Плата за молчание

СМЕРТЬ НА ПОМОЙКЕ

Свалка находилась юго-западнее Гамбурга, у Овельгенне. Когда кандидат в комиссары полиции Бевензен прибыл туда 4 марта 1968 года около восьми часов утра, единственные ворота перед подъемом на плато стояли на запоре. Табличка гласила: «Сегодня свал только с 10 часов». Ворота были ниже человеческого роста и из той же праволочной сетки, что и растянувшаяся на километры ограда, за которой высилась громадная, метров в 50 над землей гора мусора.

Спортивными успехами Бевензен похвастать не мог, да и с виду был больше похож на почтового чиновника, чем на гимнаста. Однако такие ворота и ему не представлялись бы неодолимым препятствием, если бы за ними не скалилась здоровенная, величиной с теленка собака неопределенной породы. Все же он вышел из своей служебной машины и сделал неловкую попытку подружиться с этой дворнягой.

- Ах ты, мой красавчик! Ну, поди сюда, поди! Не сердись, милый, не надо.

На миг собака и впрямь умолкла, прислушиваясь к этой пустой болтовне, вернее всего потому, что такой дружеский тон был для нее непривычен. Но затем она ринулась в атаку на Бевензена, хотя добраться до него ей не позволяла цепь.

Поняв уже, что этого цербера ему не умаслить, Бевензен вернулся в свой «фольксваген» и медленно повел его по ухабистой проселочной дороге в сторону от ограды, чтобы затем попытаться с какого-нибудь другого места проникнуть все же на заветное плато. Над свалкой стаями носились вороны - он никогда не видывал таких крупных - и, как голодные стервятники, высматривали добычу.

Бевензен снова вышел из машины. Дуйсбургский грузовой автопоезд, за которым он охотился, был уже на месте и сейчас наверняка со всей поспешностью разгружался. Не оставалось ничего другого, как превратиться в альпиниста и приступом взять гору мусора. Это был единственный шанс застигнуть подозреваемых, прежде чем бульдозер перемешает высокоядовитые промышленные отходы с обычным домашним мусором.

Через полчаса Бевензен покорил-таки намеченную вершину и в своем испачканном, помятом костюме был меньше всего похож на представителя власти. Однако старался он не зря: в центре плато стоял мощный тягач с друмя большими прицепами. Номер был дуйсбургский, а название фирмы, похоже, заклеили пленкой, которую по окончании запретной операции можно сразу же удалить. Опрокинутый гидравлическим подъемником кузов первого прицепа вывалил уже на землю десять тонн раскисшего месива. Теперь бульдозер раскатывал его, смешивая с кульками, пластиковыми пакетами, старыми ботинками, поломанными детскими игрушками и прочим хламом, попавшим сюда с помоек огромного города.

Делом, видимо, были заняты четыре-пять человек. Один работал на бульдозере; еще один мог сидеть рядом с водителем в кабине; двое возились с опрокинутым кузовом, соскребая остатки грязи, а один молодой человек, похоже, исполнял роль надсмотрщика. Ему не могло быть еще и тридцати лет, по виду он явно происходил откуда-то с юга, а его элегантное дорогое кожаное пальто никак не вязалось с работой на мусорной свалке.

Водитель бульдозера, первым заметив постороннего, указал на него южанину, и тот, обернувшись к Бевензе-ну, на ломаном немецком языке произнес:

- Не глазеть. Уходить. Не понимать? - Для большей ясности он замахал худыми руками, точно прогоняя кур: - Уходить, аванти, нет здесь искать, вход посторонний господин воспрещен.

Бевензен распахнул свое испачканное пальто, доставая полицейский жетон.

- Ничего не запрещен. Мне здесь есть что искать… - Он показал жетон. - Вот! Полиция, полис, понятно? Отделение охраны окружающей среды, понятно?

Итальянец упрямо замотал головой; его черные глаза сверкали.

- Нет полис! Я здесь босс! Частная фирма. Ну, вали отсюда, аванти!

Он говорил как заведенный и слушать ничего не желал. Но тут Бевензен вспомнил про своих дождевых червей и решил наглядно продемонстрировать этому человеку, что такое ядовитые промышленные отходы и почему их ни в коем случае нельзя сваливать здесь.

- Пойдемте, - сказал он, - я покажу вам, какую опасную грязь вы сюда привезли. Эта штука сожрет весь мусор до самой земли и просочится в грунтовые воды.

Кончится тем, что люди станут дохнуть, как мухи. Понятно? Вот почему нельзя сваливать здесь такие отходы.

Бевензен потащил итальянца за собой, продолжая на ходу говорить:

- Сейчас я вам покажу, и вы сами убедитесь, насколько это опасно.

Внезапно молодой человек очень хорошо его понял и не только уловил суть дела, но и сам заговорил на значительно более правильном немецком:

- Ничего ядовитого, никакой опасности для немецких людей. - Он достал из кармана бумажник. - У меня и документ есть!

Он предъявил сильно потрепанный, почти уже разорванный на сгибах бланк итальянской автомобильной фирмы «Альфа-Ромео». Бевензен, однако, ничего, кроме всемирно известного названия, разобрать не смог. Текст был написан по-итальянски; ни даты, ни номера автомашины в нем не было.

- На что мне это? - не понял Бевензен.

Все сильнее волнуясь, итальянец тыкал указательным пальцем в бумажку.

- Здесь сказано, что ничего нет опасного, абсолютно неядовито, никаких вредных последствий ни для людей, ни для животных…

- Сейчас увидим! - уже сердито проворчал Бевензен.

Он подошел ко второму, еще не разгруженному прицепу, вынул из кармана круглую табакерку и осторожно, кончиками пальцев извлек на свет двух дождевых червей, припасенных им для рыбной ловли. Затем он тщательно очистил их от чернозема и положил на бурую, засохшую грязь, лежавшую в кузове. Словно почуяв опасность, черви на миг замерли, но потом вдруг дернулись, как будто их ударило током, завертелись, задрожали, свернулись спиралью и подохли. Затем стали распадаться, превратились в жидкую кашицу, которая тут же растеклась по застывшей грязной коре и исчезла в трещинах. Через несколько секунд от обоих червей не осталось и следа.

Некоторое время Бевензен ошеломленно смотрел на это. Такого быстрого эффекта своего опыта он и сам не ожидал. Почти испуганно захлопнув табакерку, он дал наконец волю своему гневу:

- Не ядовито, да? Абсолютно никакой опасности для немцев?! - Рассвирепев, он обернулся к итальянцу, стоявшему в нескольких шагах позади него. - Ты, проклятый макаронник! Обдурить меня хотел! Ну, подожди, я с тобой разделаюсь. Ни лицензии, ни вида на жительство тебе больше не видать, я уж об этом позабочусь!

Он говорил с яростью, как правило, совершенно ему не свойственной. Итальянец побелел, испуганно отступил и снова принялся за свое:

- Я не понимать, не ядовито, мне сказали.

