Апрельское утро встретило заводскую проходную промозглым ветром и моросящим дождем.
Я стоял у окна своего кабинета, глядя, как к воротам подъезжают черные «Линкольны» комиссии. В приемной нервно позвякивал чайной ложечкой Величковский.
Где-то я уже это видел. Получится ли сегодня провести испытание без неприятных сюрпризов?
— Леонид Иванович, — профессор в который раз поправил пенсне на носу. — Может, все-таки проверим документацию еще раз?
— Николай Александрович, — я обернулся к нему, — мы лично проверили каждую плавку. Три раза. Все идеально.
За окном хлопнули дверцы машин. Межлаук, как всегда подтянутый, в безупречно отглаженном костюме, первым прошел через проходную. За ним грузный военпред Архипов, щуплый металлург Студеникин, педантичный эксперт Полозов и молодой секретарь Трескунов в неизменной кожанке.
Последним, демонстративно опаздывая, подкатил на новеньком «Паккарде» Беспалов из «Сталь-треста». Его холеное лицо излучало плохо скрываемое злорадство.
— Что же, коллеги, — раздался в коридоре голос Межлаука, — проверим, исправил ли товарищ Краснов свои промахи.
Я вышел навстречу комиссии. В конце коридора мелькнули знакомые лица — Тюленев из «Гудка» и Немчинов из «Известий». Пресса, как и договаривались.
— Доброе утро, товарищи, — я старался говорить спокойно и уверенно. — Машины готовы, можем выдвигаться на полигон.
— А документы? — ехидно поинтересовался Беспалов. — Или опять только после провала покажете?
— Вся документация у вас на столе, Алексей Петрович, — я кивнул на толстую папку. — Можете изучать хоть по дороге.
На улице уже выстроилась внушительная колонна: два черных «Линкольна», «Паккард» Беспалова и три полуторки с оборудованием и образцами. У ворот толпились рабочие, весть об испытаниях разлетелась по заводу мгновенно.
— Прошу, — я открыл дверцу первой полуторки. — Извините за спартанские условия, но весь транспорт пришлось пустить под образцы.
Межлаук чуть поморщился, глядя на потертое сиденье, но промолчал. Он вернулся в свою машину с остальными членами комиссии. Беспалов демонстративно уселся в свой «Паккард».
Дорога на полигон заняла около часа. Моросящий дождь превратил грунтовку в скользкое месиво, машины то и дело заносило. В кабине было тесно и душно. Величковский, зажатый между мной и шофером, не переставал протирать запотевшее пенсне.
Полигон встретил нас пронизывающим ветром и раскисшей глиной. Артиллеристы, кутаясь в брезентовые плащ-палатки, заканчивали установку противотанковой пушки. На бетонном основании уже закрепили щиты с броневыми плитами.
Тюленев и Немчинов, укрыв фотоаппараты от дождя, устроились под навесом полевого штаба. Беспалов что-то негромко говорил им, то и дело бросая в мою сторону насмешливые взгляды.
— А все-таки странно, — донесся до меня скрипучий голос Студеникина, — как можно было допустить такой брак в прошлый раз? При вашей-то системе контроля…
— Вот сегодня и разберемся, — отозвался Межлаук. — Ну-с, — он достал из портфеля папку с документами, — прежде чем начнем, хотелось бы услышать объяснения по поводу прошлого инцидента.
— Объяснения будут излишни, — я указал на установленные щиты. — Предлагаю сразу перейти к делу.
Но председателя комиссии было не так уж легко сбить с толку.
— Объяснения все же необходимы, товарищ Краснов, — жестко сказал Межлаук. — Мы не можем начать новые испытания, не разобравшись с прошлым провалом.
Я медленно достал из планшета несколько листов.
— Вот результаты расследования, — я протянул бумаги Межлауку. — При проверке выяснилось, что партия огнеупоров для термических печей оказалась бракованной. Поставщик — Боровский завод уже признал ошибку. Из-за нарушения температурного режима термообработка броневых листов прошла неправильно.
