Плата за молчание

СТОЛПЫ ОБЩЕСТВА

Библейские заветы мало соблюдаются в Голливуде. Но каждое воскресное утро обитатели этого центра киноиндустрии смиренно и чинно шествуют в церквушку на Беверли Хилл. Это дань женским союзам, а еще больше - всесильному паблисити. Церковь находится в центре ухоженного парка, и верующие неторопливо пересекают его, держа на виду молитвенники: где-нибудь поблизости обязательно прячутся вездесущие фоторепортеры.

В первое воскресенье июля 1960 года эта демонстрация набожности была, однако, неожиданно нарушена. Всемирно известные кинозвезды в ужасе закрыли лица молитвенниками, серьезные герои экрана недоуменно стали протирать глаза и растерянно покачивать головами. Церковный служка поспешно выбежал из ризницы и в испуге запер божий храм, точно туда направлялся сам дьявол.

Что же происходило на газоне парка? Три миловидные девицы и столько же кавалеров в костюмах Адама и Евы в неистовстве танцевали и резвились, не обращая внимания на публику, шествующую к заутрене. Прибывшему полицейскому патрулю с трудом удалось угомонить не в меру развеселившихся дам и господ, кое-как прикрыть их наготу и препроводить в ближайший полицейский участок.

Там выяснилось, что странная компания хотя и не сбежала из психиатрической больницы, но находится в состоянии умопомрачения, вызванного, как с первого же взгляда определил врач, употреблением наркотика.

Случай приобрел определенную пикантность, когда стало известно, что организатором этой героиновой оргии был популярнейший американский автор детективных романов Гарднер. Выпущенные к тому времени 162 романа и репортажа Гарднера почти целиком посвящались борьбе с наркоманией. Лучшие из его произведений были экранизированы американским телевидением и пользовались большим успехом у миллионов зрителей. Роль героя этих детективных фильмов неизменно исполнял Уильям Тэлмэн.

Сейчас и он развлекался вместе с Гарднером. Третьим в этой компании был постановщик упомянутых телефильмов Гамильтон. Их дамами являлись восходящие кинозвезды Пегги Луиза Флэнниган, Уилли Джэн До-нован и Лола С. де Витт.

Американская пресса, разумеется, не упустила этого нового повода для сенсации. Еще бы! Гарднер, борец с торговлей наркотиками, сам сделался их жертвой!

Случай в парке на Беверли Хилл отнюдь не исключение. Сообщения о связанных с наркотическим опьянением оргиях, в которых участвуют пресытившиеся сынки миллионеров, стали в капиталистических странах таким же повседневным фактом, как убийства и ограбления.

Найка Хилтона, сына крупнейшего в Америке владельца отелей, пришлось поместить в лечебницу для наркоманов. Эдвард Дж. Робинсон-младший, сын известного голливудского киноактера, был арестован за то, что дважды с целью «пощекотать себе нервы» нападал в состоянии наркотического опьянения на шоферов такси в Лос-Анджелесе. Оказался в тюрьме и отпрыск крупнейшего американского фабриканта консервов Джорджа Хормела. Он был посредником в широко раскинувшейся сети торговли наркотиками. Майки Джелк, сын американского маргаринового короля, был осужден на восемь месяцев тюремного заключения за создание специального «клуба» наркотических оргий. В лечебницах находились в то время Уинтроп Рокфеллер, Джон Астор и Франклин Д. Рузвельт-младший - все трое из богатейших, всемирно известных семей.

Но наркотики в Америке давно перестали быть привилегией «высших десяти тысяч». «Сигареты с марихуаной и ампулы с героином вытеснили такие стимуляторы, как обычные сигареты и виски, и поразили миллионы людей…» - писала «Нью-Йорк таймс». В одном лишь Нью-Йорке зарегистрирована сотня тысяч наркоманов, признанных неизлечимыми. Проверка, произведенная в нью-йоркских школах, показала, что 15 тысяч школьников в возрасте 12 - 16 лет испытывают тягу к наркотикам и нуждаются в лечении. Пугающее число убийств, совершаемых в этом крупнейшем городе мира, свидетельствует о том, как опасны последствия наркомании, особенно у подростков. Об одном таком случае газеты писали: «В полном молчании смотрели сотни нью-йоркцев на мертвую девочку! Десять минут назад 15-летняя Тереза Джи была застрелена без всякой причины. Банда юных гангстеров открыла посреди улицы в Манхэттене стрельбу, жертвой которой пала Тереза Джи. Как установила нью-йоркская комиссия по расследованию убийств, стрельба возникла после обычной наркотической оргии, устроенной подростками, накурившимися марихуаны…»

Убийство Терезы Джи - не единственное преступление распоясавшихся негодяев. Спустя несколько часов на одной из детских площадок в Манхэттене они убили 16-летнего Роберта Янга. Они не знали его; зверское нападение ничем не было спровоцировано. Подросток, получивший 16 ножевых ран, кое-как дотащился до своего дома, находившегося поблизости, но истек кровью, прежде чем появился врач.

Банда продолжала бесчинствовать. Подростки переворачивали на улице автомашины. В универсальном магазине они разгромили целый этаж и, размахивая пистолетами и ножами, заставили в панике бежать персонал и покупателей. Четыре девушки, попавшие в руки бандитов, были изнасилованы.

Полиция оказалась не в силах прекратить эти эксцессы. Только несколько недель спустя ей удалось схватить пятерых участников кровавых беспорядков: Сола Агрона, Тони Эрмандеца, Хуана Ривьеру, Вильфредо Рабассо и Рубена Агирре. Все они были сыновьями пуэрториканских иммигрантов.

Иммигранты живут в самых бедных кварталах Нью-Йорка в ужасающих условиях. Они получают самую низкооплачиваемую работу и, как правило, лишены социальной помощи. Подростки из этих семей сделались грозой Нью-Йорка. Они образуют банды, насчитывающие часто по сто и более человек, и своими разбойными нападениями держат в страхе весь город. Большую часть награбленного они тратят на приобретение сигарет с марихуаной, необходимых им «для храбрости». В любом газетном киоске, в любой захудалой аптеке можно из-под полы купить такие сигареты по 25 - 50 центов за штуку.

Поведение подростков после ареста показывает полное отсутствие у них каких-либо морально-этических представлений; таково следствие глубочайшей социальной запущенности, в условиях которой они выросли.

16-летний Сол Агрон цинично заявил сотруднику уголовной полиции:

- Пригласите мою мать, чтобы я мог посмеяться, когда она заревет, глядя, как со мной расправляются…

15-летний Рубен Агирре показал фотокорреспонденту язык и заметил:

- Полицейским удалось скрутить меня только потому, что у меня не было под рукой ножа.

Другие на вопрос, что толкало их на убийства, отвечали:

- Это доставляло нам удовольствие…

В полицейском отчете об их безмотивных преступлениях говорилось: «…все арестованные - давние наркоманы. С 14-летнего возраста они ежедневно курили сигареты с марихуаной, как до того употребляли жевательную резинку».

Согласно статистике США, в 1960 году в стране было совершено 1 553 922 тяжких преступления, в том числе 8182 убийства. Вот как распределяется участие в этих преступлениях лиц, не достигших 18 лет: в убийствах - 22,8 процента, в ограблениях - 49,9 процента, во взломах - 48,5 процента. В одном лишь Нью-Йорке существовало по меньшей мере 150 преступных банд подростков.

Бичом человечества называет ныне западная пресса наркотики, и, когда читаешь ежедневные отчеты и сообщения, может показаться, что полиция капиталистических стран действительно стремится покончить с потреблением наркотиков и подпольной торговлей ими.

ООН имеет специальную комиссию по наркотическим средствам при Экономическом и Социальном Совете. Задачей комиссии является контроль над производством и распределением наркотиков. Кроме того, американское Федеральное бюро расследований (ФБР), французская Сюртэ насьональ, английский Сконтланд-ярд, западногерманская уголовная полиция, полицейские аппараты всех западноевропейских, южноамериканских и азиатских стран, как и объединяющий все западные полицейские органы Интерпол, имеют свои специальные отделы по борьбе с наркотиками. И несмотря на все это, число наркоманов день ото дня возрастает, как возрастают и доходы торговцев наркотиками в западных странах на несколько миллиардов в год.

Низшие полицейские инстанции действительно не щадя сил борются с этим злом, но им удается разве что схватить каких-нибудь мелких посредников. Сколько-нибудь заметного успеха в борьбе с нелегальной торговлей наркотиками не достигнуто и поныне.

