Ответный удар

Глава 22 Подземный ад

Ламповая встретила нас тусклым светом керосиновых ламп и характерным запахом бензина для шахтерских светильников. Пожилая лампоносша Марфа Игнатьевна, работавшая здесь еще до революции, придирчиво осматривала каждую лампу перед выдачей.

— Вот, возьмите, Леонид Иванович, — Степанов протянул мне новенький предохранительный светильник системы Вольфа. — И обязательно бахилы наденьте, у нас внизу вода.

Я внимательно проверил лампу. В отличие от обычных шахтерских «коптилок», светильник Вольфа имел двойную защитную сетку и хитроумный магнитный затвор. При попытке открыть его пламя автоматически гасло. Надежная немецкая конструкция, специально разработанная для опасных по газу шахт.

— Бригада Коровина уже спустилась? — спросил я, натягивая тяжелые резиновые бахилы поверх сапог.

— Десять минут назад, — ответил Рудаков, нервно поправляя защитную каску. — Они сейчас в пятом западном штреке, на отметке минус триста сорок метров.

Клеть — шахтный лифт — ждала нас у копра. Массивная стальная конструкция, способная поднимать до тонны груза или восемь человек одновременно. Решетчатые стенки, покрытые толстым слоем угольной пыли, тускло поблескивали в лучах восходящего солнца.

— Прошу, — Степанов придержал тяжелую дверцу.

Мы вошли в клеть. Молодой рукоятчик Васильев, совсем еще мальчишка с пушком над верхней губой, дернул рычаг сигнализации. Три звонка — сигнал к спуску. Где-то наверху загудела подъемная машина.

Первые метры спуска всегда самые неприятные. Желудок подкатывает к горлу, в ушах закладывает от перепада давления. Клеть шла вниз с постоянной скоростью пять метров в секунду, максимально разрешенной правилами безопасности.

— На пятом горизонте повышенное газовыделение? — спросил я у Черных, перекрикивая грохот механизмов.

— Д-да, — начальник вентиляции едва заметно нервничал. — Вчера зафиксировали концентрацию метана до одного процента. Это… это еще в пределах нормы.

— В пределах? — я достал блокнот. — А показания интерферометра за последнюю неделю?

Черных побледнел. Было видно, что он не ожидал таких конкретных вопросов.

Клеть миновала водоносный горизонт. По стенкам ствола струилась вода, мелкими каплями оседая на наших касках.

Становилось прохладнее. На глубине трехсот метров температура держалась около двенадцати градусов круглый год.

— Стоп! — вдруг скомандовал я, заметив какое-то движение в стволе.

Степанов дернул аварийный тормоз. Клеть замерла между горизонтами.

— Что там? — встревоженно спросил Рудаков.

— Видите? — я посветил лампой на крепление. — Верхняк провис. Тут явно идет горное давление.

Главный инженер выругался сквозь зубы. Действительно, массивная стальная балка, поддерживающая крепь ствола, заметно деформировалась. Еще немного, и могла случиться беда.

— Немедленно вызывайте ремонтную бригаду, — распорядился я. — И усильте наблюдение за этим участком.

Наконец клеть достигла пятого горизонта. Нас встретил тяжелый, влажный воздух околоствольного двора. Своды штрека, укрепленные потемневшими от времени сосновыми брусьями, терялись во мраке. Только цепочка электрических лампочек, протянутая вдоль рельсового пути, обозначала направление к забою.

— Метан-сигнализатор работает? — спросил я, заметив характерный прибор на стене.

— Конечно! — поспешно ответил Черных. — Новейшая система, пашет, как часы.

Я подошел ближе. Стрелка прибора застыла на нуле, хотя даже невооруженным глазом было видно запотевание на шкале, верный признак неисправности.

— Так-так, — я сделал пометку в блокноте. — А запасные вентиляционные двери проверяли? По инструкции положено раз в сутки.

Внезапно где-то в глубине выработки раздался глухой удар, за ним характерный свист вырывающегося воздуха. Моя предохранительная лампа вдруг вспыхнула ярче, пламя внутри защитной сетки удлинилось. Характерный признак повышенной концентрации метана.

— Осторожно! — предупредил я. — Степанов, срочно связывайтесь с бригадой Коровина! Кажется, у нас серьезные проблемы.

