Отёсовцы

Глава X

До самой ночи не удалось Лене по-настоящему потолковать с Алешкой. То канителились с баней, потом вместе с хозяевами ужинали. Лена еще по пути от площади предупредила Алешку, чтобы он придерживал язык при хозяевах. Особо насчет отца. Тут только смекнул Алешка, что промашку дал на площади в разговоре с ребятами.

После ужина Морозовы все улеглись спать.

Лена устроила постель Алешке на полу, хоть в комнате, кроме Лениной, стояла еще кровать.

— Эта хозяйская, — сказала Лена, — не для спанья…

У старожилов заведено так: стоит в горенке кровать, до потолка на ней подушки. На этой кровати хозяева спят раза два только в году — на пасху да на рождество. А в остальное время стоит постель в горенке просто для красы.

Сразу как улегся Алешка, потянуло его ко сну. Здорово намаялся он за дорогу на Трофимовой телеге.

— Мама-то хоть знает, что ты поехал сюда? — спросила Лена.

— А как же, — сказал Алешка. — Я ведь ей записку на столе оставил, под блюдцем. Что-де, так и так, еду к Лене — разыскивать тятьку…

Загасив лампу, Лена тоже улеглась на свою кровать.

С устали у Алешки стало неметь все тело. Сладко зевнул он. И кажется ему, будто лежит он на Трофимовой телеге, а Трофим сидит подле, свесив с телеги ноги.

— А что же он, Антропов, точно знает про папу? — спросила Лена.

Алешка враз согнал дрему.

— Если бы точно он знал, так я бы добился у него адреса тятьки. — Алешка повернулся лицом к Лене. — Он только говорил, что тятька жив-здоров и орудует с партизанами.

Лена вздохнула, замолчала. И Алешка примолк. Сон у него уже прошел. Вспомнил Алешка отца и задумался.

Здорово гордился Алешка отцом. Гордились им и железнодорожники в городе. До революции отец работал в депо. Когда утверждалась Советская власть в городе, рабочие депо целыми партиями ходили в Дом революции слушать своего депутата-оратора, Михаила Бударина.

Белогвардейский переворот произошел совсем неожиданно для Алешки. Отец как ушел в Дом революции накануне переворота, так и не вернулся больше домой.

На другой же день после переворота утром пришли на квартиру офицеры. С офицерами пришел и начальник станции.

— Чтобы духу вашего здесь не было! — кричал он на Лену и на мать.

Во всех газетах расписывали белогвардейцы про отца. Писали о «позорном бегстве совдепской пятерки», об «увозе ими награбленного имущества».

Вспомнил Алешка теперь и про бедствия семьи после переворота. Ни хлеба, ни денег не было. Пыталась Лена тогда поступить на службу в городе, по везде спрашивали:

— А тот Бударин, «губернатор советский», не приходится родней вам?

Алешке и то скорее удалось найти работу — стал он газетчиком. Хоть и противно было бегать по городу и во все горло орать про успехи белой гвардии, но надо же было кормить семью…

Один раз прибежал Алешка прямо из типографии домой.

— Тятьку расстреляли, — выпалил он, еле отдышиваясь, — вот читайте.

Лена уткнулась в газету. Крупными буквами сообщалось в газете об аресте «пятерки» и расстреле ее «при попытке к побегу».

Больше Алешка не показывался с газетами на улицу. И вот если бы не Антропов, хоть с голоду помирай тогда.

Ни мать, ни Лена никогда Антропова не знали, даже фамилии не слышали его. Пришел он как свой, заботливо начал расспрашивать про житейские дела. О себе сказал только, что он приятель Михайлы и что принес старый долг.

— Надо было мне давно с ним расплатиться, — сказал он, оставляя двести рублей.

Месяца через полтора опять пришел Антропов и опять принес двести рублей.

— Только об этом никому, нигде… — предупредил он строго.

Третий раз Антропов пришел не с деньгами.

— На службу можно Лене поступить. Только в село придется ехать.

Службе Лена обрадовалась больше, чем деньгам.

И вот приехала она в Ардаши. Приехала счетоводом в потребительскую лавку, потом приняла и писарство. Аккуратно каждый месяц посылала домой деньги.

