Ответный удар

Глава 16 Рождение новой империи

Майское утро заливало светом просторный кабинет Орджоникидзе в здании ВСНХ на Варварке. За распахнутыми окнами доносился перезвон кремлевских курантов и гомон толпы, как будто Москва все еще отмечала Первомай. На массивном столе красного дерева были разложены папки с документами, карты заводов, схемы производственных связей.

Серго, в неизменной белоснежной рубашке с подтяжками, быстро просматривал последние бумаги. Рядом с ним замер молодой референт с золотым «Паркером» наготове.

Я стоял у огромной карты СССР, где цветными флажками были отмечены все предприятия нового объединения. От Ленинграда до Кузбасса, от Подмосковья до Урала — впечатляющая промышленная империя.

— Ну что ж, товарищ Краснов, — Орджоникидзе поднял глаза от бумаг, — документы готовы. Сегодня подписываем приказ о создании единого промышленного объединения под вашим руководством.

В этот момент дверь распахнулась. На пороге появился взъерошенный Беспалов, за ним маячила фигура Казакова.

— Товарищ нарком! — Беспалов бросился к столу. — Это незаконно! Мы требуем пересмотра решения!

Серго даже не повернул головы:

— На каком основании, позвольте узнать?

— Мы… мы подготовили новый план модернизации! — Беспалов лихорадочно выхватил из портфеля смятые листы. — И договорились о кредите.

— С кем договорились? — Орджоникидзе наконец поднял взгляд. — С теми же немецкими банкирами, что помогли вам успешно завалить оборонный заказ?

В приемной послышался шум. Вошел Рыков, как всегда безупречно одетый, но с явными следами бессонной ночи на осунувшемся лице.

— Серго, — начал он примирительно, — давай посмотрим на это с точки зрения принципов НЭПа. Частная инициатива всегда должна превалировать.

— Какая частная инициатива? — перебил его Орджоникидзе. — Проваленные заказы? Махинации с векселями? Или может, диверсии на железной дороге?

Рыков побледнел:

— Это голословные обвинения…

— Вот акты ОГПУ, — Серго выложил на стол новую папку. — Вот заключение военной приемки. Вот результаты финансовой проверки. Что еще нужно?

В кабинете повисла тяжелая тишина. Только тиканье старинных часов на стене отмеряло секунды.

— Товарищ Орджоникидзе, — снова подал голос Беспалов, но уже гораздо тише, — может быть, хотя бы частичное сохранение активов?

— Все решено, — Серго взял ручку. — Единое объединение под руководством товарища Краснова. С прямым подчинением наркомату. Возражения есть?

Рыков молча направился к выходу. Беспалов с Казаковым, понурившись, последовали за ним.

— Распишитесь здесь, Леонид Иванович, — Орджоникидзе протянул мне документы. — Об ознакомлении.

Я взял перо. На гербовой бумаге четко виднелось: «Приказ о создании Государственного объединения металлургической и машиностроительной промышленности».

— Кстати, — Серго улыбнулся, — там внизу ждет Пирогов. Говорит, хочет обсудить с вами модернизацию уральских заводов. Это очень срочно.

Я кивнул. Пирогов — блестящий инженер, его переход к нам станет еще одним ударом по бывшему «Сталь-тресту». Одновременно он поможет вникнуть в дела компании.

— И вот еще что, — Орджоникидзе понизил голос. — Руководство очень довольно вашими морозильниками. Впервые за много лет спим спокойно, продукты не портятся.

За окном снова зазвенели куранты. Я улыбнулся.

— Очень рад слышать.

Солнце клонилось к закату, окрашивая стены центрального заводоуправления в теплые медовые тона. В просторном кабинете с высокими потолками и массивными дубовыми панелями тихо, только шелест бумаг да негромкое тиканье напольных часов «Павел Буре» нарушали вечернюю тишину.

Я стоял у огромной карты, занимавшей целую стену. Разноцветные флажки отмечали предприятия нового объединения. Красные — действующие заводы, синие — месторождения, зеленые — научные центры. Тонкие нити протянулись между ними, обозначая производственные связи.

Котов, по-прежнему в неизменном сюртуке старого покроя, раскладывал на столе очередные папки с документами:

— Вот, Леонид Иванович, полная опись имущества. Начнем с московского куста?

Я кивнул, прослеживая пальцем линии на карте:

— Наш головной завод, бывшие предприятия Крестовского — Московский металлургический, Коломенский сталелитейный, Подольский механический… — я сделал паузу. — Как там у них дела?