- Черт подери! Меньше чем за десять секунд кислота сожрала червей. Что, ты думаешь, будет с людьми, которые станут пить эту отравленную воду? То же, что с червями. Погибнут тысячи, десятки, сотни тысяч людей! Кто тебя знает, сколько ты уже перетаскал сюда или на другие свалки такого вот яда! Довольно, ты арестован. Тебя будут судить! Такому типу самое место на каторге!

Итальянец стоял как вкопанный, широко расставив ноги, заложив обе руки в карманы пальто, с ненавистью устремив на Бевензена черные, сузившиеся в щелки глаза.

- Я не ходить!

Он вытащил из кармана правую руку, сжимая пальцами револьвер.

- Ты подохнешь, как твои черви. И, как они, растворишься. Ничего от тебя не останется… - Он поднял удлиненный глушителем пистолет, целясь в голову Бевензену.

Сначала Бевензен готов был еще съязвить: здесь, мол, не место для итальянских вариаций вестерна, мальчик! Но потом до него дошло, что парень не шутит, что он в панике и видит единственное спасение в убийстве Бевензена, который только что сам - и надо же было быть таким идиотом! - продемонстрировал, как можно именно здесь, не оставив ни малейших следов, уничтожить труп. Другие, конечно, с ним заодно, все они одна шайка, на их помощь рассчитывать не приходится.

Бевензен чувствовал, как у него судорогой сводит желудок, как все его тело пронизывает дрожь. Мысли вихрем проносились у него в голове. Как завороженный смотрел он на черное дуло пистолета. Каждый день случались теперь такие убийства, бесцельные, ненужные, лишенные всякого смысла, вызванные обыкновенной досадой, а то и просто недоразумением. И он, Бевензен, тоже хорош! Зачем он пригрозил этому человеку каторгой! У него ведь и власти не было привести в исполнение свою угрозу. Нет такого закона. За сброс в неположенном месте ядовитых отходов самое большее пришлось бы уплатить 250 марок штрафа. Просто смешно.

И вот из-за такого пустяка он должен был умереть, именно он, кандидат в комиссары полиции Лотар Вернер Эрих Бевензен, проживший только 32 года, находящийся в самом расцвете лет, имеющий семью - жену и полуторагодовалую дочь. Нелепая смерть! На помойке! Он ведь и на службу в полицию пошел не ради геройских подвигов, он никогда не рвался расследовать убийства и грабежи. Он хотел быть простым чиновником, иметь надежное место, приличный оклад и гарантированную пенсию по старости: именно так рекламировали службу в полиции набранные крупным шрифтом объявления в газетах. Только это его и привлекло, причем служить он намеревался исключительно в административном аппарате ¹ [¹ В ряде западных стран полицейский аппарат не является единым, и отдельные его ведомства действуют почти автономно, называясь по основным направлениям деятельности полициями безопасности, уголовной, административной (иногда ее называют кабинетной), политической (тайной) и др.]. И необходимое комиссару образование в полицейской академии Хильтрупа получил лишь с целью перевода в более высокую должностную категорию. В академии он тоже успешно избежал всякой специализации по оперативной работе, добровольно записавшись только на новый дополнительный семинар по охране окружающей среды.

Охрана лесов и полей, водных источников и атмосферы - это было ему по вкусу. Тут он был среди самых прилежных курсантов. Он выучил назубок водное законодательство, правовой режим заповедников, проекты готовящихся в Федеративной Республике Германии законов по борьбе с загрязнением окружающей среды вредными промышленными отходами. Он закончил курс с весьма высокой оценкой, представив экзаменационной комиссии убедительные аргументы в пользу намеченных правовых норм.

Тезис первый: загрязняя землю и воздух, человек идет по пути к собственной гибели.

Тезис второй: нещадно эксплуатируя природу и бездумно уничтожая ее богатства, человек лишает себя и своих потомков всех источников существования.

Тезис третий, непосредственно вытекающий из двух предыдущих: полиция должна самым решительным образом пресечь эти пагубные действия, для чего ее необходимо срочно вооружить эффективными средствами борьбы.

Вернувшись затем снова в административную полицию Гамбурга, Бевензен мог твердо рассчитывать на соответствующую полученному аттестату должность. Так оно и случилось. Его назначили начальником отделения З-б, созданного специально для борьбы с загрязнением окружающей среды.

Почти год провел он затем среди пустых полок, стремясь извлечь практические рекомендации из всего, что писалось в газетах и в научных журналах, говорилось по радио и по телевидению о защите окружающей среды; составляя письменные обзоры этих материалов и складывая их на полки, ничем другим все еще не заполненные.

Его отделение З-б долгие месяцы оставалось в зачаточном состоянии - этакий неразвившийся побег полицейского дерева. Весь штат был представлен единственно Бевензеном, который был сам себе начальником и своим же собственным заместителем, а также секретарем, машинисткой и уборщицей. Полицейские власти создали новое отделение, отреагировав таким образом на поднятую прессой кампанию; большего они сделать не могли. Для активных действий не было ни поводов, ни нормативных актов, которыми следовало в таких случаях руководствоваться.

Бевензена все это не слишком печалило. Желанное место в административной полиции он получил, не за горами было и производство в комиссары; в общем, положение было вполне терпимым, и он готов был до самой пенсии торчать здесь.

И вот тут-то на его письменный стол легло анонимное письмо ревнивой жены одного возчика: «Бульдозер-тягач с дуйсбургским номером ДИ-НДЮЗ, или 113, или 203, или что-то в этом роде, ежемесячно вывозит на мусорную свалку у Овельгенне два прицепа с высокоядовитыми мышьяковистыми и солянокислыми отходами!»

За отсутствием сотрудников, которым можно было бы перепоручить это дело, Бевензен волей-неволей вынужден был сам заняться проверкой. Четверо суток следил он за въездом на свалку. Ежедневно сюда прибывало до 50 автопоездов, но все они были из Гамбурга и свозили самый обычный домашний мусор.

В дневные часы Бевензен сидел с удочкой у соседнего со свалкой ручья, по которому текла вонючая красноватая жижа, время от времени пронося какую-нибудь дохлую рыбу. По ночам он становился со своим «фольксвагеном» на пост в полуразвалившемся сарае заброшенного крестьянского двора. На смену он из-за нехватки личного состава рассчитывать не мог и потому заваливался спать, не слишком надеясь, что анонимное заявление подтвердится. Ночи стояли холодные, да и «фольксваген» не обладал удобствами спального вагона.

Интерес Бевензена к борьбе с загрязнением окружающей среды катастрофически падал и был уже, в сущности, на нуле, когда Бевензен скорее случайно, чем благодаря бдительности заметил в то утро взбиравшийся по склону дуйсбургский тягач с двумя прицепами.

Отчаянные раздумья Бевензена были прерваны не выстрелом, но криком и глухим стуком. Черное дуло исчезло. Итальянец упал замертво. Кровь, обагряя черные волосы, растекалась под его головой в лужу.