Вот уже десять лет отдел по борьбе с наркотиками в американской федеральной полиции возглавляет бывший офицер контрразведки 45-летний Чарлз Сирагуза. Десять лет разъезжает Сирагуза по всему миру, прослеживая нити международной торговли наркотиками. Где бы ни были задержаны торговцы наркотиками - в Танжере или Триесте, в Париже или Нью-Йорке, - уже через несколько часов специальный самолет американских военно-воздушных сил доставляет туда Чарлза Сирагузу. Миллионы километров налетал он за эти десять лет. Он составил тысячи томов протоколов, арестовал сотни торговцев наркотиками, однако обезвредить воротил международного преступного промысла ему пока так и не удается.

Сирагуза знает крупных гангстеров этого промысла не только по именам, но и по сотням допросов. Он точно знает, что главой всего синдиката является родившийся в 1897 году Чарлз Лукки Лучано ¹[¹ В настоящее время Лучано уже нет в живых. (Примеч. автора.)]. Он знает и то, что этот гангстерский король из эпохи Эль-Капоне живет в белой вилле на берегу Неаполитанского залива.

Италия служит перевалочным пунктом для определенных сортов мака и конопли, из которых вырабатывают опиум и гашиш. Количество опиума и гашиша, используемого в медицинских целях, требует не более 500 тонн этого сырья в год. Между тем в Греции, Иране, Иордании, Израиле и Турции плантации мака и конопли дают в год по меньшей мере 12 000 тонн. Таким образом, 11 500 тонн опиума и гашиша расходятся по темным каналам нелегальной торговли. Ответственные инстанции соответствующих стран, обязанные в силу международной конвенции сообщать в специальный отдел ООН точные цифры добытого и экспортированного сырья, знают о нелегальном вывозе и поддерживают его. Правительства скрывают истинные размеры производства и стремятся из года в год увеличить его как выгодную статью государственного дохода. По официальному отчету указанного отдела ООН, «производство наркотиков… продолжало возрастать, а соответствующих сообщений об этом не поступало. Огромные доходы, достигнутые нелегальной продажей наркотиков, привели к коррупции в правительственных органах стран Востока, исключив, таким образом, возможность с их стороны подлинного контроля…»

Утаенные излишки различными контрабандными путями доставляются в Италию. В этом участвуют экипажи самолетов ближневосточных линий, а равным образом рыбацкие лодки и частные яхты. Однако основным транспортным средством, как и в давние времена, остаются верблюды. Бесчисленные караваны перевозят опиум с плантаций в порты. Хотя ООН разместила в пустыне моторизованные полицейские посты, перехватить такой караван почти никогда не удается. Погонщики верблюдов знают каждый окольный путь, каждую тропку, каждую пещеру в горах. Караван, как правило, состоит из двадцати - тридцати верблюдов с грузом ни к чему не обязывающих товаров, вроде шелка, кофе, чая. Лишь два-три светло-серых верблюда, так называемых бегуна, везут наркотики. Перед выступлением каравана их дают этим верблюдам в водонепроницаемых пакетиках вместе с пищей. Когда караван приходит на место назначения, верблюдов забивают и из их желудков достают надежно спрятанный наркотик. Выгода от его продажи с лихвой покрывает расходы и позволяет купить новых верблюдов.

Таким путем урожай с опиумных и гашишных полей почти без потерь достигает средиземноморских портов, откуда люди Лучано переправляют его дальше: во Францию, в Западную Германию, а больше всего - в Соединенные Штаты.

Чарлз Сирагуза и сотрудники контрольной комиссии ООН отлично осведомлены об этом и отнюдь не являются безучастными наблюдателями. И все же проводимые ими акции всякий раз заканчиваются неудачей.

Примером может служить задержание итальянских посредников Онея и Леани осенью 1959 года. Они везли из Ирана героин на сумму 45 000 долларов, рассчитывая переправить его через Ниццу и Марсель в Нью-Йорк на американском океанском лайнере «Индепенденс». Сирагуза через своих информаторов узнал, что в начале сентября итальянская частная яхта «Марфа» доставит в Ниццу героин. Продажа наркотика должна была состояться в номере 333 отеля «Рул», где уже заранее поселились покупатели - американцы Молроу и Беккер. При передаче героина должен был быть назван пароль: «В баре вас ожидает Джонни» - на что следовал отзыв: «Спасибо, мы уже беседовали с Джонни».

Под тем предлогом, будто их паспорта не в порядке, Сирагуза велел задержать Молроу и Беккера. Роли их взяли на себя два агента ФБР, снабженные 45 000 долларов, которые они должны были показать продавцам, чтобы у тех не возникло никаких подозрений. Сирагуза знал, что не в обычаях торговцев наркотиками сразу передавать весь товар. Посредники будут приносить героин частями, по два килограмма, упакованным в сигаретные блоки, и так же, частями, получать деньги. Чтобы иметь возможность в любой момент вмешаться, Сирагу-за с четырьмя другими агентами ФБР обосновался в соседнем номере отеля и установил здесь аппарат для подслушивания. Продавцов предполагалось задержать по окончании сделки.

Во избежание непредвиденных случайностей Сирагуза направил агентов и в порт: если бы дело с передачей наркотика в отеле почему-либо сорвалось, они должны были захватить яхту «Марфа».

Итак, все, казалось, было предусмотрено, план разработан до тонкостей. 4 сентября «Марфа», как и ожидалось, прибыла в Ниццу. По окончании таможенных формальностей, которые по указанию ФБР французские портовые чиновники провели поверхностно, оба торговца наркотиками, Оней и Леани, вместе с другими матросами сошли на берег. Они были в такой же матросской форме и с такими же, как у всех, свертками в руках. Находившиеся в порту агенты ФБР сразу узнали их по фотографиям и легко могли задержать, если бы не категорическое запрещение Сирагузы. Он не верил, что Оней и Леани просто захватят наркотики с собой; конечно же у них должен был быть более надежный способ переправить его на берег. Впрочем, их методы не интересовали Сирагузу. Он ждал только, чтобы пакетики с героином появились в отеле «Рул».

Но, несмотря на то что для встречи торговцев наркотиками все было подготовлено, превосходный план сорвался. Сирагуза в номере 334 напрасно приникал ухом к подслушивающему устройству. До его слуха не долетело ни слова. С четверть часа он еще надеялся, что дело в какой-то технической неисправности, но затем, охваченный недобрым предчувствием, ворвался со своими сотрудниками в номер 333. Оба агента ФБР, которые должны были изображать покупателей героина, лежали связанные и оглушенные на дорогом ковре. Оней и Леани бесследно исчезли, как и 45 000 долларов, которыми были снабжены агенты. Хотя Сирагуза немедленно приказал тщательно обыскать яхту «Марфа», все усилия его сотрудников остались бесплодными. Агенты ФБР буквально перевернули яхту вверх дном, облазили ее всю, заглянули во все щели, чуть ли не разобрали судно по частям, но следов наркотика так и не нашли. Капитан и команда с невинными лицами наблюдали за их тщетными поисками.

Агенты ФБР ничего не нашли и не могли ничего найти, потому что весь незаконный фрахт еще накануне ночью в трех милях от берега был перегружен на катер, который и доставил его в Марсель. Яхта была заблаговременно по радио предупреждена о действиях ФБР. Чарлз Сирагуза узнал об этом только три дня спустя, когда французская береговая радиостанция Интерпола с трудом расшифровала перехваченную радиограмму.

Кому было известно о действиях Сирагузы? Только нескольким его подчиненным да начальству в Вашингтоне, которому он перед операцией должен был доложить о ней по телефону. В своих сотрудниках Сирагуза не сомневался. Он знал, что может полностью на них положиться и что на предательство ни один не способен. Значит, торговцы наркотиками получили предупреждение из центрального штаба ФБР в Вашингтоне. Сирагуза еще раз убедился, что высшие правительственные органы теснейшим образом связаны с миром гангстеров. Он без труда выяснил, кто непосредственно подал сигнал яхте «Марфа» и руководил выгрузкой героина. В Неаполе, на самом берегу, стояла белая вилла Лукки Лучано, на крыше которой высилась антенна коротковолнового передатчика.

Сирагуза, однако, не сдался. Он знал, что пакеты с героином должны быть доставлены в Нью-Йорк на океанском лайнере «Индепенденс». Связавшись по телефону с Марселем, он выяснил, когда вышел «Индепенденс» и когда он ожидается в Нью-Йорке. Этих сведений было, однако, недостаточно. На лайнере типа «Индепенденс» имеется тысяча возможностей спрятать что угодно. К тому же в тот момент корабль находился в Атлантическом океане, то есть далеко за пределами досягаемости. А в Нью-Йорке его должны были разгружать портовые рабочие, принадлежащие к контролируемому гангстерским синдикатом профсоюзу.

