Панцирь

Глава 3

Движение

Со временем ожог, оставленный хранителем, прекратил являться яркой болезненной точкой на фоне. Он окончательно перешел в пульсирующий зуд, но доступный уже напрямую, на переднем плане восприятия. Стало полегче.

Уббо долго вёл меня по запутанному лабиринту втор-линий.

Свечение настенных грибниц и плесневых ран напоминало о былой рутине бесчисленных переходов. Ум скользил по осколкам воспоминаний, но касался лишь психической корки застарелого дежавю.

Всюду опустошенность. Старые настенные украшения разбиты. Резные арки, будто скукожились, под тяжестью прожитого: где потемнели, а где покрылись пятнами ржавчины. Брусчатка маршрут-линий серебристых и красных цветов стала редкой, почернела и хорошенько смешалась с комьями земли и дикой синевой пузырь-грибов.

Глядеть на последствия неприятно: эхо жалости кололо основу рассудка.

Изредка по освещенному участку проскальзывало одуревшее насекомое или червеобразное, потревоженное нами, вот, собственно, и все живое, что здесь было.

Через час блужданий туннели остановили пустую игру с воображением. Путь нам перегородила массивная дверь из примитив-металла. Чувствую, если бы не Уббо, искать мне этот ход несколько дней.

В стенной нише, по правую сторону, виднелась ржавая система противовесов, напоминающая кости выпотрошенного зверя.

Должно быть ворочить эту дверь маленькими ручками опоссумоподобных тяжело, поэтому прибегали к “костылям”.

Сомнительно, что они сами авторы устройства. Может создатели – былые поколения крыс, у которых мозгов в черепных чашах имелось больше, чем у примитив-потомков.

Белошкурый потянул за рычаг, дверь открылась.

За проемом – тьма. Тянуло тухлятиной, холодом и землей. Мрачность запредельная, словно не к выходу привел, а в туннель до Бездны.

– Не вздумай впереться сразу, – прохрипела Желчь. – Запрёт в темноте и что будем делать? Оттуда могилой прёт. Знак плохой. Подумай лишний раз, хотя и понимаю, тебе такое тяжко дается.

Наконец-то эпоха полезных советов.

Она, конечно, права, но не обратно же направляться. Во-первых, мало ли к какому последствию это приведет: логику зверей постичь был не способен, потенциальную агрессию просчитать не мог. Во-вторых, идти сейчас назад, значит в выполнении поставленных задач упасть обратно. А я бы не сказал, что и так сильно в каких-либо решениях продвинулся.

Щелкнув пальцами, привлек внимание Уббо. Изобразил пламя ладонью. Получилось плохо, но после приступа задумчивости он кивнул, значит с высокой вероятностью всё понял.

Уббо вытащил из-за спины факел и запалил, чиркнув о боковину сумки. Затем с безразличным видом передал мне.

Свет показал за дверным проемом мрачное округлое помещение.

Стены иссекли муравейники сложного барельефа. Издали плохо видно: деталей много и из-за них изображение при недостаточном освещении искажалось, плясало.

Фигуры. Вроде бы строй.

В центре зала стояла вертикальная лестница, уводящая в небольшой потолочный лаз.

Вот тебе и выход.

Желчь заботливо поинтересовалась:

– Ты настроен оптимистично или одноручка должен умереть?

Хотелось бы заполучить игольник, но лишать Уббо жизни только из-за вещи, пусть и столь нужной – низко. Точно не в моем характере.

Есть ли в убийстве необходимость по иным причинам? Сделав это, как буду далек от Справедливости?

Я совершил достаточно, чтобы их стая оправлялась от моего пробуждения годами.

Убил нескольких бойцов, ослабил хранителя-оракула, не хватало еще и потенциального вождя лишить, и к чему это приведет?

Какие-то болезненные сомнения с моей стороны. Находил это странным, мыслительные маршруты теряли логические опоры.

Какое мне вообще дело до мутантов?

Мерзкие, отвратительные, мусорные, но они жили здесь. Не повезло что выбрали это место, и в этом заключалась вся их вина. Проявить понимание и попытаться минимизировать ущерб, если нет нужды в ином, естественно благородно, но иррациональность этого благородства может и отозваться в последствии. В конце концов возможно опоссум просто привел меня в ловушку.

Сосредоточился на морде Уббо. Никаких явных эмоций однорукий зверек не показывал, невероятно спокоен. Нутро молчало. Когда Уббо стрелял из игольника, то распалял себя гневом. Из-за этого, не видя лишнего теперь, я скорей всего и был так благожелательно настроен.

Уббо принял поражение и относительно хороший расклад по итогу событий или ему в принципе все равно?

