Панцирь

Глава 8

Барабанщик

Человек сидел посреди степи и бил в барабан, задавая Пустоши ритм.

Сказать, что я усомнился в своей адекватности – ничего не сказать.

***

Провалялся долго. Пару раз приходил в сознание, но, отмечая что живой, уходил в конструирующий сон обратно. Сонливость чудовищная и я – червь – не в той весовой категории, чтобы бороться с ней.

Очнулся окончательно от того, что токсины в воздухе наконец взялись за дело – хтон разрядился: я хрипел и сопел, кашель обдирал глотку. Фильтры панциря вносили, действительно, большой вклад в комфортность существования.

Я предсказывал проблемы, и они не подвели – появились своевременно.

Попытался примерить личину. Пустое. Похоже лицо Джехана было до неприличного мелкое, если сравнивать с моим.

С погодой дела обстояли лучше: температура нулевая, да и плащ Звездочёта отлично защищал от взбесившихся ветреных кнутов.

Рельеф второго узора пророс на плече. Продвижение ненадолго улучшило ситуацию, разум оказался загнан в состояние истеричного воодушевления. Я игнорировал многие из бед – при этом моды не спешили исправлять ситуацию и нарезать эмоционал.

Тогда был идеальный момент, чтобы прикинуть оптимальную стратегию поведения, но я не стал – двинулся на север. Никаких заготовок – голый самодеструктивный инстинкт.

Абсолютная глупость.

Через пять часов пути вернулась головная боль. Сквозь фон проступила, сминая заграждение из субличностей.

Пустяки.

Размышлять и не над чем. Поврежденная мнительная голова – скорее балласт.

Я иронизировал или в жизненную философию, через прорехи затек пораженческий яд?

Неизвестно.

Сквозь болевой шторм многое не различал, но было ясно одно – эмоциональный клубок в субличностях – вязь взрывчатых змей; хотелось душить, калечить, дробить черепа.

Часто возвращался мыслями к Звездочету и Идолу. Ядовитая взвесь эмоций пропитала мыслеходы. Частично возвращалась память. Месиво навязчивых кусков: в них нет личностного – лишь культура и быт. Не мог распределить обрывки по своим местам, не мог подчинить; они быстрые и верткие как вши.

На одиннадцатый час степи приняли в себя рыжие мазки – я галлюцинировал.

Закончилась Удача?

Наверное.

Но я, подстегиваемый злобой, шел дальше.

Упрямый баран.

Я отплевывал кровь из глотки и хлебал воду из путевых колонок. Время, что удалось определить на сон, обернулось кошмарами про собственный раздавленный череп и шеренги Идол-кукол, вышагивающие по синеватым костям.

И опять болезненное пробуждение. Кашель до спазмов, кровавая рвота и лишь добытый мушкет, который все это время держал близко к себе, напитывал разум спокойствием. По крайней мере, пытался.

На пятом часу нового дня, преодолев очередное ребро седого холма, я и увидел барабанщика.

Оружие держал наготове, с осторожностью подобрался ближе. Перед ним – костерок, cбоку – необычный серебренный короб.

Фигуру незнакомца скрывал серый функционал-балахон; наверняка под ним он прятал сумки и оружие. Грудь и бока облеплены карманами и ремнями. На голове – капюшон. Виднелась технологичная маска с буграми фильтров, та закрывала нижнюю часть лица и с определенной изящностью прикрывала ноздри. Создавалось впечатление серебристого клюва.

Разглядывал его минут десять. Улегся, чтобы не тратить силы, и направил на фигуру ствол мушкета.

Периодически давился кашлем – такой вот получался хворый разведчик.

Никуда не торопился, ждал. Выискивал подстроенную ловушку. А он сидел и бил в барабан. Незнакомец то ускорял ритм, и мысли сводились к агрессии, то замедлял, и я принимал идею, что глупо начинать знакомство с выстрела.

Барабанщик навязывал шаблону идею о мистике, и я отмахивался от нее, как от пролетающего мимо жука. Если каждый встречный в новом мире – оракул, “ментал-тяжеловес” или телепатический социопат, то стоило лечь здесь и не мешать развлечению местных.