Студеникин жадно схватил документы:
— Действительно… Характер разрушений полностью соответствует нарушению режима термообработки. Вот акты экспертизы огнеупоров…
— И где сейчас эти бракованные огнеупоры? — прищурился Беспалов.
— Уже заменены, — я развернул второй лист. — Вот накладные на новую партию от Лопасненского завода. С полным комплектом сертификатов качества.
Межлаук внимательно изучил документы:
— Что ж, технически это объяснение выглядит правдоподобным. Но почему не заметили при текущем контроле?
— Заметили, — я указал на даты в актах. — Но уже после того, как часть партии прошла обработку. Именно эти листы и попали тогда на испытания.
— Предлагаю перейти к делу, — проворчал Архипов, поднимая воротник шинели. — Дождь усиливается.
Артиллеристы заняли позиции у орудия. Дождь припустил сильнее, барабаня по каскам и плащ-палаткам. Полозов достал из футляра хронометр, Студеникин приготовил планшет для записей.
— Первая серия выстрелов — по контрольному образцу, — скомандовал Межлаук. — Это обычная броня «Сталь-треста», для сравнения.
Беспалов самодовольно усмехнулся, поправляя воротник кашемирового пальто.
Грянул первый выстрел. Броневая плита «Сталь-треста» выдержала, но вмятина оказалась значительной.
— Глубина проникновения — двадцать два миллиметра, — отметил Полозов, склонившись над прибором.
— Теперь наша броня, — я кивнул артиллеристам.
Новый выстрел прогремел особенно гулко. На безупречной поверхности нашей брони появилась едва заметная отметина.
— Невероятно… — пробормотал Студеникин, протирая запотевшие очки. — Глубина всего четыре миллиметра!
— Проверим под углом, — Межлаук уже не скрывал интереса.
Следующий снаряд, попав в броню под углом в шестьдесят градусов, срикошетил, оставив лишь легкую царапину.
Беспалов побагровел:
— Это… это какой-то фокус! Требую провести полный анализ металла!
— Пожалуйста, — я указал на полевую лабораторию Студеникина. — Можем проверить прямо сейчас.
Тюленев и Немчинов уже строчили в блокнотах, их фотоаппараты щелкали без остановки. Величковский просиял, его детище доказывало свое превосходство.
Глядя на изумление комиссии, я позволил себе легкую улыбку. Эта броня — наша стандартная разработка, еще до создания тайной лаборатории.
Отличная, надежная технология, значительно превосходящая все существующие образцы. Но настоящий наш козырь, трехслойная броня с боросодержащим внешним слоем, пока подождет своего часа. Незачем раскрывать все карты сразу.
Студеникин колдовал над пробами в полевой лаборатории. Его помощники споро работали с реактивами, время от времени сверяясь с таблицами.
— Структура идеальная! — наконец объявил металлург. — Равномерное распределение карбидов, оптимальный размер зерна. Технология термообработки выдержана безупречно.
Межлаук внимательно изучал результаты анализов:
— Придется признать, товарищ Краснов, вы действительно исправили ситуацию. Более того… — он сверился с документами, — показатели превосходят все существующие нормативы.
— Позвольте! — Беспалов протиснулся к столу. — А как же хваленая крупповская броня? Она всегда считалась эталоном!
— Взгляните сами, — Студеникин протянул ему графики испытаний. — По всем параметрам превосходство минимум на тридцать процентов.
Дождь постепенно стихал. Сквозь редеющие тучи пробились первые лучи солнца, заставив броневые плиты влажно блеснуть.
— Минуточку! — Беспалов лихорадочно листал какие-то бумаги. — У меня есть информация, что партия номер двести сорок семь производилась в совершенно других условиях. Предлагаю проверить именно ее!
