Поутру ардашевские заложники первым делом решили пойти в штаб. Ивана Николаевича намеренно не разбудили земляки.
— Пускай отдыхает, — сказал Бастрыков, — одни пойдем.
— Без него, понятно, свободнее, — сказал Трофим.
Мельник Перов проводил гостей за ворота.
— Валите прямо тут по улице, — сказал он, — там направо и будет штаб… в крестовике.
Заложники торопливо пошагали по дороге.
— Да там у штаба-то часовой! — крикнул им вдогон Перов.
Улица еще пустовала. Кое-где только показывались хозяйки с подойниками. Видать, стадо недавно ушло на выгон.
Бастрыков шел, чуть опережая земляков, и оглядывал по сторонам дома мало-песчанковцев.
— Сплошь, видать, новоселы. Еще не обстроились как след, — говорил он.
— Года за два тут до германской понаехали они, — сказал Трофим.
Близясь к штабу, Трофим вспомнил:
— Наш-то пострел, попутчик Олешка… знать, разыскал родителя, коли не пришел к нам…
— Какой там родитель! — махнул рукой Петряков. — Взбрело на ум парню — и возмечтал…
— Ноне все может быть, — сказал Бастрыков, — человека отпоют, панихиду отслужат по нем, а он жив-здоровехонек.
— Малыши, они не врут, — сказал и Карпей, — я думаю, не иначе, как самого Отесова сын парень-то.
— Да, видать, не простой, — согласился и Бастрыков.
Дошли ардашевцы до штаба безо всяких расспросов. С разгону сунулись было на крыльцо крестовика, но часовой загородил им дорогу.
— Приему нет, — сказал он, — экстренно заседают.
— Вот те на! — попятился Трофим.
Иван Бастрыков вплотную подошел к часовому.
— У меня пропуск, — сказал он твердо.
Земляки недоуменно уставились на Бастрыкова. Иван Бастрыков осторожно вытянул из-за голенища пакет. Пакет был прошит нитками, и концы ниток припечатаны сургучными расплющинами.
— Отесову, лично в руки, — сказал Бастрыков.
Часовой долго рассматривал пакет.
— Все равно не пропущу, — сказал потом, — после отдашь. А сейчас просто никого нельзя пускать… Сам понимаешь: экстренно заседают. — Часовой сощурясь глянул на солнышко.
— Небось уж скоро и кончат… Обождите вон. Посидите на бревнах, что ли.
— Можно обождать, — согласился Бастрыков и зашагал к забору.
Молча пошли за ним и остальные заложники.
Сидели на бревнах продолжительно, потом Маврин сказал, как жалобу на Бастрыкова:
— Ноне ведь не знаешь, где и за сколько продадут тебя.
Бастрыков круто повернулся к Трофиму:
— Ты это об чем, дядя Трофим?
Трофим молчал.
— Известно об чем, — как бы за него сказал Карпей, — пакет-то через наши головы передаешь.
Иван Бастрыков неловко заерзал на бревнах.
— Будет вам, — сказал он виновато, — я столько же знаю, об чем в пакете написано, сколько и вы. А раз велено по секрету — сами понимаете.
— Может, там смерть тебе прописана, — строго сказал Карпей, — а ты привез.
— Двум смертям не бывать, — сказал Бастрыков, — ежели у капитана смерть, так тут небось живота.
— От кого пакет-то? — спросил Петряков.
Прикинулся Бастрыков глухим — не расслышал будто земляка — и заговорил о другом:
— Люди под пар пашут, а мы вот околачиваемся.
Земляки не поддержали разговора.
— Дядя Трофим! Ардашевцы! — вдруг окликнул их кто-то. Из окна штаба высунулся Алешка-попутчик. — Что? Не узнали? — спрашивал он.
Заложники разом поднялись с бревен, зашагали к окну.
— Давайте заходите в штаб, — зазывал Алешка.
— Ай нашел папашу-то? — на ходу спросил Трофим.
— Нашел, нашел, — радостно отвечал Алешка, — давай заходи, увидите.
Подошел к окну и часовой.
