Панцирь

Глава 2

Хранитель

Они дали бой между Корпусом Логистики и Дозорными Норами в узком проходе пятой маршрут-линии.

Семеро копейщиков заняли позицию в два ряда, перегородив коридор. Все защищены нагрудниками из костяных пластин. Сложно сказать насколько крепкие, да и из какого зверя их повытаскивали непонятно.

Позади стоял восьмой: белошерстная особь, что на голову выше остальных. Калека – левую кисть где-то потерял. В правой руке держал необычный тонконосый пистолет.

Эхо умиления прошло по разуму, затем основательно стукнуло отголоском какого-то болезненного сочувствия.

Они как банда ряженных детей. Самый высокий, однорукий, ростом мне по солнечное сплетение.

Казались уверенными. Из-за шрамов и ожогов – опытными, но я не впечатлен.

Жалко будет убивать. Игрушечный строй разлетится с одного наскока, если на копьё, как на вертел, не насажусь.

– Shabitu borg , komitu mor ! Diedo , – гаркнул белошкурый.

Не успел придумать достойный ответ, а кричащий уже стрелял. Оружие зашипело змеей, выплюнуло сверкнувшие заряды.

Это был игольник.

Опоссум молодец: даром времени не терял. Я бы действовал так же, если бы был мелкой тщедушной тварью.

Хоть зверёныш и оказался быстр, против меня сыграло то, что я не ожидал от него уверенных действий. Думал предполагаемое по их возможному мифотолку – мое сверхъестественное происхождение – задаст неуверенность при выборе решений. Не учел, что они защищали домовое гнездо и им не до колебаний. Также не учел, что вообще могу серьезно ошибаться, расценивая их взгляд на наше соседство. Проще говоря недооценил.

Отвлекся.

Первые две иглы мимо.

Видимо он рассчитывал, что я быстрее определюсь и куда-то двинусь. А я как-то не торопился. Прикрыл лицо руками, подняв и прихваченный кувшин.

Лишнее.

Третья и четвертая игла зашли под неудачным углом. Избежали и защиту наруча, и наплечные пластины – вгрызлись в мясо левого бицепса.

Эхо боли стегнуло по разуму, но не сильно. Как где-то в отдалении. Странно, однако рука ослабла, занемела.

Я смотрел как белесый перезаряжал магазин игольника единственной кистью, ловко помогая себе ремнями жилетки.

Четрехзарядный.

Действовал безумно быстро. В движениях чувствовались годы тренировок.

Нет, расклад скверный.

Так он меня в иглошёрста превратит, а я и благодарностью поделиться не успею.

Под ноги первой линии швырнул кувшин. Звон, полет осколков. Ряд разошелся от поднявшихся парусов оранжевой дымки.

Опоссумы отпрянули, двухметровые копья теперь указывали в разные стороны.

Вот и вся дисциплина.

Ринулся вперед.

Дымка осела через секунду и перед стычкой я вдоволь насмотрелся на сморщенные, мотающиеся туда-сюда морды. Копья второго ряда заскрежетали о панцирь, одно скользнуло по набедренной пластине. Единственное направленное в голову, я пропустил мимо, перехватил за древко, рывком потянул. Движение далось трудно: из-за игл и повреждений левая ощущалась в три раза тяжелее чем должна была. Словно к ней свинцовый кирпич привязали.

Когда я замахивался, стрелок уже убегал. Понял, с разбитым строем – гибель неизбежна.

Он был прав. Весь их план: держать на расстоянии и забивать иглами. Когда копья стали торчать во все стороны, банда лишилась преимущества и единственного шанса. А значит они не занимались муштрой и не отрабатывали сцепку построения – значит важничали; считали себя отрядом, но не являлись им. В примитивных понятиях, они скорее сзываемая дружина.

Топор вонзился в голову стоявшего впереди. Лезвие рассекло морду поперек, еще и неровно: с правой стороны сила удара выбила глаз, а зубы разлетелись как отстреленные.