Черных покачал головой.

— Бывает такое, Леонид Иванович. Зачем беспокоиться? Это просто небольшой выброс.

Несмотря на нервозность, он не удержался от еле заметной презрительной улыбки. Мол, приехал тут, столичный хлыщ, перепугался из-за первого же хлопка.

Я сжал зубы и ничего не ответил. Ладно, пошли дальше.

Западный штрек встретил нас тревожным гулом вентиляционных труб. Что-то явно было не так. Вместо ровного шума воздуха слышались хлопки и прерывистое шипение. Пламя в моей лампе Вольфа начало удлиняться, приобретая характерный голубоватый ореол.

— Бригада! Всем наверх! — донесся из темноты зычный голос. Навстречу нам, пригибаясь под низкими сводами штрека, спешил бригадир Коровин, высокий жилистый шахтер с прокопченным, словно высеченным из камня лицом. — Товарищ Краснов, простите, но тут что-то неладное творится.

Я поднял лампу повыше, наблюдая за пламенем:

— Сколько человек в забое?

— Четверо. Климов с Бурмистровым на отбойке, Захаров на погрузке, Семеныч у конвейера.

— Я думаю, что ничего не… — начал было Черных.

Вдруг раздался протяжный скрежет. Вентиляционная труба у нас над головами неожиданно прогнулась, из соединений брызнули искры.

— Ложись! — крикнул я, увлекая за собой Черных.

В следующий миг труба лопнула. Раскаленный воздух с ревом вырвался наружу, осыпая нас искрами и мелким углем. Пламя в лампах метнулось вверх, едва не погаснув.

— Вентилятор! Глуши вентилятор! — закричал Рудаков в телефон, соединяющий с поверхностью.

Но было поздно. Из глубины выработки донесся нарастающий гул. Я знал этот звук. Так «поет» метан, когда его концентрация достигает взрывоопасного уровня.

— Всем немедленно к стволу! — скомандовал я. — Степанов, организуйте эвакуацию! Рудаков, пошлите человека отключить электричество в забое! Черных, за мной, надо успеть перекрыть компенсационные шлюзы, иначе через пять минут здесь будет огненный шторм!

— Но там же люди… — начал было Степанов.

— Именно поэтому действовать нужно мгновенно! — я уже бежал по штреку, пригибаясь под покореженными трубами. — Коровин! Где аварийные респираторы?

— В нише у девятого пикета! — бригадир пытался перекричать нарастающий рев.

Навстречу нам из темноты выскочили перепуганные шахтеры — Климов и Бурмистров, молодые, но уже опытные забойщики. Лица черные от угольной пыли.

— Семеныч остался! — прокричал Климов. — Завалило путь у конвейера!

Я сверился с планом горных работ, который всегда носил с собой:

— Там должен быть обходной штрек старой выработки.

Договорить я не успел. Где-то впереди раздался глухой взрыв, по выработке прокатилась взрывная волна. Сверху посыпались куски породы, одна из стоек крепи угрожающе затрещала.

— Загазованность критическая! — крикнул Черных, глядя на показания газоанализатора. — Еще несколько минут и нас накроет!

— Уводите людей! — я сбросил куртку и схватил один из аварийных респираторов. — Я за Семенычем. Коровин, вы со мной?

Бригадир молча проверил свой светильник и кивнул. В его глазах читалась решимость. Старого шахтера в беде не бросают, таков закон подземного братства.

Мы двинулись вперед, в густеющий мрак, навстречу нарастающему гулу метана. Впереди нас ждала схватка с подземным огнем, и счет шел уже не на минуты, а на секунды.

Жар становился невыносимым. Даже сквозь защитную маску респиратора чувствовался едкий запах горящей резины, где-то впереди плавились вентиляционные трубы. Мы с Коровиным продвигались вдоль стенки штрека, держась за путеводный трос.

— Семеныч! — хриплый голос бригадира терялся в реве пламени. — Отзовись!

Дым становился гуще. Луч моей лампы выхватывал из темноты жуткие картины: искореженные взрывом металлические конструкции, вывернутые рельсы, расщепленные стойки крепи. Впереди что-то глухо ухнуло, это обрушилась часть кровли.