— Пропускать, что ль, этих-то? — крикнул он в окно.
Поверх Алешкиной головы показалась голова Ломова.
— Заходите, товарищи! — сказал он.
Ардашевцы затопали по лесенке крыльца, заторопились в штаб.
Штабисты еще не кончили завтракать.
Алешка юркнул под стол и вылез встречь ардашевцам. Подошел к ним, вытянув руку:
— Здорово, дядя Трофим. Здорово, дядя Карпей…
— Тятя, вот наши ардашевские… Где Лена, оттуда они.
И со всеми за руку поздоровался. Потом повернулся к столу.
Иван Бастрыков оглядывал штабистов, стараясь угадать самого Отесова. Потихоньку вытащил он пакет из-за голенища.
— Вот вы не верили насчет отца-то, — говорил Алешка ардашевцам, — а ведь правда-то моя вышла.
— Да-а, — протянул Трофим, — по совести сказать, не верили. Очень уж оно так…
Бастрыков подошел к Алешке, тихо спросил:
— Который папаша-то?
Алешка потянул Бастрыкова за рукав.
— Тять, этот моего помощника, Миньки, отец… Иван Бастрыков…
Иван Бастрыков заговорил робко:
— К тому я… у меня пакет до вас секретный. — Он сунул Бударину пакет и отошел назад.
Бударин посмотрел на пакет и передал соседу:
— Тебе, товарищ Отесов.
Бастрыков всполошился:
— Стало быть, не вы главнокомандующий?
Засуетились и другие ардашевцы: глядели то на Бударина, то на Отесова, то на Алешку.
— Это они тебя, тятя, за Отесова поняли сразу, — сказал Алешка. — Без обману я их обманул.
Иван Бастрыков, правда, сразу усомнился, что отец Алешки Отесов. Слыхал он про Отесова, что из мужиков тот, а Алешкин отец мало походил на деревенского.
«Скорей из фабричных», — думал Бастрыков, глядя на Бударина.
К шахтерам и фабричным Бастрыков относился уважительнее, чем к деревенским. Крепче казались они характером и решительнее.
Пока Отесов читал письмо, ардашевцы сидели как немые. Будто дожидались они решения своей судьбы.
Прочитав письмо, Отесов отдал его обратно Бударину:
— Это как раз по твоей части.
Стал читать письмо Бударин.
Алешка уселся рядом с отцом. Уставился и он глазами в исписанный лист. На самом верху была надпись: «Читай про себя».
Дальше шло такое письмо:
Согласно речи товарища Гончарова на мельнице, по приказу капитана Амурова о заложниках, отправляем их к вам. Из них надежные брат мой Иван и Маврин с сыном. Петрякова можно (ежели твердо согласится). Карпей туда-сюда, нашим-вашим, партии К.В.Д. (куда ветер дунет). Но он подначальственный трус, как сторож и бывший холуй (денщик). Что касается Морозова, то он ежели приедет к вам, то не допускайте близко. Якшается с милицией и чинами всех сословий. Подозрительный.
Согласно речи товарища Гончарова опять же: у нас в тайном штабе по волости двадцать фронтовиков и три дезертира белой армии. Охотники еще есть, но не открываемся. Поддержка в случае восстания наберется.
Насчет оружия пропишу: тоже хватает, но дробовиков больше, а припасу мало. Вилы в случае чего пойдут взамен штыков. Дополнительно изменения или какие новости сообщим аккуратно. В случае каратели — нарочным сообщим. Про нас, как тайные мы, даже брату родному Ивану не говори.
Пропишите ответ, но так секретно, чтобы никто за сюргуч не лазил на пакете. Ежели Морозов приедет к вам, чтобы он совсем не знал, что сообщаемся письменно или как по-другому. Что в волости бумаги пожгли, одобряем.
А еще мы упрашиваем: пришлите программу большевистской партии. Для агитации нет никаких брошюр. Хотя бы почерком написано было. А то беда объяснять на словах без брошюр. Много распространяем полезные слухи.
Ну ладно. Пропишите инструкции еще.