Во второй взмах я вложил всё раздражение. Тому что чихал и тер нос с правой стороны не повезло. Оружие вонзилось в локоть, отсеченная рука шлепнулась о камень. По инерции лезвие ударилось о нагрудник, не пробило, но погнуло пластину. Скорей всего переломало ребра, повредило органы; так опоссум и свалился.

Рубящий удар задел шею того, который пятился. Ему хватило. Горло порвало, а лезвие вытянуло с собой кровавую дугу.

Глубокий вздох.

Взгляд вокруг по тусклой синеве.

Уже убежали. Соображали они быстро. Убил троих из восьми, а это тридцать семь процентов от их предположительных вооруженных сил. Совсем недурно. Такое охладит пыл любого офицера. Мой пыл бы точно охладило.

– Ты можешь хотя бы из пустяковой стычки выйти без ран, – пробурчала Желчь. – Позор Кхунской Империи.

– Замолчи, – разглядывал иглы. – Не ожидал что они выберут столь экстремальный стиль переговоров. Думал самый большой прагматик здесь я, оказалось нет. Крысы обскакали.

– Тебя даже крысы обскакали, – насмехалась Желчь.

Заряды вошли неглубоко, хвостики торчали наружу удачно, вытянул за них. Тонкие красные струйки потекли по бицепсу вниз.

По логике повреждения должны были быть серьезнее, вот только механизм игольника ослаб.

Хтон в боковине панциря издал странный звук: нечто среднее между воем и скрежетом.

Специально считал, кровотечение остановилось через двадцать три секунды. Будто инстинктивно ждал этого.

– Вроде все, – по разуму шторм недоумения.

Я удивлен.

Какая странная физиологии. Обжёгся об эхо восторга.

– Желчь, почему так?

– Ты дхал, – будто бы это все объясняло.

– И что?

– И все.

Из динамика раздался тяжелый и хриплый вздох:

– Что конкретно ты хочешь знать?

Мне не пришлось размышлять долго:

– Смущают параметры тела. Военный специалист, посол, солдат. Не могу понять какую функцию выполнял.

– Дхалы не простые солдаты. Каста воителей. Ваш шаблон создан Матерью для войн и защиты. Пастухи остальных каст. Поэтому вы обладаете специализацией тела. Поэтому носите модульный бронепанцирь.

– Модернизирующийся воитель?

– Все так. Идеал войны. Но конкретно ты, бестолочь, конечно, никуда не годишься.

– Естественно, Желчь. Как иначе.

Почему-то я представил, что ИИ пожала плечами. Для нее это все банально и привычно.

Спросил:

– Так было во всей Империи?

– Не только. Империя – одно из былых политических образований. Подобных вашему народу было много; хотя большинство, вы аннексировали. На всех распространялись идея Матери о Справедливости, кастовость и деление на шаблоны.

– Понятно.

От одного из брошенных копий я отломал ударную часть: наконечник и пол-ладони древка, чтобы было за что ухватиться. Перетянул заднюю часть куском ткани. Против опоссумов сгодиться и такой уродливый самопал.

– Понадеемся, иглы не перемазаны в дерьме, иначе паскудно станет. А так да, дхала такой игрушкой не завалить. Дхалы – хаги знатные. Разве что в глаз заряд загнать, да и там смотря под каким углом заскочит, – заверила Желчь.

Если бы копья были короче и прямее, я бы задумался о том, чтобы их метать. Однако имеем то, что имеем. До сих пор я без оружия дальнего боя и до сих пор максимально уязвим. По сути нагло играл со своей удачей, надеялся на физику тела, пользуясь габаритами.

Требовалась систематизация стычек – предельный контроль происходящего в них, иначе долго не протяну. Накопительный эффект ран скрутит в рог.

Оружие дальнего боя отлично упорядочивало битвы. Оно решение проблемы. И без него я чувствовал себя неуютно.

У покойника с изувеченной головой, нашелся обернутый в ленты кинжал.

Снял, осмотрел.

Темно-серый, волнистые узоры вдоль клинка.

– Вулканическое стекло, – как для глупого разъяснила Желчь.

