Карл со свитой прибыли на рассвете.
Завьюжило. Последний месяц зимы выдался лютым, промозглым, и к концу его непогода разгулялась вовсю. Зима ярилась, гудела, метель спеленала небо сизым саваном. Кружились белые снежные пчелы, больно жаля открытые участки лица. Ветер хлестал наотмашь, и полы плаща Роланда щелкали, обвиваясь вокруг высоких сапог.
С моря тянуло сыростью. Близилась ночь Млекфейта.
Накануне праздника все маги клана стекались в замок главы рода, чтобы зажечь костры и задобрить духов крынкой парного молока, а под утро собраться в родовой роще, где наследник посадит семя дуба в мерзлую землю. Считалось хорошим знаком, если в будущем это семя даст молодой побег – это означало, что духи благословили клан, и он будет процветать еще многие годы.
Карл приехал в очаг и привез все семейство: Брунгильду с младенцем Бродриком, Ханну и Лиру в окружении нянюшек и челяди, а также полсотни лучших воинов, которые будут хранить покой лорда и его семьи. Роланд нахмурился, обнаружив среди сопровождающих Карла сурового охранника Лаверн. Кэлвин, в отличие от южан, был одет в легкую кожаную кирасу и шерстяной плащ, украшенный гербом Вольного клана, тогда как воины Карла кутались в подбитые мехом плащи. Внешность выдавала в Кэлвине горца с Ледяных Вершин – не боящегося холода, не знающего страха, сурового и беспощадного к врагам госпожи.
На Роланда слуга Лаверн смотрел свысока, пренебрежительно, что в сочетании с довольной усмешкой Карла создавало довольно тревожную для молодого наследника картину. Роланд понимал, что дядя мог наговорить Кэлвину разных гадостей, чтобы отвратить леди Мэлори от кандидата в мужья. Оставалось лишь надеяться, что Лаверн умеет анализировать слухи, выделять из них истину и принимать решения, полагаясь на собственный ум.
– Слышал, ты проявил истинное восточное гостеприимство и пригласил леди Винтенда на празднование Млекфейта, – улыбаясь, сказал Роланду Карл. Он обнимал красными от холода руками широкую чашу с горячим вином – в это время года оно считалось лучшим способом согреться и вернуть краски в серую гладь бытия. – Признаться, не ожидал. Думал, ты пускаешь нам пыль в глаза историей с девчонкой, но тебе удалось-таки ее уговорить.
– Пока только на визит, дядя, – уклончиво отозвался Роланд.
– Не помню, чтобы она кого-либо осчастливила своим визитом прежде.
Осчастливила. И не только визитом. Впрочем, Карлу об этом знать необязательно. При воспоминании о юном лорде Кирстене в душе Роланда вспыхнула неконтролируемая злость.
– Мэлори всерьез восприняла твои ухаживания, племянник, – с уверенностью заявил Карл. – Она прислала своего пса раскопать твои тайны. Препротивный тип, хочу отметить. Сует нос везде и не стесняется высказаться, где надо и где не надо. – Дядя скривился, будто глотнул прокисшего пива. Было очевидно, что Кэлвин не пришелся ему по душе и компания телохранителя Лаверн сильно тяготила лорда Змеиного Зуба. – Он пробыл в моем замке две недели и изъявил желание отправиться с нами в Очаг, чтобы встретить свою леди здесь. Лаверн опасается, что смерть Эллы могла быть подстроена из политических убеждений или же что ты убил ее из злости за то, что жена не смогла выносить тебе здорового сына.
– Ее опасения вполне понятны. И что же ты рассказал Кэлвину, дядя?
– Ты напрасно боишься, что я буду строить тебе козни, Роланд. – Карл осушил чашу и со стуком поставил ее на стол. – Ты – моя кровь, будущее рода зависит от того, насколько верно ты поступишь сейчас.
– И ты считаешь брак с Лаверн верным решением, – усмехнулся огненный лорд.
