Окись серебра

Первая жертва

Тоулл был замком небольшим и, судя по всему, слабоватым и бедноватым. Однако он оказался первой и одной из важнейших целей их наступления. Важнее, пожалуй, только Эори. После взятия Тоулла Джонат и Анабелла как раз собирались направиться к главному замку Нолда, более мелкие крепости, замки и башни оставив в распоряжение своим вассалам.

Но это были пока просто планы. Это им ещё предстояло сделать в будущем, а сейчас… Сейчас нужно брать Тоулл. Нужно наконец-то вступить на землю Нолда и заявить на него свои права.

Тоулл ощетинивался лучниками, плевался камнями и кипятком, и казалось, что в нём находится бесконечное количество воинов. Впрочем, чего ещё ожидать от пограничной крепости? Это место всегда должно быть готово к войне — тут сиру Тоуллу следует отдать дань уважения.

Джонат и Анабелла в штурме участия не принимали: оба разумно решили, что им следует поберечь себя для более важного действа. Когда ворота Тоулла пробьют тараном, когда путь в крепость будет свободен, нужно будет лично зачистить его полностью.

— Уничтожим гарнизон, и хватит, — решил Джонат. Анабелла резко повернула голову, посмотрев на него вопросительно; взгляд мужа был устремлён вперёд — на бурлящий в котле штурма замок.

Сейчас они находились на фарелльской земле, буквально в паре шагов от границы с Нолдом. Неудивительно, что Фарелл согласился предоставить шингстенцам как свои территории для атаки, так и пару отрядов наёмников в помощь. Это королевство давно враждовало с Нолдом из-за спорных территорий, и даже подписанный восемь лет назад мирный договор не особо изменил отношение фарелльцев к нолдийцам. Сейчас прямо выступать они всё же не решились, но всю возможную помощь Шингстену оказали.

— Только гарнизон? — уточнила Анабелла, сжимая поводья своего коня. — Я думаю, стоит уничтожить всех боеспособных мужчин, чтобы некому было поднять на нас оружие в будущем.

Джонат даже вздрогнул, но быстро понял, что она права. Беспощадность и даже некоторая жестокость жены его иногда удивляли, но в хорошем смысле: часто она озвучивала вещи, которые ему в голову пришли бы не сразу.

— Хорошо. — Джонат кивнул, взглянув на Анабеллу со всей нежностью, на которую был способен. — Как только пробьют ворота — действуй.

Но замок по-прежнему держался. Казалось бы — крошечное захолустное местечко, раза в три меньше Краухойза, но сопротивление оказывает очень достойное… Впрочем, это же граница. На границе всегда готовы к войне.

И у супругов Карперов, и у окружавших их телохранителей уже в глазах рябило от огненных всполохов, брызг кипятка, слепящего блеска стали и кровавых потоков. Отсюда, с небольшой низины, невозможно было разглядеть лица штурмующих и защитников крепости, но легко представить, какой предсмертный ужас искажал их черты, какой адский страх, какая боль, ненависть и отчаяние светились в их глазах, отражаясь в радужках вместе с огненными языками. Легко представить глубокие резаные раны, оставленные мечами и кинжалами на людских шеях. Легко представить отрубленные конечности и головы, выпущенные кишки, похожие на коричневых склизких змей… Как шингстенские воины и фарелльские наёмники, падая с лестниц, стен и осадных башен, превращаются в кроваво-костяное месиво, как бьются на осколки их черепа и хрустят позвоночники…

Анабелла выругалась от раздражения и нетерпения.

Весна началась совсем недавно, а здесь, в северных краях, ещё лежал снег весьма высокими сугробами. Вечернее небо затянуло снеговыми тучами, но метели не было, хотя крупные снежинки летели густо и жалили лица. Джонат морщился, смахивая снег с наплечников. Анабелла была недвижима, словно покрываемая снегом статуя. Снежинки путались в её рыжих волосах и тут же таяли, словно касались раскалённого металла.