Лезвие в мою ладонь, для опоссума кинжал излишней длины.

Рукоять умещала четыре пальца – значит можно пользоваться.

Камней на скулах у убитых не нашлось. Видимо тот, разбудивший, особенный такой – любитель.

На битву бойцы-опоссумы пошли, взяв, кроме нагрудников и копий, всяческие ритуальные статуэтки, теперь траурно свисающие с одежд. В карманах были комки зеленоватых нитей, с боков свисали бурдюки. Проверил, какая-то рыбная жижа.

Новые единицы оружия я развесил по бокам, обеспечив к ним быстрый доступ. Проконтролировал как все сидит: попрыгав проверил, чтобы лишний раз ничего не звенело и, удовлетворившись состоянием снаряжения, отправился дальше.

– Настоящий бродяга, – голос Желчи звенел от насмешки.

Я поспешил оправдаться:

– С миру по нитке, подруга. С миру по нитке.

***

Еще час блужданий, и я оказался перед древней рыжей аркой. За ней гигантское помещение Зала Логистики и вдалеке, ближе к центру, местные: самки, множество кривых и уродливых детёнышей. Быстрый взгляд – в сумме около девяти десятков.

Много.

Заметив меня, они произвели целый вихрь шума: плач, причитания, бубнеж – сквозь все это мог разобрать лишь одно знакомое словосочетание: “shabitu borg”, повторяющееся из раза в раз. И я пришел к выводу что это обозначение дхала с позиции мифологического взгляда на мир, с добавлением негативной коннотации. Как “бессердечный дух” или “злой упырь”.

Обидно как-то. Сам придумал, сам расстроился. Может они, пораженные фатализмом, на самом деле бубнят что “смерть пришла”.

Судя по всему, племя выбрало Зал Логистики как убежище. Проблема поджала и слабые стеклись сюда со всех углов коридорно-пещерной системы.

Совершенно точно, я не хотел их убивать. Это было бы муторно, долго, в некотором роде опасно и несправедливо. Но также не мог предположить, как они отреагируют, если просто пойду мимо. Убегать они не планировали. Взрывная смесь из зверей-родителей, детенышей и инстинктов часто приводила к серьезным ситуациям: неизвестно какое адреналиновое бешенство может поймать мать, сведенная с ума тревогой за потомство.

И что делать?

– Интересно, – прожужжала Желчь.

– Что именно?

– Ты не замечаешь? – объяснила. – Там оракул.

– Где?

Но уже сам увидел, потому что тот высунулся из-за левой колоны.

Опоссум, что называется, с большой буквы.

Ростом серо-белый урод с меня, может чуть выше. Ноги и руки длиннющие непропорционально – костлявые мохнатые палочки.

На нем кольчужная безрукавка, местами проржавевшая.

Вместо правого уха – мясная припухлость с бронзовой монетой. Какой-то модуль.

Морда казалась старой, немного облезлой. На скулах и лобному скосу по чипу кислотного цвета, каждый вбит при помощи скоб.

Он создавал впечатление старого создания и из-за осторожных движений, и из-за того, что горбился. Даже выражение вытянутой морды отличалось, будто ирония проступала.

– Оракул?

В разуме по этому поводу пустота. Наплыва памяти не произошло, отголосков былого не появилось. Мыслительные маршруты остались нейтральны.

– Не помнишь? – вздохнула она.

– Нет.

– Оракул. Рвущий реальность. Плетет мир. Управляет.

Поморщился:

– И насколько силен он в этом плетении?

– Даже и не знаю, – проскрипела Желчь. – Вообще концепт для тебя опасен, особенно сейчас.

Детеныш, с ритуальными ожогами вдоль лба и скул, расстелил ковер под арочным сводом.

Ковер широченный: черный с алыми и серебряными узорами. Украшательства эти похожи одновременно, и на диковинные символы, и на змей.

Оракул сел.

Другой малец, выделяющийся длиной рук, принес “двухэтажный” поднос с закусками, чайником и чашками. Поставил возле старика, разлил напиток.

Мгновение и оба звереныша растворились в толпе позади.

