Ответный удар

Глава 13 В коридорах власти

Массивное здание ВСНХ на Варварке встречало апрельское утро красными флагами и транспарантами о пятилетке. В длинных гулких коридорах пахло свежей краской, явно готовились к празднику Первомая. Из приоткрытых окон доносился стук молотков и звон пил, на площади монтировали трибуны для демонстрации.

В большом зале заседаний уже собиралась комиссия. Куйбышев, в строгом темном костюме, что-то негромко обсуждал с Орджоникидзе у окна. Рыков, бледный и напряженный, перебирал бумаги на краю длинного стола, изредка бросая нервные взгляды на дверь.

— Товарищи, начинаем, — Орджоникидзе занял место председателя. — У нас сегодня два взаимосвязанных вопроса. Первый — критическая ситуация с оборонным заказом на «Сталь-тресте».

— Позвольте! — Беспалов вскочил со своего места. — Мы уже подготовили исправления. Товарищи! — Беспалов нервно поправил узел дорогого галстука. — Позвольте изложить наш план преодоления временных трудностей.

Хоть он и перебил председателя, но Орджоникидзе молча кивнул. Тогда Беспалов развернул цветные диаграммы:

— Да, у нас возникли некоторые сложности с поставками материалов. Но мы уже заключили новые договоры. Да, были проблемы с оборудованием, но запчасти из Германии прибудут через две недели. А вот график восстановления производства…

— Через две недели? — перебил его Куйбышев. — А заказ нужно выполнять уже сейчас.

— Валериан Владимирович, позвольте! — Рыков тоже поднялся со своего места. — «Сталь-трест» — образцовое предприятие нэпманского типа. Они всегда выполняли обязательства.

— Всегда — это в прошлом, — сухо заметил Орджоникидзе. — А сейчас у нас на столе акты военной приемки. Полковник Лаврищев, доложите.

Седой военпред поднялся:

— Полная деградация производства. Мартены работают с нарушением технологии, прокатный цех парализован из-за износа оборудования, термическое отделение не обеспечивает требуемого качества. Вывод: предприятие не способно выполнить оборонный заказ.

— Но позвольте! — Беспалов начал раскладывать новые графики. — Вот план модернизации.

— За счет чего? — снова вмешался Куйбышев. — У треста долги перед банками, векселя опротестованы, счета под угрозой ареста.

— Алексей Иванович! — Беспалов умоляюще посмотрел на Рыкова. — Объясните им!

Рыков откашлялся:

— Товарищи, мы не можем отказаться от принципов НЭПа. Частная инициатива, предпринимательская активность, все это отлично работало до сих пор.

— А качество продукции? — жестко спросил Орджоникидзе. — А сроки? А обороноспособность страны? Нам скоро пятилетку выполнять, а вы все про частную инициативу…

В зале повисла напряженная тишина. Беспалов с растерянным видом перебирал свои диаграммы. Рыков нервно постукивал пальцами по столу.

— Есть другие предложения? — Куйбышев обвел взглядом присутствующих.

По залу прокатился легкий шум. Я заметил, как Рыков заерзал в кресле. И раз уж все молчат, я поднял руку.

— Слово товарищу Краснову, — Куйбышев кивнул мне. — Прошу изложить ваши предложения.

Я поднялся, раскладывая документы:

— Товарищи, мы стоим на пороге величайших преобразований. Пятилетний план требует полного переустройства промышленности. Старые методы, основанные на НЭПе первой волны, себя исчерпали.

— Что вы предлагаете? — Орджоникидзе слегка подался вперед.

— Новую систему организации производства. — Я развернул схемы. — Полная автоматизация основных процессов. Научная организация труда по методу Гастева. Централизованное управление через диспетчерские пункты с использованием системы Бонч-Бруевича.

— Это все теория! — выкрикнул кто-то из сторонников Рыкова.

— Нет, товарищи, это уже вполне работоспособная практика. — Я разложил акты испытаний. — Вот результаты внедрения на нашем заводе. Производительность выросла на сорок процентов. Себестоимость снизилась на треть. Качество продукции превосходит немецкие стандарты.

Куйбышев взял графики:

— А оборонный заказ? Сможете выполнить?

— Не только выполнить, но и превзойти технические требования. При этом… — я сделал паузу, — сохранив элементы хозрасчета и материальной заинтересованности работников. То есть лучшее из опыта НЭПа, но уже на новом уровне.

