Лиз устроилась в гостиной коттеджа и потягивала «бурбон». Стемнело, но она не включала свет. Тишину уединения нарушили шаги босых ног по линолеуму кухонного пола. Лиз догадалась, что вернулся Кейр. Теперь, заслышав звук его шагов, она больше не вскакивала. Он приходил и исчезал таким образом настолько часто, что Лиз подобное поведение Кейра начало казаться вполне нормальным.
— Привет, — сказала Лиз, когда Кейр появился в гостиной.
— Сидеть одной в темноте — на тебя это не похоже, — проговорил он, опускаясь рядом с ней на диван.
— Хочешь сказать, что на меня не похоже сидеть в одиночестве в темноте и пьяной?
— По какому поводу ты напилась?
— Потому что сегодня днем я нашла отсеченную руку Джимми Уэзерса. Тот аллигатор наверняка что-то сделал с остальным телом. Никак не могу забыть, думала, «бурбон» поможет.
Лиз опустила руку на обнаженное бедро Кейра.
— Почему ты носишь набедренную повязку? Я давно хотела тебя спросить.
Он мягко рассмеялся.
— Ребенком я много бегал нагишом. Когда стал взрослеть, то начал понимать, что я голый. Кажется, именно тогда я и подумал, будто что-то может схватить меня за пах, а с некоторых пор это стало необыкновенно важно. Набедренная повязка, оставляя меня почти нагишом, тем не менее предохраняет моего маленького петушка.
— Не такой уж он и маленький, — хмыкнула Лиз.
— Но в те времена был маленьким.
— Ты, как я вижу, совершенно не удивился, услышав про Джимми.
— Бак Моусес уже рассказал мне.
— Мне почему-то кажется, что это не аллигатор. Я хочу сказать, что, даже когда он кинулся на меня в тот раз, у меня не было подозрений, что он людоед.
— Понимаешь, Голиаф — нечто особенное. У него практически нет опыта общения с человеком. Думаю, для него люди — та же дичь, только чуть большего, чем обычно, размера.
— Бак сказал, что аллигаторы не выходят на сушу, чтобы напасть на жертву, это правда?
— Не думаю, чтобы кто-нибудь знал это наверняка. Во всяком случае, среди живых людей.
— Считаешь, он действительно двадцать футов в длину?
— Да. Как-то, не помню где, я прочитал, что самый большой гатор в Соединенных Штатах жил в Луизиане в прошлом веке. Его обнаружили только потому, что он был очень старым и вылез на берег умирать. Не думаю, чтобы теперь аллигаторы смогли достичь таких размеров. Люди убивают их прежде, чем они доживают до преклонного возраста. Одному Богу известно, сколько лет Голиаф живет в этом озере, сто? На него никто не охотится, и вдоволь всякой дичи. Не удивлюсь, если он окажется самым большим из живущих ныне аллигаторов.
— А откуда ты знаешь, что он — это он? Ты что, проверял?
— Самки аллигаторов не вырастают до таких размеров.
— Почему, как ты думаешь, он напал на Джимми?
— Может быть, Джимми слишком близко подошел к его потомству?
— Это как раз то, что сделала я в тот раз, когда он на меня набросился. Тогда я попыталась сфотографировать маленьких аллигаторов.
— Перед тем, как он на тебя напал, ты слышала вот такой звук?
Из горла Кейра вырвался тонкий вибрирующий писк.
— Да! Именно такой! Откуда ты знаешь?
— Так пищат потревоженные маленькие аллигаторы. Услышав их писк, папа или мама стремглав кидаются на помощь. Готов спорить, что это был последний звук который слышал Джимми, за исключением собственных криков. Надеюсь, бедный Голиаф не отравился, отведав столь ядовитое блюдо.
Кейр усмехнулся своим словам.
— Как можно так говорить о нем? — пьяным голосом упрекнула его Лиз. — Он был человеком, а теперь его нет в живых! Ради всего святого, он же твой кузен!
— И что из этого? — с чувством произнес Кейр. — Если бы Джимми начал делать по-своему, он изнасиловал бы весь остров; он бы застроил его большую часть домами и заасфальтировал остальную, поверь мне. Наш остров был бы похож на Хилтон Хэд и многие другие острова, которые удалось прибрать к рукам деловым людям.
— Однако он не смог бы этого сделать, — возразила Лиз.
— Наверняка смог бы. Дед не написал завещания, а это как раз на руку Джимми.
— Но он его составил!
— Ты не знаешь, о чем говоришь. У деда постоянно было предубеждение к составлению завещания; всякий раз, стоило кому-либо упомянуть о нем, он сразу же выходил из себя, начинал метать громы и молнии, грозил всех нас оставить без наследства.
— Ангес составил завещание. Я знаю это доподлинно, потому что расписалась на нем как свидетель. Он сказал, что завещание написано таким образом, что лишает Джимми малейшей возможности развернуть хоть какую-либо деятельность на острове.
Кейр склонился вперед, положив голову на руки.
— О Боже, я не могу в это поверить, — проговорил он и разразился смехом. — Итак, бедный старина Джимми умер ни за что, ни про что; так, прекрасный обед для прогуливавшегося аллигатора и его потомства. О Господи! Вот так шутка над ним! Вот так шутка надо мной!
— Над тобой? Что ты имеешь в виду?
Кейр продолжал истерично смеяться. В его смехе сквозило отчаяние и безысходность. Его смех действовал на нервы Лиз.
— Прекрати! — воскликнула Лиз, с размаху шлепнув Кейра по затылку ладонью. — Заткнись!
И она ударила его еще раз.
Кейр выпрямился и глубоко вздохнул.
— О Боже! — жалобно простонал он.
Повернувшись, он обнял Лиз за талию, положил голову ей на колени и крепко стиснул в объятиях.
— Человек, влюбившийся в тебя, патетическое создание.
Он вздохнул.
— Он не способен любить, не разрушая чего-то другого. Любовь и разрушение — это единственное, на что он способен.
Лиз склонилась над Кейром, опершись щекой о его плечо.
— Ш-ш-ш, — произнесла она успокаивающе. — Ты сам не знаешь, что говоришь.
Ей хотелось, чтобы он замолчал; были такие вещи, о которых ей не хотелось ничего знать. Вытянувшись на диване, Лиз положила голову Кейра себе на грудь.
— Ш-ш-ш, — мягко проговорила она. — Ты не обязан ничего мне рассказывать. Я люблю тебя, кем бы ты ни был и что бы ты ни сделал.
Она гладила его волосы до тех пор, пока «бурбон» и тревоги прожитого дня не одолели ее. Лиз уснула в объятиях Кейра.