— Ещё не хватало просрать первый же бой! — процедил Джонат. — Если так сопротивляется Тоулл, то как будет сопротивляться Эори?

— Надо нам с тобой вмешаться, — не вполне уверенно сказала Анабелла, не своя взгляда с замка.

— Что мы вдвоём можем исправить? — Джонат горько усмехнулся. Затем обернулся, внимательно посмотрев на телохранителей. Конечно, они были далеко не единственным возможным подкреплением, но ведь нельзя же сейчас бросать в бой всё, что имелось у них на данный момент.

— Мы вдвоём… — Анабелла, как это часто бывало, едва не задохнулась от накрывших её одновременно возмущения и восторга. Её муж порой бывал жутко недогадливым, и это поистине бесило, но возможность сделать вместе с ним нечто прекрасное (и, что самое главное, полезное) немного унимала её ярость. Всё-таки он нужен ей, в том числе и для этого самого прекрасного. — Мы вдвоём можем всё.

Она спрыгнула с коня, звякнув доспехами, и протянула Джонату руку в латной перчатке. Тот глубоко вздохнул — не хотелось ему сейчас тратить магические силы… Но, видимо, всё-таки придётся. Штурм проходил не так гладко, как они планировали.

Он тоже спешился, сбросил тяжёлый меховой плащ прямо в снег и снял латные перчатки вслед за женой. Они сделали пару шагов вперёд и взялись за руки. Магия заискрилась на кончиках дрожащих пальцев, защипала в глазах, загорелась в груди. Джонату нравилось наблюдать за тем, как Анабелла колдовала, и он успел краем глаза заметить её засветившиеся золотом глаза и прикушенные почти до крови губы, что всегда казалось ему донельзя прекрасным… Особенно сейчас, когда на Анабелле были доспехи, когда на её поясе висел боевой меч, жаждущий вкусить вражеской крови…

Усилием воли Джонат закрыл глаза, чтобы было легче сосредоточиться.

Сосредоточиться, чтобы представить, как ворота Тоулла разлетаются в щепки под мощными ударами тарана. Тот был сделан из дерева и окован сталью, но должен бить по воротам так, словно превратился в камень.

И в силах Джоната и Анабеллы было превратить его в камень. Сделать его несокрушимым сапогом бога Хорнелла, одним мощным пинком разбивающего пресловутые ворота.

Анабелла до боли сжала пальцы Джоната. В их ладонях трепетало магическое пламя, невидимое обычными людьми, но всё же невероятно сильное, способное на многое.

Вскоре ворота Тоулла затрещали. Конечно, отсюда, из безопасного места вдали от штурма, услышать это было невозможно. Они слышали крики, нестерпимый гул и звон, шум и — в том числе — треск, но понять, что трещали именно ворота, можно было лишь с помощью магии. Они не выдерживали магического напора, да и таран тоже делал своё дело.

Когда ворота рухнули, Джонат и Анабелла резко расцепили руки. Остатками магической волны их отшатнуло друг от друга, но на ногах они удержаться смогли — ещё не хватало упасть на глазах у собственной свиты! Джонат даже усмехнулся этой мысли, но Анабелла оставалась серьёзной. Глаза её горели уверенностью и жаждой деятельности. Целеустремлённой походкой, поправляя доспехи и надевая обратно латные перчатки, она прошла к своему коню и запрыгнула в седло стремительно, изящно, ловко.

Джонат даже замер на мгновение, любуясь своей женой. Не было на свете женщины прекраснее её. Даже будучи одержимой яростью войны, жаждущей крови и убийств, Анабелла казалась ему воплощением Либы, богини любви, и в то же время — Сульды, судьбы и рока.

— Так каков ваш приказ, милорд? — с ухмылкой уточнила Анабелла, натягивая поводья взволнованного коня. — Убить всех боеспособных мужчин, я верно расслышала?