Оракул, приглашая, указал на ближайший ко мне край ковра.

Я глянул в экран модуля и спросил:

– Какие-то нюансы по поводу способностей?

Прошло двадцать мучительных секунд прежде чем она соизволила ответить. Словно подгружалась, сверялась с какими-то базами данных.

По итогу монотонно воспроизвела:

– Ресурсность боевых модулей. Настройка модулей. Ограниченность использований. Следи за чипами на лице и лбу – контроль силы от них. Возможна либо автономная работа на собственных ресурсах, либо зарядка от хтона. Второе для тебя хуже, так как при наличии батарей – время отката уменьшается до скорости заряжания хтона в паз; либо если есть связанная система в несколько пазов – время отката может вообще отсутствовать. Возможно при гибели он ударит посмертным конструктом. Но я не имею достоверных данных является ли посмертный конструкт военной байкой или возможность его применения реальна.

Эхо крайнего раздражения прошлось бурей.

Нет ничего более омерзительного чем существо, что частичкой воли и взмахом руки, может смять твой череп.

Для воинов, привыкших сталкивать умения, силу и реакцию – существование чего-то подобного как оскорбление, оставленное в наследие от Заключенных Богов.

Заключенные Боги? Не помню – случайная мысль.

– Как эта грязь вообще работает? – злобно проскрипел я.

И откуда эти эмоции?

– Цепляет да, бестолочь? Память пробивается?

– Похоже.

– Это не технология Империи. Я не могу знать.

– То есть среди наших этих не было?

– Нет. Кровь и шаблоны дхалов талант не предполагали. Ты не можешь быть оракулом и не сможешь им стать.

И хорошо.

– Как думаешь, справлюсь с ним?

– Вероятность высока. Вряд ли его модули сильны. Что он мог здесь найти такого? С другой стороны, у тебя то, вообще нет ничего кроме меня, а я, как ты понимаешь, сейчас в бою могу только речевкой тебя взбодрить. Но ты не подумай, я буду за старика болеть, и речевки все направятся его седой башке. Он меня очаровал.

– Очень смешно, Желчь. Ты молодец. Продолжай совершенствоваться в шуточном ремесле.

– А ерничать не нужно, Громила, – обиженно прохрипела. – Довольствуйся малым, я облегчаю груз твоего одиночества. Ты бы без меня ссохся, не найдя мотивации поднимать зад из Саркофага, а так вон: бегаешь, собираешь всякое по крысиным помойкам – ну чем не праздник жизни?

Я убрал топор за спину, продемонстрировав мутанту мирные намерения; подошел к арке.

Старик промычал:

– Sat. Bahi.

Голос его в отличие от голосов молодых: ровный и мягкий – казался даже слабым.

Сел.

– Fuda, abillity Borg, – сказал нетерпеливо, поморщился и указал на чай.

Никакой агрессии. Оскал его вытянутой пасти становился все шире и шире. Жесты открытые, сидел спокойно, был уверен или хотел казаться таким.

Я не верил в добродушность мутанта.

Пить не собирался. Даже без злого умысла, их дрянь: пища и напитки – отрава. Когда смотрел на продукты или нюхал их, то кишки в узел скручивало. А тут еще и эта живая колдовская жердь доверия не внушала: выглядел облезлой дрянью, пах дрянью и уверен являлся ею.

Глянул ему в бусины глаз.

– Что ты там бурчишь, старик? – прорычал.

Нужно было чтобы он сразу понял, я не в лучшем расположении духа.

Монета в опухоли оракула пропищала, затем расщелкалась.

Невероятным усилием воли я задавил желание выхватить оружие. Желчь сказала опасаться чипов кислотных цветов, а это другой. Не стоило нападать без повода. Чужая удача может и раздробить кости.

Через семь секунд индикатор на бровной дуге, до тех пор невидимый, загорелся синим, тогда оракул заговорил на моем языке, хоть и с небольшим акцентом, протягивая гласные.

– Теперь поговорим, да, Борг? Верный код языка, верно?

– Верно, старик.

– Я Рутур, Борг.