– Бесспорно. Причем для вас обоих. Ни для кого не секрет, что Капитул весьма своеобразно относится к действиям Мэлори. У ее рода нет истории, нет источника и связи, которая соединяет магов всех кланов королевства в семьи. Это делает девчонку непредсказуемой, а, учитывая силу, которой наделили ее духи, даже опасной.
– И брак со мной укротит ее пыл.
Дядя ответил ему тяжелым, стальным взглядом.
– Ты усмиришь ее. А если нет… Женщины часто умирают в родах. Сделай так, чтобы она родила тебе сына, а после… Несмотря на ее силу и видимую власть, Лаверн никто. Безродная выскочка, которая в данный момент нужна короне. И корона благоволит ей – пока. Она получила титул и земли, Роланд, но это не сделало ее леди. В глазах многих лордов ваш брак будет смотреться жутким мезальянсом. Никто не осудит тебя за то, что ты женишься на ней ради продолжения рода. Ради того, чтобы огненная жила под землей питала нас и дальше. Но после, потеряв часть силы, Лаверн станет обузой, темным пятном на красном флаге твоего дома.
– И ты предлагаешь от нее избавиться. – Роланд кивнул, давая понять, что понял замысел Карла.
– Необязательно ее убивать, – усмехнулся дядя, – достаточно убедить мир, что она мертва. Касательно судьбы девчонки… Я знаю людей, которые с удовольствием приобретут столь интересную… зверушку.
– Продать ее?! – вспылил Роланд. – Да ты из ума выжил, если предлагаешь мне такое. Продать жену, леди Очага…
– Она не леди! – резко перебил его дядя. – И никогда не станет. Мало того, она неудобна. Лаверн мешает слишком многим влиятельным людям континента. Поверь, участь рабыни – лучшее, на что она может рассчитывать, доберись они до нее. В этом случае даже быстрая смерть не светит этой выскочке. Идет война, и ее поддержка выгодна короне, но подумай, понадобится ли Лаверн Эридору, когда наконец-то наступит мир? Станет ли король защищать ее? Запомни, Роланд, мудрец всегда просчитывает на несколько ходов вперед. Глава клана должен обладать мудростью.
Наверное, мудрость никак не хотела давать свои всходы в душе Роланда, потому как план Карла, относящийся к Лаверн, вызывал в молодом наследнике лишь ужас и отвращение. Особенно когда он снова увидел ее: спускающуюся с лошади, в неизменном черном дорожном костюме и черном же плаще, покрывающем узкие плечи, с распущенными волосами и щеками, раскрасневшимися от мороза. Встретившись глазами с Роландом, она открыто улыбнулась, и маг мысленно послал к черту и Карла, и все его предложения по обустройству его, Роланда, семейной жизни.
Не обращая внимания на шепот подданных и удивленные вздохи, он прошествовал к чародейке и поклонился.
– Рад приветствовать вас в Очаге, миледи.
– Рада наконец побывать на востоке.
К вечеру буря улеглась.
Замок преобразился. Во дворе вспыхнули костры, зажглись факелы на стенах, а проемы дверей украсили белыми и зелеными лентами. На пороги выставили крынки с молоком с добавлением красного вина, чтобы задобрить духов весны. В большом зале столы ломились от яств, в чаши разливали талую воду, с глотка которой было принято начинать пир. Замок гудел, будто улей диких пчел, на праздник съехались лорды всего восточного побережья: Патор Свонн из Южной башни с женой и юной дочерью на выданье, Ростер Джунн из Лиры с сыновьями и их женами, Игнар Бишоп из Вочтауэра с семьей и, конечно же, Карл с Брунгильдой, младенцем и двумя дочерями. Каждый лорд прибыл с большой свитой, состоящей как из магов низких родов, так и из людей, которые расположились в Очаге и его окрестностях.
Род Огненного змея готовился приветствовать весну.
