Глава XXIV

По заведенному издавна троицу праздновали в Ардашах три дня.

На первый и второй день хватило запасов к праздничному столу у всех.

Третий день застольно праздновали только богатеи, а простые крестьяне угощали друг друга разными слухами, разговорами.

Было о чем толковать, судачить ардашевцам. Толковали много про старшину. Будто сам он надоумил отесовцев разгромить волостную канцелярию.

— Деньги-то он себе сграбастал, — говорили со злобой мужики, — а потом взял да и зазвал к пустому сундуку отесовцев.

— Вали теперь, проверь кассу, когда все документы сожжены.

Припоминали и старое: про то, как братья Хоромных и Морозовы карманы набивали доходами от потребиловки.

— Они сроду на казенных выезжали.

Об Иване Морозове пошел слух, будто отбился он от заложников, будто мазаловский мельник Епифан самолично видел его в Ешиме на первый день троицы. У начальника милиции видел.

— А те-то, дураки, стало быть, одни поехали в Колыон. Небось уж и постреляли их, — говорили ардашевцы.

Толком никто ничего не знал, все «пользовались слухами».

Из окружных сёл каждый день в Ардаши наезжали мужики.

— Власть-то у вас белая иль красная? — спрашивали приезжие.

— Слава-то идет про ваше село: отреклися будто от белых…

Разъезжали по округу и сами ардашевцы. И каждый раз привозили в село новости:

— В Касьянах мужики всю милицию обезоружили.

— А в Бургасах наотрез отказались отдавать сыновей на службу в белу гвардию.

И похоже было на то: кругом Ардашей повсюду свобода, мужики податей не платят, милиции не признают, а в Ардашах все еще «режим».

— Холуи, что ли, мы у белых? — попрекали друг друга ардашевцы.

Совсем от работы отбились мужики.

После троицы надо бы на пашни выезжать. Время было горячее для мужика: вспашка под пар и полотьба, но о работе мало кто думал.

С выпиской новобранцев дело совсем приостановилось. Старшина и писарь носа не показывали на мир. И новобранцы, видать, не собирались к явке.

Бывало, в те годы еще задолго до призыва начнут новобранцы гулянку. Такую гулянку, что вся улица гремит. Запрягут тройку ретивых и давай раскатывать по селу. Скачут пристяжные, закусив удила, мчится коренник, храпя ноздрями, и ловко перебирает гармонист на двухрядке лады. Разом подхватывали новобранцы частуху:

Некрута катаются,

Мать с отцом ругаются.

Не ругайтесь, мать-отец, —

Нас погонят, как овец.

А в это лето новобранцев и не увидишь компанией на улице. Разве сойдутся когда у Андрюхи Бастрыкова.

Про Андрюху Бастрыкова особый рассказ.

После троицы, как отпускного очень почетного, проводили его девки и ребята за село.

— Дело казенное, — говорил Андрюха, — надо к сроку поспеть.

Как настоящий отпускной, был он в полном солдатском обмундировании: английский френч, брюки-галифе и тяжелые ботинки с обмотками. На каждой пуговке вместо российского орла выбит оскаливший зубы лев — английский герб.

За селом Андрюха со всеми расцеловался.

— Может, в последний разочек видаю…

И пошел по тракту, помахивая фуражкой.

Так будто и ушел он в город. А вечером новобранцы увидали его дома во дворе. Поил Андрюха коней у колодца. Гурьбой повалили новобранцы во двор Бастрыкова.

— Что, Андрюха, не по чистой ли тебя отпустили?

— А полк наш караульный. Так что торопиться нечего, — нашел Андрюха причину. — Пока без меня обойдутся там, а как приеду — все наверстаю.

Новобранцы хитро посмеивались над Андрюхой.

— Мы, Андрюха, тоже в твой полк собираемся, — говорили они.

— Называется-то он как? — спрашивал смеясь Лахинов.

— Караульный, — отвечал без смеха Андрей.

Ребята хохотали.

— А я слышал, Андрюха, — говорил Авдеев, — пишется твой полк: «напашенский».

