и в тишине они просто смотрели друг на друга. Генрих улыбался, что Хельмута жутко бесило. И вот с чего он решил, что у Ларка есть хоть какие-то шансы против него? Барон Штольц видел, как фехтовал его друг, и не знал фехтовальщика лучше. Даже если Янек хоть мало-мальски прилично владеет мечом, ему всё равно победы не одержать…

А если случится что-то непредвиденное, Хельмут знал, что он точно вмешается, даже если Генрих на правах сюзерена ему прикажет этого не делать. Собственно, это был бы единственный приказ, который он бы нарушил без зазрения совести.

— Не смей даже думать об этом. — Хельмут не выдержал и сжал его плечи, а Генрих продолжал всё так же безмятежно улыбаться, словно и правда готовился принять героическую смерть. — Не смей, иначе до дуэли ты не доживёшь.

— Угрожаете своему сюзерену, ваша светлость?

Хельмут тяжело выдохнул, стараясь привести мысли и эмоции в порядок. Конечно, Генрих шутит и играет. Вряд ли он вправду верит, что может случиться что-то серьёзное. По крайней мере, с ним. А вот насчёт Ларка Хельмут сомневался… Впрочем, он почему-то был уверен, что Генрих его не убьёт. «Проучить» обычно ничем смертельным не заканчивается.

И всё-таки…

Всё-таки на душе было как-то неспокойно. Ведь он прав: случиться может всякое… И даже неумелый удар бездарного фехтовальщика легко собьёт с ног при неудачном стечении обстоятельств.

Стало страшно.

Хельмут сильнее сжал плечи Генриха, а потом как-то неожиданно для себя приблизил его к себе, неловко прижимаясь к нему. Это было так чертовски странно, что он даже дышать перестал. И время будто остановилось — всего на пару мгновений, но всё же затормозило свой бег.

— Это не я помирать собрался, — послышался вдруг глухой голос Генриха, — это ты, кажется, меня похоронить решил.

Рассветное солнце едва-едва проглядывало из-за горизонта. Ветер дул слабо, почти незаметно шевеля верхушки молодых елей, что росли у опушки небольшого леса. Воздух был прохладным, влажным и свежим, и это вселяло надежду, что в этом году жара больше не вернётся.

Хельмут нервно сжимал рукоять меча дрожащей рукой, несмотря на то, что клинок, скорее всего, ему сегодня не пригодится. Но ему нужно было что-то делать, иначе волнение заставило бы его попросту выть. Генрих уверенными шагами шёл впереди, и лица его не было видно. Наверняка тоже волнуется, хотя тщательно это скрывает…

Янека Ларка они заметили издалека. Он ожидал их, прижавшись спиной к одному из деревьев и внимательно разглядывая свой меч, будто впервые его увидел. Подняв взгляд и обнаружив, что его соперники на месте, он как-то криво усмехнулся, отошёл от дерева и перехватил меч так, будто был готов прямо сейчас, безо всяких формальностей, броситься в драку.

Однако ничего такого, конечно, не произошло.

Он просто приблизился к ним с мерзкой ухмылочкой, якобы вежливой, но на самом деле в ней читалось лишь неоправданное высокомерие.

— Доброе утро, господа, — оскалился Ларк, глядя, впрочем, не на Генриха с Хельмутом, а на лезвие своего меча.

«Доброе, ага, — подумал Хельмут и хмыкнул. — А для тебя, надеюсь, последнее».

На самом деле поединок на мечах без доспехов вряд ли продлится долго. Для того, чтобы нанести смертельный удар, Генриху понадобится около минуты, а чтобы просто ранить — и того меньше. Доспехи или щит, конечно, дело бы замедлили, но на дуэлях не было принято использовать ни то, ни другое.

— Может быть, господа изволят примириться? — скучающим тоном поинтересовался Хельмут, желая соблюсти все формальности.

— Если только оскорбившая сторона принесёт свои извинения, — отозвался Ларк и взглянул на них крайне агрессивно.

Генрих усмехнулся.

— Нет, не принесёт, — сказал он спокойно.

— Тогда начнём. — Ларк, кажется, даже вздохнул, произнося эти слова. Он поудобнее перехватил меч, увидев, что Генрих вытащил свой из ножен.

Хельмут отошёл подальше, на безопасное расстояние, и принялся наблюдать.

Несколько секунд у противников ушло на изучение друг друга. Затем Ларк резко подался вперёд, направив меч на Генриха, но тот лишь несильно уклонился, даже не подняв своё оружие. То же самое было и со второй атакой, и с третьей. Ларк просто не решался напасть как следует, а Генрих, кажется, не видел смысла защищаться с помощью меча, зная, что вреда ему пока ничто не причинит.

Но внезапно Ларк, замахнувшись мечом сильнее, попытался прицелиться и ударить. Слава Богу, Генрих успел парировать его удар, и они снова замерли на достаточно большом расстоянии друг напротив друга.

