Беспокойные дни I[9]

1395 год от Великого Затмения, март

В залитой рассветным солнцем комнате было тепло и сонно. София медленно открыла глаза, с удовольствием осознавая, что ей наконец-то удалось выспаться. Силы ей нужны как никогда: этот день, как и все предыдущие, обещал быть нелёгким, она столько всего собиралась сделать сегодня…

София перевернулась на бок, бросила короткий взгляд на большое зеркало у шкафа, на висящее рядом с ним белое платье… И тут её осенило, что она забыла о самом важном деле на сегодня — собственная свадьба просто вылетела у неё из головы. Девушка вздрогнула, ощутив прилив волнения; села и поднесла к глазам левую руку. На большом пальце красовалось тонкое золотое кольцо с маленьким алмазом. Сегодня оно перекочует на правую руку, и тогда…

София не знала, что будет тогда. Она просто не представляла себя в роли жены. Ей всю жизнь внушали, что она когда-нибудь обязательно выйдет замуж и станет образцовой женой, ведь её так хорошо и правильно воспитали, любо-дорого посмотреть… Но последнее время София попросту не могла этого представить. Минувшая война многое изменила в её взглядах на жизнь.

Она вздохнула и позвонила в колокольчик. Через минуту комнату заполнила стайка служанок ― кажется, они нарочно ждали у дверей, когда госпожа проснётся. Одна из них принесла лёгкий завтрак на подносе, к которому София даже не прикоснулась ― не было аппетита. Зато она быстро ополоснулась в ванне и села напротив зеркала, пытаясь уследить за тем, как служанки готовят белое шёлковое платье, золотистый поясок, ожерелье, серьги, гребни, шпильки… Глаза разбегались от обилия многочисленных предметов в их руках.

Её расчесали, припудрили, чуть подвели глаза и надушили сладковатым, но ненавязчивым ароматом. Затем настал черёд платья ― молочно-белого, с многослойной юбкой из прозрачного шёлка, с тончайшей золотистой вышивкой и золотистым пояском. Платье выглядело достаточно скромно, но в то же время нарядно и изящно, к тому же София не видела смысла наряжаться чересчур броско и вычурно — она всё-таки сегодня невеста… Служанки подали ей ожерелье — три ряда мелких жемчужин, прекрасно дополняющих нежную белизну платья. А всю эту красоту дополнит венок из эдельвейсов, который наденут поверх причёски.

— Вы сегодня прямо снежная принцесса, — с искрящимся в голосе весельем заметила одна из служанок.

София смогла ответить ей лишь лёгкой улыбкой.

В дверь постучали, когда высокая немолодая служанка уже почти закончила делать причёску: заплела две густые пряди у волос, обвивая их белыми тонкими лентами, — оставалось лишь сколоть их сзади с помощью шпильки. Эта женщина когда-то была ученицей цирюльника, и её натруженные морщинистые руки до сих пор помнили, как делать самые изящные и искусные причёски. Но закончить работу служанка не успела: София лёгким кивком велела ей открыть дверь.

Через мгновение в комнате появилась леди Кристина. София искренне обрадовалась ей — впервые за всё утро ей удалось выдать не натянутую улыбку. Служанки уже успели ей надоесть, да и поговорить по душам с ними было невозможно. Девушка мечтала о такой служанке, которая была у леди Кристины, ― по-настоящему заботливой и понимающей. Которая была бы не только служанкой, но и подругой. Правда, в этот раз Натали почему-то не было с госпожой, хотя раньше она не отходила от неё ни на шаг, но София не придала этому значения.

Служанки принялись приседать в реверансах и кланяться. Но по кивку Софии они быстро покинули комнату, оставив её наедине с леди Коллинз-Штейнберг.

― У тебя потрясающее платье, ― улыбнулась леди Кристина, медленно опускаясь в кресло. На ней было платье куда красивее: красное, бархатное, с узкими рукавами, лифом, расшитым золотистой тесьмой, и широким поясом, тоже золотистым. Волосы она убрала в короткий хвост, перевязав его бархатной алой лентой. ― Ты будешь самой красивой невестой. ― Она вздохнула и, не глядя девушке в глаза, тихо добавила: ― Если честно, он тебя не заслуживает.