Он торжествующе посмотрел на меня. В его глазах читалась уверенность, что уж теперь-то поймал меня на чем-то.
— Партия двести сорок семь? — я сделал вид, что задумался. — Пожалуйста. Степан! — крикнул я шоферу. — Доставьте образцы партии двести сорок семь с третьей полуторки.
Беспалов заметно напрягся. Он явно не ожидал такого спокойного согласия.
— Кстати, — добавил я, пока рабочие устанавливали новые броневые листы, — эта партия действительно особенная. Мы на ней впервые применили усовершенствованный метод раскисления стали.
Величковский понимающе кивнул, он прекрасно помнил, как мы отрабатывали эту технологию.
Новая серия выстрелов дала те же блестящие результаты. Броня держала удар безупречно, даже чуть лучше предыдущих образцов.
— Глубина проникновения всего три с половиной миллиметра! — возбужденно объявил Студеникин. — Это… это просто фантастика!
Беспалов побледнел и как-то сразу осунулся. Его последняя попытка найти брак провалилась.
Глядя на растерянное лицо конкурента, я вспомнил события прошлой ночи.
…Заводские фонари едва освещали пустой двор. Третья смена работала в цехах, но возле склада готовой продукции было тихо. Я стоял в тени за углом здания, когда появился Кузьмин. Он осторожно оглянулся и открыл дверь своим ключом.
Через несколько минут послышалось приглушенное шарканье. Кладовщик и двое рабочих осторожно выкатывали тележку с броневыми листами. На каждом отчетливо виднелось клеймо: «Партия 247».
— Тихо, тихо, — шептал Кузьмин. — Ставьте их вместо тех, что приготовлены на испытания.
Когда они закончили подмену и ушли, из темноты бесшумно возник Мышкин:
— Все как вы и предполагали, Леонид Иванович. Опять пытаются подсунуть бракованные листы.
— Где настоящая броня?
— В безопасном месте. Сейчас вернем обратно.
— Действуйте. И установите наблюдение за Кузьминым. Уверен, он помчится докладывать Беспалову об успешной операции.
Через час качественная броня партии двести сорок семь снова заняла свое место в подготовленных к испытаниям образцах. А еще через час наш человек в «Сталь-тресте» сообщил, что Кузьмин встречался с Беспаловым у черного хода его особняка…
Теперь, глядя на поспешное бегство директора «Сталь-треста», я испытывал мрачное удовлетворение. Он был так уверен в успехе диверсии, что даже не подумал о возможной контригре.
Межлаук, поправив неизменное пенсне, собрал всех под навесом полевого штаба:
— Что ж, товарищи, результаты испытаний, безусловно, впечатляющие. Однако… — он сделал многозначительную паузу, — считаю необходимым провести еще контрольный визит на производство. Проверить все этапы технологической цепочки.
— Хоть сегодня, — кивнул я. — Завод работает в три смены, все процессы отлажены.
— Завтра, — решил Межлаук. — А сейчас оформим акт приемки испытаний. Полозов, готовьте документы.
Пока эксперт аккуратным почерком заполнял бланки, я мысленно подсчитывал: после подписания акта наркомат обязан в трехдневный срок перечислить восемьсот тысяч рублей аванса, еще полтора миллиона — после завтрашней приемки. Это покроет все срочные платежи и даст возможность расплатиться с рабочими.
Беспалов, не дожидаясь окончания оформления документов, торопливо направился к своему «Паккарду».
— Алексей Петрович! — окликнул его Тюленев. — А как же комментарий для прессы?
— Без комментариев, — буркнул директор «Сталь-треста» и захлопнул дверцу машины.
Межлаук поставил размашистую подпись под актом:
— Поздравляю, Леонид Иванович. Признаю, вы действительно вывели производство на новый уровень. Жду вас завтра в девять утра на заводе.
— Будем ждать, — я пожал его сухую крепкую руку. — И подготовим всю документацию по технологическому процессу.
