Ответный удар

Глава 8 Полет и предательство

Аэродром на Ходынском поле встретил нас прохладным апрельским утром. Солнце только поднималось над горизонтом, и его косые лучи золотили крылья выстроившихся в ряд самолетов. Легкий ветер трепал полотняные обшивки, где-то вдалеке прогревал двигатель очередной «Авро».

Я искоса наблюдал за Анной. Она замерла, широко распахнув глаза, впитывая каждую деталь открывшейся картины. Ветер играл ее короткими темными волосами, на щеках проступил легкий румянец. В этот момент она была особенно хороша.

— Это… это невероятно! — выдохнула она, сжимая в руках новенький членский билет ОДВФ, который я преподнес ей вчера за ужином в «Праге». — Столько самолетов сразу!

— Нравится? — я улыбнулся, стараясь, чтобы голос звучал естественно. В груди что-то болезненно сжалось при виде ее искреннего восторга. Я чувствовал себя настоящим мерзавцем.

— Еще бы! — она порывисто схватила меня за руку. — Смотри, это же настоящий АНТ-3! А вон там «Авро». А это что за машина?

Она потянула меня к ближайшему самолету, забыв всякую сдержанность. В этот момент Анна казалась совсем девчонкой, восторженной, полной жизни. И от этого на душе становилось еще тяжелее.

— А теперь главный сюрприз, — я достал из кармана габардинового плаща сложенный лист бумаги. — Как насчет того, чтобы подняться в воздух? Самой? В качестве пилота?

Она замерла, не веря своим ушам:

— Ты… ты это серьезно?

— Вполне. — Я развернул документ. — Вот допуск на учебный полет. Ты сама будешь пилотировать. Вместе со мной в качестве инструктора, конечно же.

— Я сама⁈ — она в изумлении уставилась на меня. — А разве так можно? А ты сам умеешь летать?

— Немного, — я старался говорить небрежно. — Научился еще в Германии. Вон тот «Авро» в дальнем конце поля уже ждет нас. Какой же я был бы инженер по авиации, если бы не умел летать?

Анна прижала руки к груди. В карих глазах плескалось такое неприкрытое счастье, что у меня перехватило дыхание. Прости меня, девочка, мелькнула предательская мысль.

Я вспомнил вчерашний вечер, бессонную ночь в кабинете, когда планировал эту операцию. Документы, договоренности, тщательно продуманная легенда… Все ради того, чтобы сейчас увидеть этот восторг в ее глазах. И использовать его.

В полутемном кабинете я мерил шагами пространство от окна до стола. За окном серел промозглый апрельский вечер, в свете настольной лампы под зеленым абажуром лежала стопка документов об Обществе друзей воздушного флота.

На столе фотография Анны. Карие глаза смотрят открыто и доверчиво, легкая улыбка играет на губах.

В груди что-то болезненно сжалось. Нет, нельзя об этом думать. Сейчас главное дело.

Я еще раз проверил документы. Членский билет ОДВФ, уже оформленный на имя Анны Сергеевны Волжанской. Специальное приглашение на показательные полеты. Допуск на полеты с инструктором.

К счастью, я сам когда-то учился летать. В той, другой жизни, в 2023-м, у меня был частный пилотский сертификат. Навыки никуда не делись, на прошлой неделе я тайно проверил себя на Ходынке. Старенький «Авро» слушался отлично, хотя управление намного грубее, чем у самолетов в будущем.

Мышкин помог организовать все через своих людей в ОДВФ, но дальше я буду действовать сам. Слишком тонкая работа, слишком много личного. Да и рисковать лишними свидетелями не стоит.

Хотя, Мышкин уже наверняка все вынюхал и узнал, с кем я решил полететь в небо в эту субботу. Глушков тоже наверняка в курсе. Но он пока далеко. От него приходят зашифрованные весточки.

В камине потрескивали поленья. Я подошел к окну, вглядываясь в сумеречную Москву. На душе было муторно. Использовать чувства Анны, ее детскую мечту о небе в своих корыстных целях. Эх, какой же я подонок.

Но другого пути нет. Мне нужна информация о планах «Сталь-треста», и Анна пока что единственный путь к ней. Слишком многое поставлено на карту.

