Осколки

Сверр

Птица из Кэтленда прилетела на рассвете.

Ворон – глянцево-черный, упитанный, с массивным клювом, один из дюжины, живущих на птичьем дворе. За воронами смотрел дряхлый птичник, одна из составляющих приданого его жены, прибывший с ней с запада. Мрачный, сутулый старик с непроницаемым лицом и колючим взглядом, от которого даже Сверру становилось не по себе.

Впрочем, за полгода до женитьбы он и вовсе привык обходиться без людей. Когда Даррел умер, младшие дома подняли бунт, и Сверр долгие месяцы находился в блокаде в собственном замке. Прислугу пришлось умертвить – многие из живущих в доме были до глубины души преданы его отцу и брату. Есть особая прелесть в том, что тебя окружают мертвецы: мертвая кухарка готовит еду, мертвые прачки стирают белье, солдаты охраняют периметр, а крестьяне – следят за урожаем. Десятки мертвецов за крепостными стенами, осада, источник, откликнувшийся на зов. Сила, наполняющая тело и требующая выхода.

И девчонка, дар которой вдохновлял.

Сверр прочел все записи отца об экспериментах, и даже его ужаснуло, на что готов был пойти Фредрек ради рождения этого дара. Если честно, вначале он думал, что девчонка лишена рассудка, что было бы вполне естественно после того, через что ей пришлось пройти.

Она молчала. Смотрела в пол и почти не двигалась, только вздрагивала от малейшего шороха и вжимала голову в плечи. Сверр опасался, что она снова выйдет из себя, раскроет свой хорошенький ротик, и защитные амулеты на его груди не выдержат. Но шли дни, и Лаверн постепенно оттаивала, а когда поняла, что Сверр не собирается ее мучить, даже пару раз неловко улыбнулась ему.

У нее многое выходило неловко. Дергано. Она поднималась по лестнице, словно пугливый заяц, периодически замирая и оглядываясь. Зажималась, когда Сверр подходил слишком близко. В лаборатории постоянно задевала какую-нибудь склянку, и та разбивалась о каменный пол. Тогда Лаверн зажмуривалась, будто в ожидании удара. А после, когда понимала, что того не последует, бросалась за метлой, по дороге сметая со стола бумаги, чернила и перья.

А потом она убила кузнеца, замахнувшегося на Сверра со спины.

Это было первое предательство его же людей – к следующим Сверр был готов. И остановил свое падение вовремя.

Мертвецов Лаверн не боялась, но держалась в стороне. Она передвигалась по дому бесшумно, крадучись, и порой Сверр обнаруживал ее в темноте на лестнице, ведущей в подвальную лабораторию. Она сидела на ступенях и немигающим взглядом наблюдала за его работой, а когда он разоблачал ее присутствие, опускала глаза и скрывалась быстрее, чем он успевал сказать и слово. Он поселил ее в соседней комнате, некогда принадлежавшей покойной леди Морелл, жене его отца, и, наверное, это могло расцениваться как строгое нарушение приличий. Но в свете последних событий Сверр наплевал на приличия. Он поселил в доме и Ча – рядом с ним Лаверн успокаивалась, и Сверр предполагал, что так у него меньше риска нарваться на ее выплеск. Однако мальчик, привыкший спать на конюшне с лошадьми, постоянно сбегал.

Лаверн кричала по ночам. Громко, истошно. Она будила Аврору, и та причитала весь следующий день, неимоверно раздражая Сверра. Сестру он… не любил, нет. Но считал своим долгом заботиться о ней, как и об остальном наследии Фредрека Морелла. Он познакомился с ней в тот день, когда привез из леса труп собственного брата, и предъявил ей письмо отца, скрепленное сургучной печатью. Аврора читала долго, вглядываясь в каждую букву, а затем кивнула и ушла в дом. Она ни разу не обвинила Сверра в несчастиях, постигших их семью, и за это Сверр был благодарен сестрице.