Рыков наконец не выдержал:

— Вы предлагаете уничтожить частную инициативу? Вернуться к военному коммунизму?

— Нет, Алексей Иванович. — я покачал головой. — Я предлагаю соединить государственное планирование с хозяйственной самостоятельностью предприятий. Централизованное управление с местной инициативой. Научную организацию производства с материальным стимулированием.

В зале повисла тишина. Орджоникидзе задумчиво постукивал карандашом по столу.

— То есть, — медленно произнес он, — вы хотите создать новый тип промышленности? Не частный трест в духе старого НЭПа, но и не простой госзавод?

— Именно, товарищ Серго. Государственное объединение нового типа. С современной техникой, научной организацией и элементами хозрасчета. Как база для всей пятилетки.

Куйбышев переглянулся с Орджоникидзе:

— А сроки? Первомай на носу, страна ждет результатов…

— Первую продукцию дадим через месяц. Полное выполнение заказа — к октябрьским праздникам.

— Нереально! — снова вскинулся Беспалов.

— Реально, — я разложил график работ. — Вот схема производства. Вот расчет мощностей. Вот план поставок. Все просчитано, все подготовлено.

Орджоникидзе встал:

— Товарищи, объявляется перерыв. Через час — окончательное решение.

Когда все потянулись к выходу, я заметил, как Серго что-то негромко сказал Куйбышеву, кивнув в мою сторону. Тот задумчиво кивнул.

В коридоре пахло свежим весенним ветром из открытых окон. Снаружи доносились звуки строительства трибун, город готовился к празднику. А здесь, в стенах ВСНХ, решалось будущее не только одного завода, но и всей советской индустрии.

Я подошел к окну. Внизу, на площади, рабочие устанавливали огромный плакат: «Пятилетку — в четыре года!» Что ж, скоро мы узнаем, каким путем страна пойдет к этой цели. Если заказ дадут мне, я выполню еще раньше.

Длинные коридоры ВСНХ наполнились гулом голосов и табачным дымом. Я обернулся.

Затем намеренно держался в тени, наблюдая за перемещениями участников совещания. Беспалов с Рыковым о чем-то горячо спорили у окна. Представители военного ведомства сгрудились вокруг полковника Лаврищева, изучая документы.

— Хорошо выступили, Леонид Иванович, — Бауман словно материализовался из воздуха. — Но Рыков будет биться до конца.

— Знаю, — я кивнул. — Как думаете, Карл Янович, что решат?

— А не решат они ничего, — Бауман понизил голос. — Слишком большие ставки. Рыков уже успел позвонить своим сторонникам в Политбюро. Куйбышев колеблется. Даже Серго…

В этот момент к нам быстрым шагом подошел помощник Орджоникидзе:

— Товарищ Краснов, Серго Орджоникидзе просит вас зайти к нему. Сейчас.

В небольшой приемной наркома я столкнулся с Куйбышевым.

— Значит так, — негромко сказал он, оглянувшись на дверь кабинета. — На общем заседании решение не пройдет. Слишком много противоречий. Но Серго хочет обсудить детали в узком кругу.

— А Рыков?

— А Рыков пусть пишет особое мнение, — Куйбышев усмехнулся. — Главное — чтобы ваши расчеты были точными. Серго таких ошибок не прощает.

Когда после часового перерыва все вернулись в зал заседаний, напряжение можно было резать ножом. Орджоникидзе оглядел присутствующих:

— Товарищи, учитывая сложность вопроса и необходимость дополнительной проработки, предлагаю продолжить обсуждение в рабочем порядке. — Он выдержал паузу. — А пока прошу товарища Краснова, товарища Куйбышева и представителей военного ведомства пройти ко мне в кабинет. Остальным спасибо.

Ну что же, так даже лучше. Я вместе со всеми потянулся вслед за главой наркомата.

Просторный кабинет Орджоникидзе на втором этаже ВСНХ был залит предвечерним солнцем. За массивными дубовыми панелями виднелись кремлевские башни, золотые в закатных лучах. Тяжелые темно-зеленые шторы, кожаные кресла, огромный письменный стол придавали помещению особую основательность.