Я достал из сейфа план полета. В субботу на Ходынке показательные выступления. Громов будет демонстрировать новый АНТ-3. А потом… потом я предложу Анне подняться в воздух. Вдвоем. Старенький «Авро» ждет на дальней стоянке, все документы готовы.

Она не заподозрит подвоха. В том-то и дело, что она слишком чиста душой для таких подозрений. Слишком… настоящая.

Я снова взял в руки фотографию девушки. Вгляделся в открытое, одухотворенное лицо. По-детски припухлые губы, легкий румянец на щеках, живой блеск карих глаз.

— Прости, девочка, — прошептал я. — Прости, но другого пути нет.

За окном громыхнул первый весенний гром. Начиналась гроза. Я аккуратно спрятал фотографию в сейф, проверил документы для завтрашнего ужина. Пора собираться, в восемь у нас встреча в «Праге».

В висках стучала предательская мысль: а может, все-таки не стоит? Может, есть другой способ? Но я задавил эти сомнения. На войне как на войне. А это война, пусть и без выстрелов. И в этой войне все средства хороши.

— Идем! — сейчас она потянула меня к самолету, не в силах больше ждать. — Надо сначала хотя бы посмотреть поближе.

Ага, она еще не до конца поверила в возможность полета. В прошлый раз, во время знакомства, я уже покатал ее на самолете. В небе над Москвой.

Теперь следующий шаг это дать ей возможность самой усесться за штурвал. Вполне логичное решение.

— Можно не только посмотреть, — я помог ей надеть кожаный шлем и очки-консервы. Летный комбинезон, который я заранее приготовил, оказался ей чуть великоват, но это только добавляло очарования.

«Авро» поблескивал свежей краской в утреннем свете. Я помог Анне забраться в кабину, попутно объясняя назначение приборов. Она слушала с жадным вниманием, то и дело перебивая вопросами, точными, профессиональными. Настоящий технарь, несмотря на внешнюю хрупкость.

Устраиваясь в кабине позади нее, я на мгновение прикрыл глаза. Вспомнил как она рассказывала о папках с грифом «Совершенно секретно», лежащих на ее рабочем столе в конструкторском бюро «Сталь-треста». Там, среди чертежей и расчетов, наверняка есть ответы на мои вопросы. Надо только разговорить ее. Сегодня, после полета, когда эмоции будут зашкаливать…

— Готова? — спросил я, берясь за рычаги управления.

— Да! — в ее голосе звенело такое неприкрытое счастье, что все мои сомнения на миг отступили.

Двигатель заревел, винт закрутился, размазываясь в сверкающий диск. «Авро» начал разбег по траве Ходынского поля.

«Прости меня», — мысленно повторил я, когда земля ушла вниз и Москва раскинулась под нами причудливым узором улиц и площадей.

А впереди было только небо. И ее счастливый смех, доносившийся сквозь рев мотора.

Москва проваливалась вниз, превращаясь в игрушечный макет. Анна восторженно вскрикнула, когда «Авро» сделал первый вираж, и я почувствовал, как она инстинктивно вжалась в меня.

— Потрясающе! — кричала она, перекрывая рев мотора. — А можно еще выше?

— Можно все! — я повел машину вверх, к редким весенним облакам.

Она была создана для неба, это чувствовалось в каждом ее движении, в каждом возгласе. Когда я передал ей управление, она справилась почти без подсказок.

— Смотри, вон Кремль! — Анна слегка повернула голову. — А там Москва-река! Господи, как же красиво!

— Хочешь научиться сама водить самолет? — я наклонился к ее уху, чувствуя знакомый аромат жасмина от ее волос.

— Еще спрашиваешь! — она рассмеялась, и в этом смехе было столько счастья, что все мои коварные замыслы на миг отступили куда-то далеко — Это же мечта всей моей жизни!

Мы летали почти час. Я показал ей основные приемы пилотирования, дал почувствовать машину. Она схватывала на лету, словно всю жизнь только этим и занималась.

— А теперь держись! — предупредил я, закладывая крутой вираж.

Анна взвизгнула от восторга, когда горизонт встал вертикально. Ее рука непроизвольно легла на мою, сжимающую ручку управления.

Внизу проплывала весенняя Москва — пестрая мозаика крыш, церковных куполов, заводских труб. Сейчас, в небе, все мои земные дела казались такими далекими и неважными.