Гигант лет пятидесяти с лишним, широколицый, обрюзгший, усатый, в непромокаемой куртке, бриджах и высоких сапогах, подошел к лежавшему молодому человеку, склонился над ним, проверил, не дышит ли, забрал револьвер. Другой рукой он поднял с земли окровавленную четырехгранную ножку стола и с размаху зашвырнул ее в еще не разгруженный прицеп.

Затем он повернулся к Бевензену, и тот снова увидел угрожающе нацеленный револьвер.

- Отдайте мне ваше служебное оружие. Позже я вам его верну.

Бевензен вне себя от испуга поднял обе руки.

- Проверьте сами. У меня нет при себе оружия.

Весь в поту, он покорно дал себя обыскать. Потом наконец спросил:

- Что здесь происходит? Зачем вы его так?

Стокилограммовый великан энергично схватил его за плечи, повернул и ткнул в спину револьвером:

- Вам хотелось самому здесь лежать? Так что ступайте. В кабину.

Двое пожилых мужчин в рабочей одежде, стоя возле заднего прицепа, хмуро и без интереса смотрели, как Бевензен под конвоем идет к тягачу и садится в кабину.

Задержавшись на миг у открытой дверцы, человек в непромокаемой куртке крикнул им:

- Я сейчас разгружусь. Вы сразу принимайтесь за

дело.

Он поднялся в кабину, револьвером приказал Бевензену потесниться, включил мотор и привел в действие гидравлический подъемник.

Кузов второго прицепа бесшумно пополз вверх. Рабочие быстро откинули борт и подались в сторону. 10 тонн ядовитого груза заскользили к земле. Тяжелая машина медленно двинулась, делая дугу, чтобы развернуться с обоими прицепами. Когда кузов второго прицепа стал почти вертикально, комья засохшего месива обрушились на труп итальянца и погребли его под собой. А затем еще бульдозер, не хуже дорожного катка утрамбовав эту ядовитую массу, сровнял ее с землей и окончательно уничтожил следы недавней трагедии.

Бевензен оцепенело смотрел сквозь ветровое стекло. Сидевший рядом гигант мастерски вывел тяжелый автосостав через узкую горловину на дорогу, змейкой сбегавшую вниз, к воротам. Только осуществив этот маневр, он глянул в зеркальце и мимоходом сообщил:

- Его никто уже не найдет. Да и искать его здесь никто не станет. Но из-за вас весь полицейский аппарат был бы поднят на ноги! Они все вверх дном перевернули бы, чтобы добраться до обстоятельств вашей гибели. Вот этому я должен был помешать.

На самой малой скорости грузовой автопоезд спустился по серпантинной ленте дороги к выезду со свалки. Один из рабочих шел впереди. Он загнал собаку в барак и отпер ворота. Бевензен думал, что водитель напоследок обменяется с этим рабочим каким-нибудь условным знаком, но, хотя не сводил глаз с обоих, ничего такого не заметил.

Добравшись до места, где Бевензен оставил свой «фольксваген», водитель спросил:

- Ваша машина?

- Да, - нерешительно откликнулся Бевензен. - Служебная.

- Есть в ней рация?

Бевензен судорожно хохотнул:

- У меня не такое важное отделение. И полиция не так богата, чтобы иметь возможность оснастить дорого стоящей аппаратурой каждую машину.

- Значит, хватятся ее не так уж скоро?

Бевензен почувствовал, что у него снова сводит желу

док и начинают дрожать колени.

- Пусть не сразу, но если она долго простоит здесь, ее, конечно, заметят.

Они подъехали к автостраде В-73, ведущей из Харбурга ¹ [¹ Район Гамбурга.] в Куксхафен. Водитель не ответил. Притормозив, он посмотрел направо, налево. Бевензен напряженно ждал, не свернет ли он в сторону, на глухую проселочную дорогу к болотам - в этом случае все стало бы ясно без слов. Он с облегчением вздохнул, когда водитель, не уклоняясь от автомагистрали с ее оживленным движением, повернул к Куксхафену. А когда он вдобавок убрал с приборной доски и сунул в карман куртки револьвер, Бевензен совсем успокоился и даже позволил себе осторожно задать вопрос:

- Что вы намерены со мной делать?

Водитель пожал плечами:

- Не знаю еще. Поймите, мне нужно выиграть время, чтобы полиция не сразу налала на мой след, когда примется за розыски.

- Какие розыски? - спросил Бевензен самым простодушным тоном, какой только можно было изобразить.

- Я пристукнул итальянца и уничтожил его труп. Я свалил в неположенном месте ядовитые отходы… Обо всем этом вы как полицейский чиновник должны будете доложить и завести на меня дело.

- Начнем по порядку! Убийство итальянца вы совершили, чтобы спасти мне жизнь, то есть морально ваши действия оправданы.

- Морально? Таких доводов полиция не признает!

- Позвольте мне договорить. На юридическом языке, а следовательно, и на языке полиции это называется необходимой обороной и ответственности за собой не влечет!

- Это вы сейчас так говорите.

- Так говорит закон, параграф пятьдесят третий уложения о наказаниях гласит дословно: «Деяние, в иных условиях преступное, не является таковым, если оно было вызвано необходимой обороной». А необходимая оборона означает, что человек защищал себя или другого от грозящего нападения. Так что за это вам ничего не будет. У меня есть достаточные основания засвидетельствовать, что оборона действительно была необходимой.

Водитель долго молчал, неотрывно смотрел на дорогу и обдумывал услышанное, прежде чем тем же невозмутимым тоном заметил:

- За это, вы говорите, мне ничего не будет? А за другое? Расследовать придется ведь все. И тут выплывут на свет совсем другие вещи! Вот тогда мне действительно капут. Понятно вам? Из этого дерьма мне не выбраться. Здесь хвост вытащишь - нос увязнет. Что в такой ситуации прикажете делать?

Бевензен понял, что беспокоит этого человека.

- Значит, вы не впервые сбросили там свой ядовитый груз? И давно вы этим занимаетесь?

Он спросил это так простецки небрежно, точно речь шла о совершенно естественном занятии, которое можно походя обсуждать с первым встречным.

Водитель, однако, дернулся и, впервые оторвав взгляд от дороги, порывисто обернулся к нему.

- Что значит «я»?! Все так делают. Тальке в Мюнхене, Хюрт в Кельне, Ханиель в Дуйсбурге, Штиннес в Мюльгейме, Хиллебрандт в Майнце, Тенус во Франкфурте, Кубе в Дюссельдорфе, Бернхольд в Гамбурге! Я могу перечислить вам все экспедиционные конторы, всех экспедиторов от Мюнхена до Куксхафена, которые ежедневно сваливают ядовитые отходы где попало, лишь бы от них отделаться. Извозный промысел уже сто лет занимается этим!