В дальнем углу менестрели, надрывая глотки, пели веселые песни, прославляя огненную жилу клана, привечая первую весеннюю капель и духов тепла. Роланд с высокого помоста, на котором находились места для главы клана и его семьи, в приподнятом настроении наблюдал за подданными, изредка соскальзывая взглядом вправо, где за широким столом расположился приглашенный им Вольный клан Лаверн. Чародейка преобразилась, облачившись в роскошное платье цвета молодой листвы с лифом, отороченным белым мехом, и широкими длинными рукавами, спадающими до самой земли. Волосы Лаверн собрала высоко на макушке, открывая взгляду изящную шею и ключичные впадины, и Роланд заглядывался на них, подмечая игру теней и света.
По правую руку от чародейки с неизменным каменным лицом сидел Кэлвин, периодически пробуя пищу и коротко кивая: мол, не отравлено. Роланд вспомнил слова Карла о том, что у Лаверн много врагов, и счел это действие действительно необходимым. Мария сегодня была одета в разы скромнее, будто не желая оттенять красоту госпожи. Роланд отметил высокого и широкого мужчину с густой черной бородой и огромными ручищами, жадно пьющего вино и, не стесняясь, отламывающего мясо пальцами, по которым стекал жир и сок. Девушку с суровым лицом, исписанным черными узорами, одетую в мужской наряд, смуглого и жилистого парня с раскосыми глазами, внешность которого явно выдавала южную кровь. Парочку близнецов с волосами пшеничного цвета, громко смеющихся и плотоядно поглядывающих на разносящих еду служанок. Худого, облаченного в черные бесформенные одежды старца с головой, полностью лишенной волос. Его лицо было испещрено глубокими морщинами, а руки покрывали болотного цвета пятна – последствия зеленой лихорадки. Немногие зараженные этой страшной болезнью выживали, а большинство выживших лишались разума, потому старик и смотрелся диковинно и странно, особенно если учесть, что следы болезни он не прятал под длинными рукавами и перчатками.
Компания Лаверн выглядела разношерстно и дико, и Роланд мысленно согласился с дядей, что его выбор невесты действительно не поймут. Однако чего стоит происхождение, когда огненная жила умирает? Осудит ли кто-нибудь кровь мальчика, который возродит ее? Это не совсем то, о чем они договорились, но ведь Лаверн может и передумать. Если Роланд убедит ее… Как бы там ни было, она женщина. Женщины любят власть, а он – один из влиятельнейших людей государства. К тому же таким образом Роланд сможет уберечь ее от участи, уготованной Карлом.
После окончания пира праздник плавно переместился во двор, где юные девушки, взявшись за руки, водили хороводы вокруг костров, состоявшиеся пары плясали под задорные мелодии придворных музыкантов, а в небе расцветали бутоны огненных цветов, выпущенных умелыми руками Иттара Джунна – среднего сына наместника Лиры.
Источник медленно ворочался под землей, откликаясь на магию, и у Роланда потеплело на душе. Он поймал взгляд Лаверн, окруженной огненными искрами, и подумал, что ей пойдет быть леди Норберт. Пламя в ее глазах отплясывало первобытный танец, и Роланд, наконец, решился.
– Вы устроили очень красивый праздник, – похвалила его чародейка, когда он приблизился. – Во всяком случае, Мария выглядит безумно счастливой, а я давно не видела такой широкой улыбки на ее лице.
Она указала на костер, у которого, взяв за руки Лиру и юную Дару Бишоп, веселилась магичка.
– Рад, что вам пришлось по душе празднование Млекфейта в Очаге, миледи, – улыбнулся Роланд в ответ. – Я бы хотел пригласить вас на прогулку по зимнему саду, если вы, конечно, не против.
Кэлвин дернулся, но Лаверн остановила его жестом и кивнула.
– Почту за честь, милорд.
Вскоре они скрылись от шума и суеты под кронами заснеженных деревьев. Лаверн задумчиво молчала, ее меховые сапожки неслышно ступали по расчищенной тропинке, огибающей высокие каменные колонны, увитые виноградной лозой. Длинный плащ цвета ночного неба с вышитой серебряными нитками молнией – гербом Вольного клана – мягко стелился шлейфом. Сад, погруженный в тишину, прятал их с Роландом от посторонних глаз. Сверху безразлично взирал огрызок молодой луны.