— Знаешь, — Анна откинулась на меня, когда мы выровняли самолет, — я никогда не была так счастлива. Даже не верится, что это происходит на самом деле.

Я молча поцеловал ее в шею над воротником кожаной куртки. Она была такой живой, такой настоящей в этот момент.

Заход на посадку мы сделали вместе. Мои руки поверх ее рук на рычагах управления. «Авро» мягко коснулся земли, подпрыгнул и покатился по траве Ходынского поля.

— Ну как? — спросил я, помогая ей выбраться из кабины.

Вместо ответа она повисла у меня на шее. Глаза сияли, щеки раскраснелись, растрепанные волосы выбились из-под шлема.

— Это было… это было… — она не находила слов. — Спасибо тебе! Ты даже не представляешь, что ты для меня сделал!

— Полетим еще? — спросил я, глядя в ее сияющие глаза.

— Хоть каждый день! — она рассмеялась. — Знаешь, я, кажется, окончательно влюбилась. И не только в небо…

Я притянул ее к себе, чувствуя, как колотится ее сердце. Где-то в глубине души шевельнулось знакомое чувство вины, но я заглушил его поцелуем.

После посадки мы еще долго бродили по Ходынскому полю. Анна не могла успокоиться. Щебетала без умолку, то и дело останавливаясь, чтобы поцеловать меня. Ее глаза сияли, а голос звенел от переполнявших эмоций.

— Поехали ко мне? — вдруг предложила она, прижавшись всем телом. — У меня есть бутылка французского шампанского. Давно берегла для особого случая.

В ее взгляде читалось такое откровенное желание, что у меня перехватило дыхание. Я молча кивнул и помог ей сесть в «Паккард», специально арендованный для этого случая.

Всю дорогу она не отпускала мою руку, то и дело вспоминая детали полета. Квартира Анны встретила нас уютным полумраком и запахом жасмина. Она включила только маленькую лампу под зеленым абажуром, достала пыльную бутылку «Вдовы Клико».

— Сейчас… — прошептала она, но я не дал ей договорить.

Поцелуй вышел жадным, требовательным. Анна ответила с неожиданной страстью, видимо, полет раскрепостил ее окончательно. Ее руки лихорадочно расстегивали пуговицы моей рубашки.

— Подожди… — выдохнула она. — Надо хоть шампанское открыть…

— К черту шампанское, — я подхватил ее на руки.

Она рассмеялась, обвив мою шею руками:

— Знаешь, после неба… все чувствуется особенно остро. Словно я заново родилась.

Мы не дошли до спальни, опустились прямо на диван в гостиной. Анна дрожала под моими руками, тихонько постанывая. От ее прикосновений кружилась голова.

Потом, уже в спальне, мы все-таки открыли шампанское. Пузырьки щекотали нос, а Анна, завернувшись в простыню, рассказывала о своих впечатлениях.

Пламя свечей отбрасывало причудливые тени на стены спальни. Анна лежала, положив голову мне на грудь, ее растрепанные волосы щекотали кожу. От нее пахло небом, весной и немного шампанским.

— О чем думаешь? — спросил я, рассеянно перебирая пряди ее волос.

— О полете, — она мечтательно улыбнулась. — Знаешь, когда мы были там, в небе… Я вдруг поняла, какой мелкой и ненужной кажется вся эта возня в конторе.

— Какая возня? — я старался, чтобы вопрос прозвучал как можно более небрежно.

Анна приподнялась на локте. В мерцающем свете свечей ее лицо казалось совсем юным.

— Да эти бесконечные интриги… — она поморщилась. — Представляешь, Казаков совсем с ума сошел. Вчера орал на Беспалова при всех, требовал немедленно начать устроить проверки на заводах Краснова.

Я замер, но продолжал рассеянно поглаживать ее плечо:

— А Беспалов что?

— А Беспалов, — она фыркнула, — заявил, что рано. Что нужно дождаться результатов испытаний. Они чуть не подрались! — Анна тихонько рассмеялась. — Два солидных человека, а устроили базар как на Сухаревке.

— И что не поделили? — я притянул ее ближе.