Бевензен, как уже говорилось, не был ни супергероем полиции, ни Шерлоком Холмсом, ни Джеймсом Бондом, но это отнюдь не значит, что у него начисто отсутствовало честолюбие, что он не мечтал подняться еще на одну ступеньку служебной лестницы, больше получать, иметь лучшие перспективы на пенсию. А нюх у него на все сулящее такую возможность был безошибочный. Сейчас, почуяв ее, он совсем забился в угол и притих, боясь помешать неожиданно прорвавшемуся речевому потоку у прежде замкнутого и угрюмого великана. Он намеренно не глядел даже на револьвер, который при каждом толчке машины все больше высовывался из наружного кармана непромокаемой куртки, так что одним молниеносным движением можно было завладеть им. Но сейчас важнее всего было другое: ни слова не пропустить из столетней истории извозного промысла, существующего на территории между Мюнхеном и Куксхафеном.

- Промышленности просто девать больше некуда отходы, содержащие мышьяк, цианиды, серную, соляную и азотную кислоты. Дегусса, Крупп, «Даймлер-Бенц», «Фольксвагенверке», заводы красителей - все они готовы вдесятеро платить экспедиторам за этот ядовитый фрахт. Для крупных фирм такие деньги - сущий пустяк в сравнении с сотнями миллионов, необходимых для создания собственных очистных установок и печей сжигания. Вот так это дело и идет. А теперь и заграничные фирмы смекнули, что проще и дешевле всего использовать под свалку старушку Германию.

Бевензен не удержался все же от вопроса:

- Но почему вы взялись помогать им? Вот ведь сегодня вы свозили отходы «Альфа-Ромео»?

- Почему-почему? Потому что здесь наши крупные экспедиционные конторы уже и этот пирог меж собой поделили. Теперь мелкий предприниматель вроде меня должен за каждый груз отваливать этой банде пятьдесят процентов прибыли. Это действительно самая настоящая банда, такие же гангстеры, как в Америке. Попробуй не подчиниться им, они тебе живо шины проколют, подожгут твой гараж, а то и самого тебя угробят. Я так ни

сколько в этом не сомневаюсь.

Они приближались к мосту, на котором шли ремонтные работы и движение было разрешено только в один ряд. Дорожный знак уже раньше предписал ограничение скорости до тридцати километров, и впереди образовалась пробка. Все внимание водителя тягача было теперь сосредоточено на дороге. Рукоятка револьвера уже совсем высунулась из кармана его куртки.

Бевензен, потихоньку придвигаясь поближе, возобновил разговор:

- И вы боитесь, как бы в результате полицейского расследования вашим компаньонам не стало известно, что вы, не делясь с ними барышами, обслуживали иностранные фирмы?

- И это тоже… - лаконично откликнулся водитель. - При всех обстоятельствах дело мое швах.

Он вынужден был то и дело посматривать в зеркальце, чтобы убедиться, что его широкие прицепы не нарушают становящийся все более тесным ряд. Бевензену удалось незаметно вытащить левой рукой револьвер, переложить его в правую руку и спрятать к себе за отворот пальто.

Перед самым мостом тягачу пришлось задержаться, чтобы пропустить поток встречных машин. Водитель выключил скорость и откинулся на спинку сиденья.

- У вас такой удивленный вид, что можно подумать, вы вообще не знали, что у нас здесь творится, а?

Не стоило объяснять ему, как мало до сих пор такие дела волновали полицию. Защита окружающей среды - это понятие было знакомо полиции только из газет, но никак не из собственной практики. Бевензен предпочел вернуться к прежней теме:

- Если бы я позволил вам сохранить ваше предприятие - я могу, к примеру, повернуть дело так, чтобы о вас вообще не упоминалось, - согласитесь ли вы оказать мне ответную услугу?

- Какую именно?

- Видите ли, на истории с таким мелким предпринимателем, как вы, я карьеры не сделаю. Но если бы я напал на след ваших главных компаньонов, этих, как вы их называете, гангстеров, польза была бы нам обоим. Вы сохранили бы ваше микропредприятие. Здесь я могу дать вам гарантию, и за такое я готов отвечать. Ваши двадцать тонн мира не погубят - цена невелика, если я плачу ее за то, чтобы покончить с крупными хищниками. Разделавшись с ними, я заслужу честь и хвалу, а человечество сохранит больше шансов выжить. Сделка, на мой взгляд, приемлемая.

Снова надолго задумавшись, водитель рассеянно потянулся правой рукой к карману. Но, прежде чем он обнаружил пропажу, Бевензен сам показал ему пистолет и извиняющимся тоном произнес:

- Я забрал его.

Регулировщик с моста махнул флажком и громко крикнул:

- Эй, не спи, приятель!

Водитель включил скорость и сказал Бевензену:

- О'кэй. Сейчас будет полицейский пост. Если хотите, я поеду прямо туда.

Бевензен опустил правое стекло и, когда они достигли середины моста, кинул револьвер подальше в воду. Снова поднимая стекло, он сказал:

- Тут неподалеку должна быть приличная закусочная для водителей машин дальнего следования. Мы могли бы позавтракать там и все обсудить, герр?…

Он вопросительно взглянул на соседа, надеясь, что тот назовет себя. Великан, однако, напряженно провел свой грузовой автопоезд по узкому спуску с моста, постепенно снова набрал скорость, миновал без остановки полицейский пост и только затем откликнулся:

- Ладно, идет. Я вижу, что иначе от вас все равно не отделаться. - Он вытащил из внутреннего кармана бумажник и протянул его Бевензену. - Здесь мои документы - то, чем полиция всегда интересуется в первую очередь… Но вот что я вам сразу скажу: вашим постоянным полицейским шпиком я не стану. Я составлю для вас письменный отчет обо всем, что мне известно, но подписи моей на нем не будет. И вообще больше меня в это дело не путайте.

- У нас еще будет время обо всем поговорить, герр Клингбайль, - успокоительно произнес Бевензен. Он достал уже из бумажника водительские права, на которых значилось: «Зигфрид Клингбайль. Предприниматель. Дуйсбург. Мейдерише Ландштрассе, 147».

- И как только я расплачусь с долгами, я брошу это занятие.

- Сколько же вы задолжали?

Клингбайль помедлил и уклонился от прямого ответа:

- Два моих автопоезда оплачены еще не полностью, ссуду на постройку дома я получил в банке под довольно большие проценты, и потом я должен буду еще уплатить жене. Я хочу получить развод.

- Ну, в таком случае вам придется еще долгонько заниматься этим делом.

У Клингбайля все уже было довольно точно подсчитано:

- Полгода, если не стрясется никакой новой беды. Ездка в среднем приносит три тысячи марок. Тысяча уходит на издержки. Ездить я в состоянии круглые сутки. Считайте теперь сами.

Бевензен вернул ему бумажник:

- Сейчас я хотел бы прежде всего как следует позавтракать. Поднажмите, чтобы нам скорее быть на месте…

За столом Бевензен написал на обороте сигаретной коробки: «Кандидат в комиссары Бевензен, отделение З-б, Гамбург, высотное здание полиции, Штрохаус, 31, телефон: 24-82-01». Он протянул коробку Клингбайлю. Тот лишь мельком глянул на запись:

- Кандидат в комиссары? И такие есть?

- Слишком много и слишком подолгу.