Аврора умоляла выбросить рабыню из дома, не навлекать беду на их и без того ослабевший род. Сверр же приходил в спальню Лаверн, забирался к ней в постель, прижимал к себе и гладил по волосам до тех пор, пока чародейка не переставала кричать и не затихала. Она хватала губами воздух и царапала горло ногтями, будто пыталась сорвать ошейник. Не находя его, всхлипывала и поднимала на Сверра глаза – огромные, серые, со склеенными от слез ресницами.

– Его нет, – успокаивал ее Сверр, из последних сил сдерживаясь, чтобы не взять ее прямо там – такую доверчивую, теплую, жмущуюся к нему грудью, обтянутой тонкой тканью ночной сорочки. Он слышал ритм ее сердца, ускоренный и рваный, вдыхал ее запах и сходил с ума от тяжести в чреслах. – Его больше нет. И не будет. Никогда.

– Обещаешь?

– Да…

Прошло много лет, и с тех пор Сверр осознал, что не все клятвы можно сдержать. Клятва королю, клятва Капитулу, клятва Лаверн. Клятва источнику… Не она ли – важнейшая для мага?

Расстеленная на столе карта удерживалась по углам тяжелыми подсвечниками. Пламя свечей плясало на фитилях, и карта будто оживала от движения теней. Потрескивал воск, и это, а еще дыхание собравшихся – единственные звуки, разбавляющие гнетущее молчание. Красными пирамидами из яшмы были обозначены три открытых разлома континента, фигурки с гербами домов расположились у основных оборонительных крепостей Вайддела, на границе с Двуречьем стояли маркеры августовских войск. Такие же находились в районе владений лорда Торли.

Норберт задумчиво изучал расположение вражеских армий и хмурился. Лаверн держала послание, которое принес ворон. Ее взгляд блуждал по строчкам, снова и снова. Что она пытается там высмотреть?

– Как много у нас времени? – наконец нарушила молчание чародейка. Поддела ногтем сургуч на обратной стороне листа, словно хотела убедиться в подлинности письма. На сургуче красовалась королевская печать.

– Немного, – ответил Норберт, оторвавшись от разглядывания карты. – Август объявил Вайдделу войну и пошел в активное наступление. Полагаю, взятие Стража Запада – это один из его стратегических шагов, но главной целью станут три главных источника королевства. Не стоит забывать о том, что у Двуречья – сильнейший флот континента, сосредоточенный в Северном Уделе, а это всего в пяти лигах к востоку отсюда. Думаю, следующий удар Август нанесет на север Вайддела. – Норберт посмотрел на Сверра. – Насколько хорошо защищен ваш замок, милорд?

– Для того, чтобы достичь Клыка с моря, им придется преодолеть скалистые утесы и непроходимые тропы, – флегматично ответил Сверр. – Клык – одна из самых неприступных твердынь государства, но вы и без меня это знаете. Винтенд защищен намного хуже.

– Винтенд отгорожен от остальной части Вайддела Голодным лесом, – напомнила Лаверн. – И Широким разломом. К тому же, там сосредоточены выделенные мне гарнизоны короля. Две тысячи человек охраняют замок, пока их леди защищает южные границы.

– Я утрою количество этих людей, если примешь мое предложение, – сказал Сверр, обращаясь к Лаверн.

– Ты утроишь их и без того, – не раздумывая, ответила чародейка. – Если король прикажет. Но если я что-то понимаю в военном деле, Винтенд не будет приоритетной целью для Августа. Как там называют мои земли? Проклятым краем?

– Велловым, – поправил змеиный лорд.

– Даже захватив его, Август не продвинется дальше на юг.

– В любом случае, оставаться в долине Пиков опасно, – сказал Сверр. – Любой маг Вайддела, обнаруженный на территории Двуречья, будет пленен, как был пленен наследник Анборга. И в лучшем случае кончит в темницах под замком Хитрого Лиса. Ты говорила, на вас напали по дороге.

– Отряд без знамен.

– Территорию Двуречья охраняют отряды Двуречья, – повторил Сверр.

– Возможно, – задумчиво произнесла Лаверн.