Вряд ли он из тех, кто готовит подлость с пустым лицом. Слишком они примитивны.

Проявлять милость, когда она тебе ничего не стоит – легко.

Решился.

– Понадеемся на лучшее, Желчь. Оставим ему жизнь.

Я прошел внутрь, Уббо запер за мной дверь.

***

Материал барельефа – кровавая яшма.

Несколько рядов фигур.

Рассматривая изображенное, вспоминал. Знание каст взрывалось в шаблоне постулатами. Базовая память о культуре, в которой я произведен, возвращалась по капле.

Это обнадеживало.

Если воспринимать обнуление как болезнь, то на выздоровление еще можно было рассчитывать. Долго и мучительно? Возможно. Но лучше так, чем оставаться с пустой черепной чашей.

Сверху барельефа поставили редкие фигуры чатуров. Управленцев-философов решили изобразить в классических стянутых балахонах и бритоголовыми.

По центру плотный ряд воителей – дхалы.

Мы.

Следом изображенные на шутливый манер хади – творцы: разномастные одежды, музыкальные инструменты, измерительные приборы и схемы. Их условный “ряд” был неровным, неаккуратно выбитым. Частично он задевал и тех, кто стоял выше, и тех, кто, движением Справедливости, оказался ниже.

Дальше шли смиренные и холодные кханники, слуги и оруженосцы.

А у основания, единственные кто “упирался” ногами в землю – хат, рабочие. Те, на ком держалось Улье.

Создавалось ощущение незаконченности в представленном. Необходим еще один важный элемент, без него ничего не работало.

– Должно быть что-то еще.

– Король и Королева. Королевская кость. Они выше всего, – объяснила Желчь.

Да, точно.

Созданные лучшими.

Барельеф вился, повторяясь по всему залу. Поколения мародёров хоть и не уничтожили украшение, сбив картину под корень, но изломали у фигур глаза и рты. Очередное ритуальное действо защиты пробудило эхо возмущения. Настоящая дикость. Мне потребовалась двенадцать секунд, чтобы успокоиться.

Естественно больше всего интересовал ряд с дхалами, и я уделил время мелким деталям.

Некоторые носили панцири, полностью идентичные моему. У большинства броня была чуть сложнее. У нескольких десятков сложность модулей, дополнительных элементов защиты увеличивалась до невероятного уровня, превращая воителей в ходячее, сверхтехнологичное произведение искусств. Некоторые носили полностью закрытые шлемы.

Единицы были закованы в бронированные экзоскелеты, в них и без того здоровенные сородичи походили на великанов.

В целом чем сложнее броня казалась, тем выше был числовой узор на правом наплечнике.

Вооружены дхалы преимущественно стрелковым многозарядным оружием, мигающим сутью хтон – либо самим боеприпасом, либо зарядом ресурса.

Трудно сказать точно.

Здесь были и простейшие однозарядники-плеватели, и махины специализированных ружей, и пистолет-титаны. Тяжелое оружие представляли многозарядные трубчатые чудовища. В толпе виднелись хвосты огнеметов и стаб-баллист. В общем, целое море всякого прекрасного, о чем оставалось только мечтать, и из чего помню я прекрасно умел стрелять.

Мысль проскочила по маршрутам: изображение древности. Чудеса Эпохи Богоборцев. Эпоха Богоборцев… А, по отношению ко мне, – это когда?

У каждого из воителей под изломанными глазницами украшения. Небольшие по размеру, в целом напоминали искусственные перья. Такие же были в видении у гигантской женщины, такие же проявляла в экране Жёлчь, когда соизволила утяжелить себя частичной персонификацией.

А может?

Дотронулся до щеки.

Один, второй, третий…

Жесткие наросты. Три под левым. Четыре под правым. Один потерял. Наверное, в бою.

Всё это время не касался лица?

Прошло уже много часов. Нет, точно помню, глаза тер. Похоже ощущение казалось столь привычным, что разум отправлял его в фон. С другой стороны, а почему бы ему и не отправлять? Они же часть тела, выполняли какую-то функцию. По-другому и быть не могло. Дхалу, воителю, декоративные элементы никто к черепушке прибивать бы не стал. Рациональность – все.

– Для чего они, Желчь?

– Кто они?

Резануло раздражением:

– Перья эти треклятые.

– Это моды, бестолочь, – в хрипотце пробивался смех.

Она издевалась.

Спокойно боец, выдохнул.

– Так и?

– Модификации шаблона. Личностные микромодули. Благость. Охладители. Синтез.

– И в чем их функция?

– Тебе оно надо?

– Да.

– Может работают как-то сами и пусть?

– Нет.

– Ладно, – тяжелый вздох из браслета. – Носители субличностей.

– У тебя талант усложнять.

– Дай закончить, боец. Буфер восприятия. Вторичные носители сознания, существующие между ядром твоей Самости и реальностью.

– Давай чтоб понятнее, я не хади-книголожец.

– Замечал, что некоторые ощущения и эмоции, боль идут эхом, будто издалека?

– Да.

– Это оно и есть.

– Зачем такие сложности рядовым бойцам?

– Ментальная защита. Зараженную субличность в чипе условно отсечет, если на твой череп надавят. Эхо восприятия останется эхом, а не травмирующим опытом. Также и с болью, мод даст возможность продолжать бой, там, где не дхал свалился бы от шока. Помимо этого, моды держат голову в холоде, помогают решать этические дилеммы. Боец становится устойчивее, надежнее.

***

Лез долго, еще и с факелом это дело не особо удобное.

А куда деваться?

Сдавленный желтушной тесниной лаза думал, что путь и вовсе никуда не вел, а все это большая шутка хранителя. Чувствовал, дхалу не с руки проявлять подобную слабость, но ничего поделать не мог. Мысли обращались в злобных ос, а я обзывал себя глупцом, и Желчь это сразу же горячо поддерживала:

“Ладно тебе, от жажды в Бездну падёшь просто, не так чтоб и страшно”.

Подъем затягивался. Прутья-ступени исчислялись тысячами. Прошел час, за ним еще один. Лаз издевался – специально забыл, что должен куда-то выводить.

Я то и дело задевал связки пожелтевших костей, развешенные по бокам, и те стукались друг о друга, издавая странный звук. Он производил четкую и острую ассоциацию с погребальными ритуалами. Спокойствия это не добавляло.

Стены периодически сужались и плечи панциря недовольно скрежетали по скальной породе. Я ловил эхом ослабленные уколы тревоги. Вот и работа модов – эмоциональный охладитель справлялся отлично, не давал волнам паники и шанса. Нечего сказать, крайне полезная штука. Спасибо Матери и шаблон-мастеру.

Желчь в итоге, уловив, упаднические настроения, одарила базовой информацией. Не прошло и восьми часов неуклюжих задач-танцев в пустоте сведений.

А, погоди, нет, как раз восемь часов и прошло.

По ее словам, каждый дхал носил узор власти. Он обозначал ранг, являлся отображением силы воли и удачи воина на пути, указывал положение в иерархии на кастовой ленте, количество дарованных наград и званий.

Существовал единственный способ повысить ранг: усилить себя звездным мёдом.

Желчь не стала вдаваться в подробности того, чем считали мёд современники и какой дискурс велся в Кругах Чатуров, сказала так:

“Для упрощения прими как аксиому, звездный мёд – мистическое проявление реальности. Кровь миров. Дар Всетворца, и, бестолочь, хватит об этом”.

Я и не спорил. Все сопел и перебирал ступени.

Для поставленных задач не имело значение чем на самом деле являлся этот мёд.

Справедливый Дар Всетворца?

Вполне годится.

Все что мог вывести из ее слов – это необходимость мёда для себя. Я слаб как жук-палочник. Не мог понять этого в сравнении, но ощущал пропасть между тем что получалось сейчас и тенями того, что было за чертой обнуления. Воспринимал такое состояние дел болезненно. Скорей всего раньше носил много узоров.

Обнулилась личность, пропали и дары. Странно. Механизм непонятен. Крио-тьма трона выбила из меня «божественное» или оно сохранялось в крови только пока ты активен к этой реальности? Или это целенаправленный акт вандализма творцов плана: «сцедить» с меня это мистическое улучшение по каким-то особенным причинам. Возможно тем же причинам, по которым и произошла контролируемая амнезия. А может все проще, и есть прямая связь между узором, мёдом и памятью? И от этого повреждение всего и разом.

Желчь продолжала рассказывать:

В Империи звездный мёд производили в малых количествах, через очень сложную закрытую процедуру, информации о которой у нее не было. Продукт выдавался отличившимся на службе: в битвах, небольших заданиях, за выслугу лет – в качестве наград, вместе с медалями, оружием и лентами чести.

Были и другие способы достать мёд, но, само собой, искать проявления в случайных местах, при случайных событиях или деяниях – дело сложное, сильно зависящее от удачи. К тому же при свершении деяния мёд забирал инициатор, вложивший больший вклад, старший узор или просто последний выживший. Бывало по-разному.

Использовался и перекуп как вариант, но редко.

На поверхности человеческие торговцы, фуркаты, забывчивый ум отчего-то хотел назвать их побратимами, устроили бесконечный праздник аукционных танцев, и кхунам-подземникам с ними было тягаться невозможно, а отбирать силой честный товар у союзного торговца – это последнее дело; Справедливость такой пощечины не вынесет.

Дошла Желчь и до того, что конкретно делал мёд, когда его принимал дхал.

Панцирь дхала, по сути, костяк и пластины особо крепкого материала с вживленной внутрь нейронной сетью. Это и называлось умным сплавом.

Порцию Мёда можно потратить на уплотнение нейронов Панциря, увеличивая тем самым число модульных носителей, которые сеть будет способна держать активными; то есть изменить количество модулей, подключенных разом. Или же Дар Всетворца можно употребить, развив и уплотнив собственные нейронные связи. Если дхал имел во время усвоения мёда ИИ Координатор, Интерфейс или Администратора, то он мог проконтролировать какое конкретное развитие он хочет форсировать.

Может поэтому я и взял с собой в Саркофаг Желчь?

В этом был смысл. Звучало не так уж и глупо.

Если модулей-управленцев нет, то оставалось надеяться на волю случая. Чаще всего тогда развитие падало на последнюю сложную операцию: либо повторенную много раз, либо чрезмерно стрессовую.

Панцирь связан с дхалом эрзацем нервной системы, поэтому узор отображал сумму улучшений обоих типов.

***

Перегородка квадратного люка появилась неожиданно.

Радость освежающей плёткой хлестнула по шаблону. Открыл одну задвижку, вторую, третью.

С мурашками прошла и волна нетерпения, тогда я выкинул факел. Наконец добрался до последней. Шестая сдалась, и я распахнул люк.

Первые секунды даже глазам поверить не мог.

Какая мерзкая подлость.

Квадрат тьмы.

Ощупал – и опять долбанные лестничные прутья, неровные стенки лаза.

Я, конечно , с факелом поспешил.

Опять подъем, быстрый и решительный, теперь ожесточенный гуляющей по мышцам злобой.

Люки обманывали меня еще трижды, забрав один час времени. В четвертый раз, когда уже ничего кроме лестницы не ожидал, мир ярко-белесым взрывом резанул по глазам, и я чуть не улетел вниз.

Солнце.

И вонь.

Снаружи било безумной смесью жженой резины, тусклой гари и удушающих химикатов.

Еще по лицу – штормовые пощечины. Кололи плоть раздражающие льдинки. Кожу резал холод.

Пришлось немного спуститься и, зависнув, прикрыть глаза рукой. Из хорошего: тут же перестали беспокоить ожоги на правой руке.

Так я и провел минуту пока не привык к сияющему квадрату.

Шел снег – белая круговерть.

Выбрался…

Глаза слезились. Выбросился на поверхность, ощущая себя мясной куклой. И только тут понял, что устал. С пробуждения прошло одиннадцать активных часов.

Небо казалось больным. Слои разных оттенков серого.

Лучше бы и не глядел.

Сплюнул.

Небосвод – сумрачный левиафан. Угрюмый ублюдок-титан, облепленный, точно в медицинские повязки, в спирали кислотного, синюшного и черного дыма. И побоку выглядывало солнце. Заинтересованный глаз сжигающей Жизни. В воспоминаниях “небесная стена” была другой. Совсем. Правда какой именно, сколько бы не напрягался, я так и не смог вспомнить; остался лишь зуд с внутренней стороны черепа.

Это природа поменялась, виноваты последствия былых войн или избыточная промышленность?

Понятия не имел.

Я вытянул ладонь и поймал жирные хлопья снега. Небольшой мыслительный скол, возможно из-за диалога с Рутуром, массивные снежинки напомнили шершней.

Улыбнулся, сжал их, уничтожив.

Хтон на боку скрежетал как раненный зверь. Должно быть панцирь изо всех сил старался защитить от холода.

– Вот я и на поверхности, – голос прозвучал глухо и разочаровано.

И сам себе удивился.

Что со мной?

Я выжил. Не оказался заперт в туннеле, не подох там зверем. Кучка прямоходящих опоссумов не затоптала меня на смех мертвым сородичам, Оракул не посёк голову.

Цель достигнута.

А достигнута ли?

А что дальше?

Как дальше?

По первым соображениям, дела стали значительно хуже. Выжить без снаряжения будет тяжело. Набедренные и наплечные пластины, даже через плотную кожаную прослойку, уже холодили тело – нужно срочно их снять.

С другой стороны, хуже или нет, но, когда при прошлой жизни дело касалось поверхности, всегда была важна удача. Это я точно помнил. Мы подземники всегда относились к поверхности насторожено, с опаской. И ничего не изменилось, лишь степень важности стала выше. Если абсолютный закон Всетворца позволит, путь будет пройден.

И тогда что еще нужно, дхал?

– А ты, братец, считаешь, что осторожность – удел дураков?