Клингбайль крикнул проходившей мимо официантке:

- Счет, пожалуйста! - Затем сказал Бевензену: - Ну, мне пора, вы уж извините. Но я в самое ближайшее время дам знать о себе, вот только все запишу.

Он двинул сигаретную коробку по столу:

- Возьмите ее. Вашу фамилию я и так запомню. А остальное есть ведь в телефонном справочнике. Жена, с тех пор как я затеял развод, шарит по всем моим карманам.

Когда официантка принесла счет и Клингбайль, расплатившись, хотел уже уйти, Бевензен, замявшись, сказал:

- Этот мертвый итальянец, надо бы и с ним что-то решить.

Это был самый щекотливый пункт их конспиративного сообщества. И самый опасный! Зарытый на свалке труп превращал Бевензена в соучастника преступления, делал его повинным в укрывательстве, мог стоить ему драгоценной карьеры.

- Кто-нибудь заявит ведь в полицию, что человек пропал без вести. Как вы думаете?

- Итальяшка? - Клингбайль произнес это с таким пренебрежением, словно речь шла о ничтожной безделице. - Здесь его никто искать не станет. Да никто и не знает, что он сопровождал меня в Гамбург. Вот уж о чем можно не беспокоиться! Я отведу состав обратно в Мюнхен и оставлю на той же стоянке, где взял.

Бевензен оторопело вскинул глаза:

- Этот автопоезд прибыл сюда из Италии?

- Да! Итальянец всегда приводил его в Мюнхен. А оттуда уже я вез груз дальше. Заранее неизвестно было, на какой свалке можно будет сбросить его. Договориться об этом и все организовать должен был я.

- А дуйсбургский номер?

- Он с одного из моих автопоездов. О заграничном тягаче среди водителей сразу пошли бы разговоры!

У Бевензена камень с души свалился. В ФРГ в то время насчитывалось свыше 2 миллионов иностранных рабочих, и случайное исчезновение какого-то одного заезжего итальянца не должно было вызвать в полиции особого переполоха.

- Ну, а эти рабочие, которые все видели, они не доставят нам неприятностей?

- Эти? Они, считайте, слепые, глухие и немые. Во все не в их интересах, чтобы полиция стала, ворошить мусор на свалке. Они от этого только проиграли бы. Им ведь тоже платят с каждого воза.

Расчеты кандидата в комиссары гамбургской полиции, казалось, оправдываются. Уже в середине марта Клингбайль прислал обещанный отчет: на сорока страницах были представлены подробные сведения более чем о сотне фирм и отдельных лиц, на протяжении ряда лет систематически отравляющих поля, реки и озера вреднейшими промышленными ядами.

Шестью годами позднее, 13 мая 1974 года, «Франк-фуртер рундшау» писал: «Преступный картель сумел завладеть самыми крупными мусорными свалками Федеративной Республики Германии и за минувшие годы бесконтрольно сплавил туда неисчислимые массы смертельно опасных производственных отходов…» Приложенная к статье схема иллюстрировала сложное переплетение связей внутри этой банды западногерманских отравителей.

А «Шпигель» тогда же, 13 мая 1974 года, сообщал историю создания преступной организации: «Доходный промысел с ядовитым грузом достиг полного расцвета в 1968 году, когда в гостинице «У коня» под Гейдельбер-гом состоялось совещание владельцев крупнейших экспедиционных контор и мусоросвалочных пунктов. Хозяин гостиницы Эрнст Лорум разъяснил собравшимся преимущества картеля перед одиночными частными предприятиями. Присутствовавшие здесь же представители профтехнадзора и водного ведомства даже одобрили готовность Лорума возглавить объединение по приему, транспортировке и размещению промышленных отходов. Уже очень скоро оснащенный телеграфом и телефоном лорумский генеральный штаб в лице одного человека стал посылать по автомобильным и железным дорогам во всех направлениях составы цистерн и контейнеров с опасным фрахтом. Сведения, содержащиеся в регистрационной картотеке Лорума о том, что было зарыто под обычным мусором на свалках, сброшено на леса, луга и в ручьи, читаются, как цитаты из низкопробного романа об уничтожении жизни на земле: «В высшей степени опасный яд… опасные химикалии… вреднее, чем нервно-паралитические отравляющие вещества».

Итак, в марте 1968 года гордый полученной обширной информацией о преступном картеле Бевензен попросил у шефа соответствующего подкрепления для своего небоеспособного ведомства. Однако начальник полиции без особого энтузиазма воспринял известие, что к числу предприятий, загрязняющих территорию ФРГ самыми опасными промышленными ядами, относится одно крупное гамбургское пароходство и что Бевензен намерен в назидание другим арестовать судовладельца, поскольку масштабы и тяжесть преступления делают в данном случае арест вполне обоснованным.

- О ком, собственно, идет речь? - скептически спросил начальник полиции.

Бевензен сверился со своими бумагами.

- Пароходство охватывает примерно пятьдесят специальных наливных судов, плавающих преимущественно по внутренним водам страны. За последние три года, обслуживая нефтеперерабатывающие заводы компании «Калтекс» под Мангеймом и предприятия химического акционерного общества в Гамбурге, они вывезли, перекачав в Рейн и Эльбу, по меньшей мере 100 тысяч тонн высокотоксичных и радиоактивных жидких отходов производства. Ториевая кислота, видимо, и послужила причиной массовой гибели рыб…

Энергичное начальственное покашливание заставило его остановиться:

- Я спросил вас, кто владелец этого пароходства.

Недовольный, что его прервали, Бевензен снова за глянул в свои протоколы:

- Некий доктор Юрген Бернхольд. Единоличный владелец, он же и управляющий. А значит, он и должен отвечать перед законом. Вот один из тех редких случаев, когда нельзя свалить вину на стрелочника!

Он победоносно взглянул на начальника, но, увидев бледное, напряженное лицо, осекся, чувствуя, что, кажется, с этим доктором Бернхольдом сел в лужу. У него вдруг возникли смутные неприятные ассоциации. Он, однако, постарался изобразить простодушие:

- Что-нибудь с этим доктором Бернхольдом не так?

- Да! - тяжело выдохнул начальник полиции. - Доктор Юрген Бернхольд - один из самых авторитет ных, самых влиятельных, более того, один из самых любимых представителей нашего города. И самый молодой почетный гражданин! Вместе со своей женой Хельгой он пять раз завоевал для Гамбурга - и не только для Гамбурга! - для нашей страны мировое первенство в исполнении латиноамериканских танцев. Вы понимаете, Бевензен, что это значит?

Образцом мужества, как известно, Бевензен служить не мог. Но сейчас он доказал, что и скромный чиновник административной полиции может порой закусить удила. Вежливо, но твердо он спросил:

- А что здесь, собственно, особенного? Перед законом как будто все равны, или для пятикратного чемпиона мира по танцам должно быть сделано исключение, законы для него не писаны?

Начальник полиции поднял брови:

- Какие? Какие законы он нарушил, Бевензен? Когда?!

- Он нарушил их, шеф. Я располагаю весьма точными сведениями!

