Остап, прищелкивая языком, жарил рыбу. Ребята, взглянув на него, перемигнулись. Мишка вкрадчивым голоском заговорил:
— Рыба будет как в ресторане. Только хочу я вам напомнить, дядя Остап Остапыч, что в последний раз… вы остановились на том, как началась ваша свадьба и вы остались одни с мадамой. Интересно знать, что же было дальше?
Гришка заметил, как слегка вздрогнули жирные плечи Остапа. Он долго молчал, потом повернул блестевшее от пота лицо к Мишке, пытаясь улыбнуться. Ребята увидели, что-то блеснуло в глазах кока.
— Правильно, Мишенька. Что бы ни случилось, краснофлотцы должны быть на высоте самого высокого положения. Хныкать мне не пристало, что лучшего друга в Китае оставил. Думал после того много — вот и постановил: рано мне еще думать о береге. Ну их к свиньям, всех этих коровок да курочек! Без меня не пропадут… Останусь я, ребятки, на «Коминтерне». Как уйти с него, когда здесь каждое местечко знакомо?
Да еще вот… Колюшка… Андрея-то сынок. Теперь я ему взамен отца… можно сказать… и мне… этово… радость досталась. Пожалуйста… Однако идем полным ходом дальше… Дай-ка, Гриша, соли… Попочка, чего нос повесил? Не горюй — скоро в Москве будешь! Ну вот… Остался я с мадамой один, значит. Она не то хрюкает, не то смеется, и туалет свой справляет. Маслом мажется. Такая на меня тоска напала, такая грусть! Двадцать два года, думаю, и так плачевно карьера кончилась. В деревне узнают — засмеют. Как я с собой чернокожую супружницу домой привезу?
Думал, думал — ни до чего не додумался: одно ясно — удрать требуется. Стал я, сынки, притворяться, что мадама мне по сердцу пришлась. А она поставила на стол еду разную, орехи кокосовые. Давай лопать, и меня зовет.
Вносят тут эфиопы большое блюдо на сковородке. Пар от него в разные стороны и запах невозможно скучный.
Ну, думаю, или матрос, или спичку в нос! Пырнул мадаму пальцем в бок, как будто заигрываю с ней. Да как схвачу сковородку, да прямо на голову ей и нахлобучил. Мадама моя на чем стояла, на то и села. Одурела вовсе. Кушанье башку шпарит, в рот ей набилось, глаза закрыло и кричать мешает.
Схватил я ее одежду, орехов кокосовых побольше, да как дуну из палатки! Ко мне эфиопы кинулись, а я рычу и орехами швыряюсь — кому в лоб, кому по затылку. Чернокожие в разные стороны. И вдруг слышу я: ба-бах, ба-бах! Понял: из орудия шпарят. И сильнее еще побежал. Доскакал до берега, упал на колени от усталости, руки к морю протягиваю. Слышу — свистят мимо меня стрелы эфиопов да сквозь листья в воду падают. А впереди, в заливе, развертывается, пожалуйста, наш русский крейсер «Аскольд» и правым бортом кроет.
Артиллерийское обучение, вишь, подоспело. Оттолкнулся я — кувырк в воду и давай нырять. Никогда я так в жизни не плавал. Подняли меня на крейсер. Сначала арестовать хотели, потом смеху что было!.. Так и звали меня до самого Кронштадта «беспортошный король». Ну вот… и вся сказка.
— Как сказка, дядя Остап? Ведь это же с вами в жизни было?
— Ах, Мишуха! Не со мной это было, а у меня свояк на «Рюрике» плавал, у него сестра брата за черноморцем замужем состояла, а матрос тот у контр-адмирала прислуживал и слышал, как контр-адмирал рассказывал теще своей. А контр-адмиралу сам адмирал передал, что с его дядей было, а дядя…
С мостика донеслись громкие крики. Всхлипнув и освободясь от накопившейся воды, заревела сирена.
Дверь камбуза с треском отворилась. Вбежал запыхавшийся Дудыкин. В руках он держал ручку, нос у него весь был замазан чернилами.
— Остап Остапыч, дайте руку, пожму вам. Сообщаю: на горизонте появились советские красные берега, остров «Аскольд»… Дома, во Владивостоке, скоро будем! С благополучным плаванием вас! С окончанием… Ребяточки, и вам того же!
Ребята, побросав ножи, разом вскочили с ящика и выбежали на палубу. За ними, спотыкаясь, ковылял кок.
Далеко-далеко на горизонте показалась серая полоска земли.
Командир, комиссар, штурман и сигнальщик пристально рассматривали ее в бинокль. Из кубриков выскакивали с сияющими лицами краснофлотцы. Макака, словно разделяя радость людей, как угорелая, то взбиралась на мачту, то прыгала обратно.
Ребята, сами не замечая того, шептали вместе со всеми:
— Земля… Советская.