Отёсовцы

Глава IV

Дикая и непроходимая тайга была когда-то по берегам Ардаш-реки. Бродили в тайге той сосланные, бродили без пристанища по конец срока ссылки. Перебивались они подаянием, а иные грабили купцов, душили царских чиновников. Сосланные же бессрочно прирастали к месту.

Облюбовал будто левобережье Ардаш-реки навечно сосланный Гаврила Хоромных. Будто первым приткнулся он к местности, где теперь Ардаши-село, и стал обрастать жильем. Дом срубил из крупных бревен, окна прорубил маленькие, голому человеку не пролезть. Теперь уже нет таких домов, сгнили они, как и сам Гаврила Хоромных сгнил в земле. А память от Гаврилы осталась в Ардашах: половина старожилов значится под фамилией Хоромных.

Много еще в Ардашах Морозовых. Морозовы тоже старинная фамилия. Невесть когда прибился первый Морозов к заимке Хоромных. Сказывают, не из простых был он: чуть ли не боярин-белоручка, сосланный сюда царем за провинку.

Сказывают старики, издавна шла борьба меж двумя фамилиями. Земель кругом Ардашей в неделю не объездить, но из-за земель будто и начались нелады Морозовых с братьями Хоромных. Тем и этим хотелось захватить «удобий» побольше, к селу поближе. Скота развели те и эти сотни голов, — надобен уход за скотом, — и вперебой друг другу заманивали они к себе бродяг, подбивали их к работе. Проработав лет пять у кого из хозяев, бродяги начинали строить самостоятельное хозяйство.

А тут после царя, «освободителя крестьян от земли», стали прибывать переселенцы. Братья Хоромных были строгие старожилы, грехом считали разговор иметь с новоселом, а Морозовы не гнушались табачным дымом, стали нанимать в работники и новоселов.

Прибывали новоселы голенькие, на худых клячах. Порубили они на стройку, на дрова весь лес кругом Ардашей. Оголело село. Только в поскотине осталась роща.

До работы новоселы были падки. Не успели сами обзавестись жильем, как приступили к постройке церкви.

Чуть не до кольев дошло дело при освящении церкви. Новоселы хотели праздновать престол на Казанскую богоматерь, а старожилы знать не знали святых, кроме Иннокентия Иркутского.

«Жребия придется кинуть», — решили всем обществом.

Но спор разрешился без жребия. Николай Морозов и благочинный решили вдвоем: назначили престол в Ардашах на Николу. Как ни корпели новоселы с топорами над срубом церкви, слава досталась Николаю Морозову.

Про Николая Морозова и теперь как помянет какой старик, непременно перекрестится:

— Дай бог царство небесное живодеру!

Страшное сказывают про него: мало того, что задарма держал работников, так еще грабежами занимался не хуже своих прадедов.

— Что Хоромных, что Морозовы из рода головорезов, — говорят и ныне старики.

Наследный сын Николая, Иван, весь в родителя пошел: при разделе хозяйства половину себе сграбастал. А было братьев Морозовых семь человек. И потомственная слава Морозовых через все колена перешла младшему Николаевичу, Ивану, Славу эту Иван Николаевич берег, гордился ею. Умел ладить с батраками и знал оборот деньгам. Первую лавку — магазин с красным товаром — в Ардашах открыл Иван Николаевич Морозов. По пудику, по мешку таскали ардашевцы хлеб в морозовский амбар. Рассчитывался хозяин товаром из магазина.

Промышлял Иван Николаевич и скотом: летом гурты гонял в город, по зимам спроваживал обозы с мясом.

Как ни налегал Иван Морозов на торговлю, а за крестьянское хозяйство крепко держался. Понятно, самому недосуг бывало ездить на поля — поручал он дела по хлебопашеству надежным работникам.

Много ардашевцев перебывало в работниках у Морозова. Побывал и Трофим.

В дом Морозовых Трофим поступил еще при Николае Морозове. Женился в хозяйском доме и лет семь выжил с молодой супругой. Сам батрачил, и супруга батрачила. За все годы батрачества обрел Трофим хибарку и лошадь. Жена еще привела из хозяйского двора годовалую телку. Обрастать бы Трофиму жильем, богатеть скотиной…

Не ленив был, работал как вол, но не заполнить было непонятной прорвы. Хозяйство на горбу унесешь, а повинности отбывай наравне со всеми. Подушные плати, страховку плати, поскотину городи, пастуху плати, десятским бегай. А тут еще чуть не каждый год Дарья рожала нового нахлебника.

Чуть свободнее вздохнул Трофим, как подрос большак. Сбыл его в работники к тому же Морозову. С харчей долой и хозяйству подмога: все посеет Морозов десятину-другую и на Трофимов пай. Выжил вот года два большак у Морозова и на очереди теперь в белую армию.

Мирился Трофим со всем и жизнь понимал по-своему.

— Стало быть, судьба, — говорил он. — Под тусклой звездой, стало быть, родился.