– Возможно?! – удивился он. – Август в ярости, и он в курсе, что ты значишь для Эридора. Кому еще понадобилось бы нападать на тебя именно здесь, в границах его королевства?

Лаверн пожала плечами.

– Степному императору. Капитулу. – Она сделала паузу и посмотрела ему в глаза. – Тебе.

– Ты в своем уме? Я вернул тебе мальчишку!

– В любом случае ввиду последних событий мы скоро снова понадобимся короне. На северо-западе, на юге или же… – Она тронула пальцем вершину красной пирамидки, стоящую на месте Широкого разлома. – Как вообще возможно пройти сквозь червоточину?

– Никак, – откликнулся Норберт. – Виллард лжет.

– Не знал, что вы менталист, милорд, – усмехнулся Сверр. – Как по мне, этот Ульрик был весьма убедителен. Люди часто говорят правду на пороге смерти.

Признаться, он бы и сам не поверил, если бы не один труд, который ему посчастливилось прочесть бессонной ночью в просторных залах библиотеки Капитула. Сверру удалось проникнуть в запретную секцию и отыскать то, ради чего он потратил столько лет и усилий. И ему не понравилось то, что он узнал.

– Врут на пороге смерти они не меньше, – возразил змеиный лорд. – На поле брани хватает умирающих, и мне довелось увидеть их немало.

– Возможно. Только вот после смерти обычно не лгут. Особенно некроманту, который их поднял.

– Так отчего бы не сделать это? – поинтересовалась Лаверн. – Я его убью, ты – поднимешь, и он выдаст нам всю правду. Зачем весь этот балаган с публичными признаниями?

– Я не смогу поддерживать его вечно, а Ульрик нам еще понадобится. Или ты собираешься убедить высших лордов в возможности перехода через разлом одними лишь словами?

– Каких высших лордов? Ты здесь и веришь ему. Лорд Норберт здесь и поверит, как только Ульрик испустит дух, а ты поднимешь его магией. Бригг, я думаю, также не усомнится в твоих словах, а младшие дома пойдут за теми, кому присягнули.

– Капитул не пойдет. И в нынешней ситуации будет разумнее, если мы заручимся их поддержкой.

– Я не отдам его Капитулу. Он мой! – взъярилась Лаверн. Ее глаза блеснули, а на щеках вспыхнул румянец, как всегда, когда она не могла сдержать ярость. И Сверр подумал, что осуществить задуманное будет даже сложнее, чем он предполагал. Личное всегда мешает делу, потому о личном лучше не думать.

– Миледи, – вмешался Норберт, – если то, что сказал Виллард, правда, будет неразумно убивать его сейчас. Если Вайдделу грозит опасность из разломов, стоит отвезти его в столицу. Пусть королевские дознаватели поработают над ним, поверьте, они…

– Нет! – отрезала Лаверн. – Я не отдам его ни Эридору, ни, тем более, Атмунду. – Она глубоко вздохнула и посмотрела Сверру в глаза. – Он похитил Ча…

Точно. И за это она готова разрезать бедолагу на части и сжечь. Если бы Лаверн поменьше проявляла чисто женские чувства по отношению к мальчишке, такие, как Ульрик, не открыли бы на него охоту.

Она замаскировала все свои слабости. Кроме одной.

– У меня есть мысль, как нам достичь компромисса, – предложил Сверр. – Есть способ наказать предателя, не нарушая клятв и придерживаясь рамок разумного. Я дам тебе отмщение, ты подаришь Капитулу то, что останется от Вилларда, а король… – Сверр перевел взгляд на Норберта, который, казалось, готов броситься в атаку. Похоже, змеиный лорд так и не простил Сверру то невинное вторжение. – Король, полагаю, удовлетворится словами своего собрата по оружию.

– Вы забыли, милорд, о вашей присяге короне? – прошипел Норберт, кладя руку на эфес меча. Все же правдиво высказывание, что можно убрать человека с войны, но нельзя убрать войну из человека. Подобные Норберту смельчаки всегда сначала хватаются за сталь, а только затем пользуются головой.