— Да кто их разберет… — она потянулась за папиросой. — Казаков кричал что-то про какие-то векселя, про то, что время уходит. А Беспалов ему в ответ, что если спугнуть дичь раньше времени — весь план насмарку.

Я чувствовал, как гулко стучит сердце. Вот оно. Но нельзя торопиться.

— Забавно, — я потянулся за бутылкой шампанского. — Выпьем за небо?

— За небо! — она сделала глоток прямо из горлышка. — Знаешь, а ведь Пирогов, наш технический директор, тоже против этой авантюры. Говорит, что Краснов единственный человек, кто действительно двигает отрасль вперед.

— Вот как? — я приподнял бровь.

— Ага! — она прижалась ко мне. — Вчера он долго говорил с нами, с инженерами, показывал какие-то расчеты… Технология Краснова действительно лучше нашей. А эти двое, Казаков и Беспалов, хотят просто уничтожить конкурента. Причем Казаков торопится, потому что ему срочно нужны деньги — он проигрался в карты какому-то немцу.

Я молча слушал, запоминая каждое слово. Картина постепенно складывалась.

— А документы? — спросил как бы между прочим. — Там же наверняка куча бумаг по этому делу?

— Ой, не говори! — она махнула рукой. — Три сейфа! Представляешь, у них даже специальная папка есть, называется «Операция К». Вся документация по заводам Краснова, планы проверок, компромат… Беспалов держит ее в личном сейфе.

Я поцеловал ее, чтобы скрыть промелькнувшую на лице улыбку. Вот оно. Теперь я знаю, где искать.

— Ты замерзла, — я набросил на ее плечи простыню. — Может, еще шампанского?

— Нет, — она потянулась ко мне. — Лучше поцелуй меня еще раз. И пообещай, что мы снова полетим!

— Обещаю, — прошептал я, привлекая ее к себе.

А в голове уже выстраивался план. Казаков проигрался и торопится. Беспалов медлит. Пирогов против. Документы в сейфе… Прекрасная возможность для контрудара.

Но об этом можно подумать завтра. А сейчас… сейчас были только мы двое, свечи и воспоминания о полете.

Я вернулся на завод далеко за полночь. Анна уснула, разметавшись по подушке, а я еще долго смотрел на нее, прежде чем уйти. Во сне она казалась совсем девочкой, доверчивой, беззащитной.

В кабинете было темно и холодно. Я налил себе коньяка и начал раскладывать информацию по полочкам. Итак, что мы имеем?

Казаков проигрался немцам и торопится с операцией против меня. Значит, он сейчас самое слабое звено, загнанный в угол человек способен на отчаянные поступки. И на предательство тоже.

Беспалов более осторожен, действует по какому-то плану. Все документы в его личном сейфе… Но если Казаков достаточно напуган, он может пойти на то, чтобы выкрасть эти бумаги.

Я достал блокнот, начал набрасывать план:

Первое. Через подставных лиц передать Казакову информацию, что немцы готовы огласить его карточные долги.

Второе. Намекнуть, что Беспалов ведет двойную игру и готовит документы для его устранения.

Третье. Организовать «случайную» встречу с Пироговым, технический директор может стать союзником.

Коньяк медленно согревал. За окном светало. Где-то в глубине души шевельнулось сожаление об Анне, но я отогнал эти мысли. В конце концов, я действительно дал ей то, о чем она мечтала — небо.

Я снял телефонную трубку:

— Мышкин? Нужно срочно встретиться. Есть информация по «Сталь-тресту». И еще — найди досье на некоего немца, который держит игорный дом на Тверской. Кажется, пришло время устроить еще одну небольшую панику в стане врага.

План складывался сам собой: стравить Казакова с Беспаловым, поддержать Пирогова, который выступает против травли моих заводов, а потом… потом нанести решающий удар, когда они окончательно перегрызутся между собой.

Я подошел к окну. Первые лучи солнца золотили крыши Москвы. Где-то там, на Ходынском поле, уже готовились к новому дню самолеты. Анна наверняка проснется с мыслями о вчерашнем полете.

Взяв чистый лист бумаги, я начал писать инструкции для Мышкина. Нужно действовать быстро, пока информация свежая. Пока Казаков в панике из-за карточных долгов. Пока Беспалов уверен в своей неуязвимости.