В кабинете пахло талым снегом и одновременно свежезаваренным чаем.
За окнами сгущались апрельские сумерки, в свете настольной лампы под зеленым абажуром поблескивали корешки бухгалтерских книг. На столе лежала внушительная папка с документами «Восточной торговой компании».
Я перебирал вырезки из газет, счета и донесения агентов. Из разрозненных фактов постепенно складывался портрет человека.
— Вот, полюбуйтесь, — Мышкин положил передо мной свежий номер «Театральной Москвы». — Частный театр «Миниатюр» снова дает премьеру. Главная партия — Мария Нестерова. А вот и наш Студенцов, в списке меценатов первым значится.
— И во сколько ему обходится это меценатство? — я взял газету, разглядывая фотографию молодой певицы. Тонкое одухотворенное лицо, огромные глаза, легкая полуулыбка.
— За последний месяц — тридцать пять тысяч рублей, — Мышкин достал из портфеля очередную бумагу. — Аренда помещения на Тверской, костюмы от лучших мастерских, реклама во всех газетах… А вот еще любопытная деталь — дом в три этажа на Пречистенке, оформлен на нее. Подарок «мецената».
Я присвистнул:
— Солидные траты. Особняк на Пречистенке сейчас тысяч сорок стоит, не меньше. И откуда деньги?
— В том-то и дело, — Мышкин понизил голос. — Последние три месяца берет кредиты под залог складов. Уже половину своих активов заложил. А тут еще певица мечтает в Большой театр попасть. Требует организовать ей прослушивание у самого Головина.
— Любопытно… — я откинулся в кресле. — А что «Сталь-трест»? Он ведь у них основной торговый партнер?
— Именно. Через него идет почти вся их торговля металлом. Но самое интересное, что Беспалов лично просил правление Госбанка выдать Студенцову новый кредит. Похоже, они крепко повязаны общими делами.
За окном просигналил автомобильный гудок. Я подошел к окну, глядя на освещенную фонарями улицу. План постепенно вырисовывался.
— Значит, говорите, в Большой театр метит? — я вернулся к столу. — А что если предложить ему более интересный вариант? Например, включить его протеже в официальную делегацию в Берлин? А после успешных гастролей будет триумфальное возвращение и место в труппе Большого?
Мышкин понимающе усмехнулся:
— Для этого нужны очень серьезные связи в Наркомпросе.
— Связи есть, — я начал рисовать схему на листе бумаги. — У Величковского прекрасные отношения с Луначарским, еще с дореволюционных времен. А деньги… деньги можно заработать на совместных операциях с металлом.
— Думаете, клюнет?
— Еще как клюнет, — я показал на фотографию певицы. — Ради нее он уже заложил полкомпании. А тут такой шанс, официальные гастроли в составе делегации, знакомство с берлинской музыкальной элитой, а потом — Большой театр… Он в нее влюблен до безумия, значит, потеряет голову от таких перспектив.
Мышкин задумчиво потер подбородок:
— И как подведем его к разговору?
— Очень просто, — я достал театральную программку. — В пятницу премьера «Травиаты». Мы с ним случайно окажемся в соседней ложе. В антракте познакомимся. А дальше… — я улыбнулся. — Дальше он сам предложит сотрудничество. Когда узнает о моих связях в театральных кругах.
За окном окончательно стемнело. В свете лампы я еще раз просмотрел документы. Студенцов, самовлюбленный немолодой человек, потерявший голову от юной певицы… Идеальная мишень.
Мышкин собрал бумаги в портфель:
— Значит, в пятницу в театре?
— Да. И постарайтесь разузнать подробнее о финансовом положении его компании. Кажется, мы нашли еще одно слабое звено в империи «Сталь-треста». Надеюсь, это уже последнее.
Когда за Мышкиным закрылась дверь, я еще долго смотрел на фотографию певицы. Что ж, пора превратить любовную историю в финансовую операцию. В конце концов, на войне все средства хороши.
Спустя два дня весеннее солнце заливало старинные оранжереи Ботанического сада. В пальмовой оранжерее влажно и тепло, сквозь стеклянные своды пробивались яркие лучи, создавая причудливую игру света и тени на дорожках. Пахло влажной землей и экзотическими цветами.