– Мне слишком часто о ней напоминают, – парировал Сверр, – чтобы забыть.

– Что ты предлагаешь? – хрипло осведомилась Лаверн. Ее пальцы коснулись фигурки снежного барса в прыжке, прошлись по холке. Она взяла его в руку, оглаживая большим пальцем, дразня. Что ж, уроки Марии явно не прошли даром, и Сверр не зря тогда заплатил баснословные деньги за эссирийскую рабыню. Длинные ресницы дрогнули, и Сверра окатило жаром от ее взгляда.

Да, она была хороша. И играть научилась – не сравнить с той девочкой, которую он тогда отпустил. Норберт наверняка уже готов отдать душу Тринадцати, лишь бы угодить ей. Сверр видел взгляды, подобные этому. Ивар Кирстен смотрел точно так же, и Сверр корил себя за то, что упустил сей момент. Позволил чарам Лаверн опутать своего вассала.

Возможно, он ошибался, и в большой игре она станет ему достойной соперницей… Что ж, так даже интереснее: приручать ее снова будет чертовски приятно.

Сверр усмехнулся.

– Прикажи привести его, и я покажу.

Ульрик Виллард выглядел еще хуже, чем накануне. После допроса Лаверн отчаянно хотела его умертвить, но Сверр отговорил, и она велела раздеть его и бросить в яму, закрытую тяжелой решеткой. Грязный и синий от холода, запуганный и истощенный, он не держался на ногах, и его пришлось волочить. Как только поднятые Сверром мертвецы отпустили колдуна, тот рухнул к ногам Лаверн и застонал. Змеиный лорд нахмурился, явно не одобряющий условия, в которых держали пленного, но промолчал. Что ж, хоть какие-то мозги у него все же остались – становиться сейчас между Лаверн и ее добычей было бы сущим безумием.

Сверр посмотрел на Ульрика и подумал, что этот жалкий мужчина касался ее. Распутывал завязки на ее платье, укладывал на спину, входил в ее тело. И решил, что вовсе не против холода и ямы. Лишь бы не сдох. На этого выскочку у него были большие планы.

– Прошу… пощади… – выдохнул Ульрик и закашлялся. Колдуна трясло: то ли от холода, то ли от страха, то ли лихорадка все же сломила его. Лаверн наблюдала за мучениями пленника бесстрастно, но Сверр знал, чувствовал, как в груди ее расцветает ярость. Злость всегда выжигала в ней остальные эмоции, и в такие моменты Лаверн становилась практически неуправляемой.

– Вот здесь… – Сверр приблизился к колдуну и жестом велел мертвецам поднять и удержать его за плечи. Дотронулся до его груди в районе солнечного сплетения и повернулся к Лаверн. – Коснись.

Она подошла и недоверчиво протянула руку. Сверр перехватил тонкое запястье и коснулся ее пальцем грязной кожи колдуна.

– Чувствуешь?

– Контур… он… нарушен, – неуверенно произнесла чародейка.

– Изменен, – поправил Сверр. – Вот тут вплелись чужеродные нити. У колдунов очень плотные потоки тьмы, сосредоточенные вокруг ядра, они позволяют молниеносно формировать проклятия. Но у него тьма разбавлена очень нестабильными, но цепкими огненными прожилками.

Он переместил ее палец на дюйм выше.

– Что это значит? – Она выдернула руку и брезгливо поморщилась.

– Кто-то управляет его магией.

– Невозможно, – подал голос Норберт, и Сверр вспомнил, что они в чертоге не одни. – Ни один маг не способен изменить магическую суть другого мага, не убив его при этом.

– Помнишь, что было написано в дневниках отца? – игнорируя змеиного лорда и обращаясь к Лаверн, спросил Сверр. Она подняла на него расширенные от удивления глаза.

– Внедрение…

– Похоже, степняку удалось то, в чем отец провалился. Это расстроило бы его, как считаешь?

– Внедрение? – уточнил Норберт. – Что это значит?