Только случай помог Сирагузе снова напасть на след торговцев наркотиками. Повинен в этом был пастор О'Коннор, которому надлежало заботиться о спасении душ иммигрантов, но который все же не мог отказать себе в удовольствии регулярно посещать студию «девушек-картинок».

Такие студии являются частными предприятиями, позволяющими в любых позах фотографировать голых девушек. Модели поставляет владелец студии. От посетителя требуется только уплатить пять долларов за вход и иметь при себе фотоаппарат. В Нью-Йорке подобные студии существуют вполне легально и даже дают объявления в газетах. Судя по этим объявлениям, в одном только Манхэттене их должно быть около сотни.

Два-три раза в неделю, сменив свою черную рясу на неброский фланелевый костюм, пастор О'Коннор посещал «секс-студию» на 51-й улице.

Нелегко было бы Чарлзу Сирагузе вновь уцепиться за оборвавшийся след, если бы однажды при посещении студии О'Коннор не попался на глаза лейтенанту Пауэр-су из отдела по борьбе с контрабандой при нью-йоркской портовой полиции. Духовный пастырь прибывающих в Америку иммигрантов давно был знаком лейтенанту, и тот узнал его, несмотря на фланелевый костюм. Сначала то обстоятельство, что служитель церкви находит удовольствие в такого рода плотских утехах, только шокировало Пауэрса, но затем в нем заговорила профессиональная подозрительность.

Пастор О'Коннор, размышлял лейтенант, в качестве духовного лица поднимается на каждое прибывающее в Нью-Йорк пассажирское судно и затем покидает его, не подвергаясь обычному таможенному и полицейскому контролю. На маленьком баркасе, принадлежавшем иммигрантским властям, он каждый день беспрепятственно разъезжает по заливу, и никому даже в голову не приходит подозревать его в чем-либо недозволенном. Да и кто осмелился бы усомниться в порядочности служителя божия? Однако посещение О'Коннором столь сомнительного места, как этакая студия, доказывает, что он, несмотря на свой духовный сан, способен прельщаться и греховными радостями. Так не поддался ли он и другим соблазнам? Разве исключено, что он злоупотребляет доверием властей для различного рода контрабандных махинаций?

Придя к такому выводу, делающему честь его сообразительности, лейтенант Пауэре доложил свои соображения начальству. С этого часа за пастором было установлено наблюдение, и 16 сентября 1959 года справедливость умозаключения Пауэрса подтвердилась.

На борту океанского лайнера «Индепенденс» пастор О'Коннор обратился с приветственным словом к 75 иммигрантам из Италии и призвал их во всех делах следовать заповедям господним. В благодарность один из прибывших передал пастору деревянную фигуру апостола Павла, несколько раз подчеркнув, что собственноручно вырезал ее специально для подарка.

Безобидная деревянная фигурка в полметра высотой сразу насторожила представителей иммиграционных властей. Они позволили пастору дочитать до конца «Отче наш» но, когда он собрался уже перейти на свой баркас, остановили его.

При ближайшем рассмотрении фигурка оказалась полой и набитой белым порошком. В лаборатории ФБР сразу установили, что это героин. В фигурке содержалось 35 килограммов этого сильнейшего и самого дорогого наркотика. Такого количества хватило бы больше чем на 7 миллионов ампул. На «черном рынке» одна ампула героина стоит 3 доллара, то есть апостол Павел заключал в себе состояние в 21 миллион долларов.

Чарлз Сирагуза, узнав о неожиданном улове своих нью-йоркских коллег, потер от удовольствия руки. Это возмещало неудачу в отеле «Рул». Сирагуза понимал, что за портовым пастором, который по отпечаткам пальцев оказался гангстером Элмером Берком, раз десять привлекавшимся к ответственности за убийства и спекуляцию наркотиками, скрывается широко разветвленная крупная организация. Один человек не мог бы проворачивать такие дела.

У отдела по борьбе с наркотиками появилась надежда выйти через Берка на главарей всей банды. Элмер Берк отнюдь не был мелким посредником, не знающим своих хозяев. Он имел связь с такими заправилами преступного мира, как Лукки Лучано, Альберт Анастазиа, Вито Дженовезе. Значит, от него можно было узнать многое. Необходимо было только заставить его «запеть».

Чтобы длинная рука преступного мира не могла дотянуться до Берка и раньше времени заткнуть ему рот, арест его скрыли от прессы. В тюремном журнале и в полицейских протоколах он значился под другим именем, и лишь очень немногие агенты ФБР знали, кто он на самом деле. Его не оставили в Нью-Йорке, а перевели в Канзас-Сити, в тюрьму, оборудованную по последнему слову техники и полностью исключающую возможность побега.

Делом занялся сам Чарлз Сирагуза, и после изматывающих восьмидневных допросов Элмер Берк действительно выложил все, что знал. Он назвал имена посредников, адреса подпольных химических лабораторий, в которых изготовляли раствор героина и заполняли им ампулы, и, наконец, выдал главарей всего предприятия: Лукки Лучано в Неаполе и Вито Дженовезе в Нью-Йорке.

Самым важным было, однако, то, что Берк выразил готовность подтвердить свои показания перед прокурором и судом, подкрепив их присягой. Для Сирагузы, который давно уже располагал всеми сведениями о закулисной стороне торговли наркотиками и о ее заправилах, но до сих пор не имел свидетелей, необходимых, чтобы положить конец этому преступному промыслу, заполучить такого свидетеля обвинения, как Элмер Берк, было необычайно ценно.

А Элмер Берк со своей стороны этим признанием покупал свободу. Он мог больше не опасаться многолетнего тюремного заключения, предусмотренного законом за соучастие в торговле наркотиками. По американскому уголовному праву преступник, исполняющий второстепенную роль, освобождается от наказания, если добровольно выдает своих сообщников и соглашается выступить на процессе свидетелем обвинения. Подписав протокол признания, Элмер Берк мог бы уже на следующий день покинуть тюрьму в Канзас-Сити, однако, слишком хорошо зная законы преступного мира, решительно отверг великодушное предложение Сирагузы: больше 24 часов ему все равно не позволили бы пользоваться полученной свободой. В гангстерских кругах предательство неумолимо карается смертью. Он, Берк, и сам не раз приводил в исполнение смертные приговоры. Поэтому он взмолился, чтобы ему и дальше было позволено оставаться в камере каторжной тюрьмы Канзас-Сити. Спартанская жизнь за тюремной решеткой была ему в тысячу раз милее похорон на казенный счет.

Казалось, на сей раз некоторые гангстерские боссы действительно поплатятся головой. Вито Дженовезе, распределявший получаемый от Лукки Лучано «фрахт» по пятидесяти американским штатам, был арестован на своей помпезной нью-йоркской вилле. Человек, о котором всей Америке было известно, что он за свои 57 лет и цента не заработал честным трудом, однако располагает 30-миллионным состоянием, лишь снисходительно улыбался, когда трое агентов ФБР сопровождали его к черному «кадиллаку». Выстроившимся возле машины фотокорреспондентам он весело бросил:

- Всего лишь маленькая формальность, ребята. Я скоро вернусь.

У Дженовезе были все основания не воспринимать этот арест слишком трагично. За время своей преступной карьеры он пережил уже 11 арестов и 11 судебных процессов. Четырежды его привлекали к ответственности за подстрекательство к убийству, дважды - за сокрытие доходов от налога и пять раз за торговлю наркотиками. Но все 11 раз присяжные вынуждены были оправдывать его за недостаточностью улик. Ни разу не нашлось свидетеля, который под присягой подтвердил бы суду, что Дженовезе действительно совершил инкриминируемые ему деяния. За два года до этого уже объявился один мелкий гангстер Гарри Уэстен, готовый, подобно Элмеру Берку, выступить свидетелем обвинения против Дженовезе. Но когда Уэстена везли из тюрьмы в суд, полицейскому автомобилю неожиданно преградил дорогу грузовик, и свидетель обвинения посреди улицы в самом центре Нью-Йорка был увезен двумя неизвестными на ожидавшей тут же частной машине. Прокурор и на этот раз не смог подкрепить выдвинутое обвинение, и Дженовезе снова оправдали.

Через несколько месяцев полиция поймала обоих гангстеров, похитивших и затем убивших Гарри Уэстена. Это были наемные убийцы, готовые за несколько тысяч долларов прикончить любого человека. Задание убить Гарри Уэстена они получили от одного из подручных Дженовезе. Самого Дженовезе они не знали. Таким образом, и в этом случае осудить его за подстрекательство к убийству не удалось.