Джонат лишь кивнул. Леди Карпер закатила глаза, не слишком довольная его медлительностью. Что ж, пусть остаётся здесь, в безопасности, и дальше любуется горящим Тоуллом. Остальное она сделает сама.

Преподнесёт ему на блюдечке их первую победу в этой войне.

Гвен до последнего не хотелось верить, что на них напал Шингстен. Она знала шингстенцев, она общалась с ними девять лет назад, во время Фарелловской войны, когда воины трёх драффарийских земель — Нолда, Бьёльна и Шингстена — сражались бок о бок против иноземных захватчиков. И Гвен ни единой каплей своего сознания не могла принять то, что шингстенцы внезапно оказались врагами.

Стала бы баронесса Кархаусен нападать на Нолд? А её рыжеволосый брат? А шингстенские солдаты, которых она помнила, — такие весёлые, с необычным говором, знавшие особые новогодние песни и носившие с собой обереги в виде рун или небольших, помещающихся в карманах идолов их богов? Гвен прекрасно помнила, как они благодарили её за перевязки и обработку ран, за обезболивающие зелья, за доброту, за сострадание…

Как же так вышло, что теперь они стали врагами?

Страшно было подумать, что те же самые люди, которым она спасала жизни девять лет назад, сейчас стояли под стенами её нового дома, вооружённые и готовые захватывать, уничтожать и убивать…

— Сомнений быть не может, — сказал сир Тоулл перед тем, как отправиться в битву, — это Шингстен. Они и знамён не скрывают.

Гвен боялась смотреть в окна, чтобы проверить его слова, — там кипел бой, защитники Тоулла отбивали так внезапно и коварно начавшийся штурм, а о том, как выглядит штурм, Гвен знала не понаслышке. И ей не хотелось увидеть этого снова. Да, там, на стене, среди прочих защитников был её муж… Может, если бы она увидела его, то хоть немного успокоилась, хоть как-то усмирила бы безумный страх в глубине своего сердца…

Но всё же смотреть в окно она не стала. Какая ей, в конце концов, разница, чьи там знамёна. Да и сиру Тоуллу лучше знать. От окон вообще следует держаться подальше — лучше спрятаться куда-нибудь и не высовываться, ибо замок едва ли не ходил ходуном, в него летели камни, стрелы и арбалетные болты, его стены были облеплены лестницами, по которым вверх двигался бесконечный поток вооружённых людей, а ворота сотрясались тараном. Каждый удар тарана напоминал небольшое землетрясение. Коридоры крепости то и дело озаряли огненные всполохи. Слышались крики, шум и гвалт, и с каждой минутой они становились всё громче…

Хотелось спрятаться, укрыться от всего этого, попытаться хоть как-то спастись, но Гвен не могла. Девять лет назад она обучилась мастерству лекарки и с тех пор считала своим долгом помогать больным и раненым в любых обстоятельствах, чего бы ей это ни стоило.

Госпожа Тоулл, проводив девятнадцатилетнего сына в битву, не находила себе места. Она с детьми и женщинами пряталась в подвале, и Гвен зашла к ним узнать, как дела, когда выдалась свободная минутка.

— Вы должны убежать, — сказала она, поправляя окровавленный передник. Руки немного тряслись от усталости и волнения.

— Куда бежать? — в отчаянии женщина закатила глаза и поправила серую шерстяную шаль поверх скромного платья из плотной синей ткани.

Весна уже пришла в Нолд, но пока ещё проявляла себя робко, неуверенно: сегодня, например, шёл снег и ледяной ветер выл, стучался в стёкла и пронизывал до костей. А здесь, в подвале, было особенно холодно и сыро. Во время работы Гвен даже стало жарко, и она испытала некое подобие облегчения, спустившись в прохладный подвал. Но вскоре продрогла — и не только от холода, но и от страха.