– Я…

– Не произноси имени, Шершень Древности, ухо деда-Рутура может не выдержать напора величия gohibi.

Дед развел руками и отпил жижу из чашки. Все его движения были нарочито медленными, не хотел случайно спровоцировать.

Похоже модуль не мог перевести некоторые понятия, так как на кхунском не находилось аналогов. Впрочем, смысл и так очевиден. Лесть, напускное добродушие. И оно меня, конечно, ни в чем не убеждало.

Стоило отметить, в убежище не было взрослых мужских особей. По крайней мере рыбаки, выжившие копейщики и тот белошкурый стрелок отсутствовали, значит они в засаде, выжидают момента для нападения.

– Ты, Рутур, тут вождь?

– Нет, Шершень. Вождя ты загнал в хладную тоску, когда проснулся.

– А кто ты тогда, Рутур? Выглядишь не больно-то обычным. Отличаешься.

– Я хранитель, Шершень Древности, dibo sef, свидетель поколений.

– Что хранишь?

– Народ, – он пожал плечами.

– От того, чтобы они все не померли?

– Ihon. Если так случится gohibi хранителю и предкам станет немножечко неловко. Что делать хранителю, когда не осталось объектов, которые нужно хранить?

Он отпил вновь, я спросил:

– Ты знаешь мой язык?

– Малышка-кхари знает, – Рутур указал когтем на раздутую опухоль.

– У него языковой модуль, – пояснила Желчь.

А то я не понял. Спросил, чтобы молча не сидеть.

Услышать комментарий из наруча, Рутур не ожидал. Лицо его вытянулось, он широко раскрыл пасть, во всех деталях показывая клыки. Сморщился весь как-то и аккуратно хлопнул в ладоши.

– А ты, Шершень, не один вырвался из хладной тоски и добрался до rahshim opaly. Какой находчивый Borg. Мое дивление тебе kin.

Мне естественно на его “дивление” плевать.

– От чего ты, Рутур, так отличаешься?

– Что интересует, Шершень?

– Хочу знать каким образом так получилось. Почему так? По какому закону так скрутилась реальность?

– Борг, а почему дитя отличается от взрослого?

– Это не ответ.

– Почему рыбак не воин?

– Ты все еще не отвечаешь.

Он высунул почерневший кончик языка:

– Я знаю Borg, что я не делаю. Тебе пересказать hantim? Расхвалить гены rahshim? Или сказать где и когда деда-Рутур первый раз вкусил мёд, полюбив звезды раз и навсегда? – пасть растянулась широко-широко.

– Мёд?

О чем он вообще?

– О, Gdoin, Borg, – рассмеявшись, он покачал головой. – Ты настолько не помнишь себя, Шершень-воитель? Такая жалость. Мое нутро sef горести от твоей непросвещённости.

Не больно-то эта тварь горевала. В словах насмешка. Меня это не зацепило: был на взводе.

Рутур достал костяную трубку из чехла, вшитого в ковер с его стороны. Один тычок когтем и забивка в чаше разгорелась. Раскурив, он выпустил сиреневые комья дыма.

Рутур стал как будто больше, расправил плечи.

Новость о моих проблемах с памятью добавила ему наглости?

Мёд… Эхо приятного: наваждение, оттенок, осколок памятного скользнул по шаблону. Напоминание о величии, о таинстве. Затем все ушло, оставив пустую идею о развитии, об удовольствии. И никакой конкретики. Жало раздражения впилось в лоб. Шоры обнуления начинали душить и провоцировать лишние эмоции.

Рутур наконец заговорил:

– Не мне тебе об этом рассказывать, Borg. Нет. Про мёд, звезды никаких историй. Спроси Божка в браслете. Спроси Матушку. Спроси Справедливость, Улей, Короля, Dib, Fahim, Abbilit, Idollo, Varhan, Ranns.

Какой-то перечень.

Мировые вехи?

Высшие сущности?

Факты или локальные мифы?

Сейчас не важно.

– Почему вы обосновались здесь?