С какой же стати Вито Дженовезе должен был бояться двенадцатого процесса? Когда несколько часов спустя портрет улыбающегося гангстерского короля появился в нью-йоркских газетах, он сопровождался следующим текстом:

«Что замышляет Дженовезе на сей раз? Сумеют ли вовремя заткнуть рот свидетелю обвинения?»

Газеты заранее потешались над бессилием американского правосудия, печатали карикатуры и изощрялись в остроумии. Кроме Дженовезе, были арестованы еще семеро торговцев наркотиками, отказавшихся давать какие-либо показания и упорно в один голос твердивших, что не только не получали от Вито Дженовезе и Лукки Лучано запретного товара, но и их самих никогда в глаза не видели. От этих арестованных прокуратуре было мало толку, ожидать помощи от них не приходилось, и, таким образом, исход процесса зависел исключительно от показаний Элмера Берка.

Но Элмер Берк не успел дать показания. Находясь в тюрьме в Канзас-Сити, он неожиданно получил сообщение из прокуратуры о назначении ему официального защитника. Берка это известие встревожило. Ведь его вообще не должны были судить, а значит, ему не нужен был защитник. Отказавшись от встречи с назначенным защитником, он потребовал свидания с прокурором, чтобы убедиться, что его не собираются надуть и, выудив все необходимые сведения, все же посадить на скамью подсудимых.

2 декабря в 11 часов 30 минут утра Элмера Берка повели, как ему сказали, в приемную. Берк был уверен, что там его ожидает прокурор. Два долговязых охранника подняли его на лифте на 16-й этаж и подвели к комнате 16/384. Это было одно из немногих в тюрьме помещений, не имевших решеток на окнах. От коридора его отделяли две обитые двери с тамбуром между ними.

Охранники только ввели Берка в этот тамбур, как из комнаты навстречу им вышел энергичного вида человек в штатском и, помахав перед их глазами удостоверением, заявил, что желает побеседовать с заключенным наедине. После этого охранники вышли и сели в коридоре на скамью. Вскоре до них донесся из комнаты отчаянный крик, но они не обратили на него особого внимания: подобного рода звуки не были редкостью в этом доме. Однако еще через десять минут они были подняты на ноги сигналом тревоги, означавшим, что где-то в тюрьме вспыхнул бунт, совершена попытка побега или- случилось еще какое-либо чрезвычайное происшествие. После недолгого колебания оба охранника ворвались в комнату 16/384. Перед ними было почти пустое помещение. Они увидели только козлы да забрызганные белилами доски - свидетельства недавно произведенного ремонта. Окно было открыто настежь, словно для того, чтобы выветрился запах краски. Элмер Берк и человек в штатском исчезли.

Охранники бросились к окну. Тринадцатью этажами ниже на идущей вдоль фасада здания террасе, лежало безжизненное тело человека. Это был навеки умолкнувший Элмер Берк, единственный свидетель обвинения на предстоящем процессе торговцев наркотиками. Мнимого чиновника, вошедшего вместе с Берком в недавно отремонтированную комнату, так и не нашли. Другого выхода комната не имела, а скрыться через окно комнаты 16-го этажа, конечно, не представлялось возможным. Скорее всего, никакого «человека в штатском» вообще не было, и стража просто сочинила все это. Газеты высказывали предположение, что подкупленные гангстерами охранники сами выбросили Элмера Берка из окна. Раскрытию загадочного убийства эти предположения помочь, конечно, не могли, но самый тон их весьма показателен: о том, что государственные служащие Соединенных Штатов состоят на жалованье у преступного мира, говорилось как о чем-то само собой разумеющемся.

Обоих охранников временно отстранили от должности, однако произведенное расследование ни к чему не привело: опровергнуть их показания и доказать их связь с Дженовезе не удалось.

Элмер Берк был не единственной жертвой в этой афере с наркотиками. На другой день итальянский иммигрант Пьетро Муньяни, передавший Берку на борту «Инден-пенденс» наполненную героином фигурку апостола Павла и вслед за этим сразу же арестованный, был найден заколотым в часовне нью-йоркской центральной тюрьмы.

Расследование и здесь протекало так же, как в Канзас-Сити. Никто из заключенных не видел, как был убит Муньяни; никто не заметил, как из тюремной кухни исчез нож. Ясно было только одно: уничтожен последний находившийся в руках властей свидетель, располагавший сведениями о тайных нитях банды. Вито Дженовезе еще раз продемонстрировал четкую организацию своего аппарата и могущество американского преступного мира.

Не напрасно в гангстерских кругах Дженовезе называли «доном Витоне, премьер-министром мафии». Он в свое время возглавлял террористическую банду головорезов, чьи пистолеты и ножи, предназначенные для защиты гангстерских боссов, добирались не только до тюрем, но и до высших правительственных органов. Не напрасно Дженовезе улыбался во время ареста. Он продолжал улыбаться и на процессе, когда прокурор, красноречиво описывая его прошлые гангстерские «подвиги», стремился оказать влияние на присяжных.

Вся биография Дженовезе - сплошная цепь преступлений. 15-летним подростком он прибыл из Италии в США. Бедность, которую он возненавидел еще на родине, продолжала преследовать его семью и здесь. Вито, однако, твердо решил разбогатеть и в возрасте шестнадцати лет убежал из дома, пополнив собой ряды бесчисленных несовершеннолетних преступников Нью-Йорка. Недолгое время он работал в «портовом аду», как называют американцы нью-йоркские доки, полностью находящиеся в руках гангстеров. Дженовезе быстро вошел в этот мир. Вор, грабитель, вымогатель, торговец наркотиками - таковы ступени его карьеры. К началу 30-х годов он ведал уже торговлей наркотиками в синдикате, возглавляемом Лукки Лучано, Альбертом Анастазией и Фрэнком Кастелло. Готовый на любое преступление, молодой Дженовезе вскоре сделался личным телохранителем Лучано. Его успешно начатая карьера была временно прервана следующим происшествием.

Один из гангстеров, некий Бочча, подлежал «устранению» за то, что стал действовать самостоятельно, не считаясь с синдикатом. К тому времени Дженовезе уже занимал слишком высокое положение, чтобы сделать это собственноручно. Он мог позволить себе воспользоваться услугами наемного убийцы. Дженовезе обратился к своему соотечественнику Эмилио Галло, для которого это кровавое ремесло служило источником существования. Одновременно, чтобы надежнее обезопасить себя, Дженовезе поручил другому наемному убийце, Эрнесту Руполо, после устранения Бочча убить Галло. В гангстерских кругах принято таким способом избавляться от опасных свидетелей. Но на сей раз дело не выгорело. Галло, правда, убил Бочча, однако сам спасся и, сообразив, кто поручил Руполо разделаться с ним, донес на Дженовезе в полицию.

Чтобы спастись от электрического стула, Дженовезе, еще не располагавшему могущественными связями, пришлось срочно покинуть Америку. Он вернулся в Италию и, подключившись к международной торговле наркотиками, в конечном счете возглавил ее и способствовал ее полному расцвету.

Связи с римскими аристократами, всегда питавшими интерес к этому промыслу, скоро открыли Дженовезе доступ в высшие сферы. А немного позднее дряхлеющий король Виктор-Эммануил даже присвоил ему титул «комендаторе». Однако когда началась вторая мировая война и все проживавшие в Италии американцы были интернированы, Дженовезе не помог итальянский титул, и ему пришлось провести почти два года в лагере в Абруццах. Это было самое длительное лишение свободы за всю его жизнь.

Положение, занимаемое им в американском преступном мире, контакты с гангстерским синдикатом, не оборвавшиеся полностью и во время войны, вскоре привлекли к себе интерес фашистской разведки и способствовали выходу Дженовезе на свободу.

В Нью-Йорке в то время жил эмигрировавший из Италии газетный издатель Карло Треска, антифашист и враг Муссолини. Он стал выпускать в Америке еженедельник «Мартелло», в котором разоблачал истинные цели фашистской политики Гитлера и Муссолини. Итальянская разведка уже не один год тщетно пыталась через своих агентов расправиться с ним.

За гонорар в 500 000 долларов и обещание свободной и безнаказанной жизни в Италии Дженовезе взялся за это дело и действительно выполнил обещание. Аппарат убийц гангстерского синдиката и во время войны продолжал функционировать бесперебойно, точно так же не знала перебоев торговля контрабандными товарами и наркотиками.

11 января 1943 года в 21 час 30 минут Карло Треска был застрелен в Нью-Йорке на углу Пятой авеню и 15-й улицы. Треска вместе с приятелем переходил улицу, когда низенький коренастый человек почти в упор выстрелил в него. Треска умер на месте. Случайно проезжавшие здесь в это время два норвежских дипломата стали преследовать машину убийцы. Догнать мчавшийся с бешеной скоростью «форд» они, правда, не смогли, но номер заметили.

