Окись серебра

Озарение[24]

Последние дни геужеса выдались тёплыми, солнечными, хотя чаще всего конец весны ознаменовывался грозами и бурями. Сквозь высокие стрельчатые окна в обычно тёмный, мрачный большой зал Айсбурга пробирались тонкие длинные лучи, ложась квадратами на пол. В этих лучах плясали пылинки, блики весело мерцали на оружии и латах, а также начищенной посуде, которую раскладывали служанки.

Почему-то с утра, несмотря на ясную, приятную погоду, у Генриха было абсолютно мерзкое настроение. Возможно, отчасти дело было в Кристине, которая ни в какую не хотела поберечь свою жизнь и остаться в безопасном Айсбурге на время войны. По понятным причинам она постоянно ходила как в воду опущенная и к тому же почти ничего не ела. С этим нужно было что-то делать, но Генрих совершенно не представлял, что. Может, Кристина в чём-то права, и во время похода ей удастся «ожить»… И всё равно беспокойство за её жизнь мешало ему полностью принять её выбор.

Хельмут оказался в зале внезапно — или Генрих, погрузившись в свои мысли, просто не заметил, что он зашёл. Причесавшись и в целом приведя себя в порядок после тренировки, барон Штольц так и сиял, словно весеннее полуденное солнце. Он отодвинул стул и буквально рухнул на него, устало выдохнув.

— Ну, как дела? — скучающим тоном спросил Генрих, сминая в руках салфетку.

— Пятьдесят из пятидесяти, — самодовольно (впрочем, иначе он не умел) улыбнулся Хельмут. — Я ваши мишени уже наизусть выучил, не глядя попадаю.

— Может, дело не в мишенях, а в тебе? — заметил Генрих, взглянув на друга.

— А что со мной не так? — поднял бровь тот, продолжая, впрочем, улыбаться, будто кот, стянувший со стола сметану.

— Мне кажется, тебе не составит труда попасть в глаз в бегущего зигзагами в сотне метров от тебя.

— Ты преувеличиваешь мои возможности. — Хельмут даже не смутился — этого он, кажется, тоже не умел. — Но как только выпадет шанс и мне попадётся бегущий зигзагами в сотне метров от меня, я обязательно попробую.

Генрих коротко рассмеялся, положил салфетку на колени, разглаживая, и задал следующий вопрос:

— А с мечом как?

— Сойдёт, — махнул рукой Хельмут, никогда не ставивший клинок в приоритет. Он бросил нетерпеливый взгляд в сторону служанок, которые вот-вот должны были подать первое. Впрочем, Генриху подумалось, что дело не в еде: у одной из молодых служанок был уж слишком глубокий вырез… — Если честно, я не считаю меч каким-то величайшим оружием современности.

— Может, так оно и есть, — наклонил голову Генрих, — но мне кажется, что в будущем о нём будут думать именно так.

— Но ведь есть же копьё, — недоуменно протянул Хельмут. — Научить новобранца управляться с ним легче, чем с мечом. Да и металла на него нужно куда меньше, чем на меч, фальшион и всё в этом духе.

— Как будто я без тебя всего этого не знаю. Вообще, да, я согласен: копьё недооценено. Но тебя я, кажется, с ним ни разу не видел.

— Ты же знаешь: мой лучший друг — лук. Помимо тебя, конечно. Кстати, о луке: тебе не кажется, что в супе его многовато?

Этот непринуждённый разговор немного отвлёк от невесёлых мыслей. Хельмут всегда умел поддержать, иногда сам того не ведая, но в этот раз Генриху не очень-то хотелось делиться с ним своими переживаниями. Почему-то с леди Кристиной барон Штольц не сошёлся. Они постоянно смотрели друг на друга как заклятые враги, постоянно дерзили друг другу — слава Богу, до оскорблений дело ещё не дошло. Генриха это злило, и он догадывался, что не последнюю роль здесь сыграла ревность. Хельмут был собственником, тут не поспоришь, а теперь ещё и явно завидовал тому вниманию, что уделял Генрих Кристине.

Было жаль её: она смиренно терпела эту ненависть, лишь изредка отвечая барону Штольцу сдержанными колкостями. Наверное, в любой другой ситуации она бы смогла поставить его на место, но сейчас, из-за подавленности, беспокойства и отчаяния ей пока этого не хотелось.

Генрих решил поговорить с Хельмутом об этом незамедлительно, но не успел он и вдоха сделать, как вдруг дверь в зал тихонько открылась и внутрь несмело зашла Кристина.

Генрих улыбнулся. Он был безумно рад её видеть — девушка нечасто появлялась в обеденном зале, ещё реже присылала свою служанку за порцией. Хорошо, что к ней наконец вернулся аппетит.

Выглядела она в целом как обычно: невысокая, бледная и уставшая, в чёрном бархатном платье с золотистой вышивкой и тонкой тёмной вуалью на волосах. И именно из-за этой вуали Генрих не сразу увидел, что с её волосами было что-то не так.

Они были короткими.

Может, не столь короткими, как носили некоторые мужчины… Обрезанные чуть ниже ушей, не очень ровно и бережно, они то и дело лезли ей в лицо, и Кристина терпеливо убирала их, пытаясь заправить за ухо. И было в этой причёске что-то бунтарское, протестное — и безумно очаровательное. Потом Генрих понял, что именно в тот момент он увидел в леди Коллинз женщину.

— Простите, что опоздала, — тихо произнесла Кристина, не поднимая глаз, и, придерживая подол платья, поднялась на помост и присела рядом.

Забывшись, Генрих выронил вилку.