Я неторопливо шел по дорожке, делая вид, что внимательно изучаю таблички с латинскими названиями растений. На самом деле краем глаза следил за высокой фигурой Студенцова, который, как мы и рассчитывали, проводил здесь свой обычный воскресный моцион.
В театре на премьере «Травиаты» с ним встретиться не удалось. Не явился, как будто почуял ловушку. Пришлось спешно организовать новую встречу. Вот здесь, на свежем воздухе.
Аркадий Павлович, одетый в безупречный костюм-тройку от лучшего московского портного, задумчиво разглядывал цветущую магнолию. В его петлице красовалась свежая орхидея. Наверняка для вечернего выступления Нестеровой.
Момент для «случайной» встречи идеальный, в оранжерее кроме нас никого не было. Даже престарелый садовник куда-то исчез.
— Какой удивительный экземпляр, не правда ли? — негромко произнес я, останавливаясь у соседнего растения. — Magnolia denudata, если не ошибаюсь.
Студенцов обернулся:
— Вы знаток ботаники?
— Скорее, ценитель прекрасного, — я слегка поклонился. — Леонид Краснов, к вашим услугам.
— Аркадий Студенцов, — он чуть нахмурился, очевидно, пытаясь вспомнить, где слышал мою фамилию.
— Знаете, — продолжил я, любуясь цветком, — магнолия удивительно напоминает мне голос вашей примадонны. Такая же утонченная красота.
Его глаза загорелись:
— Вы были на премьере «Травиаты»?
— Разумеется. Мария Нестерова — настоящий самородок. С правильным продвижением она могла бы блистать на лучших сценах Европы.
Студенцов подался вперед:
— Вы… вы разбираетесь в оперном искусстве? Эх, я вчера не смог прийти. Дела, знаете ли.
— Не только, — я загадочно улыбнулся. — На прошлой неделе беседовал с Луначарским о перспективах культурного обмена с Германией. Знаете, берлинская опера очень заинтересована в молодых талантах.
Мы медленно шли по дорожке. Из-под купола оранжереи доносилось мерное капание воды. Где-то вдалеке слышались гудки трамваев на 1-й Мещанской.
— Простите мою прямоту, — Студенцов остановился у раскидистой пальмы, — но я наводил справки о вас. Вы ведь промышленник? При чем здесь оперное искусство?
— Видите ли, — я понизил голос, — в современном мире искусство и промышленность неразделимы. Особенно когда речь идет о международных проектах. Например, — я сделал паузу, — организация гастролей в рамках торговой делегации.
Студенцов замер. В его глазах мелькнул жадный интерес:
— Продолжайте.
— Берлин, официальная советская делегация, знакомство с музыкальной элитой… А после успешных гастролей путь в Большой театр становится значительно короче.
— И… что требуется с моей стороны? — он старался говорить небрежно, но я видел, как дрожат его пальцы, теребящие цветок в петлице.
— Всего лишь небольшое деловое сотрудничество, — я остановился у фонтанчика с папоротниками. — Скажем, совместные операции с металлом. Прибыль от них можно направить на организацию гастролей. Все абсолютно законно.
Студенцов молчал, глядя на струящуюся воду. В оранжерее стало еще жарче, или это его лихорадило от открывающихся перспектив?
— Предлагаю обсудить детали завтра, — я достал визитную карточку. — В более спокойной обстановке. Скажем, в моем кабинете?
Он машинально взял карточку:
— В одиннадцать утра? Нет, давайте в яхт-клубе. В двенадцать.
Да хоть у черта на куличках.
— Превосходно. И, кстати, — я сделал шаг к выходу, — передайте мадемуазель Нестеровой, что ее «Casta Diva» в прошлой постановке была великолепна. Такой голос достоин лучших театров Европы.
Я вышел из душной оранжереи в прохладу весеннего сада. За спиной слышалось прерывистое дыхание Студенцова. Он все еще стоял у фонтана, сжимая в руке мою визитку.
Первый шаг сделан. Теперь он сам прибежит ко мне, окрыленный мечтами о европейской славе его возлюбленной.
На следующий день я прибыл в яхт-клуб, как и договаривались. Надо ковать раскаленное железо.