— Лена, ты спишь? — тихо спросил Алешка.

— Нет, — ответила Лена. Алешка опять повернулся к ней.

— А тятька свою настоящую фамилию переменил, чтобы нас в городе не взяли в заложники, — сказал Алешка. — Я тоже теперь возьму его фамилию — Отесов Алексей…

— Тише ты, — перебила Лена, — там же все слыхать, — показала она на дверь к хозяевам.

— И чего ты боишься? — злобно сказал Алешка. — Кругом партизаны тут, а ты…

— Ну, тихо! — строго сказала Лена. — Спи давай!

Минутку полежал Алешка молча. Потом заговорила сама Лена:

— Денег-то хватало вам?

— С лишко́м хватало, — сказал Алешка. — Только мама об тебе все плачет… В каждое утро одно и то же: как она там одна, да у чужих…

— Ну, давай спать, — сказала Лена и заворочалась на кровати.

Алешку и так уж тянуло ко сну. Заснул Алешка, сразу стал он не Алешка, а командующий партизанским отрядом — Отесов. Хоть отряд его из ребят-ровесников, но вооружены все не хуже взрослых партизан. Только вместо винтовок у ребят револьверы. И хорошо, легко с револьверами ребятам. Алешку теперь ребята зовут не Алешкой и не Будариным, а прямо «товарищ Отесов». Быстрые под ребятами кони, но у командира всем коням конь: высоко несет голову на выгнутой шее, бьет копытами землю.

Несется Алешка впереди всех, на скаку оборачивается назад, команду подает: «Шашки вон!»

Сверкают на солнышке стальные сабли — много их, не сосчитать. И ничего не страшно Алешке, хоть и большие солдаты воюют против них.

«Вперед, вперед!» — кричит Алешка, еле удерживаясь на коне.

И вот отряд его врезался в гущу беляков, молодцы его рубят со всего плеча направо и налево. Налетают и на Алешку солдаты-беляки, но Алешку ни пуля, ни сабля не берет. Алешка сам диву дается: его рубят, а ему вовсе и не больно.

«Хлеще, ребята!» — командует Алешка.

Тут дернул его кто-то за плечо. Проснулся Алешка.

Рядом стояла Лена.

— Ты болен… что ль? Бился сейчас.

— Брось ты, — весело сказал Алешка, — это я с беляками дрался во сне… Вон как вспотел.

Вдруг Лена отскочила от Алешки. На носках подошла к окну, уставилась в темень. Алешка тоже ясно расслышал шаги за окном.

— Кто там? — спросил он. Лена откинулась от окна.

— Монах какой-то, — прошептала она.

Вскоре послышался скрип калитки, собачий лай во дворе. Потом торкнула дверь в сенки. Опять шаги…

— Кто такой? — послышался голос хозяина за дверью.

— Я… отец Никандр, — пролепетал гость. — Не по воле своей тревожу, Иван Николаевич.

Лена и Алешка замерли, навострили уши.

— Разбойники пришли, — еле переводя дух, выпалил поп, — в окно я…

— Отесовцы? — сразу встревожился Морозов.

— Они, разбойники! — возопил отец Никандр.

По голосу понять — здорово напуган поп.

— Семью на произвол оставил… Разбойники в дверь стучат, а я в окно юркнул.

— Тихо, отче, — послышался вкрадчивый голос Морозова, — мешкать-то неколи…

— Сокрыться бы, — лепетал поп, — сокрыться…

— Надо обсоветовать, — сказал хозяин, — на гумно доведется пока что. Могут и сюда прийти… На-кась полушубок, отче… В подряске того, зябко…

Поп и хозяин вышли из дома. Алешка вскочил с постели, подошел к Лене. И на ухо проговорил радостно:

— Ну что я говорил? А? Отесовцы-то в селе! Нагнали попу жару. А ты трусишь!

Алешка стал одеваться.

— Ты куда? — забеспокоилась Лена.

— Пойду разыщу партизан… про тятьку надо же узнать у них.

Силой удержала Лена брата и кое-как уложила его обратно в постель.