Машина, на поиски которой пустилась полиция, была вскоре обнаружена неподалеку от 15-й улицы и опознана свидетелями. Хозяином ее оказался имевший многократные судимости за торговлю наркотиками итало-амери-канец Кармине Галенте. Как и следовало ожидать, Га-ленте полностью отрицал свою вину, уверяя, что его машина была в тот вечер кем-то угнана и, очевидно, использована в преступных целях. Конечно, комиссия по расследованию убийства не поверила Галенте на слово и предъявила его свидетелям для опознания.

Вечером И января 1943 года в Нью-Йорке впервые было введено затемнение. Поэтому свидетели оказались не в состоянии с абсолютной уверенностью опознать в Кармине Галенте убийцу издателя-антифашиста. Прокуратуре пришлось отпустить Галенте. Пресса по этому поводу писала:

«Нет сомнений, что Треска был убит по политическим мотивам и по поручению итальянских фашистов. Точно так же нет сомнений и в том, что проживающий в Италии Вито Дженовезе приложил руку к этому убийству, чтобы купить такой ценой собственную свободу…»

От этих газетных комментариев было, впрочем, мало проку. Дженовезе находился в Италии, с которой Америка пребывала в состоянии войны, и заслуженно пожинал плоды благодарности итальянского правительства. Для американских властей он был недосягаем.

Через два года война окончилась. Италия была оккупирована американскими войсками. Хоть и с опозданием, закон все же добрался до Вито Дженовезе. Прокуратура Нью-Йорка отнюдь не забыла совершенных по его заданию убийств Бочча и Карло Трески и через военное министерство потребовала разыскать Дженовезе и доставить его в Соединенные Штаты.

Для розыска Дженовезе не пришлось затратить особых усилий: к этому времени он состоял уже на службе у американцев. Он предложил штабу танковой дивизии свои услуги в качестве переводчика и быстро снискал расположение офицеров, снабжая их наркотиками и вином, а также поставлял им определенного сорта девиц. Поэтому понадобилось три месяца, чтобы заполучить Дженовезе в Нью-Йорк. Тем временем Эмилио Галло, которому смертная казнь была заменена пожизненным заключением в каторжной тюрьме, был извлечен из Синг-Синга и подготовлен к даче показаний против Дженовезе. Совершенное по подстрекательству последнего убийство Бочча было единственным преступлением, которое обвинительные органы надеялись доказать.

Однако Галло ожидала та же участь, которая 14 лет спустя постигла другого свидетеля обвинения - Элмера Берка.

Военный корабль с Вито Дженовезе на борту еще не успел пришвартоваться у нью-йоркского пирса, а единственный свидетель обвинения был перенесен из тюремной камеры в морг. Накануне ночью у него разыгрался якобы приступ печеночной колики, и охранник дал ему болеутоляющее. К утру Галло был мертв. Доказать, что в этом повинен Дженовезе, не было решительно никакой возможности: в то время, когда Галло корчился от боли, Вито Дженовезе находился в руках американской полиции!

В 1946 году Дженовезе сидел на скамье подсудимых спокойный, улыбающийся, уверенный в себе.

- Закон требует оправдания за недостаточностью улик, - как и следовало ожидать, объявил судья и затем прибавил: - Однако каждому из присутствующих в зале известно, как это оправдание было достигнуто. Каждому известно, как был устранен единственный свидетель, показания которого неизбежно повлекли бы за собой вынесение подсудимому смертного приговора.

Произнося эти слова, судья был бледен от волнения. А Вито Дженовезе улыбался со скучающим видом.

Раз за разом продолжали повторяться в жизни Дженовезе такие сцены. Вернувшись после войны в Америку, он окончательно обосновался здесь и в последующие годы создал самый могущественный со времен Эль-Капоне и Диллинджера гангстерский синдикат. Через 14 лет Дженовезе обладал состоянием в 30 миллионов долларов.

Двенадцатый процесс против Вито Дженовезе окончился точно так же, как одиннадцать предыдущих. Прежде чем присяжные удалились на совещание, судья освободил обвиняемого из-под стражи. Залог в размере 150 000 долларов Дженовезе уплатил тут же, небрежным жестом достав деньги из жилетного кармана.

Чарлз Сирагуза, приехавший в Нью-Йорк в надежде нанести синдикату торговцев наркотиками решающий удар, снова уложил свои чемоданы и отправился назад, в Италию, на основной перевалочный пункт этой преступной торговли, чтобы продолжать охоту за мелкими спекулянтами и посредниками, которых удавалось иной раз захватить с несколькими килограммами опиума или героина. Друзья Сирагузы начали уже побаиваться, что он сам кончит тем, что прибегнет к наркотику, желая позабыть в искусственных грезах о своей неблагодарной работе, о пережитых невзгодах и разочарованиях.

Почему, однако, для американских гангстерских королей оказалось возможным десятилетиями творить свои преступные дела? Как получилось, что несколько сот гнуснейших негодяев обладают в стране большей властью, чем правительство?

В 1956 году нью-йоркский журналист Виктор Ризель попытался поставить эти вопросы и со всей откровенностью ответить на них. Несколько лет подряд он занимался тем, что прослеживал гангстерские махинации, выяснял имена политиков, государственных чиновников, промышленных магнатов, связанных с преступным миром. Он месяцами вертелся в нью-йоркском порту, работал докером, собирал материал о роли гангстеров в портовых профсоюзах. Затем в некоторых газетах и в телевизионных передачах он начал знакомить общественность с результатами произведенных расследований.

5 апреля 1956 года Виктор Ризель, выступая по телевидению, рассказал, каким образом Вито Дженовезе и его подручные Джонни и Томми Диогварди захватили господство в профсоюзах транспортников и докеров. Объяснил он и то, почему синдикат торговцев наркотиками особенно заинтересован именно в данных профсоюзах. Сколь ни многочисленны пути, по которым контрабандой попадают в страну наркотики, главными воротами все же остается порт, и большая часть незаконного груза прибывает в замаскированном виде на трансатлантических судах. Поэтому боссам синдиката важно иметь своих людей среди докеров, разгружающих суда, и среди транспортных рабочих, вывозящих груз из гавани. Ризель назвал этих гангстерских подручных и описал уловки, с помощью которых заседающие в правлении профсоюза братья Диогварди засоряют ряды рабочих своими людьми. Ризель беспощадно разоблачал обоих братьев. Он рассказал, как они бесчисленное множество раз привлекались к уголовной ответственности и как благодаря своим связям с судебными органами и прокуратурой Дженовезе досрочно вызволял их из Синг-Синга. Ризель требовал от правительства покончить с этим нетерпимым положением.

Передача длилась до двух часов ночи. Затем Виктор Ризель, его секретарша Бетти Невинз и два редактора телестудии зашли на Бродвей выпить по чашечке кофе.

Около трех часов ночи Ризель и Бетти Невинз вышли из кафе и двинулись по 51-й улице по направлению к театру Марка Хеллингера, где журналист оставил свою машину. Когда он уже взялся за ручку дверцы, к нему

подошел молодой, хорошо одетый человек, окинул его быстрым взглядом, приветливо сказал: «Хелло» - и попросил огонька, а затем полез в карман, словно бы за сигаретами. Ризель, чиркавший в это время спичкой, не заметил, как в руке у незнакомца оказался какой-то пузырек. Но когда он вновь поднял голову, в лицо ему плеснула едкая жидкость. Ризель инстинктивно отмахнулся, и потому несколько капель жидкости попали также на лицо и руки незнакомца, который тут же повернулся и побежал. Секретарша Ризеля не решилась броситься вдогонку, да и не могла оставить стонавшего от жгучей боли журналиста.

На углу 51-й улицы беглец налетел на двух патрульных полицейских. Они остановили его, и один из них спросил:

- Что случилось? Куда это вы так спешите?

Молодой человек не растерялся.

- На меня напали двое, - ответил он. - Они еще должны быть там, у театра Марка Хеллингера.

Кинувшиеся к театру полицейские нашли, конечно, только корчившегося от боли Ризеля и его зовущую на помощь секретаршу.

Преступник тем временем успел уже скрыться. Однако на лице и руках у него остались неизгладимые следы совершенного им злодеяния, которые должны были его изобличить. Можно было полагать, что полиция разыщет бандита, схватит, заставит говорить. Но главари гангстерского синдиката не могут позволить, чтобы преступник, действовавший по их поручению, заговорил…

Через несколько часов все утренние нью-йоркские газеты сообщили о злодейском нападении на Виктора Ризеля. Кажется, еще ни одно преступление не вызывало такого всеобщего возмущения, как это.