- Вы должны иметь не сведения, а доказательства, Бевензен. И если даже допустить, что Бернхольд по каким бы то ни было причинам действительно замешан в этих делах, у кого, по-вашему, поднимется рука для присяги против него перед судом?

Бевензен мотнул головой:

- Одного такого свидетеля я знаю, герр начальник полиции, и я вам его обеспечу.

Некоторое впечатление это как будто произвело. В категорической форме начальник гамбургской полиции против расследования уже не возражал, заклиная только своего усердного сотрудника со всей возможной деликатностью обходиться с пятикратным чемпионом мира по танцам, дабы вся эта история не кончилась плохо для них самих: для него, начальника полиции, и для Бевензена.

- При малейшем сомнении бросайте это дело! Успех в борьбе с загрязнением окружающей среды особых лавров нам не принесет. Людям все равно не втолкуешь, что сброшенный в Эльбу едкий натр грозит большими бедами всему человечеству, нежели одна шайка карманных воришек или одно преступление против нравственности. Да и толковать об этом по-настоящему нельзя. Ведь тема охраны природы ставит под вопрос самую суть, самые основы нашего общества - свободное предприниматель ство. Хотим мы этого? Можем мы это? Можем ли мы этого хотеть, мы, государственные чиновники, а, Бевензен?

Разумеется, зачисленный на пожизненную государственную службу Бевензен вовсе не имел намерения ставить под вопрос свободное предпринимательство и подрывать устои общества, которому служил. Единственное, чего он страстно желал, - это сорвать маску с высокомерного любимца публики, развенчать этого знаменитого танцора, этого почтенного гамбургского гражданина, выставить его на позор перед людьми, которые сделали его своим кумиром и которым он так бессовестно вредит.

У Клингбайля, дуйсбургского агента Бевензена, имелась на Рейне быстроходная моторная яхта «Ксения». Это позволило Бевензену незаметно проследовать за судами чемпиона мира по танцам от заводов нефтяной компании «Калтекс» под Франкфуртом сначала по Майну, а затем вниз по Рейну.

В конце марта Бевензен решил по примеру лорда Нельсона атаковать флот Бернхольда. Во время предварительных разведывательных вылазок он установил, что ядовитые сточные воды танкеры перекачивают в один из уединенных рукавов дельты Рейна, в нескольких километрах от границы с Нидерландами, у небольшого городишка в районе Клеве. То есть в природном заповеднике, в центре летнего отдыха тысяч людей!

27 марта Бевензен занял свой пост в одном из маленьких притоков. Около 22 часов мглистый ночной туман прорезали зелено-бело-красные огни: с Рейна сходило в приток судно. В оптический прибор Бевензен смог еще разглядеть, что это «Хазенбюттель» Бернхольда. Затем огни погасли, и только по смутным очертаниям судовых надстроек можно было догадаться, что мимо «Ксении» прошел вражеский танкер. Еще немного спустя послышался скрежет якорных цепей, и почти тут же команда стала готовить к работе насосы.

Положение Бевензена было крайне затруднительным. На «Ксении» он находился один, да и права подняться на борт «Хазенбюттеля» у него не было. Противозаконные действия совершались на территории, не подведомственной Гамбургу. А для того чтобы обратиться за помощью к полицейским властям Клеве, надо было иметь подписанную начальником гамбургской полиции официальную бумагу.

И чтобы выманить сюда своих местных коллег, Бевензен решил пуститься на хитрость. Он потихоньку вывел «Ксению» из притока в Рейн, а затем повернул обратно и с ходу врезался в танкер, команда которого все еще перекачивала в реку свою химическую отраву, делая это, конечно, при выключенных сигнальных огнях. Таким образом, авария произошла не по вине Бевензена. Правда, он едва не погубил «Ксению», но зато вывел из строя рулевое управление «Хазенбюттеля», полностью лишив флагманское судно маневренности и вынудив капитана Ханса-Петера Невигера самого обратиться по радио за помощью к речной полиции Клеве.

При расследовании причин аварии неизбежно должно было обнаружиться, почему «Хазенбюттель» с погашенными огнями стоял на якоре в притоке Рейна. Рассчитывая на это, Бевензен не ошибся: делу о нарушении водного законодательства был дан ход.

Однако дальше все пошло совсем не так, как можно было ожидать. Угроза наказания не заставила Ханса-Петера Невигера выдать подлинного инспиратора и главного виновника махинаций с ядовитыми отбросами. Капитан «Хазенбюттеля» взял всю вину на себя, покаявшись в корыстном умысле: хотел за спиной хозяина заработать тысчонку-другую марок. Достопочтенный судовладелец, чемпион мира по танцам доктор Бернхольд об этом и не подозревал.

Готовность Невигера к самопожертвованию была легкообъяснима. Поступи он иначе, лишись он доверия всесильного судовладельца, не видать бы ему больше капитанского мостика ни в одном гамбургском пароходстве. Бевензен был бессилен что-либо здесь изменить; Невигер продолжал стоять на своем: Бернхольд к делу не при-частен.

Доказательств антиобщественной, преступной деятельности гамбургского почетного гражданина кандидат в комиссары полиции предоставить своему начальнику так и не смог.

То, что пятикратный чемпион мира по танцам доктор общественно-политических наук Юрген Бернхольд спустя два года предстал все же перед судом, явилось следствием обстоятельств, которых заинтересованные лица своевременно не предусмотрели, а потому и предотвратить не смогли.

Ремонт сильно поврежденной моторной яхты «Ксения» должен был стоить 15 тысяч марок. Клингбайль требовал их у кандидата в комиссары полиции, которому во временное пользование была предоставлена яхта. Бевензен, в свою очередь, переадресовал требование дальше: так как авария произошла из-за отсутствия на «Ха-зенбюттеле» предписанных правилами сигнальных огней, убытки должны были быть возмещены за счет гарантийного страхования.

Страховое общество, как водится в таких случаях, тщательно все проверило и выяснило, почему танкер стоял на якоре в полной темноте. 15 тысяч марок за ремонт «Ксении» оно, правда, выплатило, но тут же обратилось в суд с требованием взыскать эту сумму с Невигера как единственного виновника происшедшей аварии. Поскольку на допросах в полиции капитан «Хазенбюттеля» признался, что грубо нарушил правила судовождения, стремясь тайком перекачать в Рейн ядовитые химические отходы, и что эта противозаконная операция совершалась без ведома судовладельца, к застрахованному танкеру все случившееся отношения не имеет!

Такого оборота дела Невигер никак не ожидал. Услышав в палате по гражданским делам гамбургского ландгерихта ¹ [¹ Суд земли (земля в ФРГ - исторически сложившаяся крупная территориальная единица). (Примеч. перев.)], какую сумму ему придется уплатить, он струхнул уже по-настоящему и перестал выгораживать Берн-хольда, поведав суду, что именно по заданию этого всеобщего любимца «Хазенбюттель» и еще 13 танкеров спускают в Рейн тысячи тонн всякой отравы.