Да здравствуют повстанцы против вампира Колчака и его приспешников!
Ардашевской волости Тайный Революционный штаб Елисей Бастрыков.
Присутствовал член Соловьев.
Алешка прочитал письмо раньше отца.
— Вон ведь чего! — протянул он удивленно.
Бударин повернул голову и строго глянул на сына.
— Ты что же это? — спросил он. — Письмо читаешь?
— Уже все прочитал, — со смехом ответил Алешка.
— А кто тебе разрешил? — всерьез накинулся на него Бударин. — Какой контролер тут завелся.
Алешка не понимал вины.
— А чего же ты, когда в Совете был, все мне разрешал? Небось губернские бумаги давал читать сам…
— Вот я тебя запру в каталажку, будешь знать у меня, — ругал отец.
— Ну ошибся парень, не беда, — сказал Отесов. — Он это невзначай заехал глазами.
Михаил Бударин дочитал до конца письмо и, сложив его, спрятал в полевую сумку.
— Ну как вы, товарищи, приехали? — спросил потом ардашевцев.
— А разве ж Олешка не говорил вам? — приподнялся с лавки Трофим. — Как мы заложники по жребию…
Поднялся с лавки и Карпей.
— Решайте нашу судьбу, — наклонил он покорно голову, — под расстрел, сами знаете, кому хочется.
Бударин на ухо спросил сына:
— Который Морозов?
Алешка точно спохватился:
— А Морозов-то уж не сбежал ли обратно? Где он?
— Отдыхает, — ответил Карпей. — У мельника он. Заморился, видать, с дороги-то…
— Что он, спать сюда приехал? — спросил Отесов.
Бастрыков пересел поближе к столу, заговорил:
— Признаться, мы его по сговору не разбудили, — сказал он про Морозова, — он ведь…
Бастрыков осекся.
— Что он, из буржуев, что ль? — допрашивал Отесов.
Ардашевцы глянули друг на друга.
— Чего уж говорить-то, — с хитрецой сказал Карпей, — у вас без нас все известно. Понятно, он, Морозов, нам не чета. Магазин свой имел в селе… Первый богатей.
Отесов выбрался из-за стола, подошел к ардашевцам.
— Вы там к городу ближе живете, — сказал он, — нет ли у кого маньчжурского табаку?
Карпей и Маврин разом сунули Отесову кисеты. Закурил Отесов и, придвинув к себе скамейку, сел посреди комнаты.
— Ну, товарищи, давайте об вас теперь потолкуем, — сказал он.
При этом поправил портупею, потрогал револьвер.
Михаил Бударин сел на другой конец скамейки.
— Если уж вы, товарищи, сами приехали сюда, так мы вас примем, — сказал Отесов.
— Мы от расстрела это сюда… — начал было Карпей.
— У нас уставы простые: лупи белую гвардию, защищай свои права, — говорил Отесов, — боевой пункт словесности строгий. Пункт седьмой вот: за побег от товарищей под огнем неприятеля виновные подвергаются немедленному расстрелу товарищами на месте преступления… Вот вам вся словесность. Отесов встал со скамейки.
— Ну, вы беседуйте, — сказал он, — а я пойду оружье принимать.
За Отесовым ушли адъютант и другие штабисты. Только Бударин с Алешкой остались.
— Присягу принимать или запросто запишете? — спросил Бастрыков.
— Какая там присяга! — сказал Бударин. — Лупи белую гвардию — и вся присяга… Вы как с оружием-то — обращались?
— Насчет этого чего уж спрашивать-то, — оглядел земляков Маврин. — Правда, я-то с японской не брал в руки оружия, а эти-то все на германской побывали.
Тут постучали в окно.
— Товарищ Бударин, там ждут заложники. Все в сборе.
— Сейчас, — ответил Бударин.
— А как же насчет Морозова-то? — спросил Маврин. — Ежели уж ему оружье не доверите, так обратно хоть не пущайте в Ардаши. Он ведь зловредный — донесет на нас милиции.
— Мы его под арест, — сказал Бударин.