Солнечные блики играли на свинцовых водах Москвы-реки. Старинное здание яхт-клуба, построенное еще при Александре II, величественно отражалось в темной воде. У причала покачивались первые спущенные на воду яхты, навигация только начиналась.
— Прошу вас, Леонид Иванович, — Студенцов привычным жестом показал швейцару членский билет. — Здесь нам никто не помешает. Я распорядился подготовить «капитанский» кабинет.
Мы поднялись по скрипучей дубовой лестнице. В просторном кабинете с широкими окнами, выходящими на реку, пахло кожей старинных кресел и морским канатом. На стенах висели модели парусников и старые гравюры с видами портов.
Студенцов по-хозяйски устроился в кресле:
— Я член клуба уже пятнадцать лет. Знаете, одно из немногих мест в Москве, где еще сохранился дух настоящей коммерции.
Седой официант в белоснежной куртке бесшумно сервировал чай. В серебряном подстаканнике дореволюционной работы «Хлебников и сыновья» янтарно светился цейлонский чай.
— Итак, — Студенцов отхлебнул из стакана, — вы говорили о совместных операциях с металлом?
Я достал из портфеля папку с документами:
— Взгляните. Контракт на поставку десяти тысяч тонн специальной стали в Германию. В рамках официальной торговой делегации. — Я сделал паузу. — Той самой делегации, к которой можно присоединить и культурную программу.
Его руки чуть дрогнули, когда он развернул документы:
— Солидные цифры. Но… потребуются значительные оборотные средства.
— Разумеется, — я улыбнулся. — Впрочем, ваша компания имеет безупречную репутацию. Уверен, банки с радостью предоставят кредит под такой контракт.
За окном басовито загудел речной пароход. Студенцов подошел к окну, разглядывая проплывающие баржи:
— А культурная программа?
— Все уже согласовано с Наркомпросом. Три недели в Берлине, выступления в лучших залах. — Я сделал вид, что задумался. — Правда, нужно внести гарантийный депозит. Порядка пятидесяти тысяч рублей.
— Пятьдесят тысяч? — он резко обернулся.
— Организация гастролей стоит недешево. Но прибыль от металла с лихвой покроет все расходы. — Я развернул еще один документ. — Вот предварительная калькуляция.
Студенцов жадно вчитывался в цифры. В его глазах разгорался азартный блеск:
— Когда нужно начинать?
— Чем раньше, тем лучше. Культурная делегация отбывает через две недели. А значит… — я выложил на стол договор, — нужно успеть провести первую партию металла.
Он почти не глядя схватил ручку:
— Где подписывать?
— Вот здесь, — я указал на строчку. — И здесь. Да, и еще потребуется письмо в банк о выделении кредитной линии.
За следующие полчаса Студенцов подписал все документы. Его руки слегка дрожали от возбуждения. Он уже видел триумф своей возлюбленной на берлинской сцене.
Когда мы прощались у причала, он крепко пожал мне руку:
— Знаете, Леонид Иванович, у меня предчувствие большого успеха.
— Не сомневаюсь, — я улыбнулся, садясь в ожидавший меня грузовик «Форд».
Глядя, как в зеркале заднего вида растворяется силуэт яхт-клуба, я мысленно усмехнулся. Бедный Студенцов даже не понял, что только что подписал кабальные условия поставок. Через месяц его компания окажется в долговой яме, а вместе с ней пошатнется и «Сталь-трест».
Что ж, любовь действительно творит чудеса. Особенно когда ею умело управляют.
Из яхт-клуба я отправился в тайную лабораторию. Там у меня запланирована другая встреча, не менее важная.
В тайной лаборатории под антикварным складом царила непривычная суета. Сорокин и Величковский расставляли на длинном столе опытные образцы: сверкающий хромированными боками холодильный агрегат, компактная стиральная машина с барабаном из нержавеющей стали, электрическая плита с новыми нагревательными элементами.
Дмитрий Алексеевич Лопаткин, невысокий подвижный человек лет тридцати двух, с растрепанной шевелюрой и живыми карими глазами, стремительно перемещался между экспонатами. Его руки, с въевшимися чернильными пятнами на пальцах, порхали над механизмами, то и дело выхватывая блокнот, чтобы записать очередную мысль.