– Это значит, что кто-то сломал его защитные барьеры, проник в магический контур и изменил саму суть дара, – глухо ответила Лаверн. – Но разве… разве нарушение контура не приводит к…

– Смерти? – закончил за нее Сверр. – Да. Связь с источником всегда обрывается в момент попытки проникнуть в его суть извне. Такой себе защитный механизм, созданный духами для хранения целостности клана. Только вот…

– У Ульрика нет клана, – догадалась Лаверн. – Его источник подчинился другому магу.

– Именно. – Он удовлетворенно кивнул. – Обычно источник засыпает, когда мальчик не успевает его пробудить, но связь все равно сохраняется. Жила же Ульрика пробудилась от магии лорда Эласа и изменила саму суть магии. В будущем у четы Эласов будут рождаться колдуны, возможно, даже весь род изменится со временем под влиянием источника, но сути это не меняет. Жила Глаза Гиганта больше не принадлежит Виллардам.

– Неправда! – выкрикнул Ульрик, рванувшись из цепких пальцев мертвяков. – Он мой! Я верну его, слышите, верну! – Он истерически захохотал, трепыхаясь в руках бесстрастных конвоиров. – Когда он придет, вы сгорите! Все вы сгорите. И ты, – он указал пальцем на Лаверн, – ты сгоришь, сука!

– Неужели ты раньше не видела, насколько он жалок? – флегматично уточнил Сверр и покосился на Норберта.

Она пожала плечами.

– Плевать. Он был силен, а мы долго жили вблизи от разлома. – Она устало вздохнула. – Мне нужна была его сила.

Норберт вспыхнул. Понял уже, что его милая леди не такая уж и милая? Что ж, чем быстрее он это поймет, тем скорее уйдет с дороги. У Сверра не было времени на игры в соперничество.

– Есть много других способов взять, – добил его Сверр, с удовольствием наблюдая, как меняется выражение лица змеиного лорда.

– Этот – самый быстрый, – отрезала она. – Довольно праздных разговоров. Кажется, ты хотел предложить мне компромисс.

– В том самом отцовском дневнике также шла речь о создании абсолютного раба. Такого, которого нет нужды сдерживать ошейником, помнишь?

По ее взгляду Сверр понял: помнит. По коже ее от ладоней к плечам поползли серебристые змейки. Неуправляема…

– Мои же собственные наработки в сфере влияния некромантии на живую плоть помогли улучшить рецептуру. – Стараясь не выпускать из внимания тяжело дышащую чародейку, Сверр повернулся к притихшему колдуну. – Если замедлить сердцебиение настолько, чтобы едва поддерживать в теле жизнь, а затем начертить на лице воскрешающие руны…

Он провел пальцем по лбу Ульрика, который тут же покрылся испариной.

– Виллард похитил Ча, – напомнил он исполненной негодования чародейке, поднялся, снова взял ее руку и прислонил ладонью к груди пленника. – Разве это не идеальное наказание для него?

На этот раз она не стала вырываться. Дышала только тяжело, прерывисто, и высокая аккуратная грудь вздымалась под дублетом. От нее пахло летней грозой, и запах этот дурманил. Кожу покалывало от прикосновений.

– Вы забываетесь, милорд! – раздался откуда-то издалека голос Роланда. Лаверн прикрыла глаза, но ничего не ответила, лишь сильнее прислонила руку к коже пленника.

– Не надо, прошу… – жалобно всхлипнул он. – Я виноват! Я предал тебя. Прости… прости меня!

Он разрыдался, как ребенок. Крупные слезы текли по исхудавшим щекам, но Лаверн даже не взглянула. Норберт возник у ее правого плеча, коснулся осторожно, будто боялся обжечься.

– Позволь судить его по закону.

– Законы слишком переоценили, Роланд, – сказала она, и в голосе ее Сверру почудилась усталость. – Очень часто они не работают.

С ладони ее соскользнуло заклятие, покрыло кожу Ульрика серебристым сиянием. Сам он побледнел и рот раскрыл, как рыба, выброшенная на берег. Колдун попытался вырваться, но мертвецы держали крепко.