Дождь окончательно прекратился. Над полигоном раскинулась двойная радуга. Словно природа сама праздновала нашу победу.
Когда комиссия уехала, Величковский наконец позволил себе улыбнуться:
— С деньгами теперь все в порядке будет?
— Да, Николай Александрович. Передайте Протасову, что через три дня мы выплатим все задолженности по зарплате. И премии за перевыполнение плана тоже.
К проходной мы подъехали, когда солнце уже клонилось к закату. У ворот собралась большая толпа. Весь завод ждал результатов.
— Получилось! — крикнул Величковский, первым выпрыгивая из полуторки. — Все испытания прошли успешно!
Заводской гудок торжественно возвестил об окончании смены и одновременно о победе. Рабочие обступили машины, наперебой расспрашивая о подробностях.
— По местам, товарищи, по местам, — я поднял руку. — Завтра комиссия приедет принимать производство. Нужно подготовиться как следует.
В кабинете уже ждал Мышкин. Его обычно невозмутимое лицо выражало нетерпение.
— Ну что, Беспалов себя выдал? — спросил он, как только закрылась дверь.
— Полностью, — я сел за стол. — Но брать его пока рано. Пусть думает, что мы ничего не знаем. Через Кузьмина мы выйдем на всю сеть «Сталь-треста».
— А если попытается еще что-то устроить? — с сомнением спросил Мышкин.
— Не успеет. Завтра приемка, потом получим деньги и начнем полномасштабное производство.
Я вызвал Котова, распорядился о премиях. Потом долго говорил с Протасовым и Зотовым, с начальниками цехов, готовя завтрашнюю демонстрацию производства.
Когда последний посетитель ушел, на столе осталась только папка с гражданским заказом. Турбины для электростанций… Рельсы для железных дорог… Прокат для мостовых конструкций…
Я развернул чертежи. Здесь тоже нужен прорыв, не меньший, чем с броней. Сталь для турбин должна выдерживать чудовищные нагрузки и температуры. Рельсы — служить десятилетиями. Мостовые конструкции — держать вес тяжелых составов.
Я достал чистый лист бумаги. Начал писать формулы легирования из будущего — хром-молибден-ванадиевые стали для турбин, рельсы с бейнитной структурой, высокопрочные мостовые конструкции с ниобием.
За окном окончательно стемнело. В свете настольной лампы под зеленым абажуром рождались новые марки сталей, которые должны были перевернуть не только военное, но и гражданское производство.
Нужно расширить тайную лабораторию, подумал я, глядя на исписанные формулами листы. Впереди еще много работы. Но теперь, когда военный заказ практически в кармане, можно всерьез заняться и этим направлением.
В коридоре послышались шаги дежурного. Начиналась ночная смена. Завод жил своей обычной жизнью, не подозревая, какие перемены ждут его в ближайшем будущем.
Свет настольной лампы выхватывал из темноты чертежи и расчеты, разложенные на столе. Успех с броней придал уверенности. Пора браться и за гражданские заказы. Я опять просмотрел папку с требованиями от электростанций.
«Турбинные лопатки выходят из строя через год работы», — гласил отчет главного инженера Шатурской ГРЭС. — «Металл не выдерживает температуры и нагрузки».
Я усмехнулся. В моем времени эта проблема была давно решена. Взял чистый лист, начал писать формулу: «Хром — 12%, молибден — 1%, ванадий — 0,2%, вольфрам — 0,5%». Такая сталь будет работать без замены пять-семь лет при температуре до шестисот градусов.
Следующий документ — это жалоба с железной дороги. Рельсы на основных магистралях изнашиваются за два-три года.
А ведь есть решение. Бейнитная структура в стали. Плюс микролегирование ванадием…
Я снова взялся за карандаш: «Углерод — 0,8%, марганец — 1%, хром — 0,5%, ванадий — 0,03%». Такие рельсы прослужат десятилетия.