София вздрогнула и замерла на мгновение. Ей не хотелось спорить с подругой, да и она понимала, что барон Штольц определённо не может быть плохим человеком. Он ведь спас ей жизнь, он сражался на войне за правое дело… А если у него имеются какие-то пороки, София сделает всё, чтобы он смог их преодолеть.

— Почему вы так думаете? — спросила она у Кристины, садясь рядом с ней на край деревянного стула. — Мне кажется, я уже успела неплохо узнать его… Мы немного погуляли с ним по лесу, — улыбнулась она, поймав выжидательный взгляд подруги.

— Погуляли? — изогнула бровь леди Кристина. — И как?

София усмехнулась. Конечно, дело было не только в прогулках. И на самом деле она виделась со своим женихом не так часто, как ей бы хотелось. Впервые они встретились на войне, когда армия Бьёльна освобождала её замок, а Хельмут спас Софию от хейлинского бастарда. А перед похоронами отца он подарил ей кольцо, и если бы она тогда знала, чем обернётся этот невинный подарок… Потом была помолвка, когда София приехала в Эори на свадьбу леди Кристины. Хельмут сделал предложение, видимо, надеясь, что это станет для девушки неожиданностью. Но даже если бы до этого леди Кристина не написала ей о том, что сама спланировала этот брак, София бы всё равно не удивилась.

— Всё хорошо, — пожала плечами она. — Мы много разговаривали…

— О чём? — улыбнулась леди Кристина.

— О многом… — растерялась София. Тогда было сказано столько слов, и все они, как назло, вылетели из головы. Пожалуй, единственной темой, которую ни она, ни Хельмут тогда не затрагивали, была война. — О литературе, например.

— О литературе?!

— Ну да, он… он тоже любит читать, — тихо сказала София.

Ей показалось, что леди Кристина с трудом сдержала хохот.

— Он не позволял себе ничего лишнего?

— Нет, что вы!

Этот вопрос заставил её рассмеяться. Она вспомнила их с Хельмутом короткие прогулки по лесу, под крепостными стенами ― самое смелое, что он мог себе позволить, так это взять её за руку. Он жил в Даррендорфе уже около седмицы, они виделись почти каждый день, но Софии и этого было мало. Впрочем, она знала, что в давние времена жених и невеста могли вообще ни разу не увидеть друг друга до свадьбы, поэтому терпеливо ждала своего счастливого часа.

— Вы так расспрашиваете, будто не знаете его, — смущённо усмехнулась София.

― В том-то и дело, что знаю, — закатила глаза леди Кристина. — Эгоизма и самовлюблённости Штольцу не занимать… Но когда я предложила ему жениться на тебе, он согласился не раздумывая. Думаю, ты ему точно нравишься.

― Может быть, ― неуверенно пролепетала София, чувствуя, как краснеет. Видит Бог, ей хотелось верить словам леди Кристины.

― Он не так безнадёжен, каким может показаться на первый взгляд, — продолжила та. — Есть в нём что-то, что…

Она запнулась, видимо, пытаясь подобрать слова. Но София на её месте не задумывалась бы над тем, что сказать. Есть в нём что-то, что очаровывает, завораживает, заставляет думать о нём день и ночь… Разумеется, вслух этого девушка не сказала, а лишь изобразила заинтересованный взгляд.

― …что заставляет ему довериться, ― нашлась леди Кристина. ― Ты думаешь, если бы я считала его таким ужасным человеком, то доверила бы ему тебя и Роэля?

― Нет, вовсе нет…

― Но если что-то будет не так, ты не бойся и сразу говори, что тебя не устраивает.

― Вам или ему?

― И мне, и ему.

Она вновь улыбнулась той покровительственной улыбкой, которой обычно улыбаются матери своим детям, когда те впервые берут в руки меч, лук или вышивальную иглу. Софию это натолкнуло на мысль о том, что у леди Кристины и её мужа, возможно, скоро появится наследник, но она не могла долго думать об этом ― в голове и так всё перепуталось от волнения, особенно когда за окном пробило десять — до обряда бракосочетания оставалось два часа.

― Ты трясёшься, ― заметила леди Кристина с тревогой в глазах.

― Да, я немного… немного волнуюсь.