— Стойте! — я схватил Коровина за плечо. — Смотрите на пламя!

В просвете между клубами дыма было видно, как огонь приобретает характерный голубоватый оттенок. Это говорило о высокой концентрации метана.

— Там впереди развилка, — прохрипел сквозь респиратор Коровин. — Старый штрек уходит влево…

Новый взрыв потряс выработку. По своду прошла трещина, посыпались куски породы. Я быстро прикинул ситуацию: огонь уже наверняка перекрыл основной путь к конвейеру. Значит, Семеныч, если жив, мог отступить только в старый штрек.

Внезапно по вентиляционной трубе прокатилась дробь частых ударов. Аварийный сигнал из центрального штрека. Следом донесся крик посыльного, молодого коногона Петрухи, едва различимый за шумом пожара:

— Леонид Иванович! Главный отправил сказать: метан шесть процентов! Горноспасатели велели всем выходить! Пять минут до взрыва!

— Понял! — я повернулся к Коровину. — Михаил Петрович, уходите. Я попробую пробиться через старый штрек.

— Не положено одному! — упрямо мотнул головой бригадир.

— А я приказываю! У вас дети, внуки есть наверняка. И концентрация уже критическая.

Новый удар сотряс выработку. На этот раз гораздо сильнее. Сверху обрушился целый пласт породы, перегородив путь к развилке. Тяжелый деревянный брус с треском переломился у меня над головой.

— Ходу! — я толкнул Коровина в направлении ствола. — Быстро!

Бригадир с видимой неохотой развернулся. В этот момент из-за завала донесся слабый стук, три удара, потом два. Старый шахтерский сигнал: «Помогите».

— Семеныч жив! — Коровин рванулся было к завалу.

— Стоять! — я удержал его. — Смотрите на пламя! Сейчас рванет!

Действительно, огонь приобрел зловещий бледно-голубой цвет. Характерный свист метана перерос в утробный рев.

До нас долетел звон по рельсам, три протяжных удара, потом серия коротких. Условный шахтерский код: «Немедленная эвакуация». Из темноты вынырнул запыхавшийся штейгер Морозов:

— Приказ главного горноспасателя… — он закашлялся от дыма. — Всем… немедленно… покинуть забой…

В этот момент по выработке прокатился новый взрыв, гораздо мощнее предыдущих. Нас отбросило ударной волной.

Последнее, что я увидел, как огненный шар устремился по штреку, пожирая остатки кислорода. Мы едва успели упасть ничком, прижавшись к почве выработки.

У меня опалило макушку, я почувствовал, как горячий воздух пронесся мимо. Тут же стало трудно дышать, но я сдерживался, стараясь не раскашляться.

Когда грохот стих, стало ясно: к Семенычу уже не пробиться. Температура достигла такого уровня, что плавился металл. От завала нас отделяла сплошная стена огня.

— Уходим! — я потянул Коровина за рукав. — Быстрее! Сейчас будет основной взрыв!

Мы бежали по штреку, спотыкаясь о разбросанные взрывом куски породы. Где-то за спиной нарастал чудовищный рев. Метан, скопившийся в отработанном пространстве, готовился превратить выработку в огненный ад.

До ствола оставалось не больше ста метров, когда сзади раздался такой грохот, что, казалось, содрогнулась вся гора. Ударная волна подхватила нас, швырнула вперед как тряпичных кукол.

Когда все утихло, я поднялся на ноги и ощупал себя. Неужели выжил? Ощущения такие, как будто попал в эпицентр урагана. Хорошо, что мы успели уйти подальше.

Краем сознания я понимал: Семеныча мы не спасли. И эта мысль жгла больнее, чем раскаленный воздух, врывающийся под маску респиратора.

Мы вернулись к подъему. Клеть поднялась на поверхность.

Мы с Коровиным, покрытые угольной пылью и копотью, едва держались на ногах. Степанов и Рудаков встретили нас у копра. В их глазах читалось невысказанное: «Не успели…»

Коровин сорвал с себя респиратор, в сердцах швырнул его на землю:

— Если б еще пять минут! Всего пять минут!

Я молча смотрел на темный зев ствола. Где-то там, в глубине выработки, остался Семеныч, вернее Семен Прокопьевич Егоров, потомственный забойщик, сорок лет отдавший шахте. Старик, учивший три поколения шахтеров премудростям горного дела.

