Пионеры на море

ИНОГДА И ПОВАР БЫВАЕТ ПОРТНЫМ

В то время, когда шли горячие споры о судьбе ребят, они пластом лежали в лазарете. Доктор Ермилин, прозванный командой Моржом за его моржовые усы, добродушный старичок, маленький, с нежными женскими руками, в первую ночь совсем не отходил от них.

Особенно беспокоил его Мишка.

Пульс у Мишки еле прощупывался, сердце давало перебои, и долго не проходил бред. То, что рассказал писарь Дудыкин, было почти верно.

Гришка инстинктивно чувствовал, что Морж — верный друг, и не сводил с него глаз. Ермилин понимал, о чем молчаливо просят озорные глаза, и однажды, как будто невзначай, бросил:

— Ладно, ладно, сорванец! Эх ты, трюмный житель! Похлопочу у командира, авось и оставит!

За дверью лазарета кто-то заскулил. Морж поднял брови, поправил очки и произнес:

— Войдите!

Дверь не отворялась. Кто-то продолжал царапаться и толкаться.

Морж слегка приоткрыл дверь. В нее просунулась умная морда собаки с высунутым красным языком.

— К вам, что ль, посетитель? Делаю исключение, дозволяю свидание на пять минут!

Верный стремительно подбежал к ребятам и лизнул каждого в самые губы. Морж подпрыгнул на месте:

— Свидание окончено. Вон! Фью! Какие больные — такие, видно, и посетители!

Через два дня Мишка почти совсем поправился. Приятели смирнехонько сидели на койке и строили догадки о будущем.

Однажды, смерив температуру и напрасно стараясь казаться равнодушным, Морж сказал:

— Ну-с, моя миссия окончена. Сегодня лежите, завтра к командиру на допрос. По всем строгостям военного устава…

В этот же вечер, когда заснула утомленная команда, кок мастерил что-то, низко наклонившись к столу, деловито сморщив брови. За три часа до побудки он разложил на столе две пары обкургузанных парусиновых брюк, две полосатые тельняшки с обрезанными рукавами, укороченные фартуки и маленькие поварские колпаки.

Громыка, видимо, остался доволен своей работой. Его заплывшие глазки сияли от удовольствия; он растопыривал жирные пальцы и довольно мурлыкал под нос.