– Я рад, что мы можем наконец поговорить вдали от любопытных глаз, – нарушил молчание Роланд и, поймав удивленный взгляд спутницы, пояснил: – В прошлую нашу встречу мы так и не обсудили сроки. И детали.
– В прошлую нашу встречу я знала о вас меньше, – прищурившись, заметила чародейка. – Не уверена, что нам вообще стоит что-либо обсуждать.
Улыбка стерлась с ее лица, и Роланду вдруг показалось, что она настроена враждебно.
– Ваш слуга, – понимающе кивнул Роланд, – Кэлвин. Он прибыл вместе с моим дядей из Змеиного Зуба. Видите ли, мы с Карлом не всегда ладили, он метит на место главы клана. Уверен, он весьма нелестно отзывался обо мне, и мне жаль, что вы верите ему больше, чем собственным глазам и ушам.
– Кэлвин мне не слуга, – жестко ответила чародейка. – Он мой близкий друг, и порой я верю ему больше, чем собственным глазам и ушам.
– Я ему не нравлюсь, – криво усмехнулся Роланд.
– Ему мало кто нравится. Но дело вовсе не в пристрастиях Кэлвина. Вы в курсе, что ваш дядя держит у себя в замке ферму рабов?
– Ферму… кого?! – опешил Роланд.
– Рабов, – невозмутимо повторила Лаверн. И пояснила: – Лорд Змеиного зуба покупает здоровых мужчин и женщин, а затем заставляет их спариваться и рожать новых людей. Выгода не сиюминутная, но, если правильно подобрать материал, можно с годами получить немалую прибыль. Мальчиков продают в бойцовые ямы, а девочек… Вы знаете, что бывает с этими девочками, не так ли, милорд?
– Поверьте, я впервые слышу о том, что на Восточном берегу кто-то осмелился заниматься… подобным. Тем более, Карл. Он ведь рыцарь Ордена Капитула!
– Капитул не запрещает превращать людей в скот. Как давно вы объезжали с проверкой собственные владения? – холодно поинтересовалась чародейка.
– К моему глубочайшему сожалению эти владения станут моими лишь после совета рода, – отчеканил Роланд, вспылив. – И, если мы с вами не заключим соглашения, велика вероятность, что совет вынесет решение не в мою пользу. Мой сын, как вам известно, умер, не успев сделать вдох, зато Карлу жена родила здорового младенца. Здесь, на востоке у меня больше врагов, чем у Вайддела во всем мире.
– Вы мне симпатичны, Роланд, – выслушав его тираду, сказала Лаверн. – Но рабство – единственная вещь, с которой я не готова мириться. Совет рода вынесет решение не только исходя из вашей способности произвести на свет ребенка, но и учитывая ваше умение проявить жесткость там, где ее необходимо проявить. Востоку нужен сильный правитель, особенно сейчас, в свете намечающейся войны с Двуречьем. Если вы не в состоянии усмирить подданных, какой смысл вручать вам власть?
– Вы меня не знаете, но уже готовы списать со счетов, – усмехнулся он.
– Так покажите мне себя, милорд. Покажите им. – Она махнула рукой в сторону замковой площади, где веселились его люди, выпроваживая из мира суровую зиму. – Именно за этим я здесь, а вовсе не для того, чтобы пить вино и закусывать жареными перепелами. Поверьте, в Винтенде их готовят не хуже.
– Я думал, вы здесь из-за моего обещания отыскать для вас треть карты, – язвительно поправил Роланд.
– Одно другому не мешает, – миролюбиво согласилась она. – Я не доверю поиски осколков человеку, который не в силах навести порядок на своей земле.
– При всем уважении, мне не нужно ваше разрешение, чтобы начать эти поиски.
Лаверн посмотрела на него странно, пронзительно. И улыбнулась. В улыбке ее Роланду почудилась угроза.