― Конечно, свадьба бывает всего раз в жизни… ― Поняв, что сказала, она рассмеялась, и её смех заставил Софию сдержанно усмехнуться ― страх, застрявший костью в горле, не позволял нормально развеселиться. ― Ну, обычно. Но в конце концов ты поймёшь, что твои страхи напрасны. А так… — Леди Кристина замялась, прищурившись. — Для смелости выпей на пиру немного. Но совсем чуть-чуть, не переборщи.

* * *

В храме царили торжественность, сумрак, тишина и спокойствие. Впрочем, постепенно он наполнялся негромкими переговорами, шёпотом, стуком каблуков и шорохом одежды — главный зал храма заполняли люди. Но красота и возвышенность никуда не делись. Высокие белые колоны сегодня были оплетены венками из тепличных цветов и разноцветными лентами, свечи в высоких канделябрах и огромной роскошной люстре мерцали как-то по-особенному величаво, а некоторые из них ещё и источали ароматы лаванды и жасмина. На мраморном полу расстелили длинный алый ковёр, усыпанный лепестками. Туда-сюда, готовясь к церемонии, сновали священники в богатых одеяниях.

Вчера здесь было скромнее: София и Хельмут ходили на вечернюю мессу и исповедь, без которых их бы не допустили до бракосочетания. Но утром всё изменилось, и София не могла поверить, что всё это — ради неё. Ради них.

Она переминалась с ноги на ногу в прохладном притворе, и ей казалось, что стук её сердца слышно в алтаре. Ей хотелось взять кого-нибудь за руку, но леди Кристина уже ушла внутрь храма в сопровождении мужа, а барон Хельмут ещё не появился. София дрожала, причём не от холода — от него спасал подбитый белым мехом плащ. Она старалась не кусать губы, не мять пальцами подол платья и не царапать ладонь от волнения, но чем дальше, тем тревожнее ей становилось — её жених опаздывал.

― Доброе утро, ваша светлость, ― послышался сзади чуть хрипловатый мужской голос.

София вздрогнула и обернулась. Барон Хельмут стоял достаточно близко к ней, а она и не услышала его шагов… Он улыбался, и она не смогла разглядеть в этой улыбке ни капли эгоизма. Пожалуй, леди Кристина ошибалась…

― Здравствуйте, ― пролепетала она, опуская взгляд и приседая в реверансе.

Хельмут же, совершенно неожиданно для неё, протянул руку и поправил белоснежный горный эдельвейс, один из тех, что были вплетены в причёску Софии.

― Ты прекрасно выглядишь, ― почти шёпотом сказал он, и девушка даже почувствовала его дыхание на своей коже, покрытой тонким слоем пудры.

― Вы… ты тоже, ― отозвалась София, забыв поблагодарить Хельмута за комплимент. Но он и правда выглядел обворожительно: светлые волосы почти сияли в лучах утреннего солнца, а белый с золотой вышивкой камзол это лишь подчёркивал. Лёгкий для такой погоды плащ, ярко-фиолетовый, едва ли не уподоблял тон пронзительных синих глаз своему. К тому же безукоризненная осанка барона Штольца поражала своей царственностью и в то же время непринуждённостью, а улыбка притягивала и завораживала. София тут же расправила плечи и постаралась улыбнуться. ― Нам уже давно пора идти, — с лёгким укором напомнила она.

― Не волнуйся, без нас всё равно не начнут.

Он помог Софии снять плащ, затем скинул свой, отдав их стоявшему позади слуге. Ранняя весна пока ещё не принесла в мир тепло, но в храме было натоплено, и в верхней одежде не было нужды.

Хельмут взял Софию под руку, они медленно прошли по по торжественному полутёмному залу и замерли у алтаря, где их уже ждал разодетый в золото и парчу священник.

Хор звучно, пронзительно пел акапелла, вознося хвалу Господу и прославляя его милосердие, прося его ниспослать стране мир, а её жителям — любовь, надежду и прощение грехов. София, и до этого слышавшая все эти молитвы тысячу раз, не вникала в слова. Она пыталась повторить про себя венчальную клятву, боясь, что в самый ответственный момент забудет о том, что следует сказать…

— …И соединятся твои дети перед лицом твоим, — подняв голову, тихо произнёс священник.