Сам Бернхольд в подобные мелкие неприятности своих служащих не вникал, а может быть, как раз тогда участвовал в очередном танцевальном турнире где-нибудь за границей. Вся история стала известна ему лишь по окончании этого непредвиденного гражданского процесса, из-за которого вокруг махинаций с ядовитыми отходами разгорелся первый крупный скандал.

Так кандидат в комиссары полиции Бевензен, ни на что уже не надеявшийся, дождался своего звездного часа.

По фактам, установленным при рассмотрении иска, прокуратура возбудила уголовное дело против Бернхоль-да, и 7 декабря 1970 года ландгерихт Клеве присудил его к 8 месяцам лишения свободы и 85 тысячам марок штрафа. Проходившие по тому же делу капитаны, среди которых был и Невигер, отделались штрафами в размерах от 500 до 5000 марок. В своем резюме председательствующий, директор ландгерихта Шольтен, отметил, что капитаны действовали в экономических интересах фирмы, Бернхольд же из корыстных побуждений не постеснялся злоупотребить властью судовладельца над зависящими от него служащими…

Все же одного результата этот громкий скандал достиг: впервые внимание общественности ФРГ было привлечено к такого рода преступлениям и к тем поистине необозримым грозным последствиям, к которым они могли привести. В прессе появились первые критические статьи.

«Здесь мы столкнулись с корыстолюбием самого отвратительного сорта», - писал «Шпигель». А профсоюзная газета «Металь» задавала вопрос: «Почему вместе с другими обвиняемыми не сидели на скамье подсудимых руководители «Калтекса»? Они-то ведь больше всего и наживались на этом преступном промысле, они сэкономили миллионы, которые пришлось бы потратить на очистные сооружения. Но самое худшее, что они вовлекли в свои криминальные махинации все больше людей: непрестанно повышая плату за вывоз ядовитых стоков, они разжигали алчность судовладельца Бернхольда и его не пойманных пока сообщников…»

Кое-какую пользу принес этот скандал и Бевензену, которого произвели наконец в комиссары. Расширили также и штаты возглавляемого им отделения: он получил двух новоиспеченных кандидатов в секретари уголовной полиции ¹ [¹ Должностное звание младшего полицейского чиновника в ФРГ. (Примеч. перев.)]. Его даже уполномочили активизировать борьбу с загрязнением окружающей среды.

16 представителей извозного промысла, сбрасывавших ядовитые отходы химических и нефтеперерабатывающих заводов в Эльбу в районе Большого Гамбурга, были переданы прокурору еще в 1968 году. И Бевензен очень скоро понял, почему его осведомитель Клингбайль именно эти фирмы принес на алтарь правосудия. Все 16 экспедиторов были конкурентами картеля, к которому сам Клингбайль принадлежал. Однако Бевензен допустил серьезный промах, упомянув на следствии о картеле и о Клингбайле и пригрозив подозреваемым выставить Клинг-байля свидетелем обвинения в суде. Так владельцам экспедиционных контор очень скоро стало известно, что Клингбайль - полицейский шпик.

Покойника нашли на отмели у Белума, там, где неподалеку от Куксхафена Осте впадает в Эльбу. Обнаружил его крестьянин Генрих Бёмеке из Оттерндорфа. Через два часа мейстер ² [ ² Звание младшего командного состава в полиции. (Примеч. перев.)]. Виттенберг из 1-го полицейского участка Куксхафена прибыл на место, поспев как раз вовремя, перед самым началом полуденного прилива, который унес бы мертвеца дальше.

Погибший оказался мужчиной лет пятидесяти пяти, очень высокого роста и около 100 килограммов весом. В морге оттерндорфской больницы местный врач нашел, что левая рука в плечевом суставе сломана, но, несмотря на это, пришел к выводу, что смерть наступила вследствие несчастного случая: человек утонул сам.

Отсюда мейстер Виттенберг заключил, что неизвестный сломал руку при падении с какого-нибудь судна и что дальнейшее расследование производить нецелесообразно: согласно полученной по телефону справке из портовой диспетчерской Куксхафена, за последние 100 часов, относящиеся ко времени гибели неизвестного, мимо бе-лумской отмели вверх и вниз по Эльбе прошло 900 судов из 28 стран. В своем донесении прокурору Виттенберг указывал, что расходы, которых потребовала бы проверка всех 900 судов, никак несоизмеримы с этим малосущественным случаем. В результате неизвестный утопленник был похоронен, а материалы о нем сданы в архив.

По заведенному порядку федеральное управление уголовной полиции включило и этот случай в очередной бюллетень, где перечислялись объявленные к розыску лица, а также и неопознанные трупы. Но по недостатку места фотографию белумского утопленника заменили кратким словесным портретом.

Бевензен, в круг обязанностей которого розыск пропавших без вести не входил, вероятнее всего, вообще этого сообщения не заметил. Да и слишком скудное описание неизвестного покойника едва ли могло навести Бе-вензена на мысль о Клингбайле, который после кораблекрушения моторной яхты всякое сотрудничество с ним прекратил и вестей о себе больше не подавал.

Только через 13 месяцев, в ноябре 1969 года, когда гамбургский иллюстрированный журнал «Штерн» почему-то вспомнил белумского утопленника и поместил его фотографию, Бевензен увидел знакомое, расплывшееся лицо Клингбайля. Впрочем, гибель человека, которому он, в сущности, был обязан жизнью и продвижением по службе, его не опечалила.

Бевензен не стал спорить. Его это, в общем-то, не касалось. Он свой долг выполнил. Право же, нельзя было требовать от него чего-то еще. Расследование убийства Клингбайля в его обязанности не входило. А уж теперь оно и вовсе не имело к нему отношения: с 1 января 1969 года он был переведен в транспортную полицию, и здесь, в автодорожной инспекции, ему предстояло скоро производство в обер-комиссары. Он ведь никогда и не думал скрывать, что на работу в полицию поступил с единственной целью иметь прочное, не зависящее от экономических кризисов место и гарантию на пенсию по старости.

Было бы, однако, несправедливо по отношению к уголовной полиции Куксхафена умолчать о том, что она приложила теперь все силы, чтобы довести дело до конца. Мейстер Виттенберг, год назад поспешивший сдать материалы о неизвестном утопленнике в архив, сейчас извлек их оттуда и по-настоящему принялся за работу. Он распорядился об эксгумации трупа и поручил вскрытие квалифицированному судебному медику. Он запросил также все пароходства, к которым относились упомянутые 900 судов. И наконец, он привлек к участию в деле эксперта-гидролога доктора Лухта из управления речного и морского транспорта Гамбурга.

Произведя сложные расчеты относительно силы ветра, его направления, относительно скорости течения, приливов и отливов и тщательно проанализировав полученные результаты, доктор Лухт пришел к категорическому заключению, что Зигфрид Клингбайль никоим образом не мог очутиться на белумской отмели, свалившись в районе Куксхафена с океанского лайнера. Утопили его где-то в другом месте, возможно даже, в его собственной ванне в Дуйсбурге и при этом сломали ему руку. В окрестности Куксхафена он попал уже мертвый и был сброшен в воду с какой-нибудь моторной лодки, никак с официальной службой порта не связанной и потому диспетчером не зарегистрированной.