В тот же вечер Виктор Ризель, несмотря на запрет врачей, снова стоял перед телевизионной камерой. Нечеловеческим усилием воли преодолевая физические страдания, он рассказывал миллионам зрителей о преступлении, жертвой которого стал:

- Еще вчера вечером вы могли заглянуть мне в глаза, сегодня вы видите перед собой только бинты. Я ослеп, и врачи не оставляют ни малейшей надежды на возвращение зрения. Гангстеры из «портового ада» ослепили меня за то, что я выступил против них. Этот ожог кислотой должен, конечно, послужить мне лишь первым предупреждением. Так они рассчитывают заставить меня молчать. Но я не замолчу. До последнего своего вздоха я буду продолжать борьбу с этим отродьем. Больше тридцати лет гнуснейшие преступники терроризируют нашу страну, и это сходит им с рук. Наше правительство вечно твердит, что Америка самая свободная, самая богатая, самая прекрасная страна в мире. Но эта свобода не должна быть свободой для гангстеров. Америка не должна быть раем для преступников. Пора положить этому конец.

Виктор Ризель открыто назвал и имена главных виновников совершенного над ним злодеяния - те же имена, которые он называл 24 часа назад: Вито Дженовезе, Джонни и Томми Диогварди.

Преступление, жертвой которого стал Ризель, и разоблачения, сделанные журналистом в прессе и по телевидению, вызвали бурю негодования не только в Америке, но и далеко за ее пределами. Все газеты мира писали о злодеянии и его подоплеке. Американское правительство попросту было вынуждено принять меры. Расследование дела было поручено федеральному прокурору Полу Уильямсу.

Для начала, чтобы успокоить общественность, арестовали обоих братьев Диогварди. Арестовать Вито Дженовезе пока не осмеливались. Впрочем, и арест братьев-гангстеров был фарсом. Прокуратура не располагала ни малейшими доказательствами их виновности. Пока не был найден преступник, плеснувший в лицо Ризелю кислотой, пока он не признался, по чьему поручению действовал, с братьями Диогварди ничего нельзя было сделать.

Между тем время шло, а охота за человеком, которого должны были выдать собственные ожоги, оставалась безуспешной.

Помог полиции только Джозеф Карлино, профессиональный преступник, отсидевший за решеткой в общей сложности двадцать два года из прожитых им сорока трех. Не то чтобы в его черной душе шевельнулось вдруг что-то человеческое, просто он рассчитывал заключить с властями соглашение.

Через четыре недели после нападения на Виктора Ризеля Джозеф Карлино был арестован за грабеж и имел все основания опасаться, что с учетом преступного прошлого его приговорят к пожизненному заключению в каторжной тюрьме. Чтобы облегчить свою участь, он выразил готовность рассказать то, что знал о нападении на журналиста. В обмен на эту услугу он потребовал, чтобы ему самому смягчили приговор. И прокуратура без колебаний пошла на эту довольно обычную в Америке сделку.

По словам Карлино, к нему в конце марта, примерно за неделю до нападения на Ризеля, обратился Джонни Диогварди с предложением «проучить» его, Джонни, личного врага. Карлино отказался, так как его не устраивал гонорар в 500 долларов и пугали возможные последствия. Однако он пообещал найти замену. На следующий вечер они встретились в той же пивной, и Карлино привел с собой 23-летнего Эйба Телви, с которым был знаком по тюрьме и который, как он знает, за деньги был готов на любое грязное дело. В этот раз Джонни Диогварди сопровождал его брат Томми. Вчетвером они обсудили детали нападения на Виктора Ризеля. Карлино за посредничество получил от Джонни Диогварди 100 долларов.

На следующее утро после нападения Эйб Телви неожиданно нагрянул к Карлино домой. Он был очень встревожен, так как сам обжегся кислотой и вдобавок едва не попал в руки полиции. Карлино сделал ему содовые примочки и дал свой костюм, так как одежда Телви тоже пострадала от кислоты. Эйб Телви сказал, что намеревается, пока вся эта история не заглохнет, пожить у своего брата Лео Телви.

Получив показания Карлино, прокуратура могла бы, казалось, не поднимая шума, схватить Эйба Телви. Ей был известен даже адрес, по которому он скрывался. Она предпочла, однако, другой путь: в печати появилась фотография Телви с объявлением о розыске и с просьбой к населению оказать содействие. Таким образом, у общественности должно было создаться впечатление, будто власти принимают все меры к задержанию преступника. Но одновременно это объявление в печати послужило для гангстеров во главе с Вито Дженовезе предупреждением о грозящей им опасности и о необходимости срочно что-то предпринять.

И гангстеры не замедлили воспользоваться дружеским предостережением. Прежде чем полиция успела схватить Эйба Телви, прохожие обнаружили в водосточной канаве на 247-й улице его труп, продырявленный тремя пистолетными пулями.

Существовал еще, правда, Джозеф Карлино, посредник между Эйбом Телви и братьями Диогварди. Удивительным образом Карлино дожил до судебного процесса и получил возможность дать свидетельские показания. Однако Карлино был всего лишь профессиональным преступником с двенадцатью судимостями за плечами. Искушенные защитники братьев Диогварди обладали достаточным красноречием, чтобы разъяснить присяжным, что такой человек способен даже на «самую низкую ложь», если она может спасти его от угрозы пожизненного тюремного заключения. Когда же Карлино был вынужден в ходе перекрестного допроса сознаться, что прокурор обещал ему поблажку, если он выступит свидетелем обвинения, дело Джонни и Томми Диогварди было защитой выиграно.

Председательствующий, напутствуя присяжных, очень настойчиво напомнил им, что американское правосудие почитает особенно важным принцип: «In dubio pro reo» - «Всякое сомнение - в пользу подсудимого». И присяжные единодушно последовали этому принципу, прежде всего потому, что каждый из них опасался, как бы за слово «виновен» не пришлось поплатиться жизнью.

Американская пресса громко причитала по поводу такого исхода процесса. Но хотя Дженовезе объявляли величайшим негодяем в мире и заклятым врагом Америки, когда мужественный журналист Виктор Ризель захотел продолжить борьбу с гангстеризмом, редакции газет не нашли места, а директора телестудий - времени для его выступлений. Крупные промышленные концерны предупредили, что не будут публиковать своих рекламных объявлений там, где предоставляют трибуну Ризелю.

Здесь еще раз отчетливо выяснилось то влияние гангстеров на всю американскую экономику, о котором Виктор Ризель, прежде чем двери редакций закрылись перед ним, писал: «Гангстерские боссы орудуют не только там, где дело связано с торговлей наркотиками, с игорными притонами и проституцией. Они с помощью своих миллиардов захватили также господство в экономике и политике. Федеральная прокуратура определяет доход от одной только торговли наркотиками в 20 миллиардов долларов в год. Но федеральная прокуратура обходит молчанием вопрос, куда девается эта невероятная сумма. Уже, конечно, ее не прячут в чулок. С ее помощью завоевывают все большую власть в стране. Ныне в Америке нет ни одного индустриального концерна, в котором не имели бы своей доли гангстеры. Через подставных лиц они приобретают на бирже акции - и вот уже они оказывают влияние на наблюдательные советы акционерных компаний. Еще несколько лет, и границу между предпринимательством и преступлением вообще невозможно будет провести…»

Все это Виктору Ризелю разрешалось говорить, пока он не назвал никаких имен, пока ограничивался лишь общим описанием неблагополучия. У гангстеров тоже есть свое тщеславие, и им нравится, когда о них говорят. Гангстерский синдикат ополчился против Ризеля, только когда он попытался разоблачить конкретные преступления конкретных гангстеров и призвать их к ответу. Ему следовало еще благодарить судьбу за то, что он отделался «только» слепотой.

Все же судьба Виктора Ризеля и общее негодование, вызванное ею, не позволили правительственным органам в Вашингтоне обойти молчанием разразившийся скандал. Сенату пришлось долгое время заниматься им, и, как обычно в таких случаях, была создана специальная комиссия для расследования и борьбы с организованной преступностью. Возглавил комиссию сенатор Кефовер; непосредственное следствие проводил молодой нью-йоркский прокурор Билл Китинг, взявшийся за дело с большим пылом в надежде преуспеть в борьбе с гангстеризмом.

Сенатская комиссия ограничилась тем, что вызвала в Вашингтон главарей преступного мира и потребовала у них «отчета о жизни и деятельности». До неправдоподобия наивная затея! Неужели кто-нибудь всерьез рассчитывал, что такие гангстеры, как Вито Дженовезе, Фрэнк Кастелло, Джозеф Профачи, Лэнги Цвилмэн, чьи имена уже сотни раз связывались в газетах с тягчайшими злодеяниями, вдруг, подобно кающимся грешникам, решат облегчить свои души откровенной исповедью?