Мостострой требует более прочные конструкции. Я достал из сейфа записную книжку с формулами из будущего:
— Так… Высокопрочная низколегированная сталь с ниобием. Прочность в полтора раза выше обычной, при той же массе. А если добавить современные методы сварки, то можно добиться поразительных результатов.
В дверь осторожно постучали. Вошел Величковский:
— Леонид Иванович, вы еще здесь? Уже за полночь.
— Присядьте, Николай Александрович, — я подвинул к нему чертежи. — Как вам такой состав для турбинных лопаток?
Профессор надел пенсне, всмотрелся в формулы. Его брови поползли вверх:
— Это… это же абсолютно новый подход! Комплексное легирование, точный расчет фазового состава… — он поднял глаза. — Откуда это у вас?
— Теоретические разработки, — я пожал плечами. — Главное, что это работает. А вот здесь, — я показал следующий лист, — технология термической обработки. Закалка с последующим двойным отпуском.
Величковский покачал головой:
— Знаете, после истории с броней я уже не удивляюсь. Но это… это просто революция в металлургии! Такие стали перевернут всю промышленность!
— Вот именно, — я начал собирать чертежи. — Завтра после приемки комиссии начнем расширять нашу тайную лабораторию. Нам понадобится новое оборудование для термообработки, приборы для анализа структуры. У вас будет много работы.
— А средства? — осторожно спросил профессор.
— Теперь будут, — я улыбнулся. — После военного заказа можем позволить себе серьезные исследования. Подберите толковых молодых металлургов. Создадим несколько исследовательских групп.
Когда Величковский ушел, я еще раз просмотрел намеченный план. Новые марки сталей, технологии термообработки, методы контроля качества… Все это существовало в будущем, но здесь, в конце двадцатых, станет настоящим прорывом.
С такими материалами, подумал я, гася лампу, можно построить электростанции, мосты и железные дороги, которые прослужат век. Главное — успеть внедрить все это до начала тридцатых, пока еще есть возможность.
За окном громыхнул очередной состав на заводской ветке.
Профессор медленно спускался по гулкой лестнице заводоуправления, погруженный в свои мысли. За тридцать лет работы в металлургии он повидал немало талантливых инженеров. Но Краснов…
«Такое комплексное легирование… Точный расчет фазового состава… Прецизионная термообработка…» — Величковский остановился у окна, машинально почесывая подбородок. — «Но ведь для этого нужно не просто знать химию и металлургию. Тут физика, термодинамика на уровне, которого просто не существует!»
Он вспомнил первую встречу с Красновым. Тогда еще удивился: молодой директор говорил о сложнейших процессах так, словно видел их своими глазами. Броня, снаряды, а теперь эти немыслимые сплавы.
«Может быть, немецкая школа?» — профессор покачал головой. — «Нет, я знаю все работы Круппа и Тиссена. У них даже близко нет таких идей. Американцы? Тоже нет. Такое впечатление, что он пришел из какого-то другого мира, где металлургия ушла на полвека вперед».
Величковский усмехнулся своим фантастическим мыслям. Но как еще объяснить этот феномен?
Человек, который походя решает сложнейшие технологические проблемы, выдает формулы сплавов, которые даже теоретически еще не обоснованы, предвидит результаты с абсолютной точностью.
«Что ж», — подумал профессор, направляясь к выходу, — «может быть, и не нужно искать объяснение. Главное, я успею поработать с ним, увидеть рождение новой металлургии. А его тайна… пусть останется тайной. Пока останется. Но я ее обязательно разгадаю».
На улице моросил мелкий дождь. Где-то в темноте громыхнул товарный состав. Величковский поднял воротник пальто и зашагал к трамвайной остановке, унося в портфеле чертежи, которые должны перевернуть всю промышленность. И мысли о загадочном человеке, который словно знал будущее.