– Но вам нужна ваша жизнь.
С этим он вынужден был согласиться.
Остаток вечера Лаверн с ним не говорила. Даже не глядела в его сторону. Она потягивала вино, сдержанно улыбалась и была вежлива с гостями, но интерес к празднику явно утратила.
Снова завьюжило, и в костры подбросили больше поленьев. Замковые дворы полыхали так, что зарево наверняка было видно с берега.
У Роланда из головы не шел разговор с чародейкой, и он то и дело ловил себя на мысли, что присматривается к дяде, пытается выявить во внешне невозмутимом облике признаки разложения. Неужели он, Роланд, и правда упустил это из виду? Впрочем, когда он в последний раз посещал Змеиный Зуб? Сколько ему было тогда? Шестнадцать? Семнадцать? Отец настаивал, что ему следует внимательнее относиться к обязанностям наследника, но разве он слушал? Все, что его интересовало в юности: турниры, эль и женщины. После свадьбы он посвятил себя жене, а когда Элла умерла, пытался забыться в сражениях. По приказу Эридора Роланд исколесил весь континент, но вряд ли научился разбираться в людях. Если Лаверн права, ему придется открыто выступить против Карла.
Не то чтобы его это пугало, но лишаться поддержки благосклонно настроенных к дяде родов ему не хотелось. К тому же рабство не было под запретом в Вайдделе. Его осуждали, но не существовало закона, который предусматривал наказание за содержание бесправных. Роланд знал, что наместник запада, некромант Волтар Бригг, использовал рабский труд на золотых приисках, а его зять Сверр Морелл имел целый гарем из наложниц, пусть сей факт и не особо радовал его жену…
Роланд угрюмо подумал, что захоти Карл последовать примеру высших лордов, он не сможет запретить. Вернее, запретить, конечно, сможет, но как воспримут праведный гнев Роланда его подданные? Не скажут ли, что он предпочел родному дяде безродную девицу? Женитьбу на Лаверн ему простят ради здорового наследника, но простят ли посягательство на имущество входящего в клан мага?
Как далеко он, Роланд, готов зайти ради удовлетворения желаний взбалмошной девицы? И, самое главное, почему он вообще думает о потакании ее капризам? Почему ищет ее в толпе, отмечает каждый жест, каждую улыбку и движение?
Лаверн выглядела усталой. То и дело прикладывала пальцы к вискам и закрывала глаза, будто шум и толпа утомили ее, но приличия не позволяли развернуться и покинуть праздник, на который ее великодушно пригласили. Несмотря на деланную независимость и отрицание традиций, Лаверн была вынуждена соблюдать некоторые, чтобы сохранить положение. Нельзя открыто перечить королю или плевать на его законы. Когда официальная часть праздничной ночи была завершена, и Роланд высадил семя в родовой роще, Лаверн со свитой удалились к разочарованию близняшек и облегчению старейшин клана.
Весь следующий день чародейка не появлялась в общем зале, а еду приказала подавать в покои, и Роланд уже отчаялся найти общий язык с этой переменчивой, как удача, женщиной. Вечно хмурый Кэлвин смотрел на хозяина замка с презрением, Мария при встрече отводила взгляд, а наглая девица в мужском костюме, оказавшаяся лучницей, так и вовсе посмеивалась, шепча на ухо одному из близнецов. Роланд терпел, понимая, что надолго его терпения не хватит.
Однако вскоре, когда потухли огни Млекфейта, дата совета рода была назначена на первый месяц весны, и приезжие лорды засобирались домой, удовлетворенные праздником, сытной пищей и радушием хозяина Очага, Лаверн все же соизволила спуститься и одарить Роланда своим вниманием. Выглядела она немного болезненно: бледная кожа, острые скулы, темные круги под глазами. Она была довольно приветлива, и Роланд подумал, что причиной затворничества чародейки могли стать лунные дни, но ночью того же дня она развеяла этот миф.