Вся процедура смахивала скорее на официальный прием, устроенный государственными чиновниками для главарей преступного мира, чем на серьезное следственное мероприятие. Гангстерские боссы прибывали в элегантных лимузинах и охотно позировали перед бесчисленными фотоаппаратами. Однако господа из сенатской комиссии не многого от них добились. И председатель комиссии вскоре вынужден был сообщить прессе, что следствие не располагает никакими доказательствами преступной деятельности приглашенных.

Однако всего несколькими неделями позднее в «портовом аду» произошло новое нападение. Вербовщик судовой команды Энтони Хинтц, отправляясь утром на работу, был тяжело ранен на пороге своего дома, на Гров-стрит, 61. Жена его, услышав выстрелы, выбежала на улицу, и Хинтц назвал ей имя стрелявшего в него человека: Джонни Данн. Однако, когда подоспела полиция и тот же вопрос Хинтцу задал капитан Хэммил, возглавлявший комиссию по расследованию убийств, потерпевший в ответ прошептал:

- Не знаю, мне этот человек не знаком.

Только от миссис Хинтц детектив услышал имя Джонни Данна.

Потерпевший в почти безнадежном состоянии был доставлен в больницу и сразу же прооперирован.

Прокурор Билл Китинг, по поручению сенатской комиссии изучавший полученные от Виктора Ризеля сведения о положении в порту, немедленно подключился к расследованию и вместе с капитаном Хэммилом и женой Хинтца поехал в больницу. По дороге миссис Хинтц вкратце познакомила его с условиями работы мужа:

- Тони был вербовщиком на 51-м пирсе. Там разгружаются суда, прибывающие из Италии. Тони часто рассказывал мне, что на них тайком провозят наркотики. Но ему самому в такие дни старались не давать работать. Джонни Данн повсюду расставлял своих людей. Из-за этого у них с Тони постоянно происходили ссоры. Тони всегда говорил: «Моего пирса эта банда не получит. Пока я жив, Мэйси, я их туда не пущу». Вот почему они в него и стреляли.

Китинг имел уже некоторое представление о творившихся в порту делах. Он знал Джонни Данна, которого Вито Дженовезе сделал заместителем председателя портового профсоюза. Китингу не верилось, что Данн сам стрелял в Хинтца. Гангстеры такого ранга обычно прибегают в подобных случаях к услугам наемников. Поэтому он спросил:

- Вы уверены, что ваш муж имел в виду Джонни Данна, заместителя председателя профсоюза?

- Профсоюза? - презрительно переспросила Мэйси Хинтц. - С тер пор как там засел Данн со своими головорезами, это просто банда вымогателей и убийц. Конечно, Данн стрелял в Тони. Я не понимаю только, почему Тони не захотел сказать этого полиции.

- Из-за вас, миссис Хинтц, - тихо ответил Китинг. - Потому что он не хочет, чтобы гангстеры расправились еще и с вами. Он боится, что Данн отомстит вам, если станет известно, что он убийца.

Немного помолчав, женщина решительно сказала:

- Если Тони умрет, мне все равно, что будет со мной. Я желаю только одного: чтобы убийца получил по заслугам.

Китинг не ответил. Он не хотел говорить ей, что от нее это не зависит. Даже если бы она присягнула перед судом, что муж назвал ей имя убийцы, это не могло бы служить доказательством: ведь сама она не видела, как Данн стрелял.

Имелась только одна возможность предъявить Данну обвинение в убийстве: Энтони Хинтц должен был дать официальные показания, предварительно подтвердив, что ему известно о его близкой кончине. Только в таком случае его заявление могло быть использовано в суде в качестве доказательственного материала, ибо закон требует: делая подобное заявление, свидетель должен быть убежден, что ложь не сулит ему личной выгоды.

Таким образом, чтобы использовать свой единственный шанс, Китинг должен был отнять у умирающего последнюю надежду. Прежде всего он должен был спросить Хинтца; знает ли тот, что ему недолго осталось жить.

Возле палаты Китингу повстречался врач, сказавший:

- Он еще жив, но надежды нет ни малейшей. В груди у него застряли две пули, извлечь которые мы не можем, так как это только ускорило бы его смерть.

Лишь после долгих уговоров врач разрешил Китингу пятиминутную беседу с раненым.

Мучить умирающего допросом было, конечно, варварством, но у Китинга не было другого выхода, если он хотел привлечь убийцу к ответу.

Энтони Хинтц неподвижно лежал на постели. Сквозь повязку на его голове проступала кровь. Широкоскулое лицо посерело, уже отмеченное печатью смерти. Жена с рыданиями склонилась над ним. Хинтц открыл глаза и долго, пристально вглядывался в нее, точно не узнавая.

- Тони, - всхлипывала миссис Хинтц, сжимая руки мужа, - это я, Мэйси.

Он кивнул. Губы его дрогнули, затем он едва слышно произнес:

- Я знаю, Мэйси. Хорошо, что ты пришла. Я умираю, Мэй…

Китинг с невольным облегчением вздохнул. Он был избавлен от необходимости задать умирающему бесчеловечный вопрос. Хинтц сам в присутствии двух свидетелей сказал, что знает о близкой кончине. Это уже могло служить доказательством. Если бы теперь Хинтц согласился еще подтвердить, что стрелял в него именно Данн, Китинг получил бы наконец возможность добраться до банды убийц, хозяйничавшей в порту.

Он подошел ближе и склонился над умирающим:

- Я прокурор Китинг. Я веду расследование вашего дела. Скажите мне, пожалуйста, кто в вас стрелял? Я уже знаю от вашей жены, что это был Джонни Данн, но мне необходимо, чтобы вы сами это подтвердили.

Собрав последние силы, раненый на миг приподнялся, но тут же снова упал на подушку и испуганно сказал:

- Нет, это неправда. Это не был Данн. Жена моя ни чего не видела. Я не знаю, кто это был…

Он уже не говорил, а хрипел. Пот градом катился по его лицу. Он невыносимо страдал, но был полон решимости защитить свою жену от мести портовых гангстеров и поэтому продолжал упорно твердить, что стрелял в него не Джонни Данн.

Молодой прокурор умолк. Он был потрясен. Как же ужасен должен быть террор, которым занимается преступный мир, если даже умирающий испытывал страх перед ним!

Врач запретил продолжать допрос, и Китинг тихонько вышел из палаты, не надеясь больше увидеть Хинтца живым.

Прямо из больницы Китинг поехал в порт к заместителю председателя профсоюза докеров. Полногрудую секретаршу как будто нисколько не удивило, что прокурор желает побеседовать с ее шефом. Молча открыв обитую кожей дверь, она хриплым шепотом объявила:

- Джонни, тут к тебе какой-то прокурор Китинг.

Джонни Данн, известный в гангстерских кругах также под кличкой Косой, был тщедушным молодым человеком, всячески, однако, стремившимся напустить на себя важность. Оттопыренные уши и грубые черты лица плохо вязались с солидным, сшитым на заказ костюмом. Не выпуская изо рта толстой сигары, он небрежным жестом указал прокурору на кресло и, точно приветствуя старого приятеля, произнес:

- Добрый день, Китинг. Что вас ко мне привело?

Китинг остался стоять.

- Я хотел только знать, где вы были сегодня утром между семью и девятью часами.

Заместитель председателя профсоюза спокойно положил сигару в пепельницу, снял телефонную трубку и набрал номер. Ожидая, пока его соединят, он пообещал:

- Минуточку, Китинг. Сейчас я вам точно сообщу.

Прокурор наконец сел. Он уже чувствовал, что сейчас произойдет: Данн представит ему неопровержимое алиби. Так оно и случилось. Данн позвонил одной из своих многочисленных любовниц и попросил ее подтвердить, что оставался у нее сегодня до девяти часов утра. А Хинтц был ранен около половины девятого.

- Ну, вы слышали, Китинг, до девяти я оставался у своей приятельницы, у которой ночевал, а затем поехал прямо сюда, - сказал Данн, кладя трубку на рычаг. - Дорога должна была отнять у меня минут двадцать - при таком движении быстрее не добраться. Следовательно, минут в двадцать десятого я должен был быть здесь, но, если вы хотите знать точно, я спрошу у моей секретарши.

Но Китинг махнул рукой. Он не сомневался, что секретарша с точностью до секунды назовет требуемое Данну время так же, как особа, с которой только что беседовал Данн, в любой момент присягнет, что Джонни провел у нее ночь и оставался ровно до девяти часов утра. Китинг уже сердился на себя за то, что вообще задал этот простой вопрос.

- Скажите, Данн, - продолжал он, - знаете вы Хинтца?