— Надо семье сообщить, — тихо произнес Степанов.

И вдруг по трубам вентиляции донесся звук, три длинных удара, пауза, еще три. Все замерли.

— Это из западного ходка! — воскликнул Рудаков. — Там же был запасной выход в старую штольню.

— Тихо! — я поднял руку.

Удары повторились. Старый шахтерский код: «Жив. Прошу помощи».

— Семеныч! — Коровин преобразился. — Он добрался до запасного выхода! Помните, в том забое еще при царе была штольня? Ее завалило в девятнадцатом, но лаз остался.

— Быстро карту! — скомандовал я. — И пусть горноспасатели готовятся к спуску. Кажется, у нас появился шанс.

Над промокшими от мороси копрами занимался серый рассвет. Горноспасатели во главе с опытным Прохором Афиногеновичем Петровым готовились к спуску. Их тяжелое снаряжение глухо позвякивало в гнетущей тишине.

— Время, время уходит, — бормотал Коровин, меряя шагами щербатые плиты у ствола. — Воздуха там… на сколько ему воздуха хватит?

— В старых выработках должны быть карманы с кислородом, — успокаивал его я, хотя у самого от тревоги сжималось сердце. — Семеныч опытный, знает, где их искать.

Главный инженер Рудаков в третий раз перепроверял план спасательных работ. Его пальцы с застарелыми шрамами от давней аварии подрагивали, оставляя на бумаге угольные разводы.

Старший штейгер Агафон Измайлович Турчанинов, сухонький старик с цепким взглядом, водил узловатым пальцем по пожелтевшей карте:

— Вот тут, за пятым пикетом, должен быть поворот налево. Там штрек идет в обход завала. Я еще мальцом помню, как его проходили.

К нам подошел горный мастер Ерофей Пахомович Лиходедов, всю жизнь проработавший на этом горизонте:

— Только осторожно надо, там кровля слабая. Особенно после взрыва.

Первая группа горноспасателей начала спуск. Пять человек: сам Петров, опытные спасатели Мелентьев и Костоломов, молодой, но толковый Пересветов и фельдшер Овчинников.

Мы ждали в напряженной тишине. Только где-то вдалеке натужно гудели насосы водоотлива да время от времени поскрипывал ворот вентиляционной установки.

— Помню, в двадцать первом так же человека искали, — тихо проговорил Турчанинов. — Три дня искали. Живой оказался, в старой конюшне пережидал.

— Семеныч крепкий, — словно сам себе сказал Коровин. — Он еще мой первый спуск в забой помнит. Показал тогда, как по звуку угольный пласт определять.

По трубам снова донеслись удары — слабые, но четкие. Три длинных, пауза, еще три. «Жив. Прошу помощи».

Сколько еще он там так будет? Может, и так уже лежит на издыхании? В каком он состоянии, может, весь израненный? Ох, тяжко.

— Держится старик, — выдохнул Рудаков. — Только бы успеть…

И вдруг по стволу прошла дрожь. Из глубины донесся глухой удар, потом еще один. Сигнальный звонок тревожно затрезвонил. Горноспасатели подавали знак срочного подъема.

Через десять мучительно долгих минут клеть поднялась на поверхность. Петров, сбросив маску респиратора, мрачно покачал головой:

— Не пройти. Там все обрушилось — и кровля, и бока. Метров тридцать сплошного завала.

— А если крепить? — подался вперед Коровин.

— Там порода так пошла… — Петров вытер закопченное лицо. — Тронешь — еще хуже будет. Да и времени на крепеж уйдет… — он не договорил, но все поняли: столько времени у Семеныча нет.

Я видел, как побелели костяшки пальцев Коровина, до боли сжимавшего свою потрепанную шахтерскую каску. Турчанинов беззвучно шевелил губами, то ли молился, то ли вспоминал что-то. Рудаков нервно скручивал в трубочку край чертежа.

— Нужно думать, — сказал я, доставая новые планы выработок. — Должен быть другой путь.

В этот момент по трубам снова прошла дробь ударов, Семеныч подавал сигнал. Но теперь удары звучали слабее, с длинными паузами. Время утекало как вода в растрескавшийся водосборник…