Ответный удар

Глава 20 Проверка

Коломенский завод, один из старейших машиностроительных гигантов России, величественно возвышался над левым берегом Оки. Основанный в 1863 году военным инженером Амандом Струве, он начинал с производства железнодорожных мостов, но уже к концу XIX века стал крупнейшим производителем паровозов в стране.

Завод строился по последнему слову европейской инженерии, с широкими пролетами цехов, собственной электростанцией и разветвленной сетью железнодорожных путей. Массивные корпуса из красного кирпича, украшенные узорчатой кладкой и готическими окнами, больше напоминали католические соборы, чем промышленные здания. Их строили на совесть. Немецкие инженеры и русские мастера, закладывая фундамент будущей индустриальной мощи.

Особой гордостью завода был паровозостроительный цех, самый большой в Европе на момент постройки. Здесь собирали знаменитые пассажирские паровозы серии «С» — «Русские Пасифики», которые водили курьерские поезда от Варшавы до Владивостока. В годы Первой мировой здесь же выпускали бронепоезда, а при советской власти освоили производство тепловозов.

Рядом с заводом вырос рабочий поселок с добротными кирпичными домами, больницей и техническим училищем. Коломенские мастера славились своим умением по всей России. Недаром местные паровозы получали золотые медали на всемирных выставках. Теперь этим умельцам предстояло освоить производство новых турбин и специальных сталей для оборонной промышленности.

Промозглое утро встретило меня у проходной Коломенского завода. Серое июньское небо, нетипичное для начала лета, низко нависало над массивными краснокирпичными корпусами. Пахло влажным углем и железом. Гудок известил о начале утренней смены.

Новый директор завода Похлебкин, худощавый энергичный человек с аккуратно подстриженными усиками, встречал меня у ворот. Его назначили месяц назад, и я хотел лично проверить, как он справляется.

— Начнем с турбинного цеха, Леонид Иванович, — Похлебкин протянул мне свежий отчет. — Там у нас самые интересные результаты.

В огромном, недавно отстроенном корпусе турбинного цеха на удивление светло. Новые фонари верхнего освещения заливали помещение ровным светом. Вдоль центрального пролета двигались мостовые краны, перенося массивные заготовки турбинных дисков.

— Вот, смотрите, — Похлебкин подвел меня к новому балансировочному станку немецкого производства. — Внедрили автоматическую систему контроля. Теперь точность балансировки роторов выше в три раза.

Я с интересом наблюдал за работой станка. Действительно, качество заметно улучшилось. Но что-то в его работе меня насторожило.

— А почему привод подачи так вибрирует? — спросил я, прислушиваясь к неритмичному гулу.

— Разрешите доложить! — к нам подошел молодой инженер в потертой кожанке. До этого он стоял в сторонке. Но в несколько вызывающей позе. Сразу видно, что бунтарь. — Лаптев, ответственный за балансировочный участок. Я как раз хотел обратить внимание на эту проблему.

Лаптев развернул чертеж прямо на станине:

— Вот здесь можно изменить систему охлаждения подшипников. Если добавить дополнительный контур и установить автоматический регулятор температуры, мы справимся с проблемой.

Я внимательно изучил его предложение. Толковый парень, сразу видно. Но и упрямый к тому же. В его идее явно прослеживалось рациональное зерно.

— Сколько времени нужно на модернизацию? — спросил я.

— Три дня, если дадите карт-бланш на материалы и людей, — уверенно ответил Лаптев.

— Похлебкин, обеспечьте ему все необходимое, — распорядился я. — И премию за инициативу.

Мы двинулись дальше. В термическом отделении у огромных печей для закалки лопаток я заметил еще одну проблему. Неравномерный нагрев заготовок.

— Что с системой контроля температуры? — обратился я к начальнику цеха Шаповалову, грузному мужчине лет пятидесяти.

— Да вот, немецкие пирометры барахлят, — развел руками тот. — Заказали новые, но поставки задерживаются.

— А почему не используете отечественные? — я вспомнил разработки профессора Величковского. — У нас в центральной лаборатории есть отличные образцы.

Шаповалов замялся:

— Так это… Не доверяем как-то нашим. Немецкие вроде надежнее…

— Зря не доверяете, — я достал блокнот. — Сейчас распоряжусь, чтобы вам поставили партию наших пирометров. Через неделю доложите о результатах.

В этот момент к нам подбежал запыхавшийся мастер:

— Товарищ Похлебкин! В механическом срочно нужно ваше участие. Там с точностью обработки проблема.