Всерьез отвечал Андрюха:

— Как пишется, так и называется: караульный.

— А не березниковский? — потешались ребята.

Тут захохотал и сам Андрюха.

— Одним словом, набегахинский, — сказал он.

— А милиции не опасаешься? — спросил Лахинов.

— В случае чего, так к Отесову подамся, — подмигнул Андрюха.


Дней через пять после троицы в Ардашевскую волость нарочные привезли объявление о явке новобранцев на пункт.

В объявлении воинский начальник строго предупреждал, что за неявку призываемых наказание понесут их семьи и все общество в целом. Старостам наказывалось не созывать схода по поводу мобилизации, а всех подлежащих призыву отправлять на подводах как «казенных людей».

Ардашевский старшина, Данила Матвеевич, к объявлению воинского начальника приложил еще от себя циркуляр: ввиду неимения метрик по Ардашевской волости подлежащих призыву молодых определять по наружному виду.

Ваня понимал: объявление объявлением, а без схода не обойтись. Для определения новобранцев по наружному виду и созвал он сход — все причина.

— Сами понимаете, мужики, — сказал он, открывая сход, — греха один не хочу принять на душу… Давайте обществом определять, кто какого возрасту.

— Чего тут канитель разводить! Насовсем отказаться — и баста!

— Приговором решить! Не отдавать сыновей! — выкрикивали мужики злобно.

Вышел тогда вперед Елисей Бастрыков. Скинул он перед обществом шапку и крикнул:

— Правильно, мужики. Программа теперешнего правительства такая, — начал речь Бастрыков, — что тут хоть в петлю лезть. С тринадцатого года утвердили взыскивать недоимки с нашего брата. Это за всю войну что накопилось хотят взыскивать… Нам, мужики, по гроб жизни не выплатить…

Слушали мужики Елисея затаив дух. Давненько Елисей открыто не высказывал миру речи.

— Если бы только эти недоимки, — продолжал Елисей Бастрыков, — а то ведь вот еще какие подати и сборы придумали. Губернский земский сбор — раз, уездный и волостной земский сбор — два, государственный поземельный — три, арендная плата за землепользование — четыре, а еще кассы крестьянского поземельного банка — пять и казенно-оброчные — шесть…

Елисей вздохнул.

— Аж перечислять устал, — сказал он, — а каково платить? Ведь это действительно с одного вола семь шкур…

Говорил далее Бастрыков недолго, — мужики прерывали криками:

— Долой беленьких!

— Приговором решим!

— Пиши, Елисей, приговор!

А Елисею и писать не надо: приговор у него уж готовенький в кармане лежал.

— Ну, мужики, послушайте, подходяще ли будет, — крикнул с ходу Елисей. Он вытащил из кармана листок и стал читать:

— Мы, крестьяне села Ардашей, той же волости, решили и приговорили всем обществом: существующее в городе белогвардейское правительство в виде золотопогонного офицерства и милиции по селам не признавать. Недоимки, взыскиваемые с 1913 года, не платить. Подати по всем шести статьям отклонить. И сыновей своих на убой не отдавать в белую гвардию.

Законной властью признаем Советскую власть и всем обществом присоединяемся к повстанцам армии Отесова. К приговору все подписываемся: грамотные по фамилии, а неграмотные руку прикладывают разными значками и крестиками при свидетелях.

Первыми подписали приговор фронтовики, за ними отцы новобранцев, потом уж остальные.

— Вот вам новобранцы! — говорили со злобой мужики, подписываясь.

— Вот вам подати!

— Вот вам недоимки!

Смеху было немало, когда неграмотные ставили разные значки. Которые ставили кружочки, которые цифры, а другой еще нарисует подобие ворот или оконных рам.

После приговора мир сразу вздохнул свободнее.

— Ведь прямой резон, — говорили мужики, — недоимки долой, призыв долой… свобода-жисть!

Еще долго галдели мужики промеж собой. Вдруг в конце площади из-за углового пятистенка показался справный ходок.

— Захаров!

— Сам Захаров! — крикнул кто-то. — Спасайся кто может.

Всполошились мужики, подались было кто куда.