— Запущены донельзя, — Котов поправил пенсне. — На Коломенском половина мартенов требует капитального ремонта. В Подольске износ оборудования под восемьдесят процентов. Я уже вам докладывал, сколько потребуется на модернизацию. В Наркомтяжпроме смету уже согласовали. Быстро они, однако…

— Серпуховский арматурный и Тульский металлообрабатывающий в чуть лучшем состоянии, — продолжил я, переводя взгляд севернее. — А вот ленинградский куст…

— О-о, это особая история, — Котов достал новую папку. — Путиловский завод, «Большевик», «Русский Дизель» — серьезные мощности. Но тоже требуют серьезной модернизации.

В кабинет вошел Сорокин с кипой чертежей:

— Леонид Иванович, мы с Величковским набросали предварительный план автоматизации путиловских цехов. Чтобы внедрить нашу систему управления, потребуется месяц.

— Погоди, Александр, — я поднял руку. — Давай по порядку. Василий Андреевич, что у нас на Урале?

Котов развернул огромную ведомость:

— Нижнетагильский куст: металлургический, механический №183, Высокогорский завод плюс рудники. В Златоусте — металлургический комплекс, оружейная фабрика, инструментальный. Ижевский оружейный… — он перевернул страницу. — Мотовилихинские заводы в Перми, Верх-Исетский металлургический…

— А сырьевая база?

— Высокогорское месторождение железной руды, Бакальские рудники, хромовые месторождения, — Котов сверился с бумагами. — В Кузбассе — угольные шахты, в Подмосковье тоже свой уголь.

Я указал на зеленые метки, где отмечены научные центры:

— Так, что у нас с исследовательской базой? Центральная московская лаборатория, Уральское конструкторское бюро, Златоустовский центр… — я провел пальцем по карте. — Ленинградский физтех, ЦАГИ…

В дверь постучали. Вошел Головачев:

— Леонид Иванович, звонили из Нижнего Новгорода. Сормовский завод просит уточнить план поставок.

— Да, Сормово, конечно, — я вернулся к карте. — И еще Коломенский машиностроительный, Балашихинский литейно-механический, Брянский…

Я отошел на несколько шагов, охватывая взглядом всю карту. Огромная промышленная империя, раскинувшаяся от Балтики до Урала. Тысячи рабочих, десятки заводов, шахты, рудники, научные центры…

— Ну что ж, — я повернулся к своим помощникам, — задача ясна. Нужно все это хозяйство привести в порядок и наладить работу как единого механизма. Сорокин, где там ваши планы автоматизации?

— Вот, — он разложил чертежи. — Начнем с Путиловского…

За окном окончательно стемнело. В цехах головного завода загорелись огни, начиналась ночная смена. Где-то там, за сотни километров, также работали другие предприятия объединения. Теперь все это нужно было заставить работать как один отлаженный организм.

Я снова посмотрел на карту. На столе лежал приказ о крупнейшем военном заказе. Впереди предстояла грандиозная работа.

— Все готово к техническому совету на завтра? — спросил я. — Туда прибудут представители всех компаний.

Назавтра в большом конференц-зале заводоуправления было непривычно многолюдно. Вдоль длинного стола красного дерева расположились главные инженеры всех предприятий объединения. В воздухе висел привычный запах чертежной бумаги, папиросного дыма и крепкого чая из начищенного до блеска самовара в углу.

Я стоял у доски, испещренной схемами и формулами, когда дверь открылась. Вошел Пирогов, высокий седой инженер в отлично сшитом костюме. А следом за ним…

У меня перехватило дыхание. Анна. В строгом сером костюме, с собранными в тугой узел волосами. Она замерла на пороге, увидев меня, и краска схлынула с ее лица.

— Прошу прощения за опоздание, — Пирогов, не замечая возникшего напряжения, прошел к столу. — Позвольте представить моего технического консультанта, Анну Сергеевну Волжанскую. Она помогала нам с немецкой документацией в Сталь-тресте. А это Леонид Иванович Краснов, директор всего объединения. Ну, ты слышала о нем наверняка, Анна.

Девушка прожгла меня взглядом.

— Да, было дело, — процедила она и медленно прошла к дальнему концу стола, старательно избегая моего ответного взора. Ее пальцы, державшие папку с бумагами, слегка дрожали.

— Итак, коллеги, — я вернулся на место и заставил себя сосредоточиться на деле, — переходим к обсуждению модернизации уральских предприятий. Николай Александрович, вам слово.