— Я уверена, что на нашем доме они не остановятся… В опасности весь Нолд, — отрешённо покачала головой госпожа Тоулл. — И я не могу бросить своих детей! Я не могу бросить их всех… — Она окинула взглядом бледных, испуганных, плачущих женщин и детей, сбившихся в кучки по углам подвала.

— Бегите все, — отозвалась Гвен, хотя и сама не знала, куда вся эта толпа может убежать незаметно для врага.

В прошлый раз, когда была война, враги добирались до самых глухих и захолустных деревенек. В одном из таких поселений, небогатом, маленьком, находящемся в отдалении от какого-либо замка или города, жила сама Гвен. А потом её родной край оказался разрушен. Деревню сожгли, большинство жителей перебили — лишь нескольким взрослым и толпе детишек удалось сбежать в неизвестность, и впоследствии Гвен ничего о них не слышала и не знала. Возможно, уйдя из занятой врагом деревни, они наткнулись на другой отряд и тоже погибли… Конечно, хотелось верить, что это не так, что они добрались до безопасного места и живы до сих пор, просто у них не было и нет возможности сообщить об этом кому-то…

Гвен выжила чудом, пережила ту войну, обрела новый дом, завела семью… И спустя несколько лет спокойствия и счастья в её новый дом пришла новая война. И никто не мог ей пообещать, что и её она тоже переживёт благополучно, без потерь и потрясений.

— Ты тоже… — вырвала её из воспоминаний госпожа Тоулл. — Пошли со мной. Неважно куда, найдём место… Давай соберём людей, которые готовы бежать, и уйдём, пока замок не взяли в кольцо!

— Я не могу. — Гвен на миг закрыла глаза, постаралась сделать голос твёрдым и уверенным. — Я должна помогать людям… Там ещё столько раненых… Вряд ли их станет меньше, — добавила она с усталой улыбкой.

«Мужа тоже оставлять не хотелось бы», — мелькнуло в голове, но вслух этого говорить она не стала. За восемь лет она так привыкла к нему, что уже не мыслила без него своей жизни. Он был её жизненной опорой — глупо это отрицать. Хотя она не чувствовала к нему никакой любви даже сейчас, спустя годы брака, — лишь семейную привязанность и благодарность за всё, что он для неё сделал. Но не любовь. Гвен думалось, что сердце её навсегда было отдано одному-единственному мужчине — и, увы, это был не её муж.

— Да ты еле на ногах стоишь! — воскликнула госпожа Тоулл. — Присядь.

Гвен покорно села, хотя ей следовало, уговорив свою хозяйку на побег, вернуться к раненым и продолжать работать. Лекарь в замке был всего один; ему, конечно, помогали служанки и кухарки, более-менее разбирающиеся в лечебных травах и умеющие перевязывать раны. Поэтому Гвен хотела вернуться к ним как можно быстрее, чтобы спасти как можно больше раненых, а умирающим обеспечить спокойную и безболезненную смерть. Она ценила свои умения, знала, на что способна, и понимала, что, кроме неё, на это был способен только лекарь.

Гвен не сразу заметила, что госпожа Тоулл заботливо накинула на её трясущиеся плечи свою шаль, хотя сама тут же зябко поёжилась и обняла себя.

— Кстати, а… — Гвен тревожно огляделась и вздрогнула — внутри сначала стало холодно, а потом нестерпимо горячо от испуга. — А где Генри?

Госпожа Тоулл взглянула на неё большими глазами.

— Я думала, он где-то с тобой…

Гвен закрыла лицо руками. Её ладони были испачканы в крови, но она не боялась заляпать лицо. Когда начался штурм, она велела сыну идти с госпожой Тоулл в убежище… Всё это время она была спокойна за него, зная, что он в хоть какой-то безопасности, что он не один… А он не послушался!