София вздрогнула — после этих слов она вспомнила о том, что обычно бывает после свадьбы. Не то чтобы она раньше об этом не думала… Но сейчас, в храме? Господи… Наверное, именно на это и намекала ей леди Кристина, советуя выпить для смелости. Мысль о том, что они с Хельмутом буквально через несколько часов должны будут сделать это, показалась Софии ужасно неуместной. И вспомнила она об этом как нельзя некстати: священник, пробормотавший все положенные молитвы, предложил брачующимся произнести клятвы.

То, что говорил Хельмут, София не слышала ― возможно, потому что он смотрел ей прямо в глаза. Она не могла оторвать от него взгляд, слушала его голос, не вникая в смысл слов, и думала о том, что ждёт её ночью. Раньше она бы ни за что не позволила себе даже думать об этом в церкви, но сейчас… Сейчас…

Через минуту настал её черёд говорить.

― Я клянусь… ― начала София и поняла, что её голос звучит слабо и сильно дрожит. Но в храме было тихо, и эхо тут же подхватило её слова, отчего в ушах зазвенело, голова закружилась, и, если бы Хельмут в это время не держал её за руки, как того требовал обряд, она бы точно упала. ― Я клянусь, что буду вечно любить тебя, что буду вечно верна тебе, что всюду буду следовать за тобой. Я клянусь оберегать наш семейный очаг ради нас и наших детей. Я клянусь защищать тебя, если потребуется…

Господи, что же дальше? Ох, зря она его не слушала: клятвы жениха и невесты совпадают слово в слово. Там было что-то про «рука об руку», но это не сейчас… София почувствовала себя нерадивой ученицей, не выучившей урок и теперь краснеющей перед строгой учительницей.

― Принимать таким, какой есть, ― улыбаясь, одними губами прошептал Хельмут и легко, почти незаметно, погладил её пальцы. София слабо улыбнулась ему в знак благодарности.

― …и всегда принимать тебя таким, какой ты есть. Я клянусь пройти с тобой рука об руку всю нашу, теперь уже совместную, жизнь.

Это было не так сложно, как она ожидала. Может, перепутала пару слов — ну и ничего, главное, что смысл остался сохранён. Беглым взглядом отыскав среди присутствующих леди Кристину, София заметила, что та одобрительно улыбается.

Но радоваться рано — обряд ещё не закончен.

Как только София проговорила последние слова, Хельмут снял кольцо с её левой руки, чтобы надеть на правую, и она сделала то же самое. Кольцо было чуть велико ей, и пришлось сжать руку в кулак, чтобы оно не упало.

Наконец священник объявил их мужем и женой, и Хельмут, не выпуская её руки, наклонился и коротко и легко поцеловал Софию — едва коснулся её губ своими и тут же отстранился. Она знала, что это тоже часть обряда, не более, но…

Их первый поцелуй оказался не таким, как она ожидала. Точнее, она вообще не знала, чего ей ожидать от этого поцелуя, даже представить себе не могла, каково это ― когда тебя целует человек, в которого ты по уши влюблена… И это правда было по-особенному. Это было невероятно, странно и чуть-чуть мокро.

* * *

Софии не хотелось ни вина, ни эля, ни воды, ни какой-либо еды. Ей не хотелось танцевать и слушать скрипки, флейты и лютни. Ей не хотелось устало улыбаться, кивать и благодарить. Ей хотелось вернуться в свою комнату и наконец сделать то, что являлось самой сутью брака. Ждать этого несколько часов было просто невыносимо.

Но выбора не было, и София всё же выпила бокал вина после первого тоста, а когда скрипка запела высокую протяжную песню, ей пришлось одной рукой подобрать шёлковые юбки, другую протянуть Хельмуту и сойти с помоста для медленного танца, движения которого были просты и незатейливы, но изящны.

Танцевать София любила и умела, хоть и стеснялась, особенно когда на неё смотрели десятки пар глаз. Но спустя пару минут она обрела уверенность, стараясь не обращать внимания на гостей, а когда музыка запела громче, решилась задать вопрос.