Пирогов развернул чертежи:

— Начнем с Нижнетагильского комбината. Мартеновский цех требует полной реконструкции. Предлагаю внедрить новую систему автоматизации,которая так хорошо показала себя на ваших предприятиях.

Я слушал его доклад, но краем глаза невольно наблюдал за Анной. Она делала пометки в блокноте, иногда тихо переговариваясь с сидевшим рядом Величковским. Один раз наши взгляды случайно встретились, и она тут же отвернулась к окну.

— А что с прокатным производством? — спросил я, когда Пирогов закончил первую часть доклада.

— Здесь у нас есть интересное предложение, — он кивнул Анне. — Анна Сергеевна, покажите, пожалуйста, схемы немецких станов.

Она поднялась, все так же не глядя на меня, и подошла к доске. Ее голос, чуть охрипший от волнения, был предельно деловым:

— В документации Круппа мы обнаружили принципиально новую систему калибровки валков…

Я смотрел, как она уверенно чертит схемы, дает пояснения, отвечает на вопросы. Такая знакомая и одновременно чужая. Где та восторженная девушка, мечтавшая о полетах?

— Леонид Иванович! — голос Сорокина вернул меня к реальности. — Как вы считаете, сможем внедрить такую систему на всех прокатных станах?

— Да, конечно, — я кивнул, возвращаясь к чертежам. — Более того, предлагаю объединить ее с нашей системой автоматического контроля.

Совещание продолжалось еще несколько часов. Обсуждали модернизацию Златоуста, реконструкцию Ижевска, новые технологии для Мотовилихи. Анна больше не выступала, только изредка что-то записывала в блокнот.

Когда все начали расходиться, она быстро собрала свои бумаги и направилась к выходу. Я попытался перехватить ее у дверей:

— Анна Сергеевна…

— Не стоит, — она остановилась, все еще не глядя на меня. — Я все поняла. Блестящая операция, Леонид Иванович. Использовать мои чувства для получения информации… — ее голос дрогнул. — Что ж, поздравляю с победой.

— Анна, позвольте объяснить…

— Не нужно, — она наконец подняла глаза, и я увидел в них боль пополам с гневом. — Завтра я подаю на увольнение. Я надеюсь больше никогда не видеть вас. Никогда в этой жизни.

Она быстро вышла, оставив после себя легкий аромат духов и тяжесть в груди.

— Простите, Леонид Иванович, — Пирогов появился в дверях. — Я не знаю, что с ней стряслось. Она у нас лучший специалист по технической документации.

— Ничего, Николай Александрович, — я через силу улыбнулся. — Вы же слышали — она уезжает. Так что давайте вернемся к делам. Что там у вас по мартеновскому цеху?

За окнами темнело. В цехах зажигались огни. Где-то гудел паровоз, увозивший первую партию военного заказа. Когда я закончил совещание и остался один, то долго стоял у доски, глядя на схемы, начертанные знакомым изящным почерком.

Через два дня вечерняя Ходынка встретила меня тишиной и запахом свежескошенной травы. Закатное солнце золотило крылья учебных «Авро» на дальней стоянке.

Все это время я безуспешно пытался увидеться с Анной. Она не отвечала на звонки, не приходила на технические совещания, передавая документы через помощников.

И вот сегодня Мышкин доложил. Она будет в аэроклубе, последний тренировочный полет перед увольнением.

Я увидел ее силуэт возле ангара. Анна стояла спиной ко мне, в кожаной летной куртке, рассматривая что-то в планшете с полетными картами.

— Анна Сергеевна…

Она вздрогнула, но не обернулась:

— Я просила больше не искать встреч.

— Выслушайте меня. Всего пять минут.

— Зачем? — она наконец повернулась, и я увидел, как окаменело ее лицо. — Чтобы объяснить, как ловко вы использовали мое увлечение авиацией? Как через меня получали информацию о «Сталь-тресте»? Ловко, очень ловко. Какая же я дура, что поверила вам.

— Все не так…

— А как? — в ее голосе зазвенела ярость. — Может, расскажете, как специально подстроили нашу «случайную» встречу? Как изображали интерес к полетам? Как…

Она осеклась, сжав губы в тонкую линию.

— Да, я использовал информацию, — я шагнул ближе. — Но мои чувства к тебе были настоящими. И сейчас…

— Не надо! — она выставила ладонь, словно защищаясь. — Я не хочу больше слышать ни слова. Ты… — она с горечью усмехнулась и снова перешла на «ты». — Ты даже имя мне свое настоящее не назвал.