Муж, Алан, сейчас был с сиром Тоуллом и другими гвардейцами на стене замка, и о том, какая опасность угрожает ему, Гвен старалась не думать. Иначе бы ей не хватило сил даже дышать. Среди раненых Алана пока не было, и она искренне верила, что он жив и цел.

Но Генри… её непоседливый сын, единственный, кто смог пережить столь опасный период младенчества, единственный, кого она спокойно доносила и родила семь лет назад… О его местонахождении она даже не догадывалась.

— Он сказал, что пойдёт к своему отцу, — вдруг подала голос младшая дочь госпожи Тоулл — Гвен часто замечала её рядом с Генри во время игр. Здесь, в далёкой пограничной крепости, принадлежавшей не самым знатным и благородным дворянам, среди детей не было различий по происхождению. Они все играли вместе, все друг друга знали… И Генри, конечно, сообщил своей подруге о том, куда пошёл.

А матери не сообщил.

Гвен не подняла головы, не убрала рук от лица, но всё равно почувствовала на себе встревоженный взгляд госпожи Тоулл. Та чувствовала свою ответственность за то, что сын её служанки и лекарки оказался не рядом с ней здесь, в убежище, где прятались все беззащитные и небоеспособные жители крепости. Но теперь поздно корить себя…

— Я пойду найду его, — глухо заговорила Гвен и наконец убрала ладони. — Приведу к вам — и идите, Бог вам поможет. Я останусь.

— Гвен, что ты… — госпожа Тоулл положила дрожащую руку ей на плечо, но Гвен не шелохнулась.

— Я останусь.

Она встала, резко взглянув на свою хозяйку. Возможно, та расценит это как неисполнение приказа, но… У Гвен был долг. Перед людьми, перед Богом. Перед собственной совестью.

Она сняла шаль, отдала её госпоже Тоулл и покинула подвал под тяжёлые взгляды собравшихся там женщин, ещё не зная, что ждало её снаружи.

— Мужчин убивайте, а с женщинами делайте что хотите, — на ходу бросила Анабелла, вынимая из ножен меч. Лиловый плащ колыхался на ветру за её спиной, а густой мех слегка щекотал шею и челюсти, но она не обращала на это внимания. Она ещё не вступила в битву, не почувствовала её жара и огня, поэтому старалась оставаться в тепле.

Анабелла быстро ввела в Тоулл свой отряд; вскоре к нему начали присоединяться другие воины, те, что участвовали в штурме.

Но штурм окончен. Началась резня.

— Миледи! — к ней подбежал один из десятников. — Их господина мы взяли, посмотрите?

— Зачем мне на него смотреть, — бросила Анабелла, закатив глаза. — Прирежьте его, чтобы не мешал. Мне нужна его жена или мать — с ней и буду говорить…

— С женщиной? — уточнил один из её телохранителей.

— Ну не с мужчиной же… Вы слышали приказ, — напомнила она и направилась внутрь главной башни.

Дойти до неё оказалось не так легко: защитники Тоулла отступали, но старались держаться, некоторые из них даже рисковали нападать. Вот один кинулся прямо на Анабеллу, не обращая внимания на окружающий её отряд вооружённых мужчин, а она настолько поразилась такой наглости, что не успела вовремя среагировать и защититься. Вражеское копьё кольнуло в плечо, пройдя сквозь кольца кольчуги, и резкая, горячая боль тут же её отрезвила.

Анабелла рассмеялась, запрокинув голову. Боль казалась ей приятной. Боль, как ни странно, придавала сил. Ни один поцелуй Джоната, ни один его влюблённый до фанатизма взгляд, ни одно слово любви не могли сравниться с тем удовольствием, что приносили ей боевые раны.

Её смех поубавил пыл напавшего на неё нолдийца, выбил его из колеи. Он, округлив глаза, опустил копьё с окровавленным наконечником и сделал шаг назад, но на этот раз Анабелла медлить не стала. Замахнувшись, она опустила меч на его голову, и кровь брызнула ей в лицо — краем плаща она стёрла с лица горячие густые капли.