— Невероятно! Просто невероятно! — он возбужденно взмахнул руками. — Такая простая конструкция, а какой эффект! А материалы? Это же революция в бытовой технике!
Я наблюдал за его реакцией, отмечая цепкий взгляд опытного коммерсанта за внешней эмоциональностью. Этот человек мгновенно схватывал суть, оценивал перспективы, прикидывал выгоды.
— А вы представляете потенциальный рынок? — Лопаткин вдруг остановился, развернувшись ко мне. — Миллионы домохозяек, тратящих часы на стирку! Очереди за льдом для ледников! Сколько времени уходит на приготовление пищи на керосинках! — Он лихорадочно черкал в блокноте. — При правильной организации производства и сбыта это будет…
— Грандиозный успех? — я прервал его монолог. — Безусловно. Но только при одном условии.
Он мгновенно подобрался:
— Каком же?
— Абсолютная секретность. Никаких утечек информации, никаких преждевременных анонсов. Мы должны выйти на рынок внезапно, сразу с полной линейкой продукции.
Лопаткин быстро кивнул:
— Разумеется. Иначе конкуренты перехватят идею. Но как организовать производство втайне?
— У меня есть незадействованные цеха на Урале, — я развернул на столе чертежи. — Официально там будет выпуск оборудования для пищевой промышленности. Неофициально наша линия бытовой техники.
— А сбыт? — Его глаза загорелись. — У меня есть сеть кооперативных магазинов, можно организовать сбыт через них.
— Смешанная система, — я прервал его энтузиазм. — Основной канал — государственная торговля через «Техноснаб», это даст нам политическое прикрытие. А кооперативы используем как дополнительную сеть для рассрочки и обслуживания.
Лопаткин прищурился:
— Умно. Государство получает контроль и основную прибыль…
— А мы — гибкость и скорость, — я развернул схему. — Смотрите, базовые модели идут через госторговлю по твердым ценам. Это для отчетности и статистики. А улучшенные версии и обслуживание — через кооперативы, с системой рассрочки через профсоюзы.
— И все довольны! — Лопаткин азартно потер руки. — Государство рапортует о выполнении плана по обеспечению рабочих бытовой техникой, профсоюзы получают социальный проект, кооперативы — прибыль от сервиса.
— А главное — товар действительно дойдет до потребителя, — я кивнул. — Это ведь и есть настоящий государственный подход: не просто отчитаться, а реально улучшить быт рабочих семей.
— Политически безупречно, — Лопаткин уважительно покачал головой. — И прибыльно. А если добавить систему премирования передовиков производства через профсоюзы, это увеличит их заинтересованность.
Я кивнул.
— Совершенно верно. Продажи можно организовать в рассрочку платежей через профсоюзы. Вы ведь уже делали что-то подобное со швейными машинами?
Лопаткин удивленно моргнул:
— Откуда вы…? А, понимаю, навели справки. Да, система отработана. Но потребуются серьезные оборотные средства.
— Они есть, — я положил на стол папку с расчетами. — Как и связи в нужных инстанциях. От вас требуется только одно — абсолютная лояльность и полное подчинение моим указаниям.
Он замер, внимательно глядя мне в глаза. Я видел, как в его голове происходит молниеносный расчет возможностей, рисков, выгод.
— Вы ведь понимаете, — медленно произнес он, — что при таком размахе дел я должен быть уверен…
— В чем? В том, что я не брошу вас на полпути? Или в том, что прикрою в случае проблем? — Я усмехнулся. — Дмитрий Алексеевич, вы же сами видите масштаб подготовки. Мы либо взлетим вместе, либо…
— Либо упадем, — он криво улыбнулся. — Но риск того стоит, верно?
Вместо ответа я открыл сейф и достал пачку документов:
— Вот ваше назначение на должность директора Уральского завода бытовых приборов. Пока что предприятие существует только на бумаге. Ваша задача — за три месяца сделать его реальностью.
Он пробежал глазами бумаги:
— Три месяца? Но это же такой малый срок.