Директор посмотрел на меня. Я кивнул:

— Идемте. Посмотрим, что у вас там.

Внутренний голос подсказывал, что день будет длинным. Но именно из таких проблем и их решений складывался успех всего дела. А мне нужен успех. Слишком много поставлено на карту.

В механическом цехе оказалась типичная проблема. Старые станки немецкой фирмы «Джанг» давали неравномерную точность. После получаса наблюдений я заметил причину. Изношенные направляющие создавали вибрацию при обработке длинных валов.

— Смотрите, — я подозвал старшего механика Воронихина, сухощавого немолодого мужчину с въевшейся в морщины металлической пылью. — Вот здесь и здесь установите дополнительные опоры с гидравлическими демпферами. И замените бронзовые вкладыши на текстолитовые.

— Так это ж не по инструкции, — засомневался тот. — Немцы рекомендуют только родные детали ставить.

— Времена меняются, Степан Кузьмич, — улыбнулся я. — Наш текстолит даже лучше будет. Меньше трения, выше износостойкость.

К концу дня я убедился, что завод постепенно набирает обороты. Новая система управления приживается, хотя и не без сложностей. Похлебкин толковый руководитель, и не боится ничего нового.

Вечером в своем вагоне-салоне я просматривал отчеты, готовясь к завтрашнему визиту в Сормово. За окном проплывали бесконечные русские поля, подсвеченные закатным солнцем. Старый проводник Егорыч принес чай в тяжелом подстаканнике.

— В Сормово-то давно не бывали, Леонид Иванович? — спросил он, расставляя на столике баранки.

— С весны, как раз перед всей этой историей со «Сталь-трестом».

Я развернул чертежи новых корабельных броневых плит. Сормовский завод всегда славился корабелами, но сейчас им предстояло освоить совершенно новую технологию. Интересно, как там справляется молодой директор Зайцев?

Поезд мерно стучал на стыках рельсов.

Сормовский завод раскинулся на низком берегу Волги, там, где она делает плавный поворот перед впадением Оки. Основанный еще в 1849 году компанией «Нижегородская машинная фабрика», он уже восемьдесят лет оставался одним из крупнейших промышленных предприятий России. Здесь строили первые отечественные паровозы и речные суда, здесь в 1920 году спустили на воду первый советский танкер «Красное Сормово».

Массивные краснокирпичные корпуса цехов, почерневшие от времени и копоти, тянулись вдоль берега почти на версту. Между ними поблескивали рельсы заводской узкоколейки, по которым день и ночь сновали небольшие паровозы, развозя материалы и готовые изделия. На высоком берегу темнели приземистые дома рабочего поселка, построенного еще при Бугрове, прежнем хозяине завода царских времен.

Особой гордостью сормовичей были стапели. Огромные наклонные площадки у самой воды, где собирали корпуса судов. С них сошли многие знаменитые волжские пароходы, а в годы Гражданской войны — первые советские бронекатера. Теперь здесь предстояло освоить производство новой корабельной брони, и это задача не из легких.

Рабочие династии Сормова славились мастерством. Здесь до сих пор работали потомки тех, кто строил первые русские паровозы и первые речные теплоходы. Кулибины, Воротынцевы, Лапшины, эти фамилии передавались из поколения в поколение вместе с секретами мастерства. Но новое время требовало новых подходов и технологий.

Сормовский завод встретил нас заревом мартеновских печей, пробивающимся сквозь утренний туман. Массивные краны на стапелях вырисовывались черными силуэтами на фоне розового рассвета. Пахло рекой, нагретым металлом и свежей окалиной.

Директор Зайцев, невысокий крепкий человек с военной выправкой, ждал у проходной. На его открытом лице читалось напряжение. Явно есть проблемы, о которых он не решался доложить по селекторной связи.

— С чего начнем, Павел Андреевич? — спросил я, пожимая его крепкую ладонь.

— Пойдемте в новый броневой цех, Леонид Иванович. Там у нас необычная ситуация.

В огромном цехе, где раньше клепали корпуса волжских барж, теперь установили современные закалочные печи. Вдоль стен тянулись ряды массивных броневых плит, готовых к термообработке. Но около одной из печей явно назревал конфликт.

— Я тебе русским языком говорю, нельзя так резко температуру поднимать! — кричал седой мастер в промасленной робе. — Тридцать лет у печей стою, знаю, что говорю!

— А я вам формулы показываю, Никифор Петрович! — горячился молодой инженер в очках. — Расчеты подтверждают, что можно безопасно ускорить процесс на сорок процентов!

