Панцирь

Глава 1

Аванпост

Сон затянулся на сотни лет – иногда и такое случается.

Мёд раздробленных мыслей тек во тьме. Словить крупицы и собрать – невыполнимая задача.

Внимание оттягивало тепло неизвестности. Весь я, чем бы я ни был, размазан вокруг точек идей.

И о чем они эти идеи вообще?

А главное мои ли они?

Среди полотна инфосора выделялось то, что приходило снаружи и успешно добиралось до самости, производя импульсы раздражения.

Оно повторялось. Внутрь черепушки проникал звон от удара. Блаженный и пустой интервал в секунду. И снова звон. Так сотню раз.

Один из ударов создал вспышку света. Следом еще один пустой интервал и после, с очередным звоном, зажглось солнце реальности. Холодное, словно ящерица, и мертвое.

Пьянящее тепло крио-тьмы исчезло; тело рассталось с ним предательски быстро.

Передо мной предстал мир и мародёр.

***

Я внутри семечка Саркофага. Осознал себя развалившимся в корпусе трона консервации.

Здесь мало места – помещение два на два метра, и до треугольного прохода, почему-то раскрытого, если поднапрячься можно дотянуться рукой.

Биолюминесцентные ферм-коробы заливали тусклой синевой рельеф стен и суть похоронных молитв:

“Ты не мертв”,

“Восстань и воюй”,

“Справедливость – все”.

Мелкая тварь пыталась сбить модуль с левого наруча, используя долото из примитив-металла и каменную колотушку.

По шесть тонких волосатых пальцев сжимали инструменты. Пузатый нагрудник из рыжей кожи пестрил пришитыми карманами, чешуйками и костями.

Сложно поверить, но дикарь всерьез рассчитывал получить мою собственность.

Хоть я и сидел, оно все равно глядело снизу. Мелкое. Уродливое до отвратительности. Морда опоссума – на две трети, гуманоида – на одну. Усы, черные полосы, неопрятность шерсти, безобразный нос. В каждую скулу вбит алый камушек.

Мутант, воняющий крысиным пометом и дурман-травой.

Грязь.

– Убирайся.

Прозвучало не особо внятно. За время сна отвык от речи. Говорить сейчас сложно. Челюсти как склеены жвачным корусом. Вряд ли мародер поймет, даже если знает язык.

Дерьмо.

Опоссум оскалился, широко раскрывая треугольную пасть. Колотушка так и зависла на половине пути, сам зверь застыл.

Судя по тому как модуль на наруче разболтался, мутант почти закончил и от этого попал в ловушку затраченного усилия. Взгляд забегал; жадность и страх перемешались в миг, свели его с ума – я отчетливо видел это в черных бусинах омерзительных глаз.

– Ah 'sa shabitu borg, – прошипел опоссум, разбрызгивая капли желтушной пены.

Тоном своего шипения он, конечно, храбрился, дерзил, но тело выдавало его, плоть трясло.

Уверен, инстинкты чувствовали громаду хищника, но недоразум подводил хозяина, заставляя того блуждать по лабиринтам придуманных мотиваций.

Но это его проблемы.

– Я приказал, уродец.

– Shabitu borg !

Мародёр выпустил колотушку, и шестипалая ладонь рванулась к поясу. Так он втягивал меня в нелепую дуэль.

Его скорость – скорость травмированного существа. Может он лучший из своего семейства и поэтому считал, шансы есть.

Я считал по-другому.

Не стал выжидать. Не так уж и важно, чем он собрался удивлять в оружейном плане. Левой рукой плотно схватил наглеца за глотку, кулаком правой ткнул в морду.

Эхо удивления хлестнуло по разуму. Рассчитывал кость треснет подобно стеклу, но вместо этого крепость, как насмехаясь, обожгла руку.

Каменный мутант.

Трудно поверить.

Так я и смотрел на него. Опоссум хрипел и брыкался, в какой-то момент ему удалось дотянуться и вырвать оружие из кобуры – смешной пистолетик цвета нечистот, с проржавевшим, колесным механизмом на пузатой боковушке.