Орджоникидзе, сняв пиджак и оставшись в белоснежной рубашке с подтяжками, внимательно изучал итоговые цифры:

— Значит, два миллиона пудов специальной брони для танковой программы, — он поднял глаза на присутствующих. — Восемьсот тысяч пудов легированной стали для авиационной промышленности. И полтора миллиона пудов конструкционной стали для тракторных заводов.

— Общая сумма контракта — сто двадцать миллионов рублей, — уточнил Куйбышев. — Это крупнейший промышленный заказ в истории нашей страны. И вот сейчас все это под угрозой срыва.

— А сроки? — Серго повернулся ко мне. — В какие сроки сможете гарантировать сдачу заказа?

— Первая партия — через месяц, — я раскрыл график поставок. — К октябрьским праздникам выходим на полную мощность: по двести тысяч пудов специальной стали ежемесячно.

Рыков, сидевший в глубоком кресле у окна, покачал головой:

— Это нереально. Даже германские заводы Круппа не дают такой производительности.

— Потому что у них нет нашей системы автоматизации, — я развернул схемы. — Смотрите: центральная диспетчерская управляет всем циклом. Температурные режимы контролируются автоматически. Загрузка печей механизирована. Плюс научная организация труда по методу Гастева.

Куйбышев склонился над чертежами:

— А качество? Разве из-за такой скорости не пострадает качество?

— Качество превосходит немецкие стандарты на тридцать процентов. Вот результаты испытаний на полигоне.

Орджоникидзе прошелся по кабинету, заложив руки за спину:

— Сумма контракта огромная. Аванс потребуется…

— Тридцать миллионов, — я кивнул. — Все уже просчитано. Десять — на модернизацию оборудования, пятнадцать — на материалы, пять — в оборотные средства.

— А гарантии? — снова подал голос Рыков.

— Все активы объединения, включая уральские заводы, — я положил на стол документы. — Плюс личное поручительство.

В кабинете повисла тишина. Было слышно, как тикают старинные часы на стене. Орджоникидзе остановился у окна, глядя на закатную Москву.

— Знаете, товарищи, — наконец произнес он, — мы сейчас решаем не просто судьбу одного заказа. Мы выбираем путь развития всей промышленности. Старый НЭП себя изжил — это факт. Но и простое огосударствление — не выход.

Он повернулся к присутствующим:

— А вот соединение государственного планирования с хозрасчетом, новейшей техники с материальной заинтересованностью — это интересно. Как вы считаете, Валериан Владимирович?

Куйбышев поправил очки:

— Если все получится, можно распространить опыт на всю тяжелую промышленность. Как раз к началу пятилетки.

— А если не получится? — упрямо спросил Рыков.

— Тогда ответит товарищ Краснов, — жестко сказал Орджоникидзе. — Лично. Как и положено настоящему хозяйственнику. И гражданину нашей страны.

Я невольно почувствовал дрожь. Тридцатые годы на носу, мне известно, как в такие времена наказывали виновных.

— Кстати, о сроках, — Орджоникидзе резко развернулся. — А как у вас с текущими заказами, товарищ Краснов?

Я был готов к этому вопросу:

— Военный заказ выполнен на восемьдесят процентов, гражданский — на семьдесят пять. По плану осталось четыре недели.

— Четыре недели? — Серго прищурился. — Нет, так не пойдет. Мне нужна полная уверенность, что вы не завязнете в двух заказах одновременно.

Куйбышев согласно кивнул:

— Это слишком рискованно. Сначала закройте текущие обязательства.

Я на секунду задумался. Мы с Величковским уже обсуждали возможность ускорения работ.

— Товарищ Орджоникидзе, — я выпрямился. — Мы сдадим оба заказа через две недели.

— Две недели? — Рыков иронически хмыкнул. — Это просто авантюра!

— Не авантюра, а точный расчет, — я достал новые графики. — Вот схема ускорения производства. Мы уже внедрили автоматическую загрузку мартенов, перевели прокатный стан на трехсменную работу. Термический цех полностью автоматизирован.

Орджоникидзе внимательно изучал расчеты:

— А вы ручаетесь за качество? Опять-таки закономерный вопрос, не пострадает ли оно от такой спешки?

— Ни в коем случае. Вся автоматика настроена на поддержание заданных параметров. Более того, мы уже провели испытания продукции. Результаты превосходят технические условия.

