Осколки

Берта

Люди в красных плащах пугали Берту.

Они заполнили двор. Просочились за крепкие замковые стены, будто полчища плотоядных муравьев, и ползали по замковой территории, позвякивая стальными доспехами.

Берта наблюдала за ними из окна. В дом они не заходили – боялись, видимо. Или им не было приказано, что более всего походило на правду.

Замок опустел и наполнился непривычной тишиной. Среброволосая леди отправилась на восток, увозя с собой странную свиту. Отец уехал сражаться с восставшей нечистью и спасать южную часть Кэтленда от нападающих на людей восставших мертвецов. Перед этим напряжение между ними с матушкой настолько обострилось, что Берта могла поклясться: было слышно, как оно звенит.

Берта хотела бы помочь, сгладить ситуацию, но не знала, как. В голове крепла мысль, что, возможно, они снова поссорились из-за нее. Отцу нужен был мальчик, чтобы укрепить источник, а Берта родилась девочкой, не способной, к тому же, справиться с болезнью. Отец, конечно, никогда не позволял себе отзываться об этом, но лорд Бригг не слишком стеснялся попенять матушке.

После отъезда леди Лингред и Эдель ее леди-мать постоянно была на взводе. Она вздрагивала от малейшего шороха, теребила манжеты, до красноты расчесывала кожу на запястьях, от чего белесые шрамы становились похожими на скользких червей, пожирающих плоть.

Однажды ночью Берта проснулась от шороха и натолкнулась на пристальный взгляд матушки, которая сидела на ее постели. От испуга сердце пустилось вскачь, а призраки, окружавшие постель неизменным конвоем, зашипели. Им не нравилось настроение леди Морелл. Еще больше не нравились мысли, рожденные в темноволосой ее голове.

Матушка велела подняться и протянула сплетенную из тонких колец кольчугу.

– Надень.

– Зачем? – спросонья поинтересовалась Берта. Внезапная мысль пронзила клинком, и девочка вздрогнула. – На нас напали?!

– Не говори глупостей! – нервно отреагировала матушка, дернув плечом. – Надевай.

Берта подчинилась.

Кольчуга оказалась тяжелой и давила на плечи. Берта застыла, оглушенная ощущениями. Магия в груди отреагировала на защиту, толкнулась в ребра и застыла, не находя выхода. Но даже это не удивило Берту так, как звенящая, оглушающая тишина. Постоянный гомон окружающих ее душ, привычный и успокаивающий, исчез. И Берта осталась один на один с пустотой.

– Знаю, непривычно, – поморщилась ее леди-мать, поправляя антимагическую сеть на плече девочки. – Но в определенный момент нужно будет надеть ее и вести себя, как обычно. Чтобы не вызвать подозрений.

– У кого?

– Мы с тобой должны послужить магическому сообществу, – игнорируя вопрос дочери, продолжала леди Морелл. – На меня возложена важная миссия спасти королевство от скверны. И ты мне в этом поможешь.

Берта прислушалась – обычно призраки имели собственное мнение на счет сказанного матушкой, – но никто с ней не заговорил. Кольчуга, надетая поверх ночной сорочки, надежно берегла тело и разум от воздействия магии извне. Собственная же сила Берты, запертая в клетке, упрямо толкалась в грудь. И выпустить бы ее на волю, но матушка смотрит строго и ждет… чего?

– Хорошо, – кивнула Берта, скорее, чтобы ее порадовать, чем соглашаясь. На лице у леди Морелл расцвела нервная улыбка, но тут же стерлась. Неудивительно: ее лицо давно отвыкло от улыбок. Но матушке вроде стало легче, и девочка обрадовалась, что хоть немного помогла.

Всю жизнь Берта чувствовала себя бесполезной, лишней. У нее, конечно, было предназначение. Когда-то там, в будущем. Горячие объятия Огненного духа, способного переплавить весь мир, не то что ее, Берту. Соединение с другими частями целого, притяжение к которым порой казалось невыносимым. Сила, бьющая ключом, и тот, кто силу эту освободит. Или та? Берта путалась в подброшенных картинках, не умела правильно их прочесть. Она не провидица. Она… кто?

Дар молчал. Под защитной пленкой кольчуги ее сила была загнанным зверем. Но матушка смотрела одобрительно, и в груди Берты рождалось тепло, растекалось по тонким венам, охватывало спину и затылок. Быть нужной своему роду – особый вид удовольствия. Это вклад, который заметен.

Возможно, ее даже похвалят… после. Или нет, но теплый взгляд – тоже своего рода награда.

Вскоре красные плащи убрались восвояси. Вчера еще были, а на утро в оконном проеме Берту встретил пустой двор. Лишь старый конюх чистил подковы на широком пне, да молочница раз промелькнула с ведром, полным свежесдоенного, парного молока. Рассветное солнце лизало верхушки сосен золотым языком.

В тот день матушка была особенно бледна. Особенно немногословна.