Уже был глубокий вечер, когда охрана доложила, что леди Мэлори желает аудиенции. Роланд готовился ко сну, потому пришлось быстро натягивать с таким удовольствием снятые бриджи, камизу и котт. Он хотел принять Лаверн в солярии, где велел разжечь жаровню, но стюард, смущенно потупившись, передал, что она желает говорить с хозяином в его покоях, дабы избежать лишних ушей.
Роланд уже успел привыкнуть к отношению Лаверн к моральным устоям общества и не удивился странной просьбе. До тех самых пор, пока она не вошла к нему. Прикрыв за собой дверь, чародейка сбросила плащ и предстала перед ним в совершенно неприличном виде. Ночная сорочка из полупрозрачной ткани, отороченная кружевом, практически не скрывала тела Лаверн, очерчивала аккуратные груди с темными сосками, струилась вниз, к талии, скользила по округлостям бедер… Сквозь ткань просвечивался амулет на серебряной цепи – массивная подвеска с ярким зеленым камнем. Роланд сглотнул, пытаясь прогнать наваждение.
– Простите, что потревожила, милорд, – тихо сказала Лаверн, глядя на Роланда в упор, в то время как ему было стыдно взглянуть ей в глаза, будто бы это он, а не она сама добивается внимания таким способом. Шокирует его… Зачем? Если она решила разорвать договоренность, не лучше было бы отбыть вместе с остальными гостями? Или же это такой странный способ извиниться за высказанные резко слова?
Она была в постели Кирстена, напомнил он себе. Мальчишка видел ее такой, и не раз. А если так, то…
– Я пришла выразить сожаление, что не уделяла вам должного внимания все эти дни. Возможно, я была несколько… резка, когда мы говорили в саду, но лишь потому, что известия, привезенные Кэлвином из Змеиного Зуба, настолько расстроили меня, что я утратила способность мыслить здраво.
– Поверьте, я не знал, – хрипло ответил Роланд и сглотнул невесть откуда взявшийся ком в горле. – И теперь, когда вы просветили меня, я постараюсь сделать так, чтобы подобные известия более не смущали и не расстраивали вас, миледи.
– Забудьте. – Она криво усмехнулась, поднесла руку к виску и как бы невзначай коснулась его пальцами, убирая упавшую на лоб серебристую прядь. – Я знаю, как устроен мир. И ваш… дядя вправе делать на своей земле то, что считает нужным. Как и вы вправе это допускать.
Роланду показалось, эту фразу она выдавила из себя с трудом.
– Вы больны? – забеспокоился он, шагнул к ней ближе и всмотрелся в лицо в попытках отыскать на нем следы зарождающейся лихорадки. – Я позову врача, чтобы он осмотрел вас…
– Не стоит, – покачала она головой. – Я лишь пришла удостовериться, что наш договор в силе и вы отыщете для меня то, что обещали. А я в свою очередь верну жизнь вашей огненной жиле.
– Я буду счастлив сделать это для вас, – облегченно вздохнул Роланд, любуясь ее лицом, выразительными глазами, улыбкой, расцветающей подобно весне.
Лаверн вдруг приблизилась – резко, порывисто. Положила руку ему на грудь, и Роланд даже сквозь одежду ощутил, насколько холодна ее ладонь. “Нужно приказать разжечь камин”, – подумал он, но как-то отстраненно, а затем Лаверн его обняла.
Роланд опешил от такой непосредственной фамильярности, но спорить не стал. Лаверн дрожала. Уткнулась лицом в его ключицу и дышала тяжело, рвано. Губы ее шевелились, она будто бы шептала молитву, и слова, выкатываясь из красивого рта чародейки, обжигали кожу. Она прижималась к нему, как испуганный ребенок жмется к матери в поиске утешения и защиты. Все это никак не вязалось с образом холодной красавицы, которая разговаривала с ним на празднике. Которая насмехалась над его искренним желанием помочь ей… В чем? Отыскать призрачный источник магии?
