Дорогая Эмилия!
Наши события действительно заслуживают того, чтобы о них писать, и притом самым подробнейшим образом. В то время как придворные круги заняты только обстоятельствами перемены правления, императрица развлекается музыкой и портретами. Да-да, она спешит составить галерею семейных портретов, которой в русских дворцах до настоящего времени не бывало. Возможно, это влияние Курляндии, где самый бедный замок располагает подобным собранием предков. Во всяком случае, императрица отдает приказы собирать изображения всех своих родственников – отца, матери, деда, бабки, той самой царевны Софьи, которая правила в детские годы Петра I, и отца императрицы. Портреты разыскиваются во дворцах, в придворных монастырях и даже насильно отбираются у частных лиц. Можно только удивляться, с какой легкостью императрица распоряжается собственностью самых древних и почитаемых семей, вызывая ропот, но не открытое сопротивление.
Императрица забрала себе те драгоценности, которыми располагала последняя невеста умершего императора, и носит их как свои собственные, не стесняясь происхождением вещей. Меня поразил и другой случай, когда Анна, узнав о любовных письмах одной из своих придворных дам, послала офицера с солдатами, чтобы эти письма отобрать и почитать их самой для развлечения. Трудно себе представить, что еще так недавно эта женщина занимала самое униженное и бесправное положение среди многочисленных членов царской семьи. От тех совершенно забытых времен у императрицы осталась только скупость. Анна на редкость скупа. Даже самым близким и доверенным приближенным она не делает дорогих подарков и не дает сколько-нибудь значительных сумм. Исключение составляют фаворит и еще одна появившаяся на придворном горизонте фигура – молодой граф Левенвольде. О нем говорят как о последнем фаворите императрицы Екатерины. По-видимому, молодой человек решил попытаться восстановить свое былое положение и пока действует не без успеха.
Граф проявляет недопустимую в обращении с императрицей вольность и непринужденность. Целуя руку императрицы, что Анна позволяет ему делать достаточно часто, Левенвольде задерживает ее в своей много дольше, чем то допускает этикет. Он уже садится без приглашения в присутствии императрицы и сопровождает ее на ее одиноких утренних прогулках. Остается недоумевать по поводу позиции официального фаворита. Бирон в добрых отношениях с молодым графом и не проявляет никаких опасений за свое положение. Иногда даже кажется, он помогает императрице оставаться наедине с графом. Не переоценивает ли Бирон своего влияния на Анну? Верно и то, что после подобных свиданий императрица испытывает род неловкости перед фаворитом и легче идет навстречу его многочисленным и всегда очень практическим желаниям.
Что же касается музыки, то Анна слушает ее каждый вечер по нескольку часов. Недавно стал известен придворный штат императрицы и в нем около ста музыкантов – размеры, немыслимые для любого европейского двора. У Анны вдвое больше певчих, исполняющих церковную и светскую музыку. Теперь императрица много говорит о приглашении итальянских певцов и капельмейстера. По-видимому, этот план в скором времени будет осуществлен. Такое множество артистов заставляет предполагать, что императрица позаботится и о театральном помещении. Сейчас начали спешно строить новый деревянный дворец в Кремле – Анненгоф, в котором никакой вместительной театральной залы как будто нет. Строит этот дворец совсем молодой архитектор, которого Анна привезла с собой из Курляндии, – граф Растрелли. Несмотря на высокий титул, он сын всего лишь скульптора, работавшего при императоре Петре I и снимавшего посмертную маску с царя. Ради этого архитектора императрица отодвинула на задний план всех тех, кто строил при ее предшественниках, и, по-видимому, очень верит в его талант.