– Осторожно, не убей, – шепнул Сверр Лаверн на ухо, касаясь губами мочки. – Медленнее… вот так… Слышишь, как он дышит? Не забывай о сердечном ритме.

Его собственное сердце билось быстро, в голове шумело от предвкушения. Он и не думал, что сможет в ближайшее время испробовать свое открытие на человеке. На живом человеке, с бьющимся сердцем… Во-первых, мало кто из магов обладал способностью убивать настолько медленно, как это выходило у Лаверн. Обычно подобное было под силу колдунам, но убийственное проклятье невозможно было остановить, насколько бы осторожно и прицельно оно не действовало. Его можно было лишь замедлить или полностью снять. Во-вторых, Капитул негативно относился ко всякого рода экспериментам: Атмунд, помнится, весьма категорично высказался об экспериментах Сверра с растениями. Что будет, когда он узнает об Ульрике, Сверр старался не думать.

Атмунд был закостенелым поклонником традиционных ценностей и считал, что дело некроманта – поднимать трупы. За отсутствие гибкости отец его и презирал…

– Довольно, – остановил он Лаверн, осторожно убирая ее руку от груди Ульрика, который уже потерял сознание и обмяк в руках конвоиров. Практически мертв. Идеально. – Теперь моя очередь.

Ритуальный клинок вышел из ножен легко. Сверр обнажил запястье, исчерченное вязью бледных шрамов, провел по нему лезвием, позволяя алым каплям бисером выступить на коже. Воскрешающие руны легли на лоб и щеки пленника. Лаверн отступила на шаг, и Сверр чувствовал спиной ее прожигающий взгляд. Сила откликнулась легко, и слова были произнесены. Он дал знак мертвецам, те выпустили Ульрика, и тот мешком рухнул на пол. По телу колдуна пошли судороги, его выгнуло дугой, из распахнутого рта вырывались хрипы, и кровь тонкой струйкой стекала на подбородок. На глазах выступили кровавые слезы.

– Прекратите это! – вскричал Норберт, опускаясь на колени рядом с Ульриком и придерживая его голову. – Именем короля я приказываю вам остановить ритуал. Вы убиваете его.

– Он же не мертв, – усмехнулся Сверр. – Когда все закончится, сердце снова будет биться, как обычно, а воздух – вдыхаться и выдыхаться. Единственное, что изменится: Ульрик станет послушен. Это ведь то, чего все мы хотели, правда?

– Уверен, Капитул с удовольствием рассмотрит мое обвинительное письмо, милорд, – прошипел змеиный лорд. – Ваши эксперименты незаконны!

– Пока незаконны, – поправил Сверр. – Скажите, лорд Норберт, на поле брани, о котором вы недавно упоминали, вам доводилось убивать?

– Доводилось, и вам об этом известно, – огрызнулся он. – Но это, – он указал на постепенно затихающего колдуна, голова которого покоилась на его коленях, – не поединок. Не смерть в бою. И даже не казнь. Это… – Он перевел взгляд на Лаверн. – Помнишь, что ты сказала мне в саду в ночь Млекфейта? О моем дяде и его ферме рабов? Посмотри на него! Посмотри на Ульрика и скажи, в чем разница? Да, он предал тебя. Он предал своего короля, приведя степняков на землю континента и пытаясь похитить члена твоего клана. Ты под защитой Эридора, и он судил бы его по закону, клянусь честью! Но это… Разве этого ты хочешь? Превращать людей вокруг себя в послушных кукол, чтобы они тебе служили? Чем это лучше, чем просто надеть на него ошейник?

– Я не… – Лаверн побледнела и покачала головой. Отвела взгляд, и Сверр понял: пламенная речь Норберта достигла цели.

Чародейка развернулась и резко вышла из чертога, задев бедром подсвечник, удерживающий угол карты. Тот упал, и свечи, ломаясь, рассыпались по полу.

Сверр подумал, что ярость – не единственное, что делает Лаверн неуправляемой. Есть эмоция куда более опасная, смирить которую еще сложнее.

Страх.