Я узнал спорщиков. Старый мастер Кулибин, потомственный сормовский рабочий, и молодой инженер Зернов, недавний выпускник Промакадемии.

— В чем суть разногласий? — спросил я, подходя ближе.

— Да вот, товарищ Краснов, — Кулибин махнул рукой в сторону печи. — Молодежь все торопится. А броня ошибок не прощает. Один раз неправильно закалишь, и все пиши пропало, весь лист в брак.

Зернов развернул перед нами графики:

— Смотрите, при использовании новой системы контроля температуры мы можем без каких-либо осложнений поднимать градус. Чего бояться?

Я внимательно изучил его расчеты. Технически он прав. Новые пирометры позволяли точнее контролировать процесс. Но и опыт старого мастера нельзя сбрасывать со счетов.

— Так, товарищи, давайте попробуем совместить ваши подходы, — предложил я. — Зернов, ваши расчеты верны, но начнем с небольшой партии. Никифор Петрович, проконтролируйте процесс, отметьте все нюансы. А я пока посмотрю, что у вас с новой системой автоматического контроля сварных швов.

— Эх, — крякнул Кулибин, — была бы моя воля…

— А воля, Никифор Петрович, сейчас одна. Надо дать флоту лучшую в мире броню, — перебил я его. — И для этого нам нужны и ваш опыт, и новые технологии.

Следующий час я провел у сварочных автоматов. Новая система с фотоэлементами, которую разработал Зотов, действительно творила чудеса. Качество швов повысилось втрое, а производительность — вдвое.

— А вот здесь у нас проблема, — Зайцев показал на стеллажи с готовыми плитами. — Никак не можем добиться равномерной закалки по всей площади. Особенно на больших листах.

Я подошел ближе, провел рукой по шершавой поверхности брони. Что-то знакомое.

— У вас какая система охлаждения? — спросил я.

— Стандартная, погружная.

— А если попробовать струйную? С распределенными форсунками?

Глаза Зернова загорелись:

— Точно! И добавить автоматическое регулирование давления в зависимости от температуры листа!

— Дельно говоришь, — неожиданно поддержал Кулибин. — Я еще до революции на Путиловском такое видел. Только там вручную напор регулировали.

Я улыбнулся про себя. Кажется, общее дело начинает сближать старую гвардию с молодежью. А это не менее важно, чем все технические усовершенствования.

К концу дня мы успели проверить работу всего броневого производства и наметить план модернизации. Особенно меня порадовало, что Кулибин и Зернов уже вместе обсуждали детали новой системы закалки.

— Как думаете, справимся с заказом? — спросил Зайцев, провожая меня к машине.

— Справимся, Павел Андреевич. С такими людьми как не справиться?

За проходной протяжно загудел гудок, сзывая ночную смену. Где-то в цехе вспыхнуло яркое пламя газовой резки. Сормовский завод продолжал работать, сочетая вековой опыт с новейшими технологиями.

После Сормова поезд повернул на север. За окном вагона-салона проплывали бесконечные леса, перемежаемые болотами и торфяниками. Я просматривал документацию по Ижорским заводам, попутно делая пометки в блокноте.

Основанные еще при Петре Первом как пильная мельница, Ижорские заводы превратились в крупнейшее металлургическое предприятие империи. Здесь делали броню для первых русских дредноутов, здесь же осваивали производство первых отечественных автомобилей. После революции завод не остановился. Теперь здесь выпускали специальные стали для турбин первых электростанций по плану ГОЭЛРО.

Егорыч внес свежий чай и новые газеты.

— В Колпино подъезжаем, Леонид Иванович, — сообщил он, расставляя на столике неизменные баранки. — Там теперь новый директор, Малышев. Говорят, толковый инженер.

Я кивнул. С Малышевым я уже успел познакомиться, когда он приезжал в Москву на совещание. Действительно способный специалист, хотя и молод для такой должности. Интересно будет посмотреть, как он справляется с управлением сложнейшим производством.

За окном замелькали пригороды Ленинграда. Вдали показались внушительные корпуса Ижорских заводов, над которыми поднимался дым множества труб. Завтра предстоял важный день. Нужно проверить, как идет освоение новой технологии производства специальных сплавов.

Я отложил бумаги и задумался. Каждый из этих старых заводов имел свой характер, свои традиции, свои особенности. И везде приходилось искать особый подход, чтобы соединить вековой опыт с новейшими технологиями. Впрочем, именно в этом и заключалась самая интересная часть моей работы.

