Отёсовцы

Глава XIV

На площади народу было как на хорошей ярмарке. Кроме мужиков пришли бабы, старики. Приехавшие из деревень к обедне тоже привалили на сборище, к потребиловке.

Ребятишки толпились отдельно, у хлебозапасного амбара. К ребятам и взял направление Долотов. Нехотя плелся за ним Федька.

По счету, наверное, не менее сотни стеклось на площадь ребятишек. Были тут пензенские, курские и старожилы. Кроме своих, ардашевских ребят, немало пришло чужедеревенских, приехавших к обедне.

Алешка стоял на крыльце амбара как настоящий оратор. Говорил он что-то, размахивая руками.

Санька протискался вперед, ближе к крыльцу.

— Правильно это, что волость разнесли, — говорил Алешка. — Ежели всем пойти дружно против них, белогвардейцев, конец им. Вы думаете, только в нашей тайге повстали крестьяне?.. В Минусе фронт настоящий… За Иркутском особый.

— А ты давно ли оттуда? — громко перебил его Федька Морозов.

Ребята разом накинулись на Федьку:

— А ты не сбивай!

— Не суйся, куда не надо!

Федька подошел вблизь к Алешке:

— Кто это позволил тебе смутьянничать тут? Старшина иль староста?

Храбрился Морозов, как милицейский.

— Ишь оратель какой выискался!..

— Пущай говорит, — напирали новоселы на Федьку. — Раз батька приказал ему, должен он…

Алешка вытянул руку на Федьку:

— Вот он, ребята, за буржуев… Стало быть, сам буржуй…

— Известно, лавошник! — крикнул Петряков.

— Шпикулянт!.. Его отец в Маньчжурию за товаром ездил, — зычно крикнул Минька Бастрыков.

К Морозову стали прибиваться брательники свои и брательники Хоромных. Поддерживали они Федькин резон.

И Санька Долотов подал свой голос:

— Лучше бы уж по согласью, вместе… Зачем злобиться друг на друга?..

Морозов ухватил Саньку за шиворот:

— Ты что же это, с разбойниками хочешь миром ладить?

Алешка молча стоял перед ребятами, будто ожидал, когда все угомонятся.

— Тихо, робя! — кричал вперебой всем Минька Бастрыков.

Старожилы нарочно заспорили, загалдели.

А Федька подзадоривал их:

— Не дадим орательствовать. Давай кричи, ребята!

Тут послышался дикий, надрывный рев. У поповского крестовика показалась попадья. Была она в полосатом халате, простоволосая. Точно пьяная шаталась на ходу и с криком кидалась от одного мужика к другому.

— Ай, увели батюшку! Ай, православные, неужто защиты нет от разбойников!.. Все книги церковные, все метрики пожгли!

Тих-потихоньку начали голосить за попадьей сердобольные бабы.

Тут подняли голос и богатеи:

— Житья нет, мужики… Сегодня они батьку, а взавтрева за нас возьмутся…

Церковный староста Антон Шестаков плаксивил, как малый:

— Надо миром решать разбойников!

Попадья закатывалась, захлебывалась плачем и ревом.

Сметливые бабы всполошились:

— Водой бы окатить!

— Нашатырю ей в нос!

Со всех сторон обступили матушку, ластятся к ней:

— Буде, буде, матушка!

А матушка точно рехнулась — широко глаза таращит.

— А вы рады… рады отесовцам, разбойникам этим… Знаю вас… Ра-ады! — разревелась она пуще прежнего.

Ребята тоже подошли к сборищу.

Среди пензенских мужиков Алешка увидал попутчика своего, Трофима. И заторопился к нему. Подошел, по-взрослому руку подал:

— Здорово, дядя Трофим!

Трофим хитро подмигнул на попадью:

— Ишь что у нас, Олешка, деется!

— Да это она комедь ломает, — сказал Алешка, — поп-то сам сбежал, а она выдает, что увели его.

— Ну-у? — всполошился Трофим.

Алешка подробно рассказал Трофиму, как поп прибежал ночью к Морозову и как они вдвоем пошли на гумно советоваться.

Тем временем подошли к сборищу самостоятельные мужики. Попадья еще сильнее взревела.

— Ай-ай, разбойники, увели ведь батюшку… — кинулась она встречь Морозову. — Ай, увели!

Иван Николаевич нахмурился.

— Миру жалуйся, матушка, — сказал он.

Толпа расступилась перед Морозовыми и Хоромных. Попадья протискалась за ними. На ходу она с треском сморкалась и хныкала.

Иван Николаевич взошел на крыльцо перед потребиловкой.

— А почему до сих пор старосты нет?

Сразу трое десятских подбежало к Морозову.

— Можно сбегать, ежели чего…

— Сбегать! — приказал Морозов.

Никита Ушанов, мазаловский богатей, пробился сквозь толпище и поднялся на крыльцо потребиловки. Поклонился Морозову:

— С праздничком, Иван Николаевич!

Галдеж постепенно затихал. Изредка только выбивались отдельные голоса. Где-то позади толпища разорялся Маврин:

— Так-то оно так, мужики, но пошто же кураж такой разводить?

— Какой же кураж? — зло кричал Шестаков Прокоп. — Увели ведь попа-то…

— Сам он сбежал, попишка-то… А она тут экий кураж развела! — кричал Трофим.

Один по одному оборачивались мужики к Трофиму. А Трофим еще больше разошелся.

— Клевету-то зачем же понапрасну пускать? — тыкал он пальцем в сторону попадьи. — Одно дело — перетрусил батька, сам сбежал, а друго дело, ежели б увели его…

Мужики окружили Маврина, стали допрашивать его. Видно, почуяла попадья что-то неладное — подалась она потихоньку к своему крестовику.