― Мы ведь не уедем в Штольц после всего этого? ― Она старалась сделать дрожащий голос непринуждённым, но всё же выдала своё волнение

― Если только ты не захочешь уехать.

― Нет, пока нельзя, ― улыбнулась София. ― Я не смогу навести порядок в своих землях, находясь на другом конце королевства.

Её саму удивила собственная внезапная смелость. Девушка опустила глаза, стараясь не выбиваться из ритма. Скрипка, флейта и лютня рыдали в три голоса, гармонично сочетаясь в затейливой, печальной, но в то же время светлой мелодии, а София не знала, что следует ещё сказать своему мужу, а что лучше сдержать в себе.

― Мой замок не так далеко от твоего, как ты могла подумать, ― улыбнулся Хельмут, после стремительного движения и поворота положив руку ей на талию. ― Но если ты считаешь нужным остаться здесь, то я с радостью останусь тоже.

― Ненадолго, ― покачала головой София. ― Сейчас я нужна Роэлю. Он, хотя и маленький, прекрасно понимает, что времена нелёгкие. Может, потом, когда всё установится…

Она сама не знала, что именно должно установиться. Леди Кристина и лорд Генрих, сейчас всё ещё не покинувшие помоста, постепенно восстанавливали их теперь уже общую землю, уничтожая последствия войны. Даррендорфам, как и другим их вассалам, были выделены средства на восстановление разорённых местностей и другие нужды. София считала своим долгом лично следить за этим самым восстановлением, поэтому боялась оставить Даррендорф даже на несколько дней.

― Я думаю, Роэлю понравится в Штольце, ― вновь улыбнулся Хельмут, глядя куда-то в сторону задумчивым взглядом. ― Вряд ли я смогу заменить ему отца, но брата, например, изобразить попробую.

Не зная, что ответить, София лишь улыбнулась. Пожалуй, поддержка Хельмута Роэлю не помешает — первое время мальчик не очень понимал, что происходит, и постоянно звал отца, а когда ей удалось убедить брата, что отца больше нет, просто не мог поверить в это. София решила, что нужно его отвлечь, и пыталась лично чем-то с ним заниматься: учила читать, писать, старалась увлечь какими-то играми, — но Роэль никак не реагировал на это. Он просто тихо сидел в своей комнате, не играл в игрушки, ни с кем не разговаривал и никого не хотел видеть, иногда даже сестру. Может, мужское общество его хоть как-то взбодрит…

Полный силы и звука голос певицы раздался под сводами зала. Протяжная, пронзительная мелодия скрипки сменилась весёлым напевом красивого, напомнившего Софии бутон тюльпана контральто. Впрочем, скрипка тут же подхватила голос, и звуки закружились по залу вместе с танцующими, улетая под потолок.

Слышишь, разносится гулкое эхо ―

Ведьму готовят к венцу.

Но я скажу ей: «Примерь-ка доспехи,

Платье тебе не к лицу».[10]

Когда певица пропела этот куплет, Софии подумалось о леди Кристине. Эту песню она раньше не слышала, а потому рассудила, что она была новой и действительно посвященной леди Коллинз-Штейнберг. Впрочем, той к лицу одинаково были и платья, и доспехи. В отличие от самой Софии, которая, на её взгляд, в мужской одежде была похожа на некрасивого, плохо сложенного мальчика.

Леди Кристина так и осталась сидеть за высоким столом: она что-то шептала на ухо лорду Генриху, тот улыбался, приобняв её за плечи. София вздохнула, ощутив укол зависти. Ей хотелось верить, что между ней и Хельмутом возникнет такое же согласие, и всё-таки какое-то неприятное беспокойство не давало ей почувствовать себя по-настоящему счастливой.

Музыка, как показалось Софии, звучала целую вечность, но как только она об этом подумала, скрипка прервала свой пронзительный напев, вместе с ней смолкли флейта и лютня. Певица ещё некоторое время держала последнюю ноту, но постепенно угасла и она. Вернувшись за стол, София поняла, что успела здорово проголодаться. А тут как раз слуги поднесли каплуна, начинённого грибами и овощами, и девушка набросилась на него, на время забыв о волнении и страхе.