На отмель же у Белума труп вынесло вследствие редчайшего случая. Эксперт-гидролог рассчитал, что произойти такое могло только при уровне воды 6,35 метра. А этот уровень наблюдался за весь год лишь один раз: в ночь с 4 на 5 октября 1969 года! Отсюда следовало, что убили Клингбайля люди, сведущие в судоходстве, знающие особенности приливов и отливов. Только одного не учли, не могли учесть эти люди: уровня воды 6,35 метра. Просто такое обстоятельство заранее предсказать невозможно. А не случись его, труп Клингбайля исчез бы навсегда и бесследно.

Однако установлением данного факта возможности куксхафенской уголовной полиции были исчерпаны. Выяснить, кто же они, эти расчетливые, изощренные убийцы, так и не удалось.

Отравление воды и воздуха опасными промышленными ядами продолжается и поныне. Ни полиция, ни суд ничего в этом вопросе не изменили.

4 октября 1974 года в статье, озаглавленной «Что, мафия отравителей так и останется безнаказанной?», дюссельдорфская «Дойче цайтунг» писала: «Если созданная преступными возчиками банда могла представлять реальную угрозу для 60-миллионного населения ФРГ, то ведь единственно потому, что промышленные концерны рады были любым способом отделаться от ядовитых отходов».

То, что такого рода дела вообще вызвали в последние годы целую серию скандалов, неизбежно приведших к судебным процессам, было заслугой не властей, а совсем иных общественных сил. Застрельщицей в этом вопросе была Германская коммунистическая партия, сумевшая организовать специальные трибуналы в особо загрязненных местностях - в Северном Рейн-Вестфалии, Гессене и Бадене, разоблачить виновных и публично заклеймить их позором. ГКП была первой политической партией, предложившей в ФРГ проект нового закона об охране окружающей среды, который исходил из принципа соразмерности вины и наказания: наибольшую ответственность за преступный промысел должны были нести подлинные виновники этих махинаций - промышленные концерны.

Ландтаги ¹ [¹ Парламенты земель.], возглавляемые социал-демократами и деятелями ХДС, всячески противились подобным разоблачениям, заявляя, что все это политические происки коммунистов. Однако ГКП неизменно подкрепляла свои сообщения столь убедительными доказательствами, что полиция и правовые органы, хотя и разводили волокиту на многие месяцы, в конце концов оказывались вынуждены предать виновных суду.

Орган ГКП «Унзере цайт» еще в августе 1971 года поднял вопрос о позорной истории, ставшей впоследствии печально известной как «Бохумский скандал с цианидами». Однако процесс в Бохуме состоялся лишь в ноябре 1973 года, и 6-я судебная коллегия ландгерихта, разбиравшая это дело, отнеслась к опасным правонарушителям с той же снисходительностью, что и другие суды. За 20 тысяч бочек цианистых стоков, вылитых в заводь под Бохумом, главные обвиняемые были приговорены: один - к 18, другой - к 9 месяцам лишения свободы. Пятеро возчиков отделались штрафами от 500 до 5000 марок. Поставщик ядовитого фрахта концерн «Дегусса» поначалу вообще не был привлечен к ответственности.

В Гессене, как и в Бохуме, задолго до первого крупного скандала аналогичного рода ГКП привлекла внимание общественности к преступно опасным действиям отравителей окружающей среды. В сентябре 1973 года один из возчиков, 23-летний Зигфрид Плауман, был наконец арестован.

Под покровом ночи Плауман переправил на мусоро-свалки во все концы страны 60 тысяч тонн мышьяковистых, цианистых, серно- и азотнокислых отбросов, спустил в канализацию и грунтовые воды многие автоцистерны канцерогенных химикалиев и высокотоксичных отходов нефтепереработки. Пробы, взятые в зараженных Плаума-ном местностях, показали, что в почве и воде образовались уже нервно-паралитические яды.

Вскрывшиеся в связи с делом Плаумана факты повлекли за собой в мае 1974 года второй гессенский скандал, который вынудил гессенского министра по охране природы Вернера Беста уйти в отставку и обнаружил наконец истинные масштабы злодеяний, совершенных мафией отравителей за минувшие годы.

«Шпигель» по этому поводу писал: «На мусорных свалках Западной Германии тайно хранились сотни тысяч тонн ядовитых отходов производства: пестицидов, мышьяковистых и цианистых соединений. Такого количества хватило бы для убийства всего населения ФРГ. Вина лежит на промышленных концернах, политиках, органах власти и профессиональных уборщиках мусора».

«Вина лежит…» - эти слова то и дело можно было потом прочесть в газетах, услышать в речах политиков, найти в обвинительных заключениях прокуроров.

Вот, однако, во что все это на практике вылилось: в 115 процессов против мелких предпринимателей извозного промысла и владельцев мусоросвалочных пунктов и в «наказание» штрафами от 10 до 3000 марок!

Так что проклинаемая в газетных статьях гангстерская организация («Франкфуртер рундшау» от 13 мая 1973 года: «Ядовитые отходы западногерманской промышленности сосредоточены в руках широко разветвленной мафии, которой полноправно распоряжаются всего несколько человек») ничуть не пострадала, а ее главари не только сохранили свою полноправную власть, но даже сумели извлечь из скандала новые миллионные барыши.

Самый могущественный из гангстерских боссов, Эрвин Прайель, висбаденский предприниматель, владелец или совладелец самых крупных, связанных с мафией экспедиционных контор, близкий друг и собутыльник нового министра по охране природы Крольмана, основал совместно с дуйсбургским экспедитором Гуго Штиннесом «Ба-денское товарищество по устранению промышленных отходов Мангейма» и привлек к участию в нем другие транспортные фирмы, пополнив таким образом ряды мафии. Задачей нового гангстерского «товарищества» было убрать со свалок ФРГ и извлечь из-под земли несметные тысячи тонн ядов, чтобы перевезти их на так называемый опытный полигон под Оффенбахом, где они будут со временем полностью уничтожены. Министр по охране природы Крольман, при вступлении в должность поклявшийся приложить все силы, чтобы очистить Гессен от вылитых на его территорию ядовитых помоев, предоставил своим приятелям-гангстерам возможность на средства налогоплательщиков легальным путем устранить опасные последствия собственных нелегальных махинаций. Теоретически ни в какой другой области невозможный перпетуум-мобиле оказался вполне реальным в деле преступной наживы!

19 февраля 1975 года западноберлинская радиостанция РИАС известила: «Новые скандальные махинации с ядовитыми отходами вскрыты уголовной полицией Висбадена. Министр внутренних дел Гессена Билефельд сегодня сообщил, что около 12 тысяч кубометров отходов были не сожжены, а обманным путем вывезены на свалки вместе с бытовым мусором. Подозревают, что преступления совершены теми же фирмами, которые в прошлом году проходили по нашумевшему делу об отравлении всей территории ФРГ опасными промышленными ядами!»