Резким движением предплечья разоружил. Пистолетик звякнул о наруч, затем о диагональный рельеф стены и рухнул в пыль.

Звереныш шипел, странно щелкал, пускал все больше и больше пены, заливая схватившую руку, но как бы я не усиливал давление на горле, никак не желал задохнуться. Значит придется варварски поработать кулаком.

Для того чтобы нащупать слабую точку в шаблоне черепа пришлось нанести девять ударов. Затем два решающих и кость наконец соизволила проломиться внутрь. Образовалась трещина, на руку брызнуло красным и серым вдобавок к желтому.

Мерзость, но он наконец подох.

Я швырнул тушей в стену, предотвратив всякую попытку притворства, и уселся обратно в трон консервации.

Время подключить голову.

***

Я не человек.

Определенно.

Доказательства тому простой факт, вся стычка проходила под аккомпанемент двойного сердцебиения в грудине, который осознал только когда уселся.

Осмотрел ладонь – вывод: визуально похож на человека.

Так кто же я?

Не могу сказать. Мне определенно известно о концепте человечества. Мысли про людские сообщества и про бытие единицей в ней связаны с эхом пренебрежения. Из этого получалось вывести забавную вещь касательно меня и людей, даже без информационной основы отчего-то считал их ниже.

Следя за мыслительными маршрутами, подметил что вообще являюсь достаточно высокомерным существом. Мнения о себе чрезвычайно хорошего. Не то чтоб мне это не нравилось или был против. Если есть остаточное поведение, то скорей всего оно чем-то обосновано, иначе бы устранили, никто не стал бы терпеть. С другой стороны, может трон консервации и утерянная личность и были таким устранением? Глупая мысль. Мой ответ ей – нецелесообразные затраты.

Покопался в памяти и нашел в основе своей все те же обрывки: бессвязные ленты, обломки, цвета; вкусы и запахи, неспособные создать ассоциацию, – множество обезображенных трупов воспоминаний.

В центре хранилось одна цельная сцена – золотой привнесенный конструкт. Я обступал его со всех сторон, точно краб, щупал места возле, пытаясь найти еще что-то: элементарную бытовую память, образы боевых сколов, но ничего не получалось, клешни подцепляли лишь муть.Тогда обращался к привнесенному, так как выбора не оставалось.

Деталей столько, будто в голове сохраненная запись. Так понимаю воспоминание загружено во сне, через трон.

Основа его – женщина. Либо она гигант, либо я стою на коленях. Взгляд направлен на лицо, связан; все остальное размывает волнистая синь и серебро, но звуки на фоне – война: звон, грохот выстрелов и крики; отступление.

Лицо тонкое и прекрасное, усеянное перьями бронзы и золота. Обрамлено серебром волос, с вплетенными бусами декоративных модулей. Они мигали разными цветами. Глаза – это сплошное фиолетовое сияние.

Не знаю кто она, но я восхищен, рад, влюблен – мысль о ней отдавала теплом и завязана на почитании, что должно соотносится с мифическими или полубожественным сущностями.

Богиня?

Эта мысль рефлекторно смешила. У меня должно быть специфическое отношение к Богам, но я естественно ничего не помню – источник выжжен.

Общение велось волей, с помощью ритма мерцания глаз. Cлова пропечатывались сразу в разуме:

“Ты проснешься и приступишь к делу”.

– Да, Госпожа, – мне страшно говорить при ней.

“Чти заветы Справедливости, дхал, в память обо мне. Если Идол не остановлен, останови. Найди синтез Короля – в нем вся нужная тебе память”.

Воспоминание обрывалось болезненно – эхо опустошенности прошлось по разуму тоскливой волной.

Она назвала меня дхал.

Это точно не имя. Обозначение. Скорей всего должность, общественная роль, что-то подобное.

Идол, очевидно, враг. Злоба и печаль цвели при воспроизведении этого имени; а так – пусто, природа неизвестна. Где этого врага искать – непонятно. Что он собой представлял – неведомо.

Что означало слово “синтез”, опять же, не знал. Эхо эмоционального фона никак себя не проявляло.

Какое-то абстрактное понятие?

Может быть.

Женщина предполагала, что я испытаю проблему с памятью и мне понадобится помощь, значит все идет по её плану. Был спокоен.

Обратил внимание на свое облачение.

Темно-синяя, практически чёрная кираса защищала торс. Материал странный, четко ощущал прикосновения, будто идея осязания вытащена наружу и равномерно намазана на пластины доспеха. Провел ладонью по материалу. Доспех совершенно точно воспринимался частью тела. Снимался ли вообще?

Должен.

Вон, в плечах, борозды, создающие круг; там ровно в центре каждого торчал черно-серебряный ярлык нейро-штекера.

Сниму и погляжу. Потом естественно. Здесь для таких дел недостаточно безопасно. С другой стороны, а где будет достаточно?

Будет ли?

С силой стукнул пару раз по грудной пластине. Ощущения приглушались: расходился слабый холодок.

Логично, иначе если панцирь проткнут или прострелят, при передаче болевых ощущений можно свалиться от шока, а такое не сильно увеличивает шансы на выживание в стычке.

Достаточно странная геометрия: множество выемок, выпуклостей, декоративных элементов, коробов-носителей, пластин, прикрывающих тактические жёлоба, внутренних карманов-полостей. С левого бока отделение под аккумуляторы. Один хтон горел алым, был активен; остальные три потухли. Разглядывая элементы, я ощутил в доспехе слабость, точно недоразвитость. Мысль заставила нахмурится.

Неправильно.

До спячки было иначе.

При этом, оценивая, я воспринимал панцирь Абсолютом технологического развития. Ощупывая ребра жесткости на нагрудных пластинах; рассматривая разъемы для крепления модульных улучшений не мог остановить разгуливающее во мне эхо восхищения. Примешивалась и гордость.

Из другой защиты – наплечные и набедренные пластины, закрепленные на простенькую систему ремней, воспринимались отдельными элементами. Плотные черные штаны с серебряным узором по ноге, горные ботинки.

Предплечья по локоть закрывали наручи. Они подключались к панцирю сетью проводов, тонких как нити паутины. На левом браслете узкий модуль черного прямоугольника вышел из разъема после работы мародёра.

Вдавил до щелчка.

Чернота экрана проявила серебро символов. Модуль зажужжал и изверг из динамика хриплый женский голос:

– Наконец-то, бестолочь.

Голос не был голосом той, что давала курс заданий, поэтому терпеть грубости я не собирался. Пару раз стукнул пальцем по черной полоске экрана – немного повоспитывал.

Голос тут же затараторил:

– Стой-стой, сломаешь – хватит, умник. Сдаюсь. Опять Кхунская Империя показала насколько она высокоразвита.

Кхунская Империя?

Оттуда я?

Пусть хоть из Бездны, сейчас – эта информация не могла помочь.

– Ты что такое? – спросил, разглядывая модуль.

– Прошу любить и ценить, твоя измученная совесть, дхал.

Еще один тычок пальцем. Она ойкнула.

– По делу, – предупредил.

– Я ИИ-спутник.

– Искусственный Интеллект?

– Информационная Инвалидность. Да, раздери тебя Запертые, Интеллект. Наш Интеллект один на двоих, – смешок из динамика. – Да и тот искусственный, вот такие забавы.

Я настроен скептично:

– И зачем ты мне такая “полезная”?

– Без понятия что там в башне твоей пустой было, но ты сам меня выбрал перед консервацией. Спешу тебя уверить, ты все прекрасно знал. Никаких сюрпризов.

Развлечение былых времен?

Вряд ли.

Былой я, который был умнее и сильнее, счел что взять ее – достаточно рационально. Кто я, нынешний, чтобы спорить?

– Почему мне стерли память?

– Из-за Идола вас, жучков, обнулили.

– Вас? Я не уникален?

– Нет. Вас было полно.

Тогда получалось дхал скорее солдат. Сила, что ждет удачного момента для возвращения.

Дождались, решающий момент наступил сейчас или истек максимальный срок крио-тьмы?

– У нас одинаковые задачи?

– А мне откуда знать, бестолочь? Я здесь, с тобой, в отрубе лежала. Как видишь, конечностей у меня маловато для разведки.

Еще пару тычков пальцем в экран.

– Хватит, все! Поняла! Ты скучный консерватор. Рутинер. Почтение ведет к товарищеской сцепке. Кооперация – одна из ступенек Справедливости. Дерзость – зло. Злющее зло. А с теперешних времен я приобщаюсь к доброму.

– Для “тулова”, приделанного к браслету, в тебе многовато инфантильной вольности.

– Ну, прости, что обманула твои хотелки. Я здесь не по велению настройки. Не доброволец, нет. Я здесь по твоей больной воле. Ты хватанул меня, молодую, из Арсенала и поволок, и вот мы здесь – по верхние скобы в дерьме. Теперь невольные старики. И что мне остается, лишь плакаться и ждать извинений.

– Ну извини.

– Легче не стало. Ситуация не поменялась.

– Как удивительно.

– Ты бесполезен. И твой сарказм тоже бесполезен.

Не прошло и пяти минут как ее манера вести беседу воспринималась привычной. Постоянное желание протыкивать пальцем экран в целях научения пропало.

Она, действительно, казалась старой желчной знакомой, которую терпишь, потому что прошел с ней вместе до неприличного много.

– Твоя память цела?

– Абсолютно верно, бестолочь.

– Краткий экскурс будет?

– Сейчас, милый, мне это делать совершенно не интересно.

Замечательно. Беру свои слова назад: о чем я былой вообще думал?

Жалкий глупец.

– Тогда скажи какое название тебе дали.

– Я Даршана.

– А меня как зовут?

Из модуля донесся смех. Я терпеливо ждал.

– На троне консервации написано, бестолочь.

Обернулся.

В верхней части спинки трона, возле двух десятков пережжённых пустышек хтонов, мелкими серебряными символами значилось:

“танцор”.

Ненавижу танцы.

– И какой танец я пляшу?

Даршана опять рассмеялась.

Задумался, но ИИ практически сразу же вернула к реальности.

– Это неизвестная зона. Так и будешь стоять-тупить, Ваше Глупое Величество?

– Я буду звать тебя Желчь.

– Хорошо, бестолочь, – безразличие в ее голосе. – Я буду звать тебя Громила или еще как-то. В целом – это неважно. Важен лишь Идол.

***

Пистолет с колесцовым механизмом оказался примитивной игрушкой, изрядно насмешившей, хотя я толком, и не смог понять почему.

Стреляло это чудо небольшими круглыми пулями из свинца и требовало для активности взрывчатой смеси.

Вообще, пистолет слишком мал для ладони, банально палец не пролезал в спусковую скобу, к курку, и это только лишний раз приступ смеха вызвало.

От мысли избавиться от скобы, отломав ее, отказался сразу. Колесцовый механизм прорастал из нее, а переделать оружие мне было не под силу даже с инструментами.

Не чувствовал себя оружейником.

У покойника в подвязанной груде карманов я нашел два серых мешочка и плотный кожаный кошель. В мешках – пули, в кошеле – взрыв-смесь. В остальном попадалась всякая ерунда: разнообразие костяных амулетов, размером с большой палец, то есть для опоссума достаточно крупные. Изображали они богов или духов: c чрезвычайно большими головами и деформированными руками, то слишком длинными, то короткими – и, как правило, вместо ног торчал крючок.

Нашлись еще длинная нить, связанная в вонючий комок, тонкие пластины сырого мяса в черно-серой обсыпке и горько-пахнущий рыжий порошок, но из этого ничего не тронул. Не то чтобы я был привередлив, но настроение оказалось крайне брезгливое.

Пояс из черных секций-коробок примитив-сплава пришёлся очень кстати, хотя и смог я его надеть только на боковую часть панциря. Закрепил на животе и позвонке магнитной системой. Отлично; лишние карманы и футляры – дело хорошее.

Пистолет упрятал обратно в примитивную кобуру.

Мало ли, может пригодится.

Рядом прикрепил топор – самую ценную из всех находок.

Из примитив-металла, легкий. Хорошо-заточенное, черненое лезвие. Рукоять обернута серыми полосками кожи.

Красивая штука. Для опоссума оружие массивное, для меня казалось кухонным тесаком, но рубить оно будет отлично.

– И цацки со скул забери, – подсказала Желчь.

Вырвал кристаллы с кусками серой плоти, спросил:

– Что это по-твоему?

– Без понятия, – ответила.

– Симпатичные.

– И мне так показалось. Может удастся загнать кому. Дураков в любую эпоху много. По крайней мере с твоим пробуждением на одного стало больше.

Я вышел из Семечка в маршрут-коридор.

– Ты заходил в саркофаг с мечом, – обиженно прожужжала Желчь.

– Что?

– Зверюхи увели твой меч.

– И?

– И сумки.

– Глупо как-то.

– Что глупо? – теперь уже не поняла Желчь.

– Почему они меня самого не убили? Грабить мертвого всяк проще.

– Вот бестолочь. А если подумать?

– Я не спланирован чтобы думать, – рот сам выплюнул ответ.

В нём что-то крылось, может поговорка былых лет?

Желчь рассмеялась:

–Прошлый Танцор проглядывает.

– Так все же ответь.

– Сакофаг не позволил бы навредить тебе. Зверюшки наверняка на других Семечках наобжигались. Уверена, защитные программы быстро показали им их место. Поэтому они решили проблемы банальным, но эффективным методом – утащили все что к полу не прибито.

***

Как объяснила Желчь, мы находились в Аванпосте, в месте для отдыха и перераспределения отрядов и товаров между Ульями.

Логистическая точка Империи. Империи теперь уже вероятно мертвой.

Черненые рельефные пирамиды Семечек вырастали из стен. Торчали достаточно безобразно.

Вместе с собственным саркофагом, я насчитал сорок шесть носителей. Все либо разграблены, либо опустошены выходами дхалов из спячек.

Тусклый серебристый свет в Аванпосте обеспечивался грибными наростами в прогалах стен и пятнами цвет-плесени вдоль потолка.

Саркофаги оказались жертвами примерно одной судьбы: потолки большей части обвалились, стены покрыли оскорбительными или защитными символами, а несколько единичных пирамид, как-то по-особенному отличившиеся, изнутри завесили джунглями костяных амулетов.

Наверняка местные пытались спастись от придуманного колдовства, сглаза и прочих ужасов.

Считали ли опоссумы таких как я, дхалов, злыми духами?

Если считали, то непонятно зачем они селились у крио-саркофагов? Отсутствие альтернатив? И это возможно. Тогда какая опасность должна “пульсировать” снаружи, что они предпочли жить возле сверхъестественного, по их разумению, источника?

Сейчас цель оскорбительно проста: выбраться из пещерной системы залов и переходов наружу. Идол – это потом. Сейчас даже интересоваться что он такое не имело смысла. Никто не бегает с рождения и в начале ты обречен лишь на малые шажки. Моим малым шажком в данном случае, благодаря талантам организаторов обнуления, являлось выживание.

По путям Аванпоста я двигался, ориентируясь на указания Желчи. Иногда она, отчаявшись, выводила голограмму карты и подсвечивала нужные коридоры.

Рассказывала о том какое помещение за что отвечало раньше, какое название несло. От их функциональности не осталось никаких следов. Все знаки былого: информация от Желчи, древние узоры на стенах и редкие участки с сохранившимся барельефами.

Все.

Никакой мебели, никаких инструментов, никаких предметов Имперской культуры. Прошло больше сотни лет. Намного. Поколения мусорщиков и мародеров сменились уже не два и не три раза.

Секции кхан-сот, по сути общежитие слуг, затопило. С ними затопило и сквозной ход основной маршрут-линии.

Жирные рыбины плескались и видно, что опоссумское племя активно занималось здесь промыслом: у берега с противоположной стороны затопа выглядывало несколько хребтов конструкций сетей с торчащими поплавками.

Пришлось идти в двухчасовой обход через Путь Узоров и его Секции Арсеналов.

Открыть помещения по бокам выцветшей серой линии коридора никак не мог. Оставалось только представлять технологические цветники за ними и томно вздыхать. Один открытый Арсенал, по ощущениям, так сильно исправил бы ситуацию бродяжничества и вынужденного аскетизма, что, уходя я морщился от обрушившегося на меня болезненного эха.

А что поделать? Обнуление лишило прав. Какая-то из комнат точно предназначалась и мне.

В итоге я вышел в Круг Чатуров, к которому все это время и вела Желчь.

Наконец увидел местных. Возле крупного костра, по центру Круга, группа.

Четыре рыжие особи. Вдоль торса у них по семь сосков – вроде как самки.

Два детеныша и тройка с серой шерсткой. С серой шерсткой мелкие – самцы. Носили многослойные жилетки, с завязками из костяных крючков, с украшением из кусков серебрящегося полотна-чешуи; рыбаки. Возле ног белесые гарпуны.

Самки скалились. Ждали пока толстые рыбины, выложенные у огня, приготовятся. Мужчины поглаживали животы, оттирали жир о жилетки. Детеныши в ожидании пищи, произносили много слов, за что периодически получали тычки от раздраженных самцов.

Пахло мерзотно. Абсолютно точно для меня рыба из-за своей природы или из-за используемых приправ несъедобна.

Насмотревшись вдоволь на идиотские вытянутые морды, я ступил в корону света. Улыбнулся, сделал движение топором.

Зверёныши удрали, словно и не было; не выдержали. Их можно понять. Вышла закованная в броню инородная громадина двух метров ростом и давай с оружием играться.

А кто бы не сбежал?

Несколько часов я бродил, заглядывая в Дозорные норы и Склады. Этого оказалось достаточно, чтобы понять, чем жило племя.

Они рыбачили, имели хранилище сушеной и копченой пищи, запасы воды в специальных каменных выемках-резервуарах; делали посуду из глины; выращивали рыжих гусениц в фермах-коробах, а потом толкли их в подозрительный порошок, который у печей высушивали и замешивали с водой, производя, судя по всему, опьяняющую смесь.

Шили жилетки, накидки и плащи, делали костяные и каменные орудия, украшения опять же из костей, жемчуга и необычных чешуек.

С примитив-металлами звери не работали совсем.

Нашлась и стена трофеев.

Поверху – двадцать три вытянутых и зубастых черепа. Достаточно крупные очевидно рыбьи.

В ряду ниже – пять гуманоидных, трудно сказать людских или нет, и четыре черепа опоссума.

В самом низу, получается почти у моих коленей, три крупных, принадлежащих подземным тварям. Головы были в два раза шире моей. Ужасно массивные лбы, скулы как лезвия топоров, и, чтобы добить мрачностью, по три глазных впадины. С такой тварью и я бы трижды подумал прежде чем связываться.

Лучше всего сохранились рыбные трофеи. Кости целые, либо с одним пробоем. Остальные чаще всего превращались в месиво: избитые, сколотые, потом склеенные, чуть деформированные от того, что часть элементов разбитого черепа пропала.

Зрелище удручающее.

По всем признакам – молотили каждого представителя, исключая рыбных, группой и достаточно решительно. Следовательно, у них был военизированный отряд для решения проблем. Вероятнее всего, опоссумы, сидевшие у костра, сбежав совершенно точно его предупредят.

Блестяще.

А я ведь и есть проблема.

Недооценивать малышей не стоит. Судя по черепам, они неплохо научились забивать крупных противников. По крайней мере, трижды у них выходило. Я проблема и я крупный противник. Оружие мое скромное. Расклад не самый лучший.

Мысли на уловки скудные, прихватил глиняный кувшин, полнящийся рыжим порошком. Видел у ступы и рабочего стола тканевые маски под звериные морды. Концентрированный порошок наверняка сильно бил по органам чувств. Может повезет и импровизированное химическое оружие выиграет одну – две секунды.

– Готов? – пробурчала Желчь из динамика модуля.

– Скорее да, чем нет.

– Теперь, давний друг, время танцевать.