Рьяно работали слуги, начищая серебро и с остервенением отдраивая пол. Из кухни доносились головокружительные ароматы яств, перебивая запах свежей хвои, которую старательно развешивали в дверях. Тетушка Аврора ворчала, уткнувшись в свои травы, но матушке не перечила.

Берту выкупали и облачили в цвета рода Морелл – синий и серебряный. Обычно матушка избегала этих цветов, утверждая, что они плохо оттеняют цвет лица дочери, но сегодня лично застегнула пуговицы на платье. Отступила на шаг, поджала губы, но кивнула, выражая одобрение. А затем оставила ее на нянюшку и покинула комнату.

Под платьем даже сквозь нательную рубашку кожу холодила антимагическая кольчуга. Волосы на этот раз заплетать не стали, и они, тщательно расчесанные Виртой, темным полотном лежали на спине Берты.

Она чувствовала себя… странно. Неуклюжей. Скованной. Благо, настойчивое мнение окружающих девочку призраков не могло пробиться через надежную защиту. Тишина оглушала. И ориентиры терялись в ней, как корабли в море в отсутствие компаса и маяка.

Вирта, поджав тонкие губы, тонувшие в заплывших щеках, расправила складки на отутюженной юбке. Глаза-щелочки критически осмотрели Берту, и нянюшка кивнула.

– Пора, юная леди, – сказала она строго. – Вас ждут.

Кто именно ее ждет, Берта поняла, когда спустилась в большой чертог. Матушка застыла, вцепившись в спинку кресла отца, будто в трофей. Так и не осмелившись на это кресло опуститься. Рядом с серебряной леди, стоящей у подмостков и смотрящей на леди Морелл снизу вверх, ее матушка казалась… мелкой. Слишком нервной. Слишком напряженной. Слишком… слабой.

– Здравствуй, ребенок.

Серебряная леди, наконец, заметила Берту, и лицо ее осветила улыбка. Но она тут же погасла, когда взгляд леди вернулся к матушке.

– Приступим.

– Возможно, вы хотели бы сначала отужинать? – выдавила любезность леди Морелл.

– Благодарю, но нет. Мой прошлый опыт говорит, что северная еда плохо сказывается на наших желудках. К тому же мне нужно скорее вернуться на восток – военные дела не ждут.

– Как будет угодно, – холодно согласилась матушка и покинула, наконец, постамент. Подошла к Берте, тронула за плечо, и девочка ощутила дрожь в тонких пальцах леди Морелл.

Беловолосый человек со шрамом за спиной серебряной леди буравил их взглядом, и от него Берте было не по себе. Смущенно переминался с ноги на ногу мальчик лет четырнадцати. В льняные волосы его были вплетены тяжелые красные, будто кровь, бусины. Женщина с разрисованным телом открыто ухмылялась, один из близнецов, которых Берта не смогла бы отличить, смахивал дорожную пыль с плаща прямо на вымытый пол.

И наверное, это могло быть расценено как оскорбление.

– Только мы втроем, – твердо заявила матушка, окинув взглядом свиту серебряной леди. – Ваши люди могут пока разместиться в гостевых покоях, которые занимали в прошлый визит.

Гостья обменялась взглядами с беловолосым и, помедлив, кивнула.

– Лаверн… – предостерегающе сказал он, но она успокоила:

– Я справлюсь.

Затем попросила его наклониться и что-то шепнула на ухо. Тот кивнул и поджал губы. Спорить больше не стал.

Леди приблизилась, и Берту окутало сладким ее ароматом, и он отчего-то вызвал матушкин гнев. Ярость, который она безуспешно пыталась спрятать под маской спокойствия.

Дальше были мрачные коридоры подземелий. Острые клыки Кошачьей пасти и сырость ее зева. Пляшущие тени факелов на щербатых стенах пещеры. Ладонь матушки, сжимающая руку Берты с такой силой, что той казалось, кости треснут. Тишина большого зала, окутанного зеленоватом сиянием, пульсация полупрозрачного камня в центре. И сила в груди, откликнувшаяся на зов, но запертая в клетку из металлических колец.

Сердце рода Снежного Барса. Святая святых, хранящая в себе память тысячелетий. Память, в которой Берте было отказано.

Серебряная леди, казалось, не замечала ничего, кроме этого камня. Будто зачарованная, она прошла в центр зала, коснулась руками пульсирующего естества, и Берта готова была поклясться, что источник откликнулся.

– Умница, – шепнула матушка ей на ухо, и шепот обжег кожу. – Теперь иди.

“Куда?” – хотела спросить девочка, но чья-то ладонь зажала ей рот и потащила прочь из зала.

В пещеру, которую заполонили притихшие муравьи. Самый главный из них, одетый в белое, вышел вперед, окинул Берту презрительным взглядом мутных глаз и сказал:

– Благодарю за службу, миледи.

И стало понятно, что в их дом пришло зло.