— Анна…

— Знаешь, что самое обидное? — она подняла на меня потемневшие глаза. — Я ведь действительно верила тебе. Когда ты говорил о небе, о мечтах, о будущем… Верила, как никому на свете. А оказалось, что это просто часть большой игры.

В стеклах ангара отражался закат. Где-то вдалеке урчал мотор очередного взлетающего «Авро».

— Завтра я улетаю, — она застегнула планшет. — Месье Блерио предложил место в школе летчиков-испытателей. Буду проверять новые машины, — ее голос дрогнул. — Там, по крайней мере, все честно — только я и небо.

— Ты же знаешь, это опасно…

— Опаснее, чем довериться тебе? — она горько усмехнулась. — Вряд ли.

К ангару подрулил «Авро-504» с инструктором:

— Анна Сергеевна, ваша очередь!

Она подхватила шлем:

— Прощай, Леонид. Или как тебя там на самом деле… Желаю успехов с твоей промышленной империей. Ты далеко пойдешь. Вот только больше не лезь ко мне.

— Анна! — я схватил ее за руку. — Прошу тебя…

Она мягко, но решительно высвободилась:

— Все кончено. И знаешь… — она помедлила у кабины самолета. — Я рада, что узнала правду. Теперь не нужно больше притворяться.

«Авро» взревел мотором. Я смотрел, как самолет выруливает на взлетную полосу, как отрывается от земли, набирая высоту в закатном небе. Анна даже не обернулась.

Когда стих гул мотора, я еще долго стоял у ангара. В кармане лежало приглашение на техсовет, где она должна была делать доклад о немецких технологиях. Теперь этот листок стал просто бумажкой.

Потянуло вечерней прохладой. Где-то за ангарами механики готовили машины к завтрашним полетам. А я все смотрел в темнеющее небо, где растаял силуэт самолета. Туда, куда улетела моя последняя надежда все исправить.

Степан ждал у ворот аэродрома с заведенной машиной. Нужно возвращаться на завод, военный заказ требовал полной отдачи. Но почему-то впервые за долгое время победа казалась горькой.

Когда на Москву опустилась ночь, в моем рабочем кабинете по-прежнему горел свет. За окном расстилалась панорама завода. Яркие электрические огни в цехах, где шла ночная смена, красноватые отблески мартенов, маневровый паровоз, развозящий материалы по узкоколейке.

Я склонился над картами и схемами, разложенными на массивном столе красного дерева. Вот они — владения созданной промышленной империи. От Ленинграда до Урала, от Поволжья до Кузбасса. Путиловский гигант, златоустовские заводы, нижнетагильский комплекс, сормовские мощности…

Где-то в ящике стола лежала свежая телеграмма из Франции — Анна благополучно добралась до школы Блерио. Я намеренно не стал ее доставать. Хватит. Прошлое осталось в прошлом.

В дверь осторожно постучали. Вошел Сорокин с кипой чертежей:

— Леонид Иванович, мы с Величковским доработали схему автоматизации мартеновских цехов. Взгляните.

Я с благодарностью углубился в технические детали. Работа — вот лучшее лекарство от душевных ран.

— Отлично, Александр. Внедряйте немедленно, начиная с головного завода. И свяжитесь с Пироговым в Нижнем Тагиле, пусть готовят цеха под новую систему.

— Есть еще кое-что, — Сорокин достал сложенный лист. — Только что получили предварительные результаты испытаний новой брони. Превосходит все ожидания.

Я просмотрел протоколы. Действительно, впечатляюще. Военный заказ будет выполнен в срок и с превышением технических требований.

За окном загудел гудок — пересменка в ночных цехах. Где-то там, в огромных корпусах, кипела работа. Тысячи людей делали свое дело, создавая будущее советской индустрии.

Я подошел к окну.

— Кстати, — Сорокин помедлил у двери, — сегодня пришли документы из автомобильного отдела ВСНХ. Просят рассмотреть возможность создания собственного автомобильного производства.

Я улыбнулся. Вот оно — новое направление для развития. Масштабный проект, способный изменить страну.

— Передайте в конструкторское бюро — пусть начинают проработку. Будем делать советский автопром.

Когда Сорокин ушел, я еще раз окинул взглядом карту империи. Да, пришлось заплатить высокую личную цену за эту победу. Но теперь нет пути назад. Только вперед — к новым горизонтам, новым свершениям, новым победам.

В дверь снова постучали, рабочий день продолжался. Пора принимать очередные решения, отдавать распоряжения, двигать вперед огромный механизм промышленной империи.

Личное придется принести в жертву делу. Такова цена за право изменить историю.