— Стой! — зычно крикнул Елисей Бастрыков. — Надо уметь на своем слове стоять… Пущай едет милиций!

Захаров подкатил к потребиловке, ловко соскочил с ходка.

— Какой-такой сход в период мобилизации? — кричал он.

Ваня отшатнулся от присутствия, сунулся в гущу толпища.

— Стой-постой, староста! — кричал Захаров, близясь к присутствию. — Иди-ка, проучу тебя.

— Читай приговор! — крикнул Елисей.

Приговорный лист лежал на столе. Захаров молча уставился на него.

— Вон чего! — выкрикивал он. — Вон вы чего надумали! Староста! — Захаров ошалело кинулся прямо на толпище. — Выдавай зачинщиков! — кричал он, размахивая револьвером. — А то стрелять начну!

Народ испуганно попятился.

— Давай зачинщиков! — кричал Захаров, взводя курок.

Елисей Бастрыков шагнул вперед.

Грохнул выстрел.

Захаров, растопырив руки, повалился на землю.

— Собаке собачья смерть! — сказал Елисей, пряча свой револьвер. Потом наклонился к Захарову. — Наповал!

Подняв револьвер милицейского, Елисей передал его Соловьеву, а сам стал шарить в дорожной сумке. В сумке был пакет.

— Начальнику уездной милиции, — прочитал Елисей на конверте, — от начальника Ешимской милиции. А ну, посмотрим.

Елисей разорвал пакет и начал громко читать:

— Господин капитан, вынужден огорчить Вас неприятными известиями. Неся ответственность за государственную охрану, я всеми мерами старался не упустить момента своевременного подавления восстания. С самого начала обнаружения банды, во главе с тем же Отесовым, я обращался к начальнику военного района в Колыоне с просьбой дать воинскую силу для подавления банды, так как одними милицейскими силами справиться невозможно. Никакого ответа от господина Амурова не последовало. Я вторично обратился к капитану Амурову, и он ответил, что отряд не дан по личным его соображениям.

Позволю себе оговориться, что начальник военного района капитан Амуров крайне нерешительный человек, а для меня загадочный в некоторых случаях. Неделю тому назад господин Амуров распространил по всему району приказ о заложниках, обязав селения представить по пять человек в Колыон и пригрозив расстрелять заложников, если эти селения не окажут содействия в поимке главаря бандитов Отесова. Заложники съехались в Мало-Песчанку, где резиденция и штаб главаря Отесова. Такова деятельность господина Амурова.

Вместе с заложниками мне удалось отправить с поручением разведать местность и численность банды и прочее надежного дружинника, зажиточного крестьянина села Ардашей, Морозова. Оный крестьянин был бандитами арестован. Но ему удалось сбежать, и он привез много ценных сведений. Я уплатил Морозову по особому счету 500 рублей.

Так как сей Морозов оправдал мои надежды, то я ему дал новое поручение. Направил его без заезда в Ардаши в Туминск, лично к Вам. Я просил Вас исходатайствовать присылку отряда из Туминска, так как мой голос, обращенный в Колыон, оставался голосом вопиющего в пустыне. До сих пор я не получил ответа и от Вас. Весьма возможно, крестьянин Морозов задержан бандитами по пути к Вам, так как эти бандиты появляются в самых неожиданных местах.

Вынужден я обратиться к Вам вторично: исходатайствуйте отряд в пятьсот штыков для ликвидации банд Отесова, ибо промедление смерти подобно.

Исполняющий должность начальника Ешимской районной милиции поручик Кобылевский.

— Ну вот, слышали, как об нас власти заботятся, — закончил Елисей чтение, — прямо ходатаи по крестьянским делам. Пятьсот штыков просит поручик на нашего брата.

— Приговором решили — и кончено! — кричали курские. — Не признаем беленьких!

— А таких земляков, как Иван Николаевич, тоже не мешает туда же отправить, — сказал кузнец Соловьев и пнул ногой труп Захарова. — По сотне рублей продает нашего брата, мошенник!

Большое было волнение в народе, и долго еще на площади стоял шум.

Загрузка...