* * *

В спальне за время её отсутствия стало прохладнее. Огонь в очаге едва теплился, и свежий ночной воздух заполнил комнату, растёкся по ней, заползая в самые дальние уголки. Свечи не горели, и ночной мрак разрезал лишь бледный луч едва выползшей на небосклон луны, который таял на подушке.

На время оставшись одна, София смогла наконец свободно выдохнуть. Она сама сняла с себя платье и нижнюю сорочку, скинула туфли, легко дёрнула скреплённые на затылке косы ― и шпильки, стуча и звеня, посыпались на пол дождём.

После умывания и прочих водных процедур, без которых София не могла позволить себе лечь в постель (тем более ― лечь в постель с мужем), стало по-настоящему холодно, но она накинула на себя лишь тонкий шёлковый халат. Обошла комнату по периметру, присела на краешек кровати и принялась ждать. По сложившейся традиции первая брачная ночь должна проходить в комнате жены, и поэтому София покинула свадебный пир первой, чтобы успеть подготовиться. Она надеялась, что Хельмут без неё не сильно напьётся: при ней он вообще не пил, да и она вином увлекаться не стала.

Сквозь открытое окно виднелись звёздное небо и серебряная, словно надкушенная луна. Одна звезда вдруг сорвалась с небосклона и в мгновение ока слетела вниз. София улыбнулась — это хороший знак. Она поняла, что отчаянно пытается сосредоточиться на окружающей обстановке, чтобы отвлечься от того, что вот-вот случится.

Когда в коридоре послышались шаги и скрипнула дверь, девушка вздрогнула и рывком встала ― бессознательно, словно готовясь к защите. И поняла, что эта привычка осталась у неё ещё с тех времён, когда Даррендорф находился под властью захватчиков и хейлинского бастарда.

Хельмут не выглядел пьяным, и София почувствовала значительное облегчение. В темноте не было хорошо видно его глаз, но она предполагала, что он окинул её оценивающим взглядом ― так делали многие…

Она убрала за ухо почти распустившуюся косичку и сделала неуверенный шаг вперёд, хотя голос разума подсказывал, что следует быть сдержаннее и осторожнее. Она ведь уже почти раздета, а на нём всё ещё был камзол, пусть и расстёгнутый, и рубашка, и брюки, и ботинки… На ней же был белый полупрозрачный халат ― и больше ничего.

Глаза постепенно привыкли к темноте, и София поняла, что Хельмут смотрит на неё вовсе не оценивающе, а с вниманием, интересом, и… нежностью? Или это она придумала себе, чтобы просто утешиться тем, что её чувство хоть немного взаимно? Либо просто перепутала нежность с обычным вожделением…

― Тот ублюдок ведь не трогал тебя? ― спросил вдруг Хельмут каким-то разбитым голосом.

― Нет, ― вскинула голову она. ― Но если не веришь ― можешь проверить.

Слова прозвучали чуть резче, чем она хотела, но изменить их было уже нельзя. Да и проверять придётся так или иначе…

София не поняла, как он смог так быстро оказаться возле неё ― но вот его твёрдая ладонь легла на её талию, а губы коснулись её губ. Она даже испугаться не успела, просто положила руку на его плечо, не пытаясь, однако, отстраниться. Наоборот ― ещё сильнее приблизила его к себе, стараясь не думать о том, что её действия, скорее всего, выглядят неумелыми и нелепыми.

Этот их поцелуй был гораздо глубже и жарче предыдущих.

Вдруг Хельмут отстранился и строго спросил:

― Ты не пьяна?

― Нет, ― удивлённо отозвалась София, впрочем, уже сомневаясь в этом. Всё-таки вино она пила, а опьянение могло накатить с опозданием… ― Хотя леди Кристина советовала выпить, ― зачем-то добавила девушка.

Хельмут нахмурился и, чуть отойдя от неё, бросил короткий взгляд на незашторенное окно. София уже успела пожалеть о своих словах, но они вырывались из неё сами собой, не подчиняясь контролю и силе воли. Видимо, она и правда начинала запоздало пьянеть.

― Леди Кристина… ― хмыкнул Хельмут то ли с брезгливостью, то ли с толикой уважения. ― Что ещё она тебе сказала? Случайно не посоветовала не вызывать на дуэль первых встречных?