Даже если забыть о древнем пророчестве, которого так опасался Капитул, идея эта казалась Роланду бредовой. Он не верил в существование мифических источников магии, вся территория страны была исследована на наличие неучтенных жил, и нигде не обнаружилось даже отголоска чужой магии. Разведка докладывала, что Великая Степь так же страдает от недостатка ресурсов, как Вайддел и Двуречье. Капитул утверждал, что эта плачевная ситуация наблюдается по всему миру. Во всяком случае вести из-за Широкого Моря приходили неутешительные. Мир будто ополчился против магов, а боги перестали дарить кланам сильных сыновей, способных насытить увядающие источники.
Лаверн свято верила в существование мифического места, способного одарить ее силой. Что это? Тщеславие? Желание возвыситься над миром? Ведь она сама способна была на такую мощь, которая не снилась даже верховным Капитула. Роланд сам не видел, но ему описали Лаверн на поле битвы. Руки, разведенные в стороны, будто она хотела обнять весь мир. И слова, срывающиеся с губ – крепкая темная сеть с ядовитыми шипами. Она накрывала стройные ряды пехоты, плавила щиты, ложилась на плечи воинов неподъемной ношей. И они, не выдержав этой ноши, падали… А еще она вернула жизнь источнику Кирстена.
В этой женщине так много силы…
Роланд позволил себе вольность обнять ее в ответ. На ощупь Лаверн оказалась более хрупкой, чем на вид. Слишком хрупкой. Острые плечи, тонкие перепонки ребер, которые отчетливо ощущались под ночной сорочкой. Резко выдающиеся тазовые кости. И бедра узки, а значит… Боги, как она родит с такими данными? Как подарит ему наследника?!
Роланд уже начал сомневаться в здравомыслии короля, мысленно почти отказался от нелепого плана, но Лаверн подняла к нему лицо… Бледные щеки, синие губы, будто она провела на морозе не один час. И под глазами круги, а в глазах блестят слезы.
– Ты такой горячий, – прошелестела она прямо ему в губы, и Роланд будто в омут рухнул. Захлебнулся.
Он плохо контролировал себя в последующие несколько часов. И мало что помнил. Хрупкое тело, придавленное его собственным. Прижатые к подушкам ладони, запрокинутое лицо Лаверн, приоткрытый рот, который он целовал жадно и нетерпеливо. Мягкая плоть, в которую он жестко вколачивался, вырывая из груди Лаверн хриплые стоны. Хотелось завладеть ею. Присвоить. Спрятать от всего мира, стереть с ее кожи чужие взгляды, которые налипали масляными пятнами, стоило ей показаться на людях. Никто больше не смеет на нее смотреть! Никто, ведь…
Она сама пришла сегодня. Сама! Значит, она теперь его.
Такого он еще никогда не ощущал к женщине. Даже к Элле, хотя всегда считал, что любил жену беззаветно. Сейчас же светлый образ, бережно хранимый в памяти, побледнел, размылся. Перед глазами плыло, а в венах кипел первородный огонь. Тот самый, который в последние годы закипал все реже и откликался на зов лишь вблизи умирающей жилы.
Будто внутри Роланда щелкнул какой-то невидимый замок, выпуская в мир чистую ярость. Эта ярость пугала его самого. Единственный, кто, казалось, в тот момент не боялся – Лаверн. Она смотрела в глаза. Сжимала пальцами его напряженные плечи, до боли впиваясь в кожу острыми ногтями.
Роланд зарычал, вдавливая ее в кровать сильнее, и… отпустил себя. Перестал контролировать. Сорвался…
Он не помнил, когда именно мир погрузился во тьму. Тело сразу же ослабело, а после будто вообще перестало принадлежать Роланду. Он понимал, где находится, понимал, что лежит на спине, пытаясь дышать, но воздух решительно отказывался проталкиваться в легкие и царапал небо. Будто все пламя разом выкачали из крови. Опустошили и теперь… Теперь Роланд стал никем.
Мысль эта была серой и не вызвала ничего, кроме безразличия.
– Спасибо, – шепнули ему в ухо, и голос показался Роланду смутно знакомым.