Наконец Генриху надоело просто так стоять, наблюдая за тщетными попытками своего оппонента хоть как-то атаковать. Он быстро и резко замахнулся, целясь куда-то вниз, ближе к ногам, и явно ошарашенный Ларк еле успел отбить этот удар. Но за ним последовал новый — выше и, следовательно, опаснее. Впрочем, этот удар тоже оказался отбит, как и несколько следующих, но весьма неумело, неуверенно и неуклюже.

В один момент лезвия, скрестившись в воздухе, выбили искру, и Хельмут вздрогнул.

Удар следовал за ударом, Генрих упорно теснил Ларка, который уже не мог нормально атаковать, продолжая лишь отбиваться. А Генрих, в свою очередь, не спешил наносить удары по телу, хотя у него была возможность ударить если не в живот или грудь, то по ногам — точно. Но он отчего-то этого не делал… Хотелось верить, что убивать этого недоноска он правда не собирался.

В один момент ему просто не повезло. Хельмут знал, что Генрих не стал бы этого делать преднамеренно. Лезвие его меча с противным скрежетом скользнуло по клинку противника, и тот, не выдержав напора, попятился, при этом не забывая целиться, и, видимо, не заметил, как случайно оставил без защиты нижнюю часть тела. И у Генриха, который только-только отвёл меч после сцепления, попросту не было выбора — клинок будто сам собой опустился на колено Ларка.

Не сильно, скорее всего, даже не очень больно… Но Янек при этом грохнулся на землю с визгом, выронил меч и схватился за колено обеими руками. Пальцы его слегка окрасились алой кровью, было видно, что рана не сильно большая. Но он всё равно заскулил, заскрежетал зубами и, кажется, совсем забыл, что над ним всё ещё стоял Генрих с обнажённым мечом.

Тот, видимо, смеха ради приблизился и вытянул руку, словно хотел проткнуть грудь Ларка насквозь. Янек, продолжая скулить, нервно сглотнул и поднял затравленный взгляд.

Хельмут снова усмехнулся, решившись подойти ближе. Кажется, схватка окончена, и риска попасть под чью-то горячую руку уже нет.

— Ты ведь даже не спросил моего имени, — всё так же спокойно (хотя было слышно, что он запыхался) сказал Генрих, не убирая меча. — Ты даже не в курсе, кого вызвал на поединок. Это ж каких размеров самоуверенностью нужно обладать…

Ларк не ответил, весь сжался и округлил глаза так, что, казалось, они вот-вот выпрыгнут из орбит.

— Скажешь ему, Хельмут? — вдруг бросил Генрих через плечо, чуть повысив голос.

— А почему бы и нет… — протянул Хельмут. Он поравнялся с Генрихом, чуть нагнулся, вглядываясь в лицо Ларка, и нарочито небрежным тоном сообщил: — Знай же, недоносок ты безмозглый, что тебе выпала честь сойтись в поединке с лордом Бьёльна Генрихом Штейнбергом. Хоть что-то в твоей жизни интересного произошло. Внукам будешь рассказывать, если, конечно, они у тебя когда-нибудь появятся.

Ларк промямлил что-то неразборчивое. Впрочем, разбирать его слова им не особо-то и хотелось.

— Сам до трактира дойдёшь? — поинтересовался Генрих, кивнув на колено. Янек отчаянно закивал. — Ну и замечательно. Надеюсь, мы больше с тобой никогда не увидимся. И перестань уже быть такой ограниченной тварью.

Они синхронно развернулись и направились прочь. Генрих бросил меч в ножны, на миг оглянулся, но не стал ничего больше говорить.

— Ну вот, а ты боялся: помирать, помирать, — рассмеялся Хельмут, когда они оставили Ларка далеко позади.

— Это ты боялся, — чуть растерялся Генрих.

— Разве?

Несколько минут они шли молча. Ветерок усиливался, и Хельмуту на лицо упала прядь значительно отросших волос. Надо будет по возвращении домой попросить Хельгу чуть их подрезать — они, к тому же, вились на концах, и барону Штольцу это не очень нравилось.

Он попытался сдуть прядь, но та не послушалась, а новый порыв ветра заставил пару волосинок забиться в рот. Хельмут фыркнул, а через мгновение почувствовал прикосновение пальцев к коже — это Генрих, предусмотрительно сняв перчатку, осторожно отодвинул прядь и заправил другу за ухо. Он улыбался, хотя в глазах плескалась некоторая усталость — видимо, от поединка, от этой поездки в целом, да и вообще… И Хельмут улыбнулся в ответ, как ему показалось, очень глупо.

— Слушай, — сказал вдруг Генрих и опустил руку на его плечо. — Спасибо тебе. — Поймав его вопросительный взгляд, он едва заметно закатил глаза и добавил: — За поддержку.

Хельмуту хватило сил лишь кивнуть в ответ.