– Глянь на них, Borg, – он указал когтем на толпу позади себя. – Наверху мир таких как ты.

– Дхалов?

– О, nob. Сейчас не третья эпоха. Больших убийц я имел в виду.

– И как наверху?

Рутур дернул плечом.

– Пустошь.

– Ты попытаешься остановить меня?

Он расхохотался:

– Можно ли остановить стихию, Borg?

– Что тогда ты собирался делать? – напирал.

– Собирался убедить, изменить hantim, – морду искривляло лукавство, превращало в безобразную маску.

Он врал.

Я спрашивал:

– А стихию можно убедить?

– Иногда – можно.

Опять перекос улыбки.

Искренности в ней нет.

Скоро все решится.

Второе сердце ускорялось. В кровь заливался ураган химии. Тело готовилось. Я видел больше деталей. Четче. Видел сеть мелких шрамов под ворсинками шерсти на морде Рутура, видел старые метки от травм на руках – их очень много.

И так хотелось напасть.

Пока рано.

– И зачем ваш, – выделил слово. – “Вождь” полез на стихию?

– Не принимай близко к сердцу. Борьба за власть местных ashum. Тоскливый терял влияние. Последних двух Borgov покрыл хладом Уббо и вознес черепа на алтарь побед. Юркому Кинхе хотелось сделать что-то жаркое. Сделал. Выбрал “одолжить” из Склепа Древних, проиграл, – Рутур пожал плечами. – Наши мелкие дела.

– Ты не собираешься мстить?

– Конечно, нет – примирительно развел руками. – А какой ashum собирался бы?

Он искренен. Судьба Кинхе ему безразлична. Но это ничего не меняло.

– Мне нужен проход, – приказным тоном отчеканил.

– Будет проход, Шершень, – он убрал трубку обратно в чехол.

Вот.

Поймал.

Взгляд изменился – глаза заблестели. Множество нервных движений мышц на морде. Похоже решился.

Первое сердце догнало по скорости первое.

Время для танца?

Я услышал шипение лобного модуля и рванулся вперед.

Когда Рутур “втянулся” в активное управление реальностью, обе ладони уже сжимали оружие. Левая – костяной наконечник от копья, правая – нож из вулканического стекла. До топора было далеко тянуться и в попытке взять его мог потерять секунду, что с высокой вероятностью означало смерть.

Думал завалиться на него и в борьбе попросту зарезать, но Рутур выстроил конструкт силовой перегородки – щита. Я в него влетел, остановился, завис.

В тот же момент, он сплел у себя над плечами две золотистые капли силы.

Одна растянулась и хлестнула в сторону головы.

Чудом извернулся. Мимо носа прошла вонь искажения реальности: смесь пережжённого и химического. И еще проклятый жар. Если бы попал мог перебить шею или рассечь голову.

Второй заряд сработал по другому принципу чего я не ожидал. Сила закрутилась дугой и выстрелила на манер пули.

Успевал только подставить правую руку – от удара наруч треснул, разбитые части, с ревом, отлетели метров на пятьдесят в коридор, из которого я пришел. Кожа на предплечье покраснела. Боль эхом, но ярче чем в прошлый раз.

Хоть он меня и остановил, но неверно рассчитал где поставить щит. Возможно виновато отсутствие подобного опыта. Длины рук хватало, чтобы дотянуться, приложив дополнительное усилие.

Атака правой. Он выставил у груди еще один щит. Кинжал воткнулся в серебро воли, что тут же пошло искажениями, волнами.

Не пробил.

Рутур разложил щит на силовые ленты, обернул ими вулканическое стекло, пропустил вибрацию и переломил клинок.

Однако атака левой залетела удачно. Я метил в глаз, но Рутур в последний момент дернулся. Мне удалось задеть скулу и сбить модуль.

Собрался было довести дело до конца, прямо с позиции, воткнуть и вдавить наконечник в череп, наседая на силовой конструкт перегородки еще сильнее, но Рутур внезапно заговорил:

– Шершень, стой, – указал когтем вниз.

У живота уже был выстроен конструкт миниатюрного красного конуса.

