На крейсере ребят хватились к концу дня, когда команда возвратилась на борт корабля, нагруженная аденскими пустячками.
Не было одного кока. Все решили, что Гришка и Мишка остались с ним.
Командир то и дело выходил на палубу и, свесившись через поручни, спрашивал вахтенного:
— Кок не пришел?
— Нет, товарищ командир…
— А ребята?
— Еще нет, товарищ командир…
К ночи на утлой туземной лодчонке возвратился кок. Вахтенный разглядывал лодку, тщетно надеясь увидеть по бокам кока две маленькие беленькие фигурки.
Остап, не торопясь, поднялся по трапу, заплетающимся языком напевая веселую песенку. Руки его были заняты банками с какао, кофе и сочными ананасами. По трапу за ним прыгал Верный. Кок, прогоняя собаку, ворчал:
— Вот я сейчас помощникам своим строгий выговор выскажу. Как это так и почему собаку на берегу забыть потребовалось? Да еще такого стоющего пса. Вот я им!
Вахтенный бросился к коку:
— Дядя Остап, разве не с тобой ребятки? Нет их на борту. Как ушли утром, так и пропали.
Кок, испуганно хрюкнув, развел руками. На палубу посыпались банки и ананасы.
— Ка-ка-кие ребята?
До вахтенного донесся легкий запах рома. Раздражаясь, он заговорил громче:
— Какие, какие! Наши ребята. Пионеры корабельные. Думали — с тобой они, а ты вот, вишь, ромом нализался, от тебя за десять миль несет, как из винного погреба!
Поняв, наконец, о чем его спрашивают, кок выронил последние банки, схватился за лысую голову и залепетал:
— Бббатюшки! От вранья, от воронья, от крыс-мышей, от малышей! Врешь ты, вахтенный! Разве мыслимо, пожалуйста, винегрет такой! Врешь, на крейсере они где-нибудь. Какой такой винный погреб?
С бешеной быстротой кок заметался по кораблю, то вылезая на палубу, то проваливаясь в люки…
На палубу вышел комиссар, подозвал к себе вахтенного.
— Ребята?
— Нет, товарищ комиссар. Не возвратились. Кок вернулся… Один, без ребят.
— Пришлите его ко мне, товарищ вахтенный, немедленно.
Как раз в это время вспотевший от розысков кок вылез из люка и побежал по палубе, смешно переступая кривыми ногами, бормоча на ходу:
— От крыс-мышей…
— Товарищ Громыка, комиссар тебя кличет, к себе и немедля.
Отдуваясь, кок присел на корточки и опустил голову. Потом, легко вскочив, поправил форменку, пояс и тихо постучал в каюту комиссара.
Неизвестно о чем говорил комиссар с коком, но беседа продолжалась так долго, что вахтенный, устав ждать ее результатов, облокотился на орудийную башню и что-то замурлыкал.
Понурый вышел кок из каюты комиссара и медленно зашагал в свой кубрик. Печальные думы тревожили голову Остапа, и сердце его отчаянно било тревогу.
В кубрике еще не спали. За столом сидели краснофлотцы и не могли наговориться о приключениях в Адене. Все разом взглянули на кока. Первый раз опустил свои добрые глаза судовой кок перед командой.
— А! Генерал от перца, Остап Остапыч! Ну, как Аден тебе по вкусу пришелся?
С коек поднялись головы. Десятки глаз следили за коком, но никто не решался спросить о том, где ребята.
Остап плюхнулся на койку, расшнуровал ботинок, с сердцем швырнул его о палубу и уставился неподвижным взглядом в пространство.
Разговор оборвался. Минуту царило напряженное молчание.
Тогда с койки поднялся Чалый, подошел к коку и, глядя через его голову, коротко спросил:
— Где ребята… кок?
Остап снял второй ботинок, швырнул его и, одевшись одеялом с головой, показал любопытному кубрику свою широкую спину.
Чалый, шлепая ботинками по трапу, поднялся на палубу. Кубрик молчал.
— Качаются, бывало, на койке, а Гришка… все песню поет «Кострами ночи».
— Да… Залетели куда-то наши попугаи, запропали.
Кто-то из угла раздраженно буркнул:
— Чего закаркали понапрасну!.. Такие не пропадут…
— Чего на берегу может случиться? Вот если в море, это да… Ого! Что это? Ветер, что ль?
Крейсер качнуло.
— Нет, не ветер. Это штурман краковяк танцует. Вот чудак еще!
Сверху донеслись крики и свист дудки. Со стола грохнулся чайник и покатился по палубе. Краснофлотцы повскакали с коек.
Скоро наверху люди носились по палубе, волокли тросы, закрепляли орудия, баркасы. Загораживаясь от ветра парусиновыми рукавицами, кочегары спускались к топкам.
Чалый, беспокойно глядя за борт, неизвестно кому сказал:
— Товарищи, где же сынки наши?..
Слева от «Коминтерна», словно тень, пронесся парусник. Его заливало водой и швыряло из стороны в сторону. Люди, как мухи, ползали по вантам.
Раздался треск. Мачта парусника вместе с людьми рухнула в воду, люди без крика исчезли в кипящих волнах. И сразу все покрыл густой сумрак.
В пустом кубрике на койке сидел кок и разговаривал сам с собой:
— Десять лет службы в красном флоте и, пожалуйста, выговор. Собирай, говорит, манатки и пиши рапорт. Или, говорит, нянька, или кок!
Остап подозрительно сморкнулся в большой красный с белыми горошками платок:
— Гришунька! Мишунька! Огурчики вы мои! Как же вы без меня теперь?