— Невозможно? — я прервал его. — Для обычного человека — да. Но ведь вы не из таких, верно? Вы же тот самый Лопаткин, который за полгода создал торговую сеть от Москвы до Владивостока?
Его глаза вспыхнули:
— Вызов принят! Через три месяца первая партия будет готова к отгрузке.
— Вот и договорились, — я протянул руку. — Добро пожаловать в команду, Дмитрий Алексеевич.
Он энергично пожал ее, и тут же снова метнулся к образцам:
— Нужно продумать упаковку… Рекламные материалы… Обучение продавцов… — Его карандаш летал по блокноту. — А вот здесь, — он постучал по корпусу холодильника, — можно сделать более обтекаемую форму…
Я переглянулся с Величковским. Профессор одобрительно кивнул. Да, этот человек нам подходит. Энергия и энтузиазм в сочетании с деловой хваткой и практическим опытом. Именно то, что нужно для нового проекта.
А Лопаткин уже строчил примерный план действий, бормоча себе под нос цифры и расчеты. Его энергия была заразительной, даже степенный Величковский начал вполголоса обсуждать с Сорокиным технические детали производства.
Что ж, команда собрана. Теперь нужно только правильно направить эту энергию в нужное русло.
Конец апреля выдался на редкость теплым. В кабинете Беспалова, несмотря на открытые окна, было душно. Директор «Сталь-треста» нервно ходил от стены к стене, время от времени останавливаясь у массивного несгораемого шкафа, где хранились документы по делу «Восточной торговой компании».
— Это катастрофа! — Студенцов сидел в кресле, обхватив голову руками. — Три дня до исполнения векселей, а денег нет! И банк отказал в новом кредите.
Беспалов остановился у окна. По Мясницкой грохотал трамвай, солнце играло на куполах церквей. Все было как обычно, но мир рушился.
— Сколько? — глухо спросил он.
— Двести восемьдесят тысяч, — Студенцов достал мятый платок, промокнул лоб. — Первая партия металла застряла на складах, покупатель требует неустойку. А тут еще эти чертовы векселя пришли, так некстати.
В дверь без стука вошел секретарь:
— Алексей Петрович, звонили из банка. По поводу нашего залогового имущества…
— Вон! — рявкнул Беспалов. Когда за секретарем закрылась дверь, он повернулся к Студенцову: — А что с берлинскими гастролями? Вы же ради них все затеяли?
— Какие гастроли… — тот махнул рукой. — Нестерова вчера объявила, что уезжает с труппой Художественного театра в Ленинград. Даже не попрощалась.
На столе зазвонил телефон. Беспалов снял трубку:
— Да! Что? Какие приставы?
Он с грохотом опустил трубку:
— Судебные исполнители описывают склады «Восточной торговой компании». А следом придут и к нам, ведь мы выступали гарантами по векселям.
В приемной снова послышались голоса. На этот раз вошел бледный Пирогов:
— Алексей Петрович, там представители ВСНХ… С проверкой. И кажется, я видел людей из ОГПУ.
Беспалов тяжело опустился в кресло. Как все рухнуло так быстро? Еще совсем недавно казалось, что они близки к победе над Красновым. А теперь…
Сначала неожиданные проверки и серия провокационных статей в газетах. Потом раскол среди руководства, который еле удалось преодолеть. Впрочем, Пирогов все равно собрался скоро уходить. До этого времени они спасались только благодаря поддержке Рыкова.
— Это он, — вдруг тихо сказал Студенцов. — Все это спланировал Краснов. И сделку с металлом, и историю с гастролями… Он знал, что мы не сможем исполнить векселя.
За окном снова прогрохотал трамвай. В приемной все громче звучали чужие голоса. Беспалов нервно потирал ладони.
— Мы пропали, — сказал он. Теперь вся надежда только на поддержку Рыкова. — Нам надо только сдать военный заказ. Если сможем, то останемся на плаву. Если нет, то потонем.
В кабинете висела мертвая тишина. Только часы мерно отсчитывали секунды, да с улицы доносился обычный городской шум. Москва жила своей жизнью, не подозревая, что в этом кабинете решается судьба одного из крупнейших промышленных объединений страны.
Весеннее солнце равнодушно освещало кабинет, где еще недавно вершились судьбы людей и предприятий.