Почему-то Софии захотелось усмехнуться, хотя она прекрасна знала, с какой болью и сожалением леди Кристина вспоминала ту дуэль. Но Хельмут буквально заражал своей насмешливостью и ироничностью. Или София в глубине души просто хотела походить на него, чтобы легче было найти общий язык? Затуманенному вином и страстью разуму было сложно решить, что из этого больше похоже на правду.

― Она сказала, что ты… ― София нервно сглотнула. Ноги словно прилипли к полу, а кисти рук ― друг к другу. Зачем, зачем он об этом спрашивает? И зачем ей отвечать на этот вопрос, если можно просто промолчать? ― Она сказала, что ты очень… очень самолюбивый.

Она заменила, как ей показалось, грубоватое слово «самовлюблённый» на другое, которое, однако, всё равно прозвучало как упрёк.

Хельмут снова усмехнулся, не отрываясь от созерцания ночного вида за окном.

― Самолюбивый… ― повторил он это слово явным удовольствием. ― И она видит в этом что-то плохое?

Кажется, он ждал ответа, и София пожала плечами.

― Я не знаю, ― робко отозвалась она, уже не понимая, куда он ведёт этот непонятный разговор и зачем он вообще завязался.

― Видишь ли, София, ― сказал Хельмут уже куда спокойнее и взглянул на девушку каким-то пустым, ничего не выражающим взглядом, ― в течение жизни человека обычно любит множество людей. Супруги, дети, родители, друзья… Кто-то в большей степени, кто-то в меньшей. Кто-то искренне, а кто-то не очень. Кто-то бескорыстно и самоотверженно, а кто-то ждёт от твоей любви какого-то ответа. Но бывает так, что на свете не остаётся никого, кто бы тебя любил. Кто-то умирает, кто-то просто исчезает из твоей жизни, а кто-то начинает тебя ненавидеть. — Тут в его взгляде сверкнула боль. — И тогда твоё самолюбие становится тем, что помогает тебе не сломаться. Ты будешь знать, что на свете есть хотя бы один человек, который тебя любит, пусть даже этот человек ― ты сам.

Я тебя люблю, ― выпалила София, хватая его за руку.

― Девочка, все клятвы уже были сказаны у алтаря, ― недоверчиво отозвался Хельмут и покачал головой.

София почувствовала, как в груди заклокотала злость, и ещё сильнее сжала его длинные пальцы. Неужели он настолько привык к лжи и лицемерию, что не верит искренним словам?

― Но я правда… ― растерянно отозвалась она, ловя его потускневший взгляд. ― С того самого момента, как увидела… И потом ещё это кольцо… Я привыкла по жизни надеяться на лучшее, но мысль о том, что ты мог погибнуть в битве за Эори, приносила мне столько боли… И при этом я ни на что не смела рассчитывать, не знала, есть ли у меня хоть какой-то шанс. И сейчас я до сих пор не верю в то, что произошло, но одно я знаю точно. Я люблю тебя.

Ей с трудом удалось поднять на него взгляд, но тут же она не смогла сдержать облегчённого выдоха. Потому что Хельмут улыбался уже не недоверчиво, не насмешливо и не цинично. В его улыбке было что-то, заставляющее Софию ещё сильнее сжимать его руку и смотреть в глаза, не отрываясь.

Не говоря ни слова, он наклонился и поцеловал её. София почувствовала, как в прохладной комнате становится жарко, даже горячо — словно пол раскалился, словно посреди ночи из-за облаков вдруг выглянуло яркое, обжигающее, жёлтое летнее солнце. Её руки тут же метнулись к его одежде, она заставила его сбросить камзол и распустила шнуровку сиреневой рубашки, хотя пальцы дрожали и то и дело путались в тонких тесёмках. Хельмут улыбался, но не мешал ей, и ей показалось, что она избавила его от рубашки спустя час, не меньше.

Поражаясь собственной смелости, София невесомо провела рукой по шрамам на его груди, скользнула ладонью к щеке и снова притянула к себе, впиваясь в его губы. Она не думала уже ни о чём и ничего не боялась — внутри всё сильнее разгоралось вожделение, напрочь убивающее любое смущение и страх.