В коридорах было пусто. Лишь спустя пару поворотов им встретились два воина в кольчугах и лёгких шлемах. Увидев довольно крупный отряд хорошо защищённых и вооружённых шингстенцев, эти двое сперва попятились, но потом крепче сжали рукояти своих мечей и, непонятно на что понадеявшись, бросились в бой.

Уложили их быстро — Анабелле даже не пришлось пальцем шевельнуть, всё сделали её телохранители.

Они пошли дальше, оставив после себя два трупа и две кровавые лужи.

И что, это всё? Неужели замок никто не защищал и на стены отбивать штурм вышли все, кто мог? Анабелла хмыкнула. Глупость это или вынужденность — неважно. Главное, что путь открыт. А если хотя бы у покоев хозяйки замка окажется охрана — с ней будет легко разобраться.

За стенами замка слышался невероятный шум, он всё нарастал и нарастал, смешиваясь со звоном стали и криками. Тоулл захвачен, но его люди продолжают сопротивляться… Стоило думать, что они не прекратят даже после появления знамени Карперов на башне, даже после того, как Джонат и Анабелла предъявят выжившим обитателям замка голову их хозяина и займут его место в главном зале.

Поэтому Анабелла и приказала убить всех боеспособных мужчин. На самом деле надежд на то, чтобы договориться с госпожой Тоулл, она тоже особо не питала. Но следует попробовать. Может, ради спасения оставшихся в живых обитателей замка та пойдёт на какой-нибудь союз.

Рана в плече саднила, но никак не мешала — эта боль Анабелле нравилась.

В коридорах было темно, внутрь лился лишь слабый свет затухающего заката ранней весны, холодной и тёмной. Но одинокую фигурку в конце коридора разглядеть было довольно легко. И каково же было удивление Анабеллы, когда она поняла, что это женская фигура. Отряд ускорил шаг, а вот встретившаяся им женщина, заметив, что не одна, замерла.

Это была Гвен. Она обошла уже ползамка, но так и не нашла своего сына. Ей не хотелось верить, что он действительно побежал к Алану на стену, где царила опасность и смерть нещадно косила всех, кто вставал на её пути… Но, видимо, ей придётся туда идти, если она не найдёт его в жилых помещениях. Было страшно, но Гвен старалась держать себя в руках. Она уже видела войну, видела битвы, убийства и жуткие ранения на людских телах, видела смерть и настоящий ад… И чтобы спасти своего сына, она готова была пройти сквозь этот ад снова.

И вдруг сейчас на её пути оказался отряд вражеских воинов. Но… откуда они здесь? Неужели ворота всё-таки разбили? Или им удалось вскарабкаться на стены, перебить защитников и проникнуть в замок? Гвен замерла, испуганная не видом обнажённых клинков, не блеском их доспехов, не топотом их кованых сапог и сабатонов, а только тем, что они всё-таки смогли оказаться в Тоулле. А ей так хотелось верить, что атака будет отбита…

Когда отряд приблизился к ней, Гвен увидела, что возглавляет его женщина. Сразу же вспомнилась баронесса Кархаусен — та тоже носила меч и умела сражаться, но на этом её сходство с пришедшей в Тоулл шингстенкой заканчивалось. Она была рыжеволосой, и казалось, что волосы её были частью того пламени, что полыхало за окнами Тоулла. По её блестящей кольчуге с левого плеча стекала кровь, но женщина не обращала на это никакого внимания. Она внимательно смотрела на Гвен, и если волосы её были пламенем, то глаза, светло-голубые и совершенно не живые, напоминали лёд.

А ещё она была совсем юной. Лет девятнадцать-двадцать, не более… Но это юное лицо искажали злоба, ненависть и безумие, которые могли быть присущи скорее прошедшей через череду кровавых испытаний, озлобленной на весь мир старухе, нежели красивой, только-только начинающей свою жизнь девушке.