- Хинтца? Возможно. Он работает в порту?

- Он работал в порту. На 51-м пирсе, вербовщиком.

Джонни Данн сделал вид, что не заметил, как прокурор подчеркнул слово «работал».

- А-а, да, теперь я знаю, кого вы имеете в виду. Тони Хинтц. Довольно строптивый парень, но работник хороший. Что с ним? Он что-нибудь натворил?

- Кто-то сегодня утром стрелял в него, мистер Данн, - после короткой паузы сказал Китинг.

Джонни Данн весело рассмеялся:

- Ах, теперь понимаю. Вот почему вы спросили, где я был утром. Вечно одна и та же песня; что бы ни случилось в порту, виноват профсоюз. Но что и вы попадетесь на эту удочку, Китинг… - Он снисходительно покачал головой и миролюбиво прибавил: - Не тратьте понапрасну драгоценное время на подобные бабьи сказки.

- Хинтц, однако, не умер, мистер Данн. Он еще жив, и я хотел бы представить вас ему, чтобы он мог подтвердить, что это не вы в него стреляли.

Впервые за время беседы Джонни Данн утратил свое хладнокровие.

- Нет, - нервно возразил он. - Это не годится.

- Почему же? - насмешливо удивился Китинг. - Чего вам бояться, если вы не имеете отношения к этому делу?

Данн принялся взволнованно расхаживать по комнате.

- Нет, ни в коем случае. Человек в таком состоянии не может рассуждать здраво. Он начнет фантазировать, и нельзя знать, что ему придет в голову.

Китинг громко рассмеялся:

- Но чего вы боитесь, имея такое алиби?

Однако Джонни Данн не был больше расположен к шуткам.

- Я считаю разговор оконченным, мистер Китинг. Дальнейшие беседы с вами я буду вести только в присутствии моего адвоката, - неожиданно объявил он и направился к выходу.

Прокурор тоже встал, но у двери снова остановился.

- Только один вопрос, Данн. Есть у вас судимости?

- Да, из-за пустяка. Подрался в баре.

- И сколько же вам дали за этот пустяк?

- Девятнадцать месяцев. У вас в прокуратуре имеются сведения.

- Да-да, вспоминаю. А другого разве ничего не было?

Вместо ответа Джонни Данн открыл дверь. Китинг, неторопливо переступая порог, сказал:

- Разве вы не отсидели пять лет в Синг-Синге за торговлю наркотиками?

Джонни Данн с такой яростью хлопнул дверью, что едва не ударил Китинга по спине.

По существу, Китинг ничего не добился. Он и раньше знал, что Джонни Данн - многократно судимый гангстер, которого Вито Дженовезе вытащил из каторжной тюрьмы, чтобы иметь своего человека в портовом профсоюзе. Но это еще не доказывало, что Данн повинен и в убийстве Энтони Хинтца. Пока Хинтц не признался, что стрелял в него именно Данн, тот оставался недосягаемым для Китинга.

Каждый час прокурор звонил в больницу, справляясь о состоянии раненого. Тот был еще жив, но допрашивать его не разрешали. Только на четвертое утро врач сказал Китингу:

- Если хотите еще раз попытаться, приезжайте не

медленно. Хинтц в сознании, но он уже недолго протянет.

В сопровождении капитана Хэммила, судебного стенографа и лейтенанта сыскной полиции Салливана Китинг помчался в больницу.

Когда он со всем своим штабом появился в палате, дежурная медсестра посмотрела на него как на убийцу. Ее укоризненный взгляд, казалось, спрашивал, почему бедняге не дают умереть спокойно. Вид у Хинтца действительно был ужасающий. На лице остались только лихорадочно горевшие глаза.

Выслав сестру из палаты, Китинг приступил к допросу, начав с обычных анкетных данных: фамилия, дата рождения, адрес. Эти вопросы были необходимы, чтобы показать, что Хинтц находится в здравом уме. Затем Китинг тихо спросил:

- Вы знаете, что должны умереть, Энтони?

Кивнув, Хинтц прошептал:

- Да, знаю.

- Энтони, вы ведь католик. Вы уже посылали за священником?

- Да, этой ночью он приходил ко мне.

- Вас уже соборовали?

- Да, этой ночью.

Решив, что для закона сказанного должно быть достаточно, Китинг перешел к самому существу дела:

- Энтони, кто в среду восьмого января возле вашего дома стрелял в вас? Перед лицом смерти я призываю вас сказать правду.

На какой-то миг умирающий снова заколебался, но затем все же прошептал:

- Это был Джонни Данн. Но позаботьтесь о моей жене.

- Конечно, Тони. Мы отправим ее из города и спрячем. Она не вернется, пока с делом не будет покончено. Но вы должны ответить еще на некоторые вопросы. Сколь ко раз Данн стрелял?

- Шесть. Он выпустил шесть пуль, и все они попали в меня.

- Вам известно, почему он хотел убить вас?

- Данн хотел 8 января держать мой пирс под контролем. Из Генуи ожидали судно с наркотиками. Данну нужно было, чтобы разгрузку производили его люди. Но если бы рабочих, как всегда, нанимал я, на 51-й пирс гангстеры не попали бы. Поэтому мне предложили 8 января взять выходной. А я отказался, я не хотел пускать на мой пирс бандитов.

- Я полагаю, что этого хватит, - сказал Китинг, видя, что силы Хинтца на исходе. - Лежите сейчас совсем спокойно. Мы только привезем сюда Данна, и вы еще раз подтвердите, что это он стрелял в вас.

Хинтц больше не спорил. Он, видимо, был уже на все согласен. Полчаса спустя двое полицейских ввели в палату Джонни Данна.

- Хэлло, Тони, - с вымученной улыбкой произнес Данн.

Хинтц молча смотрел на него. Китинг, сделав знак стенографу, спросил:

- Энтони Хинтц, вы узнаете этого человека? Если да, назовите его.

Хинтц вытащил правую руку из-под одеяла и указал на Данна.

- Это Джонни Данн, человек, который стрелял в меня.

Данн театральным жестом протянул к нему руки:

- Что ты, Тони! Понимаешь ли ты, что говоришь?

Я ведь твой старый друг! Я никогда в тебя не стрелял!

- Нет? Так я, наверное, лежу здесь ради удовольствия? - выдохнул Хинтц и, молниеносно сбросив одеяло, попытался сорвать прикрывавший его раны лейкопластырь. - Подойди взгляни, как ты меня продырявил, и скажи, доволен ты своей работой…

Обессилев, Хинтц снова упал на подушки. Китинг прикрыл его одеялом и попытался успокоить. Профсоюзный босс холодно улыбнулся:

- Разве вы не видите, что этот человек бредит? Он не в своем уме. Я требую, чтобы при допросе присутствовал мой адвокат.

Билл Китинг выпрямился.

- В этом нет больше необходимости, мистер Данн. Допрос окончен. Я арестую вас по обвинению в убийстве Энтони Хинтца.

- В убийстве? Да мне час от часу становится веселее. Человек еще жив, а вы уже хотите пришить мне… - Джонни Данн не закончил фразы. Кинув взгляд на постель, он умолк: Энтони Хинтц был мертв.

Когда полицейские надели на Данна наручники, Китинг саркастически заметил:

- Не повезло вам, Данн. Тони прожил на полчаса дольше, чем вам требовалось. Теперь уже придется вам сменить ваше превосходное кресло в руководстве профсоюза на электрический стул!

Прошло еще 18 месяцев, прежде чем Джонни Данн, заместитель председателя профсоюза нью-йоркских докеров, действительно окончил свою жизнь на электрическом стуле в каторжной тюрьме Синг-Синг. На сей раз его могущественные покровители, опасаясь, как бы самим не оказаться скомпрометированными, не стали ему помогать.

Билл Китинг, молодой, подающий надежды нью-йоркский прокурор, странным образом решил ограничиться этой единственной крупной победой в борьбе с гангстеризмом. Он ушел с государственной службы и открыл адвокатскую контору. Говорят, он сделался блестящим адвокатом, защищающим ныне интересы гангстерских королей!

Могущество гангстерских боссов в Америке не было сломлено. Влияние, которое они оказывают на все сферы общественной жизни, сегодня сильнее, чем когда-либо. Торговля наркотиками остается, как и прежде, главным полем их деятельности. Миллиарды долларов ежегодно попадают в карманы нескольких сот гангстеров и состоящих у них на содержании полицейских и правительственных чиновников. До тех пор пока власти сознательно не желают покончить с гангстерами типа Дженовезе, вся работа таких людей, как Чарлз Сирагуза, все старания таких журналистов, как Виктор Ризель, будут безрезультатны.