Хельмут отстранился и положил руки на её плечи, а через мгновение София почувствовала, как тонкая мягкая ткань халата легко и быстро скользнула вниз и упала у её ног. Тут она не смогла справиться с собой и невольно прижала руку к груди, чтобы прикрыться, но Хельмут вдруг перехватил её запястье и на миг прильнул к нему губами, следом невесомо поцеловал её в шею, отчего стало совсем невыносимо — колени дрожали, а горящее внутри желание грозило сжечь дотла. Хельмут гладил грудь, плечи, спину Софии, она же тянулась к нему за поцелуями и всё настойчивее пятилась к кровати.

Тогда он прижал её к себе, чуть отрывая от пола, и осторожно опустил на кровать. Софии подумалось, что постель должна быть холодной, но никакого холода она не почувствовала. Напротив, мягкая простыня успокаивала, принося некоторое облегчение разгорячённому телу.

Хельмут прижался губами к её шее, а руки его скользнули к бёдрам и чуть сжали их, и София уже решила, что сейчас начнётся… Но он вдруг отстранился, и все поцелуи и прикосновения мгновенно исчезли. Девушка открыла глаза и обнаружила, что он устроился между её ног, а через мгновение… поцеловал её там.

Она и подумать не могла, что такое бывает…

Он касался её языком и губами, заставляя трепетать и сходить с ума. Его ладони скользили по её бёдрам, щекоча чувствительную кожу, и то и дело поднимались выше, к груди. София невольно опустила руку вниз, касаясь его волос и заставляя приникнуть ближе. Она перестала чувствовать что-либо, кроме всепоглощающего удовольствия, которое всё усиливалось, грозя затопить её с головой… София затряслась и свободной рукой сжала смятую простыню.

Но Хельмут почему-то не довёл дело до конца — когда она уже готова была полностью отдаться нахлынувшему блаженству, он отстранился и снова навис над ней, беспорядочно целуя то в шею, то в губы… Она отвечала, чувствуя, как без его прикосновений тянет между ног, и всё ждала, когда он наконец возьмёт её. София хоть и боялась себе признаться, но ради этого она ждала дня свадьбы, пусть с некоторым страхом и содроганием… Теперь она поняла, что бояться нечего. Хельмут был трепетно аккуратен, он определённо знал, что нужно делать, а потому она полностью доверилась ему.

— Всё хорошо? — вдруг спросил он шёпотом.

— Да, — кивнула она, проводя пальцем по одному из шрамов на его ключице. Ей хотелось рассказать, насколько всё хорошо, и попросить его продолжить, но Хельмут осторожно убрал прядь волос с её лица, взглянул в глаза и сказал:

— Тогда я попробую?

Софии хватило сил лишь на то, чтобы кивнуть. Она почувствовала, как бешено забилось её сердце, как удары эхом отдавались в висках… Хельмут снова поцеловал её, ласково погладил по волосам, словно успокаивая. София решилась взглянуть вниз и поняла, что упустила момент, когда он успел избавиться от брюк. Ей хотелось сделать это самой… Впрочем, уже неважно. Важнее то, что сейчас он наконец станет её мужем в полном смысле этого слова.

София пошире раздвинула ноги и постаралась расслабиться, ловя каждое его прикосновение, каждый взгляд и каждый поцелуй. Боли почти не было, а вскрикнула она лишь от неожиданности и внезапно вернувшегося удовольствия — ей показалось, что оно стало во много раз сильнее, чем прежде. Но Хельмут взглянул на неё обеспокоенно и снова погладил по волосам.

— Всё хорошо, — обессиленно выдохнула она. — Продолжай.

Тогда он улыбнулся и продолжил.

С каждым движением приятные ощущения накатывали на неё всё сильнее, она испытывала смесь каких-то странных, незнакомых чувств, которые вводили её в исступлённый восторг. Хельмут двигался аккуратно, явно сдерживая себя, и тогда София подалась навстречу его движениям, давая понять, что всё в порядке и он может делать с ней всё, что хочет. Ей нравилось думать, что они теперь являлись единым целым не только на словах. Все страхи, тревоги и волнения тут же оставили её, уступив место единственному, что девушка хотела сейчас чувствовать, ― любви.

Утром ночь ей показалась до ужаса короткой.

Загрузка...