Гвен замерла, не представляя, что эта адская демонша может с ней сделать. А бежать некуда… Если она побежит в подвал, где прячется госпожа Тоулл, то тем самым откроет завоевателям путь в убежище… А вечно блуждать по коридорам, пытаясь их запутать, у неё просто не хватит сил.

Шингстенцы замерли в пяти шагах от Гвен, Анабелла подошла поближе. И вдруг улыбнулась, из-за чего по позвоночнику Гвен пробежал колючий холод.

— Не бойся, — змеёй прошипела шингстенка, — я тебя не трону.

Веры в эти слова не было ни у Гвен, ни у самой Анабеллы. Она хотела задать этой крестьянке пару вопросов, пообещав жизнь и свободу за правильные ответы, но обещание своё выполнять не собиралась.

А Гвен думала, сколько времени ей осталось на то, чтобы смириться со смертью.

Она не боялась смотреть захватчице в глаза, сколько бы холода и зла они ни источали. В них даже на мгновение вспыхнул интерес, хотя Гвен для Анабеллы была не важнее камешка, что появился на её пути и вот-вот будет отброшен прочь точным ударом кованого сапога. Однако камешек выглядел весьма решительно, что даже раздражало: да как смеет эта нолдийская вошь оказывать сопротивление?

— От вашего хозяина мне пришлось избавиться, — притворно вздохнула Анабелла, покрепче перехватив рукоять меча. Шингстенский говор и так напоминал змеиное шипение, но когда Гвен слышала речи баронессы Кархаусен, то не чувствовала отторжения. А сейчас… как будто её атаковала ядовитая гадюка. — Но ведь осталась ещё хозяйка, так? Жена или мать? Где она?

Гвен молчала. Получается, сир Тоулл убит… эта мысль больно пронзила разум: девять лет назад госпожа Тоулл потеряла мужа на Фарелловской войне, а теперь пришла очередь сына… Хотелось верить, что захватчица врёт, но вера эта была слаба и зыбка. Гвен было больно и за госпожу Тоулл, которая столько за неё сделала, и за себя саму, но она старалась держаться. Сжала руки в кулаки, стиснула зубы. Нельзя говорить этой шингстенке, где госпожа Тоулл. Нужно дать ей время убежать, задержать врагов, оттянуть время… Иначе конец им всем — не только ей.

А что же Генри… и Алан… Если сир Тоулл мёртв, то Алан, возможно, тоже. Скорее всего, защитники, что отбивали атаку на стенах, попросту перебиты. Но сын… может, он не успел добежать к отцу, как хотел? Может, он сейчас где-то в стенах замка прячется от шума и грохота?

Стало ещё больнее от этих мыслей. Гвен понимала, что они ранят её сильнее, чем меч, и это, как ни странно, придавало сил. Если её пронзят мечом — страшнее не станет…

Анабеллу же раздражало, что нолдийка молчала. Хоть бы что пискнула, хоть бы одно жалкое «нет»…

— Ответь, где она, и я тебя отпущу на все четыре стороны, — закатила глаза Анабелла, уже не пытаясь изображать доброту. У неё и так это никогда не получалось… — Я просто с ней поговорю, вот и всё. Мы не будем убивать женщин. Мы убиваем лишь тех, кто сопротивляется. Кто встаёт на нашем пути…

Она сделала ещё пару шагов вперёд, приближаясь к Гвен почти вплотную, и та почувствовала острый запах стали и крови. Плечо кровоточить перестало, но звенья кольчуги оказались окрашены коричнево-алым, да и на лезвии меча Анабеллы тоже виднелось несколько кровавых разводов. Впрочем, на Гвен тоже была кровь — и на руках, и на переднике, и на закатанных по локоть рукавах зелёного льняного платья… Только вот эта кровь досталась ей от раненых, которым она пыталась помочь, которым перевязывала раны и обрабатывала ожоги. А о том, откуда взялась кровь на латах и оружии захватчицы, догадаться было несложно.