Поезд начал замедлять ход, приближаясь к станции Колпино.

Ижорские заводы дышали силой и мощью. Расположенные на берегах одноименной реки, они поражали своим размахом. Более двух верст вдоль по течению занимали производственные корпуса. У заводских ворот высилась сторожевая башня Петровских времен. Молчаливый свидетель трехвековой истории предприятия.

Малышев, стройный темноволосый инженер с живыми карими глазами, встретил меня у проходной. В его быстрых, точных движениях чувствовалась энергия молодости, но говорил он взвешенно и по делу.

— С главного начнем, Леонид Иванович. В сталеплавильном у нас интересные результаты.

В огромном цехе грохотали мостовые краны, разливая в изложницы потоки раскаленного металла. Возле новой электропечи собралась группа инженеров во главе с немолодым человеком в роговых очках.

— Знакомьтесь, Попрядухин Николай Семенович, — представил Малышев. — Наш главный по специальным сплавам. Только что закончили эксперименты с новой технологией легирования.

Попрядухин развернул на столе графики:

— Вот, смотрите. Добавляем молибден не в начале плавки, а на финальной стадии. И получаем совершенно иную структуру металла.

Я внимательно изучил результаты. Действительно, прочностные характеристики выросли почти в полтора раза.

— А равномерность легирования? — спросил я.

— В том-то и дело! — оживился Попрядухин. — Мы разработали новую систему электромагнитного перемешивания. Вот, посмотрите…

Он подвел меня к пульту управления. На экране самописца четко прослеживалась диаграмма температур по всему объему печи.

— Молодцы, — похвалил я. — А что с системой автоматического контроля?

Малышев помрачнел:

— Тут у нас проблема, Леонид Иванович. Пирометры дают серьезную погрешность при замере температуры жидкого металла.

— Позвольте показать! — к нам подошел молодой инженер в промасленной спецовке. — Смирнов, лаборатория автоматики. У меня есть идея, как решить эту проблему.

Следующий час мы обсуждали предложенную им схему с двойным контролем температуры. Идея интересная. Использовать одновременно контактный и оптический методы измерения.

— Давайте так, — подвел я итог. — Выделите Смирнову бригаду монтажников и все необходимые материалы. Через неделю проверим результаты.

В этот момент со стороны термического цеха раздался резкий звук сирены.

— Что там? — насторожился Малышев.

— Аварийный сигнал от печи номер три, — доложил подбежавший мастер. — Температура резко поползла вверх!

Мы поспешили в термический цех. Возле массивной закалочной печи суетились рабочие. Внутри находилась партия особо ответственных деталей для турбин.

— Система охлаждения вышла из строя, — доложил начальник цеха. — Если не справимся, вся партия пойдет в брак.

Я быстро оценил ситуацию:

— Так, слушайте меня внимательно. Малышев, срочно запускайте резервные насосы. Попрядухин, организуйте подачу воды по аварийной схеме. Смирнов, бегом в лабораторию, тащите сюда все имеющиеся термопары.

В следующие два часа мы боролись за спасение драгоценной партии деталей. Постепенно температуру удалось стабилизировать. Когда наконец открыли печь, первые замеры показали, что металл не пострадал.

— Ф-фух, успели, — вытер пот Малышев. — Спасибо, Леонид Иванович. Без вас могли бы все загубить.

— Не благодарите, — отмахнулся я. — Лучше разберитесь, почему система охлаждения отказала. И обязательно внедрите дублирующий контур. Такие детали не прощают ошибок.

К концу дня мы закончили осмотр всех ключевых производств. Несмотря на отдельные проблемы, завод производил хорошее впечатление. Малышев оказался именно тем руководителем, который нужен в это время, технически грамотным, энергичным, умеющим работать с людьми.

— Как думаете, справимся с военным заказом? — спросил я, когда он провожал меня к машине.

— Справимся, — уверенно ответил директор. — Нам надо не останавливаться на достигнутом. Продолжать внедрять новые технологии.

— Поддерживайте таких энтузиастов как Смирнов, держите высокую планку качества, — я пожал ему ладонь.

Уже в машине я еще раз окинул взглядом величественные корпуса завода. Над ними догорал закат, окрашивая кирпичные стены в багровые тона.

Где-то в глубине цехов вспыхивали огни электросварки. Ночная смена заступала на вахту. Ижорские заводы продолжали работу, как продолжали уже три столетия, становясь с каждым годом все совершеннее и мощнее.