Серго барабанил пальцами по столу:

— Две недели… А если не успеете?

— Тогда вопрос о новом заказе даже не поднимается, — я твердо посмотрел ему в глаза. — Я лично гарантирую выполнение текущих обязательств в течение двух недель.

В кабинете повисла тишина. Куйбышев о чем-то тихо переговаривался с Орджоникидзе. Рыков нервно протирал пенсне.

— Хорошо, — наконец произнес Серго. — Даю вам две недели. Если справитесь — новый заказ ваш. Если нет…

— Если нет — подаю в отставку, — я закончил за него.

— Идет, — Орджоникидзе протянул руку. — Через две недели жду вас с актами приемки. И только после этого будем говорить о ста двадцати миллионах.

Он вернулся к столу, взял ручку:

— Что ж, решение принято. Заказ передается объединению Краснова, в случае успешного выполнения текущего, — Он начал писать резолюцию, потом поднял голову: — И помните, Леонид Иванович, речь идет не только о броне и стали. Речь о будущем советской индустрии.

Когда мы выходили из кабинета, в коридоре уже зажигали лампы. За окнами догорал весенний закат. Где-то внизу, на площади, рабочие заканчивали монтаж трибун к первомайской демонстрации.

Новая эпоха в истории советской промышленности начиналась здесь, в старинном здании на Варварке, под вечерний звон кремлевских курантов.

В голове уже крутились чертежи новых цехов, схемы автоматизации, планы реорганизации производства. Впереди две недели адской работы. Бауман, проходя мимо, скептически покачал головой.

Когда все разошлись, Орджоникидзе еще некоторое время стоял у окна, глядя на затихающую Москву. Потом решительно подошел к телефону:

— Соедините с товарищем Сталиным.

Короткая пауза, и в трубке раздался знакомый голос с характерным акцентом:

— Слушаю, Серго.

Орджоникидзе крепче сжал трубку.

— Коба, докладываю о совещании. Приняли решение передать заказ Краснову.

— Сто двадцать миллионов? — в голосе Сталина слышалась усмешка. — Большая ставка.

— Зато и результат может быть соответствующий. — Орджоникидзе прошелся по кабинету. — Ты бы видел его схемы автоматизации. И эту систему научной организации труда… Даже немцы такого еще не делают.

— А старый заказ?

— Обещает закрыть за две недели.

— За две недели? — Сталин хмыкнул. — Смело. А Рыков что?

— Рыков против, конечно. Кричит про разрушение НЭПа, про частную инициативу…

— НЭП… — Сталин помолчал. — Старый НЭП себя изжил, это верно. Но вот эта новая система Краснова — государственное управление плюс хозрасчет… В этом что-то есть.

Орджоникидзе присел на край стола:

— Коба, тут такое дело… В прошлый раз, когда мы его проверяли, он все потерял, дом, машину, даже фамильные драгоценности заложил. Но выстоял, не сломался.

— Знаю, — сухо отозвался Сталин. — Именно поэтому он и получает этот заказ.

— Так вот… Может, в этот раз обойдемся без проверок? Дадим спокойно работать?

В трубке повисла долгая пауза. Было слышно, как Сталин раскуривает трубку.

— Хорошо, — наконец произнес он. — Никаких проверок. Никаких акций. Пусть работает. — Снова пауза. — Но если «Сталь-трест» попытается помешать… Это уже будет их личное дело. Понимаешь, Серго?

— Понимаю, Коба, — Орджоникидзе улыбнулся. — Значит, не трогаем его?

— Не трогаем. Пусть сам докажет, что справится. В конце концов, — в голосе Сталина появились насмешливые нотки, — человек, который в коммуналке продолжал чертежи рисовать, заслуживает шанса. Такие нам нужны.

— Спасибо, Коба.

— Не за что, Серго. Держи меня в курсе. Особенно насчет этих двух недель. Интересно будет посмотреть…

Когда разговор закончился, Орджоникидзе еще долго сидел за столом, глядя на вечерние огни Москвы. Что-то подсказывало ему — они действительно стоят на пороге больших перемен. Этот упрямый молодой нэпман Краснов, готовый рисковать всем ради своих идей, возможно, действительно изменит лицо советской промышленности.

За окном окончательно стемнело. Где-то вдалеке загудел автомобиль.