Оранжевого отсвета не видел. Вторую стычку с телом Идола не потянул бы, пережить смог бы только чудом, а чудес в патронташе лежало ограниченное количество. Двенадцать.

От незнакомца – ничего.

Спустился с холма. Он прекратил игру, крикнул мне:

– Любезный, из какой эпохи вы такой красивый вылезли?

Остановился в шести шагах. Знание языка – это удача.

– Думаю из третьей.

Брови барабанщика взметнулись в удивлении:

– Думаете?

Я не ответил, не видел смысла повторяться.

От барабанщика никаких резких движений. Какое-то очевидное волнение отсутствовало, будто каждый день из глубин Пустоши на него выходило грязное оборванное нечто.

Он готов к стычке. Предположу, отлично вооружен, раз спокойно чувствовал себя здесь. Уверен, либо высокий уровень подготовки, либо утяжелен мощью боевых модулей, а может и то, и другое сразу. Нет в нем того уважения, показанного кочевниками. Вероятно, из “костевиков”, о которых говорила узловая, но неприязни не выказывал. Значит не из обывателей, зараженных примитив-чумой стереотипов.

Он в курсе о сути мелкоузорчатых пустых, разбросанных по миру?

Если и так, то его не впечатляло.

Может заряжен чувством безопасности от банального незнания или же ложной осведомленности?

Короб, расположенный с боку, неожиданно пиликнул, чем едва не вынудил меня выстрелить. Затем поднялся вверх.

Оглядел: корпус чуть больше метра в длину, в ширину – метр, и в высоту меньше метра на половину ладони. Из брюха торчала сотня тонких лап. Они держали конструкцию на земле и видимо, когда нужно, передвигали. Хотя представлял, как это все работает смутно. Все казалось хлипким. Возможно так сделано специально, создавалось ложное впечатление.

Корпус мог быть вооружен, мог являться адаптирующимся оружием, но бойниц я не наблюдал. Закрыты? Замаскированы в матовом серебре примитив-металла?

– Пустой? Давно таких свежих не видел. Ну-с, присаживайтесь, будьте гостем у моего огонька, и послушайте…

Он тут же озаботился созданием замысловатого ритма. Звучало напористо, диковато.

– Этот бит, например, – он продолжил набивать. – Называется “Свидетель Первого Эха”.

Я сел напротив него.

По верхней части лица собеседника шла карта морщин – ему около сорока лет.

Большой нос с выдающейся горбинкой. Стилизация защиты под клюв – ирония, случайность или прямое обращение к схожести?

Неясно.

Очень живые брови. Они словно реагировали на каждое сказанное слово. Должно быть привычка быть явным и понятным с учетом надетой маски. Много работал на воздухе или у них вообще отсутствовала фильтрационная защита помещений? Нет, второй вариант сомнителен. Малые фильтр-системы разработать и произвести сложнее. Значит первый вариант вероятнее; частый гость мест, подобных этой Пустоши? Из-за скудной информационной основы составить четкую картину не получалось. Может других мест и не существовало вовсе, а весь мир – это полностью загаженная клоака.

Гадать – бессмысленно, но я как заклинивший механизм продолжал этим заниматься.

– Мода на барабаны, дхал, с ней все как с ума посходили, – объяснил он. – И я не устоял, да и Профессору Пилику ритмы Саргона нравятся.

Эхо удивления резануло по шаблону. Язык как использовали его хади – в совершенном виде научения.

– Пилик?

Серебряный короб перевел носовую часть в мою сторону и издал требовательный звук:

– Пилик!

Барабанщик рассмеялся.

– Полностью его имя звучит как профессор Пиликан. На другое от гостей он обижается. Для друзей просто Пилик. Вы же наш друг, верно?

Сжал зубы.

Он мне не нравился. Совсем.

– Верно-верно, – барабанщик махнул рукой. – В Пустошах врагов всегда можно успеть завести, а друзей – нет. Я бы посоветовал обращаться к нему профессор Пилик.

Прохрипел:

– Зачем мне вообще к нему обращаться?

– Лишняя вежливость еще никого не убивала, – он пожал плечами.

Угроза?

– Пилик. Пилик, – вступил короб.

Похоже на обеспокоенность, может возмущение.