— Где твоя хозяйка? — прикрикнула Анабелла.

— Я ничего тебе не скажу, — отозвалась Гвен тихо, стараясь не опускать голову, стараясь смело и твёрдо стоять на ногах и смотреть в глаза шингстенке.

Та нахмурилась. Один из мужчин за её спиной сделал шаг, видимо, намереваясь выбить из Гвен ответ, но Анабелла остановила его жестом.

— Если не захочешь говорить сама, мой друг, — она подняла меч, приближая лезвие к лицу нолдийки, — добьётся ответа.

— Я ничего не знаю. — Гвен пришлось соврать.

— Я всё равно её найду, и если она окажется такой же несговорчивой, как ты, — убью, — с улыбкой предупредила Анабелла. Краем глаза она оценила своё отражение на стальном клинке, а затем снова взглянула в глаза Гвен. — Точнее, сначала мои ребята, — она кивнула в сторону своего отряда, — позабавятся с ней и со всеми, кого найдут. Но пока они ещё не очень злы и раззадорены, может, если мы доберёмся до хозяйки прямо сейчас, они её не тронут… Однако за то, что с моими людьми будет через час, я не отвечаю. Поэтому не сопротивляйся и скажи, где она. Тогда, может, хоть ты выживешь.

— Не скажу.

Гвен не знала, что на неё нашло, но… Внезапно для себя она попыталась оттолкнуть её плечом, чтобы пройти вперёд, словно забыла, что за спиной Анабеллы стоял добрый десяток вооружённых мужчин. Ей больше не хотелось общаться с захватчицей, ей хотелось найти сына и, если повезёт, мужа… Может, и сира Тоулла тоже, если он жив, а если нет, то хотя бы тело забрать… Продолжить помогать раненым независимо от того, под чьей властью теперь находится замок.

Но Анабелла, конечно, не позволила ей пройти. Она сжала её плечо рукой в латной перчатке, и Гвен аж охнула от боли — хватка у шингстенки была стальной. Наверное, синяки останутся… Она попыталась вырваться, но стало только хуже. Кто-то из отряда Анабеллы снова попытался вмешаться и снова оказался остановлен — леди Карпер хотела разобраться со строптивой нолдийкой сама.

Она опустила меч, словно решила его бросить за ненадобностью, а потом резко согнула руку в локте и сделала выпад.

Клинок пронзил Гвен насквозь так быстро, что она не успела почувствовать боль. И не успела понять, смирилась всё-таки со смертью или нет.

Свет в глазах стремительно гас, очертания Анабеллы и других воинов смазывались, превращаясь в мутное пятно. Господи, как там Генри… как там её мальчик, такой храбрый, отважный и решительный, несмотря на юные годы… И как он будет расти без родителей?

Гвен закрыла глаза, чтобы не видеть среди смазанных силуэтов ослепляющего пламени. И уже больше никогда не открывала.

Анабелла довольно ухмыльнулась.

— Зря вы, миледи, — подал голос один из телохранителей. — Сами же говорили, что с бабами можно… что угодно…

— Вот найдём хозяйку — и делайте что угодно, — закатила глаза Анабелла, стирая с меча краем плаща кровь этой несчастной нолдийки.

Её молчание и смерть поиски хозяйки Тоулла особо не затруднят. Наверняка на их пути встретится ещё немало перепуганных, жалких, ничтожных обитателей замка. Возможно, сама госпожа Тоулл в том числе… В конце концов, можно будет воспользоваться магией. После заклинания, направленного на уничтожение ворот, Анабелла немного устала, но, пожалуй, ей хватит сил, чтобы сотворить заклинание поиска или взгляда сквозь пространство. Но это уже на крайний случай.

Анабелла кивнула и повела свой отряд дальше, перешагнув через окровавленный труп Гвен.