Капли пота покрыли лоб Рутура. Для него тяжелый заряд. Он видимо все ресурсы потратил или сбитый модуль повредил настройку, а может и то, и то сразу.

Не важно.

– Ты же понимаешь, что это не навредит панцирю?

Сам не знаю откуда во мне эта уверенность.

– Но руки и ноги у тебя не из умного сплава, – прошипел он и облизнулся. – Что будет стоить ahsum без конечностей?

Умный сплав – что это значило? Материал, из которого произведен панцирь. Очевидно.

С боков показались те, что еще недавно сбегали от меня и десяток гарпунщиков-рыбаков. Близко не подходили. Сомневаюсь, что они решаться что-то сделать до того, как определиться какой-то исход. Белошкурый показался там же, выглядел безразличным. Игольник висел в кобуре.

– Мне все еще нужен проход.

Рутур пялился на меня. Не хватало чтобы он совершил ту же ошибку что их вождь и пожадничал.

Кровь с разрезанной скулы свисала густой лентой до ковра. Вязкая как мёд и такая же золотистая.

Он тяжело дышал.

Индикатор на брови менял цвет с синего на бежевый, мигал.

Чем дольше я ждал, тем хуже. Шел откат. Но после того как он применит конус, с ходу я его костяным наконечником не забью.

Сколько от меня целого останется?

Что вообще этот конус делал? Сейчас риск – пустое. Физиономию посерьезней делать – это, конечно, хорошо, но даже если я справлюсь быстро, он все равно доставит массу неприятностей: Конус. Возможно ресурсы на еще один конструкт, потом потенциально проклятье. В таком состоянии гарпунщики убьют меня и банальным бездействием.

Придется выползать с разговорами, однако он подал голос первым:

– Знаешь, стоило gibami. Вы так редки. Говорят, разные qoamo в основном и ashumo, мясо дхалов дает неведомую удачу, а кости, – он облизнулся еще раз. – Насквозь пропитаны звездным мёдом и невероятны по вкусу и эффективности oot. Я gibami удлинить вязь hantim, усилить rahsim, Сожалею.

– Мне плевать.

– Sob, Borg, – он дернул плечом.

– Убери плетение или я пробью твою голову жалкая тщедушная крыса, – тон изменился, мне надоело.

Я начал пододвигать лезвие, вжимать в кожу, наплевав на угрозу. Терпение у меня не бесконечное.

– Что мешает, Borg, kin сделать, когда я расплетусь? – он искренне переживал.

Поразительно.

– Даю слово дхала, тщедушный червь. Справедливость – все.

– Guti. Sob – sob, Borg. Qiiti.

Он развеял конус, разобрав его на алые линии, тогда я отклеился от воле-конструкта щита.

Главное сохранить лицо, а то сожрут.

Ожоги пульсировали, руку дергало. Я не мог позволить себе даже осколки наруча собрать.

Кивнул Рутуру. Тот выглядел жалко, сгорбился чуть ли не в поклоне.

Похоже, создавая конус, он блефовал.

– Шершень.

Старался держаться прямее, подошел к нему почти вплотную.

– Где выход, Рутур? – я сплошная угроза.

– Уббо отведет, – он повернулся к вооружённым опоссумам. – Ybbo gahim nart Borg. Fita otra.

Белошкурый кивнул и указал на коридор из которого пришел – возле правой колоны арки. Двинулся туда.

Остальные расступились, ушли вглубь зала к самкам.

Я последовал за стрелком.

Спиной поворачиваться к оракулу не боялся – теперь всем нутром чувствовал тот опустел и тоже не желал действовать, заходить в стычке дальше.

Я ошибся и проиграл здоровье и ресурсы. Надеялся сбитый модуль он не восстановит, тогда может быть мы уравняемся в потерях.

Пока шли, Желчь проявилась в экране модуля серебристым глазом, окружённым со всех сторон странными перьями.

– Спасибо, Танцор, что закрылся правой рукой. Такой удар корпусный носитель не пережил бы. Я бы потеряла себя.

– Обращайся.