– Оставь, профессор Пилик. Гость устал и измучен. Скорей всего он добыл это оружие немалым трудом и просить отложить его в сторону было бы верхом грубости, а мы не грубы. Нет-нет, никто никогда еще не обвинял меня в грубости – это было бы… грубо.

Он хмыкнул.

– Что это вообще такое? – я кивнул на короб и сильно закашлялся.

Барабанщик дождался окончания приступа и принялся объяснять:

– Профессор Пиликан – первоклассный грузовой бот, который уже я по своей душевной щедрости, модернизировал ядром ИИ. Это и делает его таким особенным. И думаю, нет… уверен. За это он мне благодарен до скрипа транспортных скоб.

– Пилик, – “железка” мотала корпусом из стороны в сторону. – Пилик, пилик.

– То есть можно сказать – это высотехнологичная “телега”?

Верхняя часть его лица на секунду дернулась, обнажив презрение.

– Пожалуй, если вы не способны разглядеть большее, – я задел его. – Безусловно, ставить на них ядро ИИ – это расточительно, как вживлять в старого тяглового батара древние модули. Однако театральность только добавляет баллов в операциях. Вообще – театральность… понимаю, догадаться сложно, но я имею такую слабость. Я гордо и без смущения заявляю, театральность – то, что греет мое сердце. Под взглядом Сурьи признаю это смело. Да и по статусу положено быть именно таким.

Пытался вычленить из слов главное, но ослабленный шаблон навязчиво цеплялся за последнее что услышал.

– По какому статусу?

Он распрямился и указал на свою грудь:

– Лучший торговец Пустоши.

– И с кем, шут растрясись, ты тут торгуешь? – и опять настиг приступ, да такой сильный, что уши заложило.

– Много с кем, – принялся загибать пальцы. – Мусорщики, промысловики, дхалы, фуркаты, патрули. Всех и не перечислить… Ан нет – всех я и перечислил.

Он громко и с удовольствием рассмеялся.

Боль засуетилась, забегала по внутренностям черепа, как медный хорек. Моды лениво стрекотали, не справлялись с задачами.

Блевотина хади.

Поломало меня сильно. А тут еще Клюв будто цель перед собой поставил убить меня-недобитка лавиной пустого трёпа.

Что он по сути сказал?

Мусорщики – кто это? Неприкасаемые сообществ, сборщики полезных сокровищ, какие-то преступники, глупцы-барахольщики, может религиозные фанатики? Вариантов много. Данных мало. Всё как всегда.

Промысловики – очевидно. Скорей всего знатоки по амтанам и всему что их касается. Найти, разобраться, освежевать, продать.

Фуркаты – кочевье, что нам встретилось, а патрули – скорее всего от «костевиков», все-таки они ближе.

– А имя у лучшего торговца Пустоши есть?

– Справедливое замечание, а ты, – он развернулся и погрозил боту пальцем. – Пилик, лучше бы за манерами моими следил, а не за его примитивным вооружением.

– Хватит.

Он поморщился:

– Бесполезное устаревшее де…

– Остановись.

– Мои извинения… Я Курт. Вы, любезный?

– Танцор.

Курт с важностью кивнул.

– Просто и лаконично. Имена дхалов всегда поражали меня своей Справедливостью.

– Рад за тебя.

Его компетентность в вопросах культуры кхунов не впечатляла.

Каждый новый вздох ощущался вздымающейся от легких к глотке хриплой лентой.

Штрековой отброс.

Быстрее…

– Так какие же танцы вы предпочитаете танцевать, Танцор, не поделитесь? Это достаточно интересно.

– Кровавые.

– Логично, – он хлопнул в ладоши. – Ведь вы весь с головы до ног в крови.

Я надавил на правую скулу в попытке отвлечься от движений в черепе и горле.

– Курт – ненастоящее имя?

– Естественно, сформировавшийся рабочий псевдоним. Иначе у нас никак.

– Откуда ты так хорошо знаешь язык?

Курт рассмеялся:

– Прошу прощения за неучтивость. Грубовато, вышло, да. Не держите зла, Танцор. Просто каждый раз у пустых этот вопрос. Так мнительны. Вы должны понять, ваш язык теперь язык Каганата, то есть язык торговли. А я торговец. Получается вроде как родной язык. Хотя скорее профессиональный. Ведь я и совсем не оттуда, мой родной уголок-Полис, если так выразиться, находится в некоторой даже политической оппозиции к Каганату. Это, во-первых. Во-вторых, я крайне образованный человек. Без ложной скромности заявляю – один из умнейших в своем поколении, профессор Пилик подтвердит. Знание нескольких языков обязательное условие, чтобы считаться образованным в верхнем слое гражданского общества любой Божественной Кости.

Шаблон скрежетал. Было бы иронично, если после всего произошедшего, от болтовни торгаша, меня разобрал бы инсульт.

Что я понял из его слов?

Каганат имел торговое лидерство – в чем бы оно не выражалось. Дальше: у фуркатов и оседлых «Костей» имелись разногласия, может как раз и на экономической почве.

Еще из подмечаемого: используемых языка больше чем два. Связано это с индивидуальными языками «Костей» или с наличием дополнительных народных «точек» – пока неясно.

Образование ценилось. Возможно оно играло какую-то роль в иерархическом распределении.

Сквозь зубы спросил:

– Ты, Курт, сейчас работаешь?

– Всегда, уважаемый. Любезный Танцующий с кровью, хотите поторговать?

– Да не танцую я с кровью, шут тебя дери.

Курт безразлично пожал плечами:

– Так хотите или нет?

Устало вздохнул.

– Хочу.

– Уверен, что вы много в чем нуждаетесь и уж так движением богов получилось, у меня много чего есть.

– Почему я – или кто-то еще – не может просто забрать товар? – махнул ладонью. – Не подумай, что хочу чего-то такого. Интересно как ты в диких условиях поддерживаешь свои операции. Для торговца – это важно.

Такое обилие слов далось тяжело. К концу речи мой хрип звучал совсем тихо и безжизненно.

– А я с радостью объясню. Во-первых, доброжелательный настрой обезоруживает. Во-вторых, вы бы не могли, ведь вы наш с профессором друг. В-третьих, этот красавец.

Он продемонстрировал кобуру на бедре и медленно вытянул оружие.

Я даже “разогнаться” не смог. Случись чего – вряд ли успел бы сдвинуться. Он бы всадил в меня пулю.

Стоит отметить, двигался Курт аккуратно и нарочито медленно, чтобы не спровоцировать. Продемонстрировал он пистолет барабанной конструкции, подобных которому я не видел и не знал.

Массивный. Должно быть весом за килограмм. Длинный ствол, тяжесть, барабан. Судя по шарнирному соединению – переломный.

Прекрасный образец.

Даже смотреть одно удовольствие.

Новье.

На рукояти – подлинное дерево с синюшной жемчужиной умного сплава. Корпус частично усилен полосами псевдо-металла, стилизованными под огненные ленты.

– Оружейники Танрилара постарались, – произнес Курт с гордостью. – Таньянское, то бишь чудо. Этот револьвер называют Центурион. Дорого, конечно, но я позволить себе могу. В нем цельный патрон и никаких больше танцев с капсюлями, порохом и пулями. Новая оружейная эпоха… Стоит своих дхарм-хтон. Перезаряжаю я не быстро, но в пулях сердечник из псевдо-металла, что значит…

– Он пробьет панцирь.

Кивнул.

– Верно, любезный двухузорный, – из голоса ушло все веселье. – Он пробьет панцирь. И модули мои могут удивить.

– Зачем такие детали? Я и на демонстрации, – кивнул на револьвер. – Все понял и проникся.

Закашлялся.

Курт молчал секунд десять, играясь с оружием, а затем протянул:

– Театральность, Танцор. Куда без нее. Интересно слегка поважничать, цену набить. Вот такой я человек.

– Неубедительно. Не верю.

– Это чтобы вы, любезный Танцор, не думали о глупостях, – он пожал плечами. – Дхалы постоянно какие-то сомнительные варианты рассматривают. Опыт уже есть. Всякое бывало, профессор Пилик подтвердит. Есть и иные сюрпризы для прочих угроз и других “узоров”, но не стоит о грустном. Вам знакомства с прекрасным Центурионом будет достаточно.

Он оставил оружие на бедре, ствол направил на меня.

– Хочу спросить вас, Танцор, по поводу фуркатской личины: вы что-то не поделили с кочевьем Каганата?

– Нет.

– А как же тогда она у вас оказалась? Это не та вещь, с которой фуркат расстанется добровольно.

– Идол занял бойца. Я выбил Идола. Личину забрал отдать узловой. Таков договор.

Я бы и придержал информацию, но сейчас, когда револьвер был направлен на меня, глупо изображать дерзкую скрытность. Знание это не стоило ничего и уж тем более глупо получать за него ранение.

– Ответ устраивает, но прошу, любезный, примите совет: не носите личину так.

– Как?

– У промежности.

Похоже жест Идола оказался не случайным.

– Негативный подтекст?

– Так носят ее те, кто по уши увяз в кровной вражде. Поверьте, вам оно не нужно. Лучше спрячьте или заверните в тряпицу поневзрачнее. Не все из фуркатов почитают прошлое и относительных предков – многим на это плевать. У большинства мало свободных минут: всадники в делах, как шахтные пчелки. Сразу начнут стрелять. Тратить время на разбирательства для них – это роскошь, а вернуть личину умершим родичам – важная для них вещь. Давайте, все-таки к делам, вижу вы деловой человек… как… нет, деловой кхун. Так вернее. Вижу, что эта беседа вас утомляет, хотя терпения вам Справедливость выделила с большой щедростью.

Профессор Пилик затянул очередь своих “пиликов” секунд на десять, по окончании которой Курт громко рассмеялся. Мне оставалось переводить взгляд с бота на торговца и хмурится.

– Простите Профессора, Танцор, он не воспитан, – Курт наконец разжал рукоять Центуриона и сложил ладони на ударной части музыкального инструмента. – В чем все-таки вы, любезный, нуждаетесь?

– Информация. Хтоны. И всякую мелочевку – товар, – прохрипел.

– Информация какого рода? Я же не могу рассказывать все что знаю. Тогда мы здесь задержимся на несколько недель. А вы, как я вижу, столько не протяните. Будет неуважительно утомлять беседами мертвого.

– Мир. Политика, дхалы, – проговорил, задумался, затем добавил. – Идол.

– Знаете, что хотите от жизни, любезный. А в товаре я так понимаю, – указал на пустышки зарядных пазов. – Хтоны?

– Да. Еще лекарство, пища, вещмешок если есть.

– Какое лекарство?

– Нечто, снимающее последствия встречи с Идолом, если вы здесь такое изобрели. Что-то что блокирует его внушение.

– И как расплачиваться будете?

Я пододвинулся и протянул камни, сорванные с щек опоссума.

– Пойдет?

Он покачал головой и вернул обратно.

– Увы, Танцор, это пыль, пустышка.

Попробовать стоило. Не боялся показаться глупым. Он и так прекрасно видит в каком я положении.

Пожал плечами, снял кобуру с колесцовым пистолем, передал.

Курт тщательно оглядел, ощупал скобу возле спускового крючка, сам спусковой крючок, проверил колесцовый замок.

– Давно такого чудища не видел. Специфическая штука. Детский пистоль, – Курт пожал плечами. – Граждане в “костяках” на заказ детишкам делали. Даже и не знаю собирают их сейчас или прекратили. Считайте, на один хтон-дхарм потянет, если с кобурой. Но для остальных запросов этого мало.

Других лишних вещей не было.

Модуль хоть и стоил, уверен, целое состояние, совершенно точно останется при мне. Я не мог продать Желчь – это Администратор, связующая нить с прошлой жизнью, да и какой-никакой сотоварищ.

О продаже мушкета и речи не могло быть, одно тело Идола на пути без дальнобойного и меня дожмут, соскребай с черепной чаши мозги или просто гуляй захваченный. А именно так и будет. Заберет он меня – сломает.

И меч сдать не получится. Отбиваться в ближнем бою – все еще как-то нужно. К тому же это напоминание о Звездочете.

Так, а что еще у меня есть?

– Данные…

Курт довольный кивнул:

– Как вариант оплаты устраивают больше всего. Занимают вес только в голове и не заставляют профессора Пилика лишний раз ворчать. Какого характера данные пойдут на обмен?

– Расположение кхунского Аванпоста в Пустоши.

– Неразграбленного? – глаза его загорелись.

– Разграбленного, – потухли.

Он скривился.

– Тогда почему мне это должно быть интересно? – Пилик что-то пропищал, но Курт напряженно махнул рукой и приказал боту. – Молчи. Так что меня может заинтересовать в разграбленном Аванпосте, Танцор?

– Если тебя не заинтересует сорок шесть запертых Арсеналов, то нам, действительно, не о чем говорить. Тебе тогда с разумными вообще говорить не стоит.

Курт покачал головой.

Вот и все благородство по отношению к крысам. Но против логики не попрешь. У меня есть цели, которые необходимо выполнить. Для их выполнения я должен быть жив, должен дойти до цивилизационной точки. А для этого должен быть способен сражаться.

Продавать информацию расточительно, конечно. Если иметь позицию силы можно создать лучший расклад. Сейчас получалось, что я меняю ценности на бусы. Но иначе и быть не могло при таких условиях торговли: не зная цены вещей, не разбираясь в валюте, имея опытного оппонента, уверенного в безнаказанности, – Курт облапошит меня, просто потому что иначе и быть не могло. Он профессиональный торговец, а торговая кровь – вещь грязная; мысли – темные. Вот и получается: здесь Курт поменяет знания о предполагаемых сокровищах сорока шести Арсеналов не на соответствующую им ценность – за вычетом затрат экспедиции – а на яркие бусы. Правда эти бусы могли меня спасти. А большего и не нужно, поэтому глупо жаловаться.

Курт отбил нетерпеливый ритм пальцами по верхушке барабана:

– Это правда?

– Клянусь Справедливостью.

– Кхуны в своем репертуаре. И что конкретно хотите?

– Я уже перечислил. В довесок немного местных монет, чтобы не пропасть в ближайшем городе. Они же есть – ближайшие города и монеты?

Курт засмеялся:

– Конечно, – затем поморщился. – Я уже начинаю отдавать плату, а местоположение Аванпоста до сих пор лишь в вашей голове, любезный Танцор.

– Я укажу место, когда узнаю все что должен узнать.

– Пусть так, – это условие его не беспокоило. – Полную цену я не смогу дать за знание. Нужно докупать взрывчатку, собирать караван, нанимать людей, поход сожрет много средств; вы должны понимать. Да и не в тепличных условиях лавки беседуем, а значит о ровном торге и речи быть не может. Предупреждаю, чтобы вы не копили в себе злости, когда осознаете за какую дешевую цену согласитесь отдать Аванпост.

– Соглашусь?

Он стукнул в барабан.

– Выбора нет. Без хтонов вы, простите Танцор за столь неприятную прямоту – помрете. А если не помрете сами, выказывая невероятную биологическую стойкость, мусорщики вас на куски разберут по дороге до промысловика. Токсины обглодают восприятие, скоро и зрение начнет портится, придут слуховые галлюцинации. Вы согласитесь.

– Соглашусь.

Отрицать очевидное глупо.

– Теперь конкретика. Вещмешок найду. Одна ампула сомы.

– Две.

– Пусть две, – кивнул Курт. – Только от последствий их разбавлять водой. Один к одному. Это если защищаться напрямую от Идола, то принимайте целую. Что касается хтонов, то отдам два. И докину два хтон-дхарма – это общая валюта. И сверху дхарм за пистоль, только из уважения к вам. Устраивает?

– Устраивает.

– Теперь что касается информации: давайте будем держаться формата “вопрос-ответ”. Но с чего же мне начать?

– Идол.

– Конечно, дхал начнет с Идола.

– Остановись. Какой сейчас год?

– Браво, Танцор – это уже вопрос достойный и чатура. – Идол сошел в тысяча сто двадцать первом году. С большей вероятностью тогда вы, любезный, и уснули. Сейчас тысяча триста шестьдесят шестой.

Понадобилось время чтобы посчитать.

– Двести сорок пять. Я думал больше.

Курт на это лишь исполнил еще один короткий бит.

Я спросил:

– Какое положение по Идолу?

– Все спокойно.

– Что это значит?

– Высокая война завершилась относительной победой человечества.

– Относительной?

– Кость божественных Полисов и Каганат победили, но Хафатский Султанат в итоге пал, там Идол и локализовал себя.

– Звучит хорошо.

– Только если сравнивать с альтернативой. Теперь – каждые шестнадцать лет – Идол активизируется и начинает свое наступление с земель Султаната, ваших бывших жилищ и маршрут-туннелей. Мы называем это движение – Эхом.

Нутро беспокойно закрутилось от плохого предчувствия.

– И этот год…

– В самую суть, Танцор. Только не этот… Следующий. В следующем году должно начаться Четвертое Эхо. Технически, конечно, этот год заканчивается, поэтому можете считать, пробудились вы впритык к поминальному веселью.

– Сколько дней?

– Тридцать девять.

– Безумно мало.

– Вот так, любезный Танцор. Многие настроены оптимистично. Говорят, Эхо не случится. Мол Идол потерял цельность. Считаю это глупостью. Опять начнется война, ведь Идол все еще бродит в Пустошах, сидит на землях Султаната, крадется под Полисами, двигается туннелями, и копошится в покинутых Ульях – от чего же ему отказываться от традиций Эха? От чего ему быть разобщенным?

– А почему шестнадцать лет?

Курт пожал плечами.

– Спрашивайте дальше, Танцор.

– Что с политической обстановкой в мире?

– Сейчас мы в ничейных землях – их посекли химическим оружием… благослови Сурья память: в тысяча сто тридцать девятом.

Севернее, вдоль гор, тянется, как раз по вашим Ульям, полисы Костей Богов. Это Банар, Нар, Саргон и Птоон. Они все сцеплены в условный союз. В Эхо достается больше всего Банару и Нар, поэтому отношение у них к остальным специфическое. Западнее – захваченный Султанат, территории Идола – они закрыты, границу просто так не пересечь – фонит так, что мозг выжигает, да и не больно то, кто хочет.

– Защита от Идола?

– Есть, но это уже, если будет желание, узнаете в промысловике. Упомянутая уже сома. Вообще перекрывает.

На востоке тянутся степи Каганата. Земли разные, но преимущественно скромные. Фуркаты не потеряли знание как создавать биомодернатов. Скорей всего в верхушке ваши. Между Костью и Каганатом случилось несколько войн, поэтому мы друг друга не любим. Да и не только из-за этого, если честным быть.

– Вы воевали между собой пока существовалИдол?

– У Костей не было ничего кроме войск, оружия и еды, а у Каганата оставалось много всякого: и секрет выращивания хтонов – который они успешно сохраняют и по сей день – и потенциал биомодернизаций, который очень хотели управители. Да и происходило это, когда Идол вроде как был побежден. Как начались проблемы, конечно, все прекратилось. Каганат ослабил давление контрибуций, заключил союзные договоры и помогает. Ему выгоден защитный слой из “Кости” и невыгодно чтобы города погибли, а той и деваться некуда – поменять свое положение они не могут по некоторым причинам.

– Понятно.

– Севернее Птоона еще один политический регион, стоящий обособлено. Танрилар. Технологический оазис. Закрытый. Единицы людей, что там побывали – не распространяются как он выглядит. Что это – полис? Сеть полисов? Область? Мне неведомо. Они поставляют технологии, специалистов; в общем то, о чем договорятся «верхушки». Вас, любезный, удивит то, чего они добились в техническом плане.

– Думаешь?

– «Центурион», – он сдвинул револьвер. – Это капля частного оружейного дела. Просто умелец-ремесленник, владелец скромного заводика. Меньшее из сделанного. Непосредственно начинания Танрилара, как цельного объединения, впечатлят любого пустого дхала. Дальше что? Частности взаимоотношения регионов, конкуренция и противоречия – сейчас для вас не важны.

– Что с кхунами?

– Некоторые из вас, кто не ушел в спячку, осели в руководствах Полисов и организаций. Те, кто просыпались на протяжении этих лет, в основном организовывали группы и занимались своими делами. Одни достигли больших результатов и имеют определенную известность – даже власть. Других – это не интересует: они разведают, добывают информацию, занимаются промыслом, ходят в Улья, нанимаются в боевые отряды. Но понятное дело, что я знаю не все обо всех, а говорю только то, что видел и слышал.

– Принято.

Курт передал мне сложенный бардовый лист квадрата и горсть зеленоватых монет.

– Упомянутые деньги, – пояснил он. – Хтон-дхармы.

– Бумажные? Удобно.

– Здесь немного, но на первые расходы хватит. Два хтон-дхарма купюрой и еще один монетами.

Курт поднялся и открыл крышу бота-грузчика. Вынул вещмешок, вывалил содержимое внутрь Пилика.

– Свой отдаю.

Засунул внутрь связку ломтей мяса, две ампулы с ослепительно-белой жидкостью. Должно быть – это сома. Закинул бурдюк.

Затем высоко задрал полу балахона; с боку на изящном черном панцире – восемь заряженных хтонов. Он скрутил два и перекинул мне.

Я поймал, отстрелил пустышки и тут же зарядил хтоны в пазы; раздался технологичный свист, и я вздохнул полной грудью.

Блаженство…

Хтоны тяжело заскрежетали.

Фильтрация заработала и чистый воздух резанул нос, глотку и грудину льдом. Я почувствовал себя лучше: свободнее, быстрее, даже сильнее, хотя это и был очевидный мыслительный скол. Так быстро восстановиться невозможно даже дхалу.

С запястья захрипела Желчь:

– Наконец-то, бестолочь… Гнилой полусон надоел до скрежета скоб.

Курт чуть поклонился моей руке – выглядело это нелепо:

– Госпожа, как называть вас?

– Я…

– Ее зовут Желчь.

Курт удивлено выгнул бровь.

Пилик начал возбужденно что-то пищать, покачиваясь из стороны в сторону.

Желчь флегматично ему ответила:

– Завали пасть, столапый гуль. Даже если ты последний ИИ на всех землях Гаата, я бы не позволила тебе это сделать… Извращенческий харчок шанкарского примитив-шаблона, пусть тебя приклад Звездострела хакнет бариятским вирусником, сука.

Пилик грустно пискнул и затих.

– Рад познакомится, госпожа Желчь, – нейтральным тоном произнес Курт. – Мы завершили с уважаемым Танцором торг. Нужно показать расположение Аванпоста.

– Продал крыс, бестолочь? Толково придумано.

– Крыс?

– Местные примитивы, – объяснил я.

Курт ухмыльнулся:

– Всегда все должно быть чуток сложнее заявленного – верно?

Я промолчал.

Он разложил на верхней части Профессора Пилика бумажную карту. Указал где мы находимся.

Желчь подсветила нужное место.

– Люк будет в радиусе двух сотен метров.

– Благодарю, – он в свою очередь указал на место к северу, оно было выделено небольшим крючком. – Промысловый городок Изот – четыре дня пути на север. Может чуть больше. Смотря как идти будете.

– Ногами будем, – злобно проворчала Желчь.

Отметил, севернее – вся карта иссечена сотнями подобных закорючек.

– Я предупрежу, Курт, возможно ты не единственный кому я продам информацию об Аванпосте.

Торговец кивнул.

– Тогда я при первой же возможности найму мусорщиков, чтобы они попытались заставить вас передумать так поступать, ну и о вашей ноше расскажу, – он указал на браслет с Желчью. – Чтобы азарт их разогреть. Ничего личного – охрана деловых интересов.

– Спасибо за предупреждение, в ином случае я бы обозлился.

– А как иначе? Мы же с вами друзья.

– Предупреди бедолаг, дело гиблое.

Я поторопился. Надо было держать рот на замке. Но чистый воздух оказал опьяняющий эффект.

Невозможно было промолчать – хотелось остаться честным.

Он, после таких слов, и вовсе мог меня пристрелить, отрезая риск потери потенциальной прибыли.

Глупая ошибка.

– Предупреждать неинтересно… Да тогда они и не пойдут. А вам как дхалу, что уважает себя, нужно больше оружия и вещей. А если не справитесь и сгинете, что ж такова ваша Справедливость.

– Спорить с этим глупо.