С высокого правобережья дорога круто падала к реке, к бродному переезду. Верховые партизаны спускались по ней гуськом. Кони их, точно боясь споткнуться, шли мелкими шагами.
Ардашевцы сыздали узнавали среди партизан своих односельчан.
— Вон он, Елисей-то! — кричали они на бегу. — Вон Маврин Трофим, а вон Петряков на савраске.
Только оружием напоминали партизаны бойцов. Не будь у них оружия, казалось — были мужики на пашне и вот после работы возвращаются домой.
— Минька, видишь вон братку Андрюху? — вытянул руку вперед Кондратьев.
Бежали ребята впереди всех. Бежали вперегонки.
Раньше Кондратьева Минька сам усмотрел среди отесовцев и отца, и дядю, и заложников, и новобранцев.
Шагом съехали верховые партизаны с крутого спуска и к самой реке погнали вскачь. Ружья их подпрыгивали за спинами как заводные. У самой реки опять вы-равнялись партизаны гуськом и через реку поехали шагом.
Первыми заехали в реку ардашевские мужики. Пенилась и клокотала вода меж ногами коней. На середине реки вода доходила коням до половины брюха. Чтобы не замочить ног, примащивались партизаны на спинах коней — кто на корточки, кто на четвереньки.
Минька Бастрыков неотрывно следил за партизаном, который ехал следом за Андрюхой. Был тот партизан мал ростом и все время привскакивал на стременах. Ружья он не имел, но в обмундировании был в военном.
— Да это Алешка! — обрадованно вскричал Минька.
— Где? Который? — закричали ребята.
— А вот за Андрюхой едет. На пеганке который.
Алешка заехал уже на середину реки. Крепко ухватясь за гриву, вытянулся он повдоль спины коня.
— А верно, ведь он… Алешка! — вскричали ребята.
За кавалерией, за верховыми погнали коней в реку партизаны на подводах. И поплыли их телеги за конями как лодки-плоскодонки.
На каждой телеге сидело по три, по четыре партизана.
Позади всего обоза на двух двуколках-«бедах» ехали пулеметчики. За пулеметчиками на паре везли тяжелую артиллерию — пушку-«антипку». Сам Антипка сидел верхом на пушке, а помощник его правил конями.
Пока добежали до переезда ребята, верховые партизаны переправились уже на левобережье.
Алешка выехал на берег отважным полководцем.
Спереди у него за ремень был заткнут револьвер. С левого бока свисал кортик.
Издали замахал он встречь ребятам фуражкой. А когда ребята вблизь подбежали, зычно поздоровался:
— Здоро́во, команда!
Ребята вразнобой крикнули в ответ:
— Здоро́во!
— Здравия желаем!
Все ребята подбежали к Алешке, а Минька, будто не видя его, кинулся к брательнику своему Андрюхе.
— Каратели, — выпалил он, еле переводя дух, — каратели всё пожгли у нас…
— Чего же ты их допустил? — посмеялся Андрюха. — Плохо дом стерег…
— А сам-то сбежал, — сказал Минька и потянул брата за ногу. — Слезай давай, хоть до села проедусь.
Андрюха слез и стал разминаться. Минька вырвал у него повод и в момент вскарабкался на коня.
— Смотри не уведи куда! — крикнул Андрюха.
Минька хлестнул концом повода коня, приосанился и карьером подъехал к Алешке.
— Здорово, главнокомандующий, — приложил он руку к картузу, — ну как, с отцом приехал?
— Здорово, — козырнул в ответ Алешка. — Понятно, с отцом, а то как же!
— А мы ждали-ждали тебя, — сказал Минька.
— Ну и дождалися! — крикнули ребята.
Глаз не спускали ребята с Алешкиного револьвера, любовались его кортиком.
Тут мимо ребят валом повалили встречь партизанам мужики и бабы.
Дед Арсень поднял свой картуз над головой и нес его как фонарь. Супруга Елисея Бастрыкова обогнала деда Арсеня и, расторопно расталкивая партизан, протискалась к мужу.
— Эх, Елисей, — начала она укорять мужа, — все не довольствуешься своим, все тебе мирские дела. — И как взвоет тут: — Все ведь пожгли из-за тебя. Ах ты окаяше!
Протискались к Елисею и другие бабы — тетка Васса, Карпеиха.
— Село из-за вас страдает! Земляков вы по миру пустили! — выкрикивали они.
Елисей Бастрыков встал на телеге.
— А ну вас, бабья команда, — отбивался он от супруги и других баб.
Дед Арсень забрался на Трофимову телегу и оттуда вперебой всем кричал Елисею:
— Ты, что ли, Елисей, за начальника тут? Давайте уж в село двигать… Чего остановились.
— Поехали в село! — поддержали старика все ардашевцы. — Раз другая власть, надо по-форменному признать там… Около присутствия…
— Да и кони небось голодны.
Теперь уже не разобрать было, где ардашевцы, где партизаны. Все перемешалось в таборе, среди телег.
На одной телеге длинноусый партизан орал:
— Эй, командиры, куда везти пулеметы?
В ответ ему никто не откликался.
— Куда, говорю, пулеметы?
— Да это никак Карпей наш, — уставился на крикуна Минька.
— Неужто не узнали? — засмеялся Алешка.
В самом деле не узнать было Карпей Ивановича.
Лохматые волосы подстриг он под ерша, сбрил бороду, и только длинные усы его торчали по-прежнему: один ус вверх, другой вниз.
— Здоро́во, Карпей Иванович! — крикнул Санька Долотов. — Ты что, забыл про нас?
Карпей Иванович спрыгнул с телеги, подошел к ребятам.
— Как это я забыл вас, — говорил он на ходу. — Оружья вот вам выхлопотал. Полная телега.
Ребята окружили Карпея.
— А покажи нам оружье-то.
— Револьверы или шашки, может?
— Пулеметы, — отвечал Карпей.
— Хватит ли на всех? — допытывались ребята.
— Каждому по пулемету, — кивнул Карпей на телегу.
— А чего остановились-то? — недоумевал Минька. — Без остановки бы к селу.
— В село незачем, — сказал Алешка, — здесь будем глушить карателей.
— Каких карателей? — удивился Минька.
— А тех, что у вас в Ардашах гостили, — ответил Алешка.
Тут зычный голос Елисея Бастрыкова угомонил разом всех.
— Товарищи! — крикнул он. — Нам митинговать неколи, но краткое слово помощника главнокомандующего, товарища Воропаева, послушаем давай.
К Елисею на телегу забрался Михаил Бударин. Был он теперь в военном мундире, большой револьвер свисал ниже пояса. На другом боку его была полевая сумка. Спереди на груди висел полевой бинокль.
— Прежде всего, товарищи крестьяне, — начал тихо Бударин, — наш боевой партизанский привет вам всем. Тут товарищ Бастрыков, ваш односельчанин, верно сказал: митинговать некогда. Нам, товарищи, все известно, как эти правительственные кровопийцы показали себя у вас в селе, в Ардашах.
Ардашевцы перебойно закричали:
— Шестнадцать человек постреляли!
— Огню предали село!
— Подлинно кровопийцы!
Елисей Бастрыков поднял руку:
— Ну, тихо, земляки.
Когда все угомонились, Михаил Бударин продолжал:
— Кровопийцы эти думали одним махом уничтожить нашу рабоче-крестьянскую армию. Но враг просчитался. Главнокомандующий наш, товарищ Отесов, дал карателям два боя. Один раз мы побили их под Мало-Песчанкой. Другой раз — под Митрофановкой…
Бударин спешливо полез в полевую сумку, вытянул лист исписанной бумаги.
— Мы вот, товарищи, перехватили донесение вашего знакомого — удалого капитана Лужкина. Вот послушайте, как он теперь заговорил. Донесение его полностью прочитаю.
— Давай читай! — крикнул кто-то из ардашевцев.
— Тихо давай!
Михаил Бударин откашлялся и начал читать донесение капитана Лужкина.
— Вот что пишет господин его благородье ихнему превосходительству генералу Арсеньеву:
Считаю моим долгом донести о прискорбном положении дела Вашему превосходительству и о том, что в успехе совершенно не уверен.
Не будучи разбиты, бандиты отходили в одном направлении на Мало-Песчанку, тем самым группируя силы, которые превосходили наши в пять, если не больше, раз. Теперь только стало ясно, что бандиты отступали не столько благодаря своей слабости, сколько из желания завлечь отряд в таежные дебри.
Бой под Мало-Песчанкой, не имевший успеха, характеризует Отесова и его сподвижников как серьезного противника, с которым не приходится бороться полумерами.
Нас посылали против слабо вооруженных, не обученных военному делу банд — пришлось же иметь дело с людьми, имеющими в достаточном количестве как ружья, так и пулеметы, сильными своей организованностью, у которых роль одиночного бойца сводится не к нулю, как у нас, а к гораздо большему. Почти все они таежные охотники, иначе говоря, бывалые люди, великолепные стрелки.
Местное крестьянство далеко от нейтральности. Кому и когда угодно они за целую неделю назад скажут, куда и сколько проследовало наших разведчиков, в то же время старательно скрывая все сведения о красных, если бы даже два часа тому назад под окном или даже под носом у них проследовал отряд от 40 до 100 подвод.
Вынужденные необходимостью пользоваться услугами крестьян, мы этим самым давали возможность иметь о себе точные сведения.
В глухих таежных деревнях имеется у банды несколько мастерских по изготовке самых разнообразных патронов, при этом пользуются охотничьим порохом, пули же часто не имеют твердой оболочки.
Донося обо всем вышеизложенном, прошу Вашего распоряжения о присылке возможно большего количества патронов и подкрепления, хотя бы сотни в три штыков.
Сразу, как дочитал до конца Бударин, точно плотину прорвало.
— Ага, помощи запросил! — замахал руками дед Арсень.
— Заслабило капитану! — без порядку выкрикивали все мужики. — Это ему не то что на безоружных!
Дед Арсень соскочил с телеги, по-молодецки подбежал к Бударину.
— Спасибо, товарищ главный, — снял он шапку перед ним, — проучили вы мошенника. — И дед Арсень три раза поклонился Михаилу Бударину.
— А кто этот оратор? — спросил Санька у Алешки.
Алешка прикинулся, что не слышит.
— Спрашиваю, оратор-то кто? — потянул Санька Алешку за ногу.
— Это отец мой.
Алешка неловко заерзал в седле, даже чуть покраснел.
— Ошибка такая вышла, что отец свою фамилию не на Отесова, а на Воропаева переменил.
— Стало быть, Отесов не батька тебе? — спросил Минька.
— А тятька, он и не младше чином Отесова. Как чего, сразу Отесов к тятьке за советом.
Ребят оборвал окриком Елисей:
— Тихо вы там, Алешкина команда!
Почти шепотом сказал Алешка:
— Тятя одобрил наш отряд. Все командование мне поручил.
— И мы одобряем, — за всех ребят ответил Минька.
— Ну, тихо вы, — чуть строже сказал Алешка, — слушайте, вон тятька говорит.
Михаил Бударин уже заканчивал свою речь.
— Надо сказать, товарищи, — говорил он, — что ваша помощь, помощь отряда товарища Бастрыкова была решающей… Враг не думал, что трудовое крестьянство готово к восстанию. По всей Сибири хлеборобы подымаются на защиту своих прав. Не будь на нашей территории иностранных наймитов, дня бы не продержались эти белогвардейцы…
Михаил Бударин совсем вошел в азарт. Резче размахивал он руками и говорил зычно, решительно.
— Подумать только, товарищи, — говорил он, — кого-кого не понакликали эти золотопогонники… Всех и не перечислишь. Но не задавить им все равно нашу революцию. — Бударин понизил голос. — Но сейчас, товарищи, ораторствовать нам некогда. Каратели, побитые в тайге, навострили лыжи обратно в Туминск… Сейчас продвигаются они сюда по тракту.
Весь народ настороженно повернулся к реке, уставился на правобережье.
— Главнокомандующий товарищ Отесов с основным отрядом гонит их по тракту к Ардаш-реке. Главнокомандующий приказал мне, приказал вам, приказал всем нам заградить карателям путь на Туминск. Наша общая задача, товарищи, окончательно добить их здесь, на Ардаш-реке. Здесь нам, товарищи, придется окопаться, чтобы не дать врагу переправиться бродом. Паром надо будет еще ниже установить. А переезд забросать плугами и боронами. Словом, заграду устроить. Главнокомандующий уверен, товарищи, что вы поможете нам добить этих гадов. Несите какое есть оружие, холодное или огнестрельное. Начальником оперативно-боевого штаба назначаю товарища Бастрыкова Елисея. В боевой обстановке подчиняться ему беспрекословно.
Бударин глянул на солнышко. Время уже перевалило за паужин.
— Ну, довольно, товарищи, митинговать! — зычно крикнул он. — Давайте, товарищи партизаны